Роковая звезда

Впервые с того дня, когда она пришла к решению остановить Волдеморта и погрузилась в безумную игру со смертью, впервые с той ночи, когда она впервые лишила человека жизни по собственной воле, Проксима осознавала себя заново. Привычный мир остановился. Пришло новое время. Время, в котором она и профессор и анти-Пожиратель Смерти Северус Снейп, с трудом собравшие и починившие свою разорванную в припадке страсти одежду, сидят на разных концах старого дивана в его доме, словно стеснительные подростки, и не знают, чем еще заняться. – Как насчет… – Мне бы хотелось… Они начали одновременно и рассмеялись. Интересно, а Северус что придумал? – Давай ты, – попросил он. – Мне бы хотелось показать тебе свой дом, – ее глаза зажглись. Снейп явно любит библиотеки, и у нее есть, что ему показать. В ней все еще оставалось желание делиться. – Тебе бы наверняка понравилось… – Нет! – он перебил ее. – Это ни к чему. Столько неприязни на его лице, это обидно, почти больно. Так он смотрел на Люпина на Приветственном пиру три года назад, так он смотрел на ее отца и на Петтигрю, когда пробрался в Визжащую хижину. Так он смотрел на нее, когда она еще была Гарри Поттером. Так он думает о ней? Значит, для него все-таки было важно, что она дочь Сириуса? – Пойми, – Северус выдохнул. – Такому, как я, нечего делать в доме Блэков. Такому, как он? Что такое говорит? Такому героическому, могущественному, красивому, замечательному волшебнику? – Что значит – такому как ты? Это опять твои глупости про статус крови? – Нет, это больше относится к твоему отцу, – Снейп вздернул бровь с видом возмущенной невинности. – Раз уж он тебе рассказывал, то ты знаешь, что я об этом думаю. Проксима выругалась про себя. Вечно этот болтливый язык заводит ее в неприятности. Чего уж тогда не признаться сразу, что она пришла в этот мир под именем Гарри Джеймс Поттер. И даже не скажешь ему ничего. По рассказам Сириуса, то, что он с друзьями творили с Северусом, выглядело очень нехорошо – Дадли и его команда нервно курят в сторонке, а Проксима проникается теплыми братскими – сестринскими – чувствами к кузену. А Сириус наверняка еще и преуменьшил, видя, как его крестник, а позже дочь, кривится и качает головой в неодобрении. – Давай как-нибудь в другой раз, – неожиданно проворчал Снейп, меняя тон на более спокойный и отворачиваясь, занавешивая лицо длинными черными волосами. Пауза чуть затягивается. Чем она не выдаст себя, чем она не расстроит его? – Мы могли бы подумать над тем, как победим твоего… Темного Лорда? – робко предложила Проксима. – Можно выманить его… – Нет, давай не сейчас, – тут же вскинулся Северус, убирая волосы за ухо. Нервный он какой-то сегодня. Впрочем, почему бы ему не быть нервным. – Предлагаешь мне продолжать отпускать тебя к нему? – все-таки возмутилась она. – Торчать тут, как гребаная Пенелопа, ждать, гадать, вернешься ли ты живым, или твой труп скормят этой мерзкой змее-мутанту? Видение так и стояло перед глазами. В какую ночь Проксиме привиделась кормежка змеи, она не уже и не вспомнит, но не выходило из головы чудовищное зрелище. Зачем Волдеморт стоял и смотрел, как его хладнокровная питомица – Нагини, она никогда не забудет этого имени, произнесенного почти влюбленным шепотом, – целиком проглатывает человека? – Откуда ты знаешь про змею? – тон пронзителен, черные глаза с подозрением щурятся. Хочется треснуть себя по лицу ладонью и назвать себя идиоткой в лучших традициях профессора. Будь проклят ее длинный болтливый язык. – У меня свои источники, – Проксима выходит из положения на загадочной ноте, стараясь удержать лицо. Этот человек хуже Дамблдора. Тот сканирует мозг рентгеновским взглядом, а этот нападает исподтишка со своими умными вопросами… И никогда не знаешь, напомнит ли он тебе промах позже, или оставит при себе. Или прослушал его. – Послушай, я пообещал тебе, что я что-нибудь придумаю, – когда он раздражен, его голос слегка вибрирует, словно он сдерживается от повышения тона. – Когда я придумаю, я тебе обязательно сообщу, но мне нужно чуть больше времени, чем пятьдесят семь минут, что прошли с моего обещания! Экспрессивный взмах его изящной руки на стоящие в углу старые дедушкинские часы, замкнутая нервная поза. Снейп злится, и лучше не злить его еще больше. И Проксима, вздыхая, оставляет эту тему. Ничто не мешает ей тоже думать над планом. Теперь, когда ее разум предположительно совершенно чист и не затмевается животной ненавистью при одной только мысли о Волдеморте… Пожалуй, бабушка и другие портреты были правы, со смертью Петтигрю “Гончей” и в самом деле больше не стало. Ненависть действительно ее больше не затмевает, и совсем не тянет бежать куда-то и искать Темного Лорда с целью покарать. А что она вообще о нем теперь думает? Это точно не страх, что он убьет ее. И не страх, что он убьет кого-то из ее близких – из убиваемых близких остался один только Северус, и он пока что тут, с ней, так она не может бояться. И это не лютая ненависть рычащей бешеной черной собаки. И не ледяное расчетливое желание уничтожить. Желание остановить, пожалуй. И где-то на дне скребется давний урок, преподанный Дамблдором, – грязная, оборванная девчонка с большим животом, с запавшими голодными глазами, а потом серые стены приюта, полные маленьких шакалят и равнодушных взрослых. Т.М. Риддл, старый дневник – пятьдесят лет назад – сороковые годы. Экскурсии, наколотые на одежду красные маки и День Памяти – на память из начальной школы, куда ходил Гарри Поттер. Том жил в маггловском приюте, в Лондоне, во время ужасной войны. Странно, что у Дамблдора не нашлось ничьих воспоминаний об этом. Или не странно. Наверное, это теперь будет жалость. В большей степени. Желание остановить и жалость. Хоркрукс в дневнике был Томом Риддлом, тем мальчиком из приюта, гениальным, глупым, амбициозным, заносчивым и жаждущим – пожалуй, больше признания, чем величия. Он остался в том дневнике, а то, что ушло в теле Тома Риддла, уже было не вполне им. И этому "не вполне Тому" хватило дурости сделать себе еще один хоркрукс в медальоне, что когда-то продала его мать, видимо, для закрепления эффекта. И теперь он лишь огрызок человека, даже с натяжкой едва ли какая-то личность. Что она вообще может чувствовать к нему? Жалость. Милосердие. Жажда справедливости. Идиотские чувства. Проксима с тоской подумала, что скучает по “Гончей”. Она делала чувства яснее и проще. – Мы могли бы пойти куда-нибудь? – после непродолжительного молчания предложил Северус, резко вырвав ее из задумчивости. Проксима сморщила нос. – Не хочется никуда идти. Я бы лучше посидела дома. Совершенно не хочется, особенно в очередное маггловское место. Она, может, и выглядела потрясающе, но решительно не чувствовала себя комфортно в этом чрезмерно смелом платье. Пусть реакция Снейпа вызвала восторг и у нее самой, но пока она добиралась до него, магглы тоже пялились, а кое-кто даже присвистывал и пытался потрогать. Каждому второму хотелось дать в глаз. Проксима никогда не могла собрать в себе достаточно счастья для нормального Патронуса, но в тот вечер она собрала достаточно ненависти для “Авады”. Пока не потерялась в бесконечно глубоких черных глазах Звездочета и не забыла обо всем… – Тогда я знаю, – он схватил ее за руку, мягко потянув куда-то с дивана, и в этих прекрасных глазах снова сияли нездешние созвездия. – Идем, хочу показать тебе одну вещь… Вещь была спрятана в подвале, а точнее, в подвальной лаборатории. Последовательность чар на двери, пара метров бетона и земли, отделяющие комнату от внешнего мира – чтобы ничто не могло проникнуть внутрь и помешать ему играть в безумного алхимика. Чего тут только не было, о некоторых приборах и ингредиентах, которыми были заставлены полки у стен, Проксима только читала. Страшно было рядом стоять. Лаборатория в ее доме явно проигрывала. – Что это? – слегка вытянув шею в сторону небольшого котла, она указала на вяло побулькивающую жидкость цвета чистого золота. – Я еще не придумал название, – с деланной небрежностью бросил Северус. Его просто распирало от скромности, ей хотелось рассмеяться. И умилиться. В школе он натягивает на себя образ монументально спокойного, практически бесчувственного холодного профессионала. Но его страсть порой прорывается наружу, вспомнить только его речь на ее самом первом уроке Зельеварения – как столько драматичности помещается в одного человека. – В теории оно должно останавливать распространение медленнодействующих проклятий. Я пока что проверял только на растениях, – поведал он, немного смущенно запуская руку в волосы на затылке. – Я пока что не знаю, влияет ли на его действие тот факт, что проклятие накладываю я сам. И вообще, тут еще много работы… Мне не помешает твоя помощь. Задуматься бы над тем, что Снейп даже в условиях совершенной нехватки времени, буквально ни на что, продолжает еще что-то там творить и изобретать, но Проксима была слишком впечатлена. Еще тем летом после третьего курса, когда она впервые прочитала о том, каким деятельным и талантливым ученым является профессор, ей подумалось, что это, наверное, очень увлекательно. Проксиме не шли такие идеи в голову. К тому же она недостаточно хорошо разбиралась в зельях. Но она, пожалуй, разбиралась в проклятиях. – Конечно же, я помогу, – с энтузиазмом заявила она. – Что нужно сделать? – Вот, – на единственный свободный пятачок захламленного рабочего стола поставили горшок с чахлой на вид комнатной розой. Журнал испытаний, заполненный разборчивым почерком Снейпа, четко прорисованными формулами и диаграммами и убористыми таблицами ингредиентов, лежал открытый на самом видном месте, а информация из него словно выплескивалась на черновики, валяющиеся на столе, обрывки и обрезки бумаги и пергамента, покрытые тем же почерком, только под разными углами – с какой стороны подошли, когда в голову ударила мысль, с такой и написали. – Прокляни эту штуку. Только чем-нибудь полегче, не думаю, что она перенесет еще одно испытание, – Северус критически осмотрел розу. Возможно, ему не стоило оставлять цветок здесь, без солнца. – А как ты тогда узнаешь, если твое зелье справится с более сильными проклятиями? – не могла не поинтересоваться Проксима. – Посчитаю в пропорции, – с удивленной миной ответил Северус. – Только какие-нибудь легендарные злые волшебники прошлого испытывали свои изобретения на людях, тем более магах. Обычно подопытными служат мыши или морские свинки, и они точно не могут выдержать столько же, сколько средний волшебник, которого будут этим лечить. Поэтому ты берешь мелкое млекопитающее, потом млекопитающее покрупнее, и высчитываешь пропорцию, насколько уменьшаются сила и скорость воздействия, и применяешь ее в соответствии с живучестью человека относительно, например, свинки. – Тогда почему ты не испытываешь свое зелье на свинках? – Потому что на данном этапе я пытаюсь выяснить, если оно в принципе работает как было задумано, – вздохнул Северус. – Зачем мучить животных, если я не знаю точно, что смогу их вылечить. – Хм, – весело улыбнулась Проксима. Удивительно. Человек изводил и запугивал учеников на уроках, но не желал, чтобы живое существо страдало. Даже с цветком просил быть полегче, чтобы растение выжило. Сколько удивительного он прячет за своей персоной злобного профессора. Но ей лучше держать свои мысли при себе. А то Северус опять начнет задавать вопросы о том, как она это узнала, если никогда не видела его в классе. Вероятно, пока что она выплывает на его неприятной особенности: вбив себе в голову, что Гарри Поттер весь точь-в-точь как отец, балованный чистокровный мальчик из зажиточной семьи успешного изобретателя, Северус в упор не видел никакого противоречия. – Как насчет проклятия бесплодия? – Проксима занесла палочку, склонившись над цветком. – Умереть не умрет, просто не оставит потомства… – А как мы поймем, что она излечилась? – он подошел ближе, встал совсем рядом, наклонившись вместе с Проксимой. – По-моему, она и так стерильна. Лучше что-то другое. – Хм-м, – она задумалась. Есть еще идея – но вряд ли подойдет, это должно быть проклятие, действующее на цветок, а не на того, кто его коснется. Смысл знать столько проклятий, если не можешь вспомнить все в нужный момент. – Может, иссушение? Я постараюсь дать минут десять… – Помни, что это очень капризный цветок, – Снейп внимательно следил за осторожными широкими движениями палочки. Кончики листьев и лепестков цвета пломбира тронуло надтреснутой осенней желтизной. – Отлично. Метнувшись к котлу с золотым зельем, он набрал немного в пипетку и осторожно занес над горшком. – Может, нужно больше? – несколько капель ничего не сделали – желтизна продвинулась дальше, и пара лепестков, скукожившись, опали на стол. – Нет, – Снейп махнул рукой, расстроенный. – Я бьюсь об заклад, это все яд василиска… – Тут яд василиска? – Проксима поглядела на безобидное золотое зелье. – Неудивительно тогда… – Нет-нет-нет, – заговорил он с убеждением. – Преобразованный должным образом, он должен дать зелью разрушительный компонент. Чтобы разрушать проклятие. Но тот, что мне продали, скорее всего содержит посторонние примеси. Откуда-то из ящика стола Северус извлек крошечный флакон из мутного темного стекла и легонько встряхнул. – Только я никогда не узнаю, какие и сколько, потому что никогда больше в жизни не найду образца для сравнения… Интересно, знал ли он, или это просто безумное случайное совпадение? – Надо подумать, чем его заменить, – продолжал вслух рассуждать зельевар, растерянно разглядывая побулькивающую золотую субстанцию. – У меня есть чистый яд василиска. – Может… Что? – У меня есть яд василиска, – улыбнулась Проксима, искренне радуясь, что может быть полезной ему в таком великом деле, как зельеварение. – Точно без примесей. И очень много. На ощупь подтянув к себе высохший хрупкий стул, Северус сел, уставившись на нее с неверием. Он часто так смотрел на нее, словно впервые видел – что бы она ни делала, это его удивляло. И, возможно, ей даже нравится его удивлять. Чтобы они были так далеки от ролей Гарри Поттера и профессора Снейпа, насколько это возможно… – Пожалуй, это ожидаемо и объяснимо, – отмер он через несколько долгих мгновений, кривясь, словно услышал, как кто-то скребет ножом по стеклу. – В конце концов, из того, что я слышал о Блэках и вашем баснословном богатстве… – Так мне принести? – Ты с ума сошла, – он выдохнул хрипящий смешок. – Ты хоть знаешь, сколько он стоит? Вот за эти тридцать капель непонятно чего, смешанного с десятипроцентным раствором яда, я заплатил примерно три своих зарплаты за месяц. Северус снова предъявил крошечный мутный флакончик, осторожно придерживая его двумя пальцами за низ и верх. – Считай это подарком на будущее Рождество и день рождения. За следующие десять лет, – Проксима фыркнула, пряча подальше свою неловкость. А он продолжал на нее смотреть, почти не моргая, своими большими глазами. – Мне хочется, чтобы ты закончил свое зелье… – Если получится, я запишу тебя соавтором, – прохрипел он, делая ситуацию еще более неловкой. – Нет, не нужно, – она чувствовала, как горит ее лицо. – Давай вместо этого я лучше двадцать лет не буду тебе ничего дарить на Рождество… – Ну к черту, я хочу подарков на Рождество, – ухмыльнулся Северус, заставив и ее рассмеяться. И вдруг посерьезнел. – Я еще подумал, это зелье сможет помочь тебе… Если я все сделаю правильно, оно сможет помочь тебе с этими шрамами. Поднявшись со стула, он приблизился и осторожно коснулся самыми кончиками пальцев ее левой щеки. Проксима отвернулась, вспыхнув. – Но это ведь не проклятье. Я ведь говорила… – Будь это просто укусы обыкновенной маггловской собаки, их бы вылечили за секунду, целитель бы потратил больше времени на произнесение формулы заклинания. Это должны быть или раны, нанесенные волшебным существом в состоянии ярости, или проклятие. Я думаю, у тебя могут быть ложные воспоминания… насчет того, когда это с тобой случилось. Сомнительно. Но это было бы так удобно. Чертовски удобно. И никакой связи с Гарри Поттером и его “теткой Мардж”, магглой-собачницей… И Северус Снейп никогда не узнает, никогда не проведет аналогии между ними – он едва замечает Гарри Поттера в принципе и вряд ли запомнил историю его побега, если вообще слышал ее. И, в конце концов, почему-то самая обычная собака оставила ей шрамы, с которыми не справился нанятый отцом целитель. Ей и самой интересно. – Можно попробовать, – тихо согласилась Проксима, не поднимая взгляд, не выдавая своих размышлений. – Вряд ли это повредит. Пролистнув свежую страницу в журнале испытаний, Северус начал записывать рецепт по-новой, уточнив, что яд василиска теперь без примесей. Но у них заняло некоторое время определение дозировки неразбавленного яда и всех остальных компонентов с учетом этого. Прекраснейшие несколько дней, проведенных только вдвоем, за разговорами ни о чем, за любовью, за работой, без единой мысли о мести, об опасности, о Волдеморте… Необходимая дозировка оказалась очень маленькой. Снейп невесело посмеялся, услышав от Проксимы, что так им надолго хватит ее запасов, словно по-прежнему не мог поверить, что в его распоряжении теперь сколько угодно драгоценного ингредиента. – Знаешь, в последнее время я не устаю поражаться своим коммуникационным способностям, Рокс, – заявил он, склонившись вплотную и наблюдая, как другой подопытный цветок, мохнатая магазинная герань, восстанавливается после порции сверкающего золотого зелья. Проксима посмотрела на него, отмечая сокращение своего имени. Отец сразу стал звать ее “Рокси”... Пожалуй, хорошо, что Северус придумал немножко другое. – Как так? Выпрямившись во весь рост, он приобнял ее за плечи, слегка удивив, и посмотрел с некоторым превосходством. – Ну, я смог очаровать себе женщину из богатой семьи. Рассмеявшись, она шутливо отпихнула его, тоже смеющегося. Но ей нравилась его уверенность. И дурацкие шутки. – Разве нет? – он спросил тем же тоном, но в глазах появилась осторожность. Проксиме захотелось стереть ее. Проксиме захотелось его поцеловать. – Конечно, очаровал. Его губы такие мягкие. Он прикрывает глаза, словно прячет взгляд под густыми черными ресницами. – А мне удалось очаровать безумно талантливого зельевара… Морщится. – Не скромничай, ты ведь целый профессор Зельеварения в Хогвартсе, – она аккуратно пихает его локтем. Он морщится еще сильнее. – Так себе достижение. Я хотел вести Защиту от Темных Искусств. Только вот Дамблдор скорее предложит этот пост буквально первому встречному… Значит, тот слух, ходивший о нем, все-таки правда? Лишь бы не ляпнуть об этом ему, лишь бы не ляпнуть – надо сменить тему. – Скажи, а… Проксима не могла не взять небольшую паузу, чтобы подумать. Может быть, не стоит задавать ему настолько личные вопросы? Он же ведь убьет ее потом, когда все узнает. Если. – А как так вышло, что ты живешь в этом маггловском доме? Он же маггловский? Мрачнеет, вздыхает – едва слышно, – отводит глаза. – Если не хочешь, не отвечай, – быстро добавляет она. – Нет, нет, это только справедливо, я ведь тебя спрашивал, – так же быстро отвечает он, избегая глядеть на нее, неуверенно сглатывая. Его голос сходит на нет. Он молчит некоторое время, прежде чем начать рассказ. – Это дом моего отца. Он был вечно пьяным, злобным, жестоким, мерзким, паршивым – паршивейшим из магглов, ненавидел правительство, начальство, свою работу, вставать по утрам, магию и все человечество. А моя мать была обычной женщиной, спокойной, немного боязливой… – Они – разве оба твоих родителя были магглами? – неужели в той статье ошиблись? Или она плохо помнит, все-таки, это было давно. – Нет, – почти спокойно и совсем чуточку раздраженно ответил он. – Ну, отец – да, но мать была ведьмой. – Но ты сказал, что она была обычная женщина. – Обычная в смысле обычная, а не в смысле – маггла, – Северус посмотрел на нее с легким вызовом. – У нее не было за плечами никакой древней семьи, или связей, особых талантов, или богатств. Даже внешность была непритязательная – можешь судить по мне, – он пожал плечами. Проксима коснулась его щеки. – Вообще-то, ты довольно красив – когда высыпаешься, – она улыбнулась, и его заставила усмехнуться. – Это такой изящный способ сказать, что на самом деле нет? – он легонько щелкнул ее в кончик носа. – Так или иначе, моя мама вышла замуж за простого местного работягу со стабильным – тогда еще – доходом, и сама подрабатывала по мелочи в магическом мире. Я не знаю, была ли она чистокровной, полукровкой или вовсе магглорожденной. Так и не спросил. Но училась она на Слизерине, так что суди сама. Интересно, кем она была. Вряд ли магглорожденной, иначе ей бы пришлось несладко на Слизерине. Но мало ли. – Однажды предприятие, которое давало многим в этом городке работу, обанкротилось, и папаша остался без своего стабильного заработка. Все нехитрые сбережения он постепенно пропил, а потом начал закладывать имущество. Только дом не смог заложить, мама что-то сделала. Все, что он зарабатывал мелкими шабашками, и все, что мог отобрать у мамы, он спускал на выпивку. Не знаю, в каком состоянии он был лучше – пьяный в стельку или в похмелье. Мы с мамой должны были опасаться и того, и другого. Хотя до всей этой истории, пока у него была нормальная работа, он был не таким плохим отцом… Я почти и не помню. До моего первого крупного спонтанного колдовства у него на глазах он, пожалуй, даже любил меня. Повинуясь своей интуиции, Проксима обняла его, и он обхватил ее руками в ответ, задумчивый, потерявшийся в своей памяти. – После же… маме пришлось-таки признаться, что она ведьма. И что их сын тоже волшебник. Начались бесконечные ссоры – папаше не особо нравилось, что мама технически сильнее и лучше его. Он боялся, я думаю, до ужаса, что она достанет свою палочку и проклянет его, он орал об этом, когда напивался. Меня он повадился “лечить”. Они, наверное, все это говорят: он выбивал “эту бесовщину” из меня. Даже начал было ходить в церковь, и нас туда потащил, хотя всегда презирал религию. Нес там такую ахинею о ведьмах и колдовстве, маме вечно приходилось краснеть за него. К счастью, наш викарий прекрасно понимал, что он последние мозги пропил, и пытался вести душеспасительные беседы, пока папаша не послал его подальше и не бросил туда ходить. Северус умолк, словно собираясь с мыслями и давая охрипшему горлу отдых. – Я уехал в Хогвартс, надеясь добиться какого-нибудь успеха – чтобы мама мной гордилась, чтобы я мог спасти ее, увезти куда-нибудь из этого гадкого городка, подальше от папаши. Как ты, наверное, можешь догадаться, ничего у меня не вышло. Был один раз какой-то шанс – я бы мог запатентовать кое-какие изобретения… – Зелья? – она подалась ближе, сверкая любопытным взглядом. – Нет, чары. Но… мои записи попали в чужие руки, заклинания были использованы на публике, через пару дней все в школе их уже знали, и я уже не мог никому доказать, что это я их изобрел, – голос Снейпа звучал горько. – Без моих записей точно не мог. А на будущий год после очередного происшествия книгу у этих гадов конфисковали, и я ее больше не видел. Я больше никаких не изобретал – то времени не хватало, то… душа не лежала. Я пытался еще найти правильные знакомства, пропихнуть свои таланты в зельеварении, но никого этим не впечатлил. Одного только Темного Лорда. Он казался таким понимающим, сочувствующим, он помог – делом, а не просто пустыми словами. Но когда я начал нормально зарабатывать… мамы давно уже не было. Она не дожила до этого дня. Он убил ее… Папаша. Толкнул в угаре, а она неудачно упала. Мама и без того уже серьезно болела. Северус прервался, когда неожиданный ком в горле помешал продолжить. – Я бы тогда – я тогда хотел убить его. Отомстить этому отбросу за все, что он творил с нами, с ней. К счастью, когда я приехал домой, он уже справился сам. Я этого подонка даже хоронить не стал. Просто сказал – ну и слава богу, и ушел, его похоронили за счет городского совета, хотя я бы бросил в канаву. А мамина могила здесь, на местном кладбище. Я прихожу пару раз в год, как удается вырваться… Он сжал объятия, притискивая Проксиму крепче. – Вот такая у меня история, никакой романтики, никаких мистических тайн, – произнес он с легким вздохом, поглаживая ее по волосам. – Обыкновенный нищий неудачник. Грязнокровка к тому же. Посмотрев вверх, она увидела горечь в его глазах. Страх быть отвергнутым, спрятанный за дерзким вызовом, спрятанным за его старательно выпестованной выдержкой. Возможно, его тоже так и подмывает ляпнуть что-нибудь, что все разрушит. Но ни один из них не хочет, чтобы это было разрушено. – Ты мой Звездочет, – тихо сказала Проксима, ладонями обхватив его лицо. – Мой герой. Никто и ничто этого не изменит. Скорчил ехидное, полное противоречия выражение. – Даже тот факт, что я как бы вроде убил твоего отца? За что у меня есть Орден Мерлина? – выпалил Северус, почти дрожа в ее руках. Раздраженно цыкнув, Проксима закатила глаза. – Никого ты не убивал. Я знаю, что там произошло на самом деле, – сказала она, не подумав, как будет объяснять, откуда она это знает. Но в его взгляде только бесконечное облегчение и никакого проницательного вопроса. – Не смог спасти тогда, – облегчение слегка замутняется, тонкие черные брови сходятся вместе, образуя нервную морщинку. – Почему ты не обвиняешь меня, не злишься, не швыряешь тарелки? Я не понимаю. Отстранив ее от себя, он делает шаг назад, сжимает кулаки, смотрит с вызовом. А Проксима думает, что он не может, не имеет права считать, будто его есть в чем обвинить. Будто это она должна оттолкнуть его, после всего, что он для нее сделал. – Во-первых, тут нет тарелок, – теперь она поднимает бровь, ровный тон, твердый взгляд. – А во-вторых… Она делает шаг вперед, снова ловя его в объятия. – Тебе надо что-то делать с этим комплексом героя. Скривился еще больше – он не впечатлен ее шуткой. – Звездочет, ты великий волшебник, но даже ты не можешь всех спасти. Мой отец, он был обречен с того момента, когда поклялся отомстить Петтигрю. Я бы все отдала, чтобы он был сейчас жив, – ее голос дрогнул. – Но он мертв. И это не твоя вина. Уж точно не больше, чем его собственная… И ты помог мне отомстить за него. Северус приоткрыл рот. Возможно, он хотел сказать еще что-нибудь, умное или настолько же глупое, но Проксима потянулась к нему и поцеловала так нежно, так трепетно в губы, что говорить о чем-либо вообще расхотелось, тем более о чем-то плохом. – Северус! – странно тусклый и беспрестанно мерцающий серебряный феникс влетел в комнату, прервав их поцелуй. – Мой… кабинет. Помоги… Феникс растаял, растеряв последние силы, – и голос, которым он говорил, походил на предсмертный стон. И Снейп вспомнил, что ему не полагается никакого отдыха, что вообще-то у него было задание насчет Дамблдора – он даже бросил проверять, есть ли директор в школе, или все еще не вернулся, так увлекся отвлечением Проксимы от преследования Пожирателей Смерти. А она изо всех сил сдерживалась, чтобы не выдать своего знания. Проксима Блэк никогда не встречалась с Альбусом Дамблдором, не должна узнавать его голос. И понятия не имеет, какой формы Патронуса тот вызывал.