Роковая звезда

Гермиона позавидовала бы рвению, с каким Проксима осадила домашнюю библиотеку. Ее альтер-эго, Гарри Поттер, свел контакты с миром за пределами книг к миниму. Плевать на порой окликающих приятелей, плевать на веселые волшебные игры. Плевать на шепчущихся и выкрикивающих что-то обидное студентов – что Малфой и его компания, что Шеймас с его друзьями, носящие серебряную “Звезду” на груди, всех Проксима может игнорировать, а их детские проклятия отбивать на подлете. Проксима даже сама носила уизлевский значок со своей “Звездой”, забавы ради. Плевать на Амбридж, которую Дамблдор по доброте душевной и по причине отсутствия других кандидатов оставил до конца года – велев только придерживаться оригинальной программы Министерства и учить-таки детей заклинаниям. Проксиме некогда с ними всеми разбираться. Она даже училась теперь только чтобы не привлекать ненужное внимание профессоров, которые непременно оставили бы ее на отработку за невыполненную домашнюю работу. Гораздо интереснее было отложить очередное дурацкое эссе и взяться за следующую старую, переписанную вручную книгу о чем-нибудь злом и мерзком. Или, когда уже в голову не лезет, чинить василисковую броню. За века существования Блэки скопили немало Темных знаний. Во-первых, Проксима нашла все, что можно о хоркруксах. Регулус Блэк не зря так резко отреагировал, узнав, что обожаемый им ученый и первопроходец в Темных Искусствах создал себе такой. Для этого нужно было не просто убить кого-то, возможно, бесполезного и не вызывающего никаких эмоций человека, нужно было в полной мере прочувствовать совершенный проступок. Сломать себя – сломать свою личность – выковать из этого чувства клинок и отсечь часть себя и запереть ее. Мир должен был разделиться на до и после убийства. Тот, кто был до, остается в предмете, выбранном на роль хранилища, тот, кто стал после, идет дальше, не замечая потери – ну и дурак. Тот Риддл, хитрый и жуткий слизеринский префект, немного придурок – забыл он про слезы феникса, – слабо продуманный, но уже злобный и готовый убить. Его больше нет. Студент Риддл умер тогда вместе с Миртл. В его теле поселился другой человек, которому пришлось бы искать более извращенные способы расколоть душу, больше жертв, если бы он хотел создать себе еще один хоркрукс. Чтобы хоть что-то почувствовать. Этот человек, возможно, напугал бы того, первого Тома Риддла до полного переосмысления своих целей. А может, Проксима просто драматизирует, может, Том относился к убийствам не так категорически, может, он считал, что цель оправдывает средства. Он ведь создал целых два таких, словно одного было мало. Но теперь-то он уж точно беззащитен. Подумать только, если бы она успела убить его до того, как Кричер показал ей медальон, Волдеморт бы ускользнул. А потом вернулся еще раз. Вторым вопросом была “Гончая”. На самом деле у Проксимы был целый ворох вопросов, на которые не смогли ответить даже портреты предков – даже очень старые портреты. Финеас Найджелус не был старшим из них, но и его иные повороты мысли пра-пра-правнучки повергли в ступор. Ситуация, в которой находилась Проксима, была, скорее всего, уникальна – ведь, например, как отреагировала бы “Гончая” на убийство хоркрукса или мага с хоркруксами? Нигде об этом не писали, никто не слышал такого, чтобы человек, так боящийся смерти, потом пошел бы и навлек на себя месть кого-то из Блэков. Оставался еще вопрос, на кого “Гончая” делает “стойку”. Как объясняли семейные предания, устные и письменные, для окончательного оформления проклятия вендетты мало одних только хороших мыслей, нужно пролить кровь – свою, сознательно – и поклястся на ней, чего она не делала. Если она и впрямь унаследовала ее от отца, как заявляют наперебой все портреты предков, то, получается, “Гончая” настроена на Питера Петтигрю. Но почему тогда Проксиме снились все Пожиратели в одной компании? Было ли это потому, что среди них был Петтигрю – даже когда мелкого шпиона не было видно со всеми в комнате? С другой стороны, если это так, то почему она теряет голову в присутствии других Пожирателей, когда начинается очередная схватка? Что у других Пожирателей и Петтигрю общего? Проксима знала ответ на этот вопрос – Метка. Никто не знал, что из себя представляет тайная отметина, которой Волдеморт клеймил своих избранных прислужников, возможно, это его собственное изобретение. Все, что Проксима знала о Метке, это то, что та связывала Пожирателей и Волдеморта между собой. “Черная Гончая” наверняка чуяла связь между остальными мечеными и объектом ее преследования, и помогала носительнице довести бой с ними до конца, выстоять, убить, прежде чем свалиться замертво. И, возможно, при должной концентрации Проксима сможет использовать “Гончую” сознательно, для определения местонахождения своей жертвы – то, что отец не смог, не значит, что это в принципе невозможно. Рано ушедший из дома с такой богатой библиотекой Сириус мог многого не знать. Все, что ей удалось добиться за остаток зимы и весну, это интуитивное ощущение присутствия метрах в пятиста. Ей нужно было напасть на след, все равно нужно было вылетать в ночь. Поначалу было страшновато, постоянно отзывалась в памяти трепка, что ей задала тетушка, – да и предыдущая встреча с тремя Пожирателями из “десятки” кончилась не особенно хорошо. Но постепенно, с каждым удачным вылетом Проксима возвращала уверенность в себе. Она теперь понимала, что с ней происходит, училась контролировать позывы проклятия вендетты и за месяцы перебирания семейной библиотеки вооружилась новыми знаниями. Пока что она будет действовать как можно тише, без “Звезд” и граффити, а потом заявит о себе, вернувшись еще более ужасной – для Лорда – чем прежде. Пусть узнает, каково это, на собственной шкуре. Теткин “подарочек” тоже пришелся к делу – зачарованный нож из гоблинского серебра, способный разрушать даже самые стабильные материи. Самой себе Проксима уже напоминала древнюю ведьму – что ей теперь экзамены, от одного напоминания о которых однокурсники падали в обморок. К концу июня она полностью восстановила уверенность в себе. Оглядываясь назад, на прошлое лето, которое она встретила на ужасном Турнире, привязанная к надгробному камню, Проксима видела головокружительную пропасть. Между собой тогда, еще совсем ребенком, пусть и закаленным, рано потерявшим детство, и собой теперь. Сожалея о запятнанной душе, о том, как пришлось опуститься, как пришлось пострадать, Проксима смотрела вперед, на финишную прямую. Волдеморт остался без великанов, без новобранцев, без бессмертия, все еще сильный, но совсем больше не страшный. Следующее же Рождество она встретит дома, без какой-либо горечи и боли, без ощущения неминуемой погибели. Она займется, наконец, своей жизнью. Разве что Дамблдор почти прямо перед уходом на каникулы как бы невзначай поинтересовался ее дальнейшими планами. Точнее, не ее, а Гарри Поттера. – Сэр, я не собираюсь продолжать обучение после пятого курса, – ответила она. Директор выглядел чуть обеспокоенным – Проксима не замечала своей бледности, усталости, черноты под глазами, которые просачивались даже через иллюзии. – Я бы хотел, Гарри, чтобы ты хорошенько подумал этим летом, прежде чем принимать окончательное решение, – мягко предложил он после долгого молчания. Проксима моргнула. – Но я уже принял решение, профессор, – хотелось заявить ей, но Дамблдор не закончил. – Дело в том, что нам с тобой просто необходимо продолжить ту нашу сентябрьскую беседу. Я не хотел беспокоить тебя перед сложными экзаменами, – почти подмигнул директор, прежде чем принять совершенно серьезный вид. – Есть кое-что, что ты должен знать о Волдеморте… без чего его невозможно будет победить. – Но, сэр… Изо всех сил Проксима постаралась принять недоумевающий вид, хотя слова Дамблдора почти мгновенно заставили ее подумать о той же тайне Волдеморта, которую она обнаружила зимой. Стоит ли порадовать Дамблдора тем, что все хоркруксы уничтожены, и стоит ли раскрывать перед ним, что она знает о них? Это бы повлекло за собой огромные неприятности. Ведь откуда бы Гарри Поттеру знать такие вещи. Гарри Поттер ничего не знает о Темных Искусствах. – Сэр, мне только шестнадцать. Исполняется в июле, – уточнила она. – Я только пять лет вообще знаю о магии, Волдеморт провел черт знает сколько изучая ее. Что я вообще могу противопоставить ему? Голубые глаза заблестели желанием поскорее сообщить ей ответ на этот вопрос. – У тебя есть, что противопоставить, Гарри. Даже если забыть о том досадном Пророчестве, что называет тебя способным его победить, ты обладаешь важным преимуществом. – Каким же? – вяло отозвалась Проксима. Она конечно же знает, но Дамблдор никак не мог выведать, что у нее за преимущество на самом деле: что она Проксима Блэк, что у нее есть потенциал стать не хуже своей тетки, такой же страшной фигуры, как и ее Повелитель, и что у нее есть “Черная Гончая”, с помощью которой она может отыскать Волдеморта. И будет иметь волю преследовать его, пока не погибнет Питер Петтигрю, или пока Питер не утратит Метку – чего не произойдет без смерти Волдеморта. – Ты – один из немногих людей, кто всегда будет пытаться остановить Волдеморта, не перестанет сражаться, чтобы защитить тех, кто тебе дорог. Поверь, на этом свете не так много подобных тебе. – Н-но у меня не осталось никого! – выдохнув, возразила она. Технически, у Гарри Поттера из родственников были только Дурсли, а из друзей только Миртл, которую Волдеморт при всем желании не смог бы убить еще раз. – Все меня ненавидят… – Так уж и никого? – слегка улыбающийся Дамблдор посмотрел на нее этим всезнающим взглядом поверх очков-половинок. – Даже если у нас нет никого, кому были бы дороги мы сами, мы ничего не можем поделать с теми, кто дорог нам все равно. Проксима вздохнула. Пожалуй, он прав. Только вот ей совсем не нужна помощь с Волдемортом. У нее уже есть план. У нее уже есть прогресс. Ей не нужно быть Гарри Поттером, ни чтобы исполнить чье-то дурацкое Пророчество, ни даже чтобы всегда и во всем противостоять Волдеморту до самого конца. Но она не могла сказать об этом Дамблдору – никому. У нее не будет надежды освободиться, пока кто-то знает ее маленький секрет. А еще, вдруг то, что он хочет рассказать, совсем не хоркруксы? Вдруг это поможет, если, конечно, до сентября Волдеморт еще будет жив. Она не должна брезговать полезной информацией. – Хорошо… Я – я подумаю. Сэр, – присовокупила Проксима, желая оставаться вежливой несмотря на смятение. – Гарри, даже если ты решишь не возвращаться в Хогвартс, мы все же должны будем встретиться и обсудить то, что я упомянул, – совсем серьезно заявил Дамблдор, складывая руки. – Это твое право, жить так, как тебе хочется. Однако я боюсь, что Волдеморт не позволит тебе. Из-за того же самого Пророчества, которое он, в отличие от нас, принимает слишком близко к сердцу. – Знать бы, как он его вообще услышал, – пробурчала Проксима, сжимая кулаки. Все было бы иначе, если бы не это Пророчество. Настолько иначе, что она едва может воспроизвести это в своей голове – но она точно знает, что тогда не было бы тех лет в чулане у Дурслей. – Один из слуг Волдеморта подслушал Пророчество, когда его произносили в моем присутствии. Я уверен, тот человек, что донес его, сильно в этом раскаивается, – совсем тихо добавил Дамблдор, но она расслышала. И горько фыркнула. – Слуга Волдеморта по определению не способен на раскаяние, – самонадеянно заявила она, заставив директора нахмуриться. – Я тебя уверяю, Гарри, большинство из них, особенно те, что построили свою жизнь после его исчезновения, вовсе не рады снова служить ему. Все, что им остается, это выживать день за днем, защищая своих детей. Ты, конечно, не можешь это видеть, особенно когда они угрожают тебе, – он явно намекал на тот случай на кладбище. – Но ты должен помнить, как они боятся его. Не столько за себя, сколько за своих близких. Опустив взгляд, Проксима вздохнула. Пожалуй, она не может с этим спорить. И даже если эти люди, что просто защищают своих детей и больше не хотят иметь никакого дела с Волдемортом, когда-то разделяли его точку зрения, у них могли быть самые разные причины. Она сама, будь ее “легенда” правдой, и не будь в ее истории никаких столкновений с Волдемортом, наверняка выступала бы против магглов – не всех, может, только таких, как Дурсли, чтобы никогда ни один магглорожденный ребенок не страдал, чтобы ни из кого больше не выбивали “магическую дурь”. – Я свяжусь с тобой в августе, Гарри, – Дамблдор перешел на деловой тон. – Постарайся хорошенько отдохнуть и будь осторожен. Проксима пообещала это, а сама задумалась. Что, если Гарри не будет осторожен, что, если с ним произойдет несчастный случай? Она подумает об этом, когда покончит с Волдемортом. В ставке Темного Лорда всерьез началась разработка проникновения в Министерство. Волдеморт не мог просто взять и пойти за своим Пророчеством – Скримджер с Робардсом и Боунс хорошенько взялись за Департамент Магического Правопорядка, старательно давили любые страхи и разобщенность. Долгом аврора или агента ДМП было ловить и сажать Пожирателей и Того-кого-нельзя-называть. Даже Волдеморт не смог бы выстоять один против их всех. А чтобы пройти там с армией и просто захватить Министерство, у них не хватало сил. Авроры были повсюду, да и Звезда, ныне, увы, покойная, хорошенько отбила у отчаянной швали из Ноктюрн-аллеи желание связываться с Пожирателями. Любые подозрительные сборища разгонялись, пропагандистов ловили. Выгоняя их “в поле”, Темный Лорд рисковал раскрыть их и лишиться ценных кадров, потративших десятилетие на закрепление в Министерстве. Им нужно было выбрать удобный момент или подстроить хорошую диверсию для скрытного проникновения в Отдел Тайн, после того как провалилось несколько попыток заставить кого-то еще взять для них дурацкое Пророчество. Еще нетвердо стоящий на ногах Руквуд, едва оправившийся для посещения собраний, сразу постарался убедить Лорда, что только те, к кому оно относится, могут его коснуться. Был вариант каким-то образом убедить туда пойти мальчишку Поттера, но Северус заявил, что того слишком хорошо охраняют. – Дамблдор не спускает с него глаз, мой Лорд, – вещал он, стараясь казаться раздосадованным. – А заманить его нечем. У мальчишки не осталось ни одного друга, даже приятелей нет. Ему ничто не интересно, он в полной апатии… Волдеморт довольно сверкнул глазами, хотя почти сразу его выражение сменилось злостью и фрустрацией. А Северус вспомнил, когда в последний раз видел Поттера – на его уроках парень прячется за своим котлом, справляется средне, курсирует разве только между кабинетами и гриффиндорской башней, игнорируя Большой Зал, судя по осунувшемуся лицу, и, судя по часто немытым волосам, душ. И ни с кем даже словом не обмолвится. Северус подслушал, как однокурсники сравнивают Поттера с ним, и слегка призадумался. Чего бы Поттеру так страдать, он живет один в собственном доме, а не переезжает из одного ада в другой на каникулы. Никто не воспитывает, никто не орет, не унижает, не поколачивает, не пропивает последние деньги на еду… Избалованный юный король драмы. Впрочем, быть совсем одному тоже не сахар… – Эй, Снейп, пойдешь с нами в одно местечко? – один из Пожирателей окликнул зельевара на пути домой из все менее и менее гостеприимного имения Малфоев. Мальсибер и Эйвери младшие, старые друзья-однокашники, чьи слова ненависти когда-то нашли отклик у ненавидящего магглов Северуса. Магглов легко было ненавидеть, всего-то и нужно представить распухшую фиолетово-желтую рожу отца. В те годы, когда он все чаще оставался один, их “а ты ничего, Снейп” звучало музыкой. Пусть и шутки у них были на грани жестокости, это казалось справедливой местью гриффиндорцам, которым то же самое вечно сходило с рук. После восьмидесятого года Северуса тошнило от них и самого себя в шестнадцать лет, но он не мог этого показать. – Что за местечко? – максимально незаинтересованно спросил он. В случае чего, можно будет отговориться лабораторией. Многим беглецам до сих пор нужны были зелья. Азкабан подействовал на всех по-разному – вот Белла, которой все как с гуся вода, а вот Барти, сидел всего ничего, а совершенно потерял форму. – Да есть тут одно, – ухмыльнулся Мальсибер особенно гадко, и стало чуть понятнее. Там, где можно кого-то мучить. – Оно, правда, маггловское, – темный маг скривился в омерзении. – Но девки там красивые. И ничего не скажут против, особенно под “Империусом”. – Давай, Снейп, пойдем, – вступил Эйвери, весь какой-то нервный и поминутно оглядывающийся через плечо. – Нам всем надо развеяться и сменить обстановку. Тут же прямо как в Азкабане, темно, уныло и те же морды психопатские. Он снова оглянулся, и Северус понял, на кого старый школьный приятель так реагировал. “Бедняжка” Барти, с большим трудом переживший свой первый год в волшебной тюрьме и почти сломавшийся, когда попал туда повторно, перемещался тихо и незаметно, и пугал своим поведением. И так довольно нестабильный мальчишка взял за обычай подбираться к скоплениям людей в компании гигантской лордовой змеи и постоянно “шептаться” с ней. Стереотипы были сильны, и даже верные Темному Лорду находили его парселтанг и здоровенную Нагини жуткими. Северус даже не знал, что Барти тоже достался дар – но кто знает этих чистокровных. Барти мог как говорить со змеей, так и просто воображать, что она его понимает. – Возьмем еще пару ребят, Долохова, Кэрроу, может, даже Питера, – измученное лицо Мальсибера приняло почти мечтетальное выражение. – Без Петтигрю, – заявил Северус, даже не пытаясь прятать ненависть. Он уже понял, что лучше пойти с этими двумя – может, получится выручить несчастных маггловских девушек и тех, кто еще попадется этим гадам под руку. Школьные приятели просияли, радуясь, что удалось уговорить бывшего одноклассника. Они предвкушали вечер воспоминаний, как выпьют за погибших товарищей, с которыми вместе когда-то наводили ужас на грязнокровок и их сторонников, сперва в Хогвартсе, а потом и на улицах. Снейп же предвкушал неприятности и перебирал в памяти взятые с собой зелья, которые можно незаметно подлить в выпивку, чтобы “приятелей” не понесло на приключения. Его как-то не слишком интересовала перспектива провести вечер в компании сомнительных маггловских девиц – это было еще одно напоминание, что ему по-прежнему не светит ничего доброго и долгосрочного. Все, кто ему хоть сколько-нибудь нравятся, постоянно умирают.