Роковая звезда

Задумчиво потирая нарисованный подбородок, Вальбурга посматривала то на "внучку", тощего подростка в женской одежде, то на гобелен, где посверкивало свежим золотом новое имя. Определенно, никакие высшие силы не пожелали поправить ее в процессе. И имя было вписано так, как было ею названо. – Ну, уж ничего не поделаешь, – она развела нарисованными руками. Неловко вышло. Пожалуй, будь она жива, будь у нее палочка… Может быть, тогда можно было бы что-нибудь сообразить. Бывший Гарри Поттер был вписан в их семью как Проксима Блэк, и теперь обменивался растерянными взглядами с бывшим же крестным, ныне просто отцом. – Разве только выжечь и переписать. Кричер! – женщина на портрете снова прищелкнула пальцами, и домовик встрепенулся, ожидая приказа. Ему-то наверняка было по силам внести коррективы… – Стойте, – прервал их бывший Гарри Поттер, подняв руки. Он оглядел обоих Блэков, ставших его семьей. – Не надо ничего менять. – Но Гарри, – начал Сириус. Ему-то было ясно, что ошибку следует исправить. Гарри ведь мальчик и он Гарри – было уже достаточно того, что он, фактически, отрекался от своего настоящего отца. Его дорогого Джеймса, который был Сириусу как брат чуть ли не с самого первого дня. – Нет, – его бывший крестник встретил его недоумевающий взгляд своим решительным. – Все… правильно. – Гарри… Он-то и имя хотел бы оставить Сохатику прежнее. Гарри Джеймс – и Поттер. Чего ради афишировать перед всеми его новую семейную принадлежность? Чего ради что-то менять? Сам Гарри Поттер, бывший Гарри Поттер, думал только о том, что вот она, его удача. Разве он не хотел оставить прежнего себя позади? Да и его вид с утра в маскировке под девочку не показался ему таким уж неправильным. Даже наоборот. Наоборот – он должен стать противоположностью Мальчику-который-выжил, во всем, что только возможно, вырваться из этой славы, из этой кожи… Из-под этого лица, которое все ненавидели. Если бы он тут что-то решал, то пожалуй, он мог бы… А мог бы он? Ведь его тело все еще было мальчишеским. Это сейчас он еще с горем пополам сойдет за девчонку, но когда он подрастет, этого будет не скрыть. – А можно ли как-нибудь сделать и тело женским? – продолжая свой внутренний монолог, воодушевленно спросил бывший Поттер. Сириус уставился на него, не зная, что и думать. Откуда в его маленьком крестном такие желания? Почему он так стремится утратить то последнее, что ему осталось от родителей, которые отдали за него свои жизни? Мужчина не понимал этого. – Ты абсолютно уверен? – спросила Вальбурга, удивленно приподнимая нарисованные брови. Подросток с твердостью ответил на ее строгий взгляд. – Да… Да! Я… я не хочу больше быть “этим Гарри Поттером”, Мальчиком-который-выжил, мальчиком со шрамом, которого все только по нему и узнают, которого все считают то героем, то злодеем, то вообще непонятно кем… У которого нет своей семьи, а есть только одолженная, приемная, который всегда должен быть кем-то еще, за которым охотятся темные маги, чтобы убить. Про него выдумывают всякие глупости, пишут книги дурацкие, на него показывают пальцем и шепчутся, а Дамблдор, несмотря на все просьбы, говорит, что он должен каждое лето возвращаться к магглам, которые ненавидят его, издеваются, морят голодом, травят собаками и запирают то в чулан, то… Запыхавшись, он умолк, только сейчас заметив, что по его щекам текут слезы. Быстро утерев их рукавом и взглянув на растерянно молчащего отца, подросток тихо добавил: – Я просто хочу принадлежать… Хоть раз в жизни, я хочу принадлежать чему-то, а не быть просто Уродом, которому не место среди нормальных людей. Я хочу, чтобы мне тут было место. Я хочу, чтобы у меня было другое имя. Ваше имя, – Гарри проникновенно посмотрел на Сириуса, а затем поднял глаза на портрет бабушки. – Я хочу быть тем, у кого есть семья. Хоть раз в жизни я хочу быть нормальным. Сириус сглотнул, смущаясь от отчаяния и боли в глазах Гарри. Этот… чудесный, но такой сумасшедший ребенок, его ребенок, сколько он вытерпел в своей жизни? Если бы Блэк забрал его с самого начала, у него бы не появилось желания вырваться из собственной шкуры, стереть собственное имя, лишь бы не быть тем, кем он был почти двенадцать лет подряд. Он бы баловал Гарри, давая ему все, что тот только пожелает. Разве его дитя не заслуживает исполнения всех своих желаний? – Ты против? – совсем тихо спросил Гарри, постепенно теряя уверенность в своей идее, и Сириус бросился к нему, заключая в крепкие объятия. – Нет. Нет! Мне все равно, кто ты, девочка ли, мальчик, или вовсе неведомое чудище. Бывший Гарри Поттер не то хихикнул, не то всхлипнул от облегчения, а отец – отец! – прижал его крепче. – Я тебя любого люблю, ребенок. Любую, – шептал Сириус. – Привыкнуть только надо. Хотя чего там привыкать… Он наоборот, почти отвык от малыша Гарри в Азкабане. Счастливые годы, проведенные с годовалым крестником и его родителями, выпили дементоры. Выпили досуха вместе с его Патронусом и всеми его надеждами. А теперь надежды вернулись, силы вернулись – пусть и не до конца. – Хм, – портретная Вальбурга с задумчиво поджатыми губами снова привлекла их внимание. – Насчет твоего вопроса, м-м-м, Проксима, такое средство есть, разумеется, но его последствия… Портретная леди задумалась. А так ли важны эти последствия, когда они могут обрести наследника, своего собственного, настоящего, а не, как умница-наследник, кстати, правильно заметил, одолженного? Гарри Поттер мог стать приемным сыном Блэков, но никогда не стал бы Блэком в глазах общества. А вот потерянное когда-то дитя Сириуса, дочь неизвестной матери, но точно дочь Сириуса – ее никто у них не мог отнять, никто не мог сказать, что их последняя надежда это чужой ребенок, полукровка и потомок предателей крови. Хотя она как-то уж слишком поспешила с признанием. Никому и слова не позволила вставить, даже не дала сыну назвать имя наследника. Точно боялась, что он снова уйдет, или того хуже, окажется просто галлюцинацией или сном. Ведь когда ее старший сын уходил, он уходил навсегда. Даже смерть отца и брата не вернула его, точно ему в самом деле было на них наплевать. Наследника он там привел или наследницу, или в самом деле неведомое чудище, было не так уж важно. Главное, что он вернулся, и что у Блэков было продолжение. Добровольно пришедшее, жаждущее вступить в их семью, и, судя по реакции гобелена, достаточно волшебное, чтобы продолжить род или хотя бы не опозорить его. Еще больше. Учитывая высказанное Проксимой сомнение в Дамблдоре, у нее вполне может получиться воспитать внучку достойной дочерью семейства Блэк. Ну и что, что Проксима не сможет самолично произвести потомство – может же усыновить или удочерить кого-то. С любовью и уважением, как удочерили ее. И дитя даже не уйдет далеко по крови – в Британии у Блэков больше родни, чем у всего клана Уизли. – А как же Хогвартс? – напомнил Сириус, поглядев на ребенка почти с надеждой. Если он – она, надо привыкать, – не поедет в Хогвартс, с одной стороны, это даже лучше, она будет вне опасности. С другой же – как же их договор? Если Гарри – Проксима – не сможет принять участие в мести, она не простит его? – А разве нельзя наложить какую-нибудь иллюзию, или еще как-то замаскироваться, чтобы притворяться Гарри Поттером в школе? – Гарри, честно говоря, тоже предпочел бы пропасть с горизонта. Не возвращаться в школу. Не доверять Дамблдору, который три раза отправил его в ад, даже после двух – двух просьб этого не делать. От него, который никогда ни о чем не просил ни единого взрослого. Но оставался план поймать Петтигрю. Тот бы не остался в школе, если бы пропал Гарри Поттер. Проксима Блэк не сможет вернуться туда под своим именем. Придется изворачиваться и притворяться. Придется избегать прикосновений, придется держаться подальше от Больничного крыла, переодеваться придется за пологом… Готов ли он к такому? Да и друзья точно расстроятся, если Гарри Поттер так просто возьмет и исчезнет. А поймут ли друзья его странную нужду? Нужно ли им знать? Что для него важнее, их мнение или его горячее желание жить спокойно и счастливо, не быть этим Гарри Поттером, ненавидимой и обожаемой знаменитостью? Его новоявленная бабушка только сверлила их глазами, попутно размышляя, прикидывая. – Разумеется, можно. Не стоит волноваться, изменения произойдут совсем не так скоро, как ты думаешь, – ответила она, оглядывая подростка. Слишком юное создание, слишком недокормленное и физически слабое – придется серьезно поработать над Проксимой. Похоже, магглы, у которых держали Гарри Поттера, и впрямь не слишком о нем заботились. Чего только стоят эти жуткие шрамы. Ребенку нужно как-то помочь от них избавиться. – Ладно, на сегодня с нас хватит серьезных разговоров, – Вальбурга на портрете вдруг улыбнулась и властно щелкнула пальцами. – Кричер! Подай детям завтрак и подготовь их комнаты. Эльф с поклоном исчез. Вдохнув полной грудью, Сириус огляделся, впервые за столько лет чувствуя себя дома – а не просто “как дома”. Его старый дом, где он вырос, который он принимал как должное, только сейчас в полной мере осознав, от чего он отказался в свои шестнадцать. Вернулась воля к жизни, потому что рядом с ним была его семья. Мать, ворчливая старуха, которую ему давно следовало перестать ненавидеть и перед которой объективно был очень виноват. Старик Кричер, своевольный эльф Блэков, извечная фигура в этом доме. И его дитя. Проксима Блэк. – Пойдем, Рокси, пока старик возится, я покажу тебе дом. Темно-изумрудный глаз удивленно уставился на черноволосого худого мужчину. Он все еще выглядел загнанным и изможденным после Азкабана, однако, казался не в пример лучше, чем когда они только встретились. Моложе. Точно та магия, что пронеслась мимо нее во время удочерения, коснулась и его, наполнила его свежими силами. – Рокси? – Ну, не выговаривать же каждый раз по три слога, – улыбнулся Сириус. Так радостно, что будто бы и правда помолодел, точно прежний он проглянул через маску смертельной усталости. Бывший Гарри улыбнулся ему, широко и открыто. Все было правильно. Одним махом Проксиме удалось избавиться от целых трех постылых основополагающих деталей ее несчастливой судьбы. Она больше не Мальчик, больше не сирота и не Гарри Поттер. Вальбурга распорядилась, чтобы верный домовик достал для новой хозяйки – “мисс Рокси” с легкой руки Сириуса, – специальное зелье, которое изменит тело ее внучки, приводя его в соответствие с новой действительностью и ее желаниями. Средства заставить тело соответствовать желаемому существовали в ассортименте. Впрочем, они были даже у магглов, правда, куда опаснее и сложнее, чем магические. И даже магические не могли дать ему всех возможностей. Проксима будет лишена способности иметь детей как женщина – даже больше, эффект не пропадет, если она снова выпьет зелье и вернется к изначальному полу. На это миссис Блэк махнула рукой – может же и усыновить кого-то, им не до жиру. Главное, чтобы этот кто-то был достаточно чистокровен, а иначе, как она всегда искренне верила, его кровь не отобразится на гобелене. А уж о родстве она и не думала – почти все чистокровные маги Британии так или иначе родственники Блэков, куда ни плюнь, попадешь в кузена. Они были практически первоосновой всех магических семейств. После экскурсии по дому и сытного завтрака Проксима поняла, что зверски устала и к тому же еще не оправилась от полученных ран и потрясений, но все-таки поклонилась бабушке, радостно сверкая единственным глазом, и сердечно пообещала ни за что не подводить семью, отчего суровая Вальбурга ей неожиданно тепло улыбнулась. Комната, которую ей выделили, пусть и слегка пыльная и мрачноватая, понравилась ей в тысячу раз сильнее комнаты у Дурслей. В отличие от выданной ей “с барского плеча” второй спальни Дадли, эта комната была пуста – пока пуста – и предназначалась для заполнения исключительно ее собственными вещами. Целыми и новыми вещами. В этой комнате можно было делать все, что угодно. Шуметь, слушать любую музыку, прыгать на кровати, даже колдовать – Сириус поведал ей, что в волшебном доме никто не отследит магию несовершеннолетнего. Но в любом случае ее палочки больше с ней не было, что на самом деле немного огорчало. Решив не тянуть с превращением, Проксима выпила свое зелье в тот же день. Хотелось поскорее расстаться с прежней личностью, поскорее вступить в новую жизнь, где она нормальный человек, как все, где у нее есть семья, где у нее есть обычное, ничем не прославленное имя, где ее любят. Ощущения были так себе, еще хуже, чем от Оборотного зелья, разве что плавились и бурлили не кожа и кости, а внутренности, словно она выпила кислоту. Остаток дня и всю ночь она провалялась в постели под надзором бдительного домовика. Пока новоявленная внучка изменялась под действием зелья, портрет Вальбурги с сыном согласовывали “легенду”. – Я думаю, ты можешь подставить имя любой из охмуренных тобой девиц на место ее матери – да, я наслышана о твоих похождениях, – Сириус только ухмыльнулся, припоминая вольную юность. Тогда он только что сбежал из дома и был сам себе хозяин. Первое время он перекантовался у Поттеров, радостно принявших друга своего любимого единственного сына, а уже потом добрый дядюшка Альфард неожиданно умер, оставив ему свой дом и все, что имел за душой. Молодой, богатый, умелый и могущественный волшебник был нарасхват. Впрочем, он был нарасхват и без денег, не без хвастовства подумал Сириус, и вздохнул. Где-то теперь его молодость? Но легенда правдоподобная. Может, он и правда оставил кому-то ребенка, кто знает… – Главное, чтобы у нее не осталось родни в Британии. Восьмидесятый был плохим годом, многие погибли или уехали, – голос Вальбурги чуть дрогнул, словно она подавила вздох – или всхлип – но тут же выправился, снова звеня сталью. – Выбери из своих пассий наиболее чистокровную. Мезальянс, конечно, и неприлично вне брака, но что поделать. – Опять ты со своей чистокровностью, – застонал Сириус, потирая лоб. – Зачем так заморачиваться, если по “легенде” девица все равно мертва? Мать встретила его взгляд своим строгим. – Гобелен не может принять грязную кровь. Это аксиома! – старая женщина, бывшая прототипом этого портрета, верила в свои слова всей душой. Как и ее родители, и их родители до того. Сириус поглядел на нее скептически. – Но он принял кровь Гарри, разве нет? А его мать – магглор… – Молчи! Забудь, кто мать этого ребенка, просто забудь! – сердито перебила его мать, хлопнув ладонью по внутренней стороне рамы. – Думаю, это потому что ты был крестным, и сильно задолжал этому ребенку, а еще ты последний… Вряд ли дом может здраво судить, когда он в отчаянном положении. Сириус только пожал плечами и закатил глаза, не желая спорить с матерью в этом. Ему тоже хотелось сохранить себе Проксиму, сохранить навсегда. Чтобы никто не сказал больше, что это не его ребенок. Чтобы отдать долг – ведь он однажды бросил его, пусть и не вполне по своей воле, скорее по глупости. – Я подготовлю и отправлю документы в архивы задним числом, – кивнул мужчина, шагая к лестнице – в кабинете отца были формуляры запросов и перья с чернилами. – О, и исправь ей год рождения на семьдесят седьмой! Не хочу, чтобы какой-нибудь ушлый родственничек перехватил наше наследство, заделавшись опекуном Проксимы, если с тобой что-то случится, – пояснила сыну Вальбурга, сердито поджимая губы. В основном она подразумевала Малфоев. Те извернулись и избежали Азкабана за поддержку Волдеморта, но миссис Блэк не забыла. С некоторых пор вид Черной Метки вызывала в ней лишь боль и брезгливость. Пусть Лорд был хоть трижды прав насчет магглов, его методы были неправильными. И стоили ее младшему сыну и многим другим достойным магам жизни. Грязная кровь недопустима и мерзка, но проливать чистую кровь было еще более недопустимо. Магов не так уж много. Официально Проксиме стало шестнадцать лет – по документам, отправленным в Министерство. Дальше “отматывать” было некуда – становилось неправдоподобно, даже с учетом репутации Сириуса Блэка – репутации легкомысленного, привлекательного и уверенного в своей привлекательности юноши, расточавшего улыбки и благосклонность налево-направо, и в то время как раз сбежавшего из дома и пустившегося во все тяжкие. Уже и так едва ли люди поверят, что Проксима не полукровка. Пробуждение новой дочери Блэков прошло просто отлично. От боли и дискомфорта не осталось и следа. Вскочив с постели, Проксима первым делом побежала в ванную комнату, так удобно прилагающуюся к ее персональным “покоям”. Однако в зеркале над раковиной не отразилось ничего нового, ничего, что она вчера не рассмотрела в отражении в окнах и витринах. Те же короткие волосы торчком, то же худое лицо с большими глазами, тощие ноги и проступающие на груди ребра. Проксима слегка остыла. А чего она ждала – что наутро, подобно бабочке, выползающей из кокона, превратится в роковую красотку с гривой до пояса и роскошной фигурой, как в голливудских фильмах? Исхудавший недоросток был – исхудавший недоросток и остался, никаких чудес. Что-то принципиально новое оказалось только ниже пояса – наверное, и на метле станет удобней сидеть. Эйфории поубавилось, и пришла запоздалая здравая мысль хотя бы почитать где-нибудь о том, что ее теперь ждет в этом новом теле. Или спросить у портрета бабушки. – Рокси, проснись и пой! – зычно позвал Сириус из-за двери. – У твоей бабушки есть для тебя деньрождественский подарок! Быстро закончив все утренние процедуры, Проксима, бывший Гарри Поттер, отправилась в прихожую, к портрету бабушки, где ее ждал отец. Отец. Осознание наличия настоящего отца после стольких лет пустых надежд обескураживало; Проксима никак не могла привыкнуть к тому, что она теперь часть семьи… Но это было счастливое чувство – наконец-то у нее есть семья. Сириус и домовик стояли рядом с портретом Вальбурги, улыбаясь во все шестьдесят четыре зуба, или сколько их там у эльфов. Дом и сам эльф, в отличие от Проксимы, куда более значительно преобразились поутру, с появлением кого-то живого, кто будет о них заботиться и кто сам нуждается в их заботе. Кричер сменил свою старую тряпку на чистое белое полотенце с гербом Блэков и до блеска вылизал каждую комнату. И, казалось, сбросил полсотни лет. Торжественно настроенный эльф с глубоким поклоном подал своему хозяину продолговатую шкатулку из темного лакированного дерева, а Сириус с улыбкой протянул ее дочери. – Это тебе, Щеночек. Новая старая палочка. – А разве не палочка выбирает волшебника? – удивленно спросила Проксима, прижимая шкатулку к груди. – Палочка дома никогда не оставит дитя дома, мисс Рокси, – Кричер глубоко поклонился ей, и Проксима открыла шкатулку. В ней на малиновом бархатном ложе покоилась палочка. Прямая и тонкая, обтекаемой формы, точно заостренная, угольно-черная, она была словно покрыта едва выступающими, ювелирно выполненными чешуйками и украшена посеребренной резьбой в форме змеи, обвивающей ее кольцами. – Мы подумали, что раз ты так со змеями дружишь, она тебе подойдет, – усмехнулся Сириус, припомнив рассказ тогда еще крестника о василиске. Вальбурга с огромным энтузиазмом восприняла новость о том, что ее новоявленная внучка владеет парселтангом, и велела Кричеру принести из хранилища именно эту палочку. На серебряной табличке внутри шкатулки была интересная, словно плывущая перед глазами серебряная подпись: – 12 дюймов – Черное дерево – Ядовитая железа василиска Читать было тяжелее, чем раньше. Отсутствие глаза раздражающе мешало, сплющивало и скрадывало общую картину. – Я не имею понятия, что там, – признался Сириус. – Глянул, а там какие-то закорючки странные… Проксима недоуменно уставилась на него. Кажется, скоро ее лицо так и застынет вечно удивленной маской, столько нового ей пришлось узнать с тех пор, как она встретила своего отца. – Ты что, все ж понятно насписано, – внезапно нахмурившейся девушке вспомнился чертов прошлый год. Она тогда долго тупила, не отличая парселтанг василиска от чистого английского, но прекрасно слыша его сквозь замковые стены. – Вот дерьмо, парселтанг, что ли, опять? Ой… Вальбурга строго нахмурилась, привлекая ее внимание и заставляя беспокоиться. – Благовоспитанной чистокровной волшебнице не пристало выражаться, словно матрос. По крайней мере, без должной причины, – отрезала дама на портрете, сверля глазами внучку. Похоже, придется очищать ее речь от бранных слов, прививать чувство уместности и культуру. Ах, вот попала бы она в ее руки пораньше… – Прошу прощения, бабушка, – Проксима быстро поклонилась портрету, стыдливо отведя глаза. – Ты совершенно права, – еще раз строго смерив взглядом извинившуюся и слегка покрасневшую наследницу, Вальбурга благосклонно решила ограничиться этим выговором. На этот раз. – Среди твоих предков порой появлялись Говорящие, и эта палочка прекрасно им служила. Твоя двоюродная прабабка Кассиопея была одной из них и тщательно скрывала это, как и твой дед, Орион. Предубеждения против Говорящих всегда были весьма сильны… Теперь Сириус выглядел удивленным. Надо же, родители многого ему не рассказывали. Неужели они думали, что он такой же как все, что он будет осуждать их за это? Это же просто врожденный дар, как магия, и никак не связано с осознанным желанием убивать грязнокровок. Никто же не считает родившегося змееустом младенца злым магом с пеленок? Ведь даже Джеймс сказал ему как-то по секрету… Он-то это скрывал, и очень-очень тщательно, опасаясь, что его запишут в темные маги, и стыдясь, что такой темный дар у него проявился вслед за отцом, дедом и дальше по списку. Сириус не понимал этой скрытности. Даже Дамблдор не осуждал этот дар, хотя на директора во все времена равнялись все “светлые”, – напротив, Дамблдор горячо осуждал осуждающих. – Тут написано "12 дюймов, черное дерево, ядовитая железа василиска," – прочитала Проксима. Сириус расхохотался лающим смехом и хлопнул в ладоши. – Как знал, что-то ядовитое! – Она ядовитая? – недоверчиво поинтересовалась его дочь. – Только для твоих врагов, – с легкой бравадой в голосе заявила Вальбурга, улыбаясь обретенной внучке. Проксима взяла палочку и тут же ощутила магию. Единение. Силу и поддержку. От палочки веяло чем-то знакомым, тем же, что наполняло Блэк-хаус, и что шептал гобелен рода – словно за ее спиной стоит, положив руки ей на плечи в безмолвной поддержке, ее семья, поколения могущественных магов. Вспыхнув в полумраке коридора, с кончика посыпались изумрудно-зеленые искры, сложившись в замысловатый узор. Со всем, что с ней произошло за прошедшие дни каникул девушка успела отвыкнуть от магии и палочек. Если подумать, стоит заглянуть к Дурслям, у которых остались все ее волшебные вещи, в том числе и старая палочка. Чтобы поймать Петтигрю, ей нужно притвориться Гарри Поттером, и так, чтобы никто ничего не заподозрил - и это почему-то ощущалось куда лучше в ее понимании, чем быть Гарри Поттером на самом деле. Ей предстоит целый год им притворяться, а может быть и дольше, если не получится устранить Петтигрю. Светить семейную палочку и подвергать ее опасности категорически не хотелось, и палочка, словно почувствовав заботу хозяйки, снова обдала ее пальцы приятным холодком змеиного тела, точно приластилась. Проксима вдруг подумала, что она так прикипела к новой хозяйке, что даже самым мощным “Экспеллиармусом” было бы не оторвать, и палочка снова приятно похолодела, словно говоря ей: "Да, не оторвать, всегда буду с тобой." Ничего подобного старая остролистовая палочка никогда не делала. Та палочка хоть и выбрала Проксиму своей хозяйкой, но порой дичилась, упрямилась, не всегда слушалась. А эбеновая будет повиноваться ей как домовой эльф, и никому, кроме нее, больше не подчинится, если вообще не отравит посягнувшего на нее чужака. Проксиму охватил восторг от осознания, что она больше не знаменитый черт знает чем Мальчик-который-выжил, она просто Проксима Блэк. Да, она в чем-то особенная: она волшебница, она единственная и последняя прямая наследница и надежда Благороднейшего и Древнейшего семейства Блэк, но таких же точно наследников в Хогвартсе толпы, на всех факультетах. Не Драко Малфоем единым. Обычное дело. Обычная Проксима, обычная девушка. Пусть щуплая и костлявая, и еще с детской фигурой. Но нормальная. Наконец-то, как все. – Спасибо, бабушка, – она поклонилась нарисованной даме, с улыбкой важно кивнувшей в ответ, и перевела взгляд горящих глаз на отца. – Спасибо, папа. Расчувствовавшийся Сириус крепко обнял ее. – Щеночек ты мой. Как же хорошо, что я тебя отыскал, – прошептал он куда-то ей в макушку, тут же поцеловав, и у нее на глазах вскипели неожиданные слезы. Когда она в последний раз по-хорошему плакала? В доме у Дурслей ее слез не терпели. Это Дадли мог реветь белугой по любому поводу, а от Гарри Поттера требовалось быть тихим, исполнительным, а лучше всего несуществующим. Мысль о Дурслях была неприятной, но от нее уже не веяло мрачной неизбежностью и мучениями. Ей не нужно было с ними жить, она ведь не Гарри Поттер, и у нее есть свой дом. И она нужна здесь – так-то, тетя Петунья. Разве что стоит все-таки заскочить к ним и вернуть себе некоторые ценности, хотя бы мантию-невидимку отц… Поттеров. – Мы должны наведаться к моим бывшим опекунам, – произнесла Проксима, неохотно прерывая теплые объятия родителя. – Что ты у них забыла? – Сириус нахмурился при их упоминании. – Там осталась мантия Джеймса, помнишь ее? – Глаза Сириуса загорелись проказливым огнем, и он кивнул. – А еще там все вещи и палочка Гарри Поттера. Проксима закрыла глаза; ее еще смущало говорить о себе – бывшем себе – в третьем лице. Но пока что было не нужно. Наоборот, под прикрытием надо быть осторожнее и говорить по-старому. – Ты права, надо забрать. Вдобавок, у нас счеты. – Ты собираешься проклясть их? – с настороженностью спросила девушка. Крестный, а ныне просто отец, покачал головой. – Ну что ты, к магглам нельзя применять магию. Это ведь незаконно, – Сириус подмигнул дочери. – Папа! Ее так согревала изнутри сама возможность произносить это слово. Называть так кого-то, и получать ответ. – Может, обойдемся без мародерства? – спросила она, поглядывая на старшего Блэка с легким неодобрением и сама себе вдруг напоминая Гермиону. Сириус слегка сник, но упрямый блеск в его глазах выдавал несогласие. Дурслей спасло то, что они успели сбежать, полностью очистив от своих вещей дом на Тисовой, встретивший их гулкой пустотой. Даже таблички “Продается” нигде не отыскалось. Верно, они просто покинули дом, не дожидаясь прибытия комиссии волшебников, которая наверняка искала Гарри Поттера.