Прозвенел звонок с последнего урока. Василиса Антоновна, откинувшись на спинку стула, с нежностью смотрела, как последние ученики складывают учебники в портфель и покидают кабинет. Оставшись одна, Василиса Антоновна прикрыла глаза и покрутила головой, разминая затёкшую шею.
Мира вошла неслышно, сложив на груди руки и смущённо улыбаясь.
— Сейчас домой пойдёте?
Василиса Антоновна от неожиданности подскочила на месте:
— Опять ты меня пугаешь!
— Извините… — опустила голову Мира.
Василиса Антоновна снова закрыла глаза и, улыбнувшись, промурлыкала:
— Помилуй мя, Боже, помилуй мя, падшего… Сейчас надо будет в магазин зайти, я хочу виноград.
— Хорошо, пойдёмте, — пожала плечами Мира.
Василиса Антоновна ещё немного посидела, потом начала собирать вещи в сумку и вынимать вилки из розеток. Мира же уверенно подошла к окну и по-свойски закрыла его. Это было уже чем-то настолько привычным, что Василисе Антоновне не приходилось ни о чём просить или напоминать.
— Всё? Пойдём.
Мира вышла в коридор и пошла одеваться. Василиса Антоновна проверила выключатели, заперла кабинет и тоже спустилась в раздевалку на первом этаже. Там она подошла к огромному зеркалу и чуть подкрасила губы алой помадой. Василиса Антоновна любила косметику: это придавало образу завершённости. Ну и перед Мирой хотелось предстать в наилучшем виде. Впрочем, даже если что-то пойдёт не так, Мира не заметит и уж точно не придаст никакого значения. И всё же Василисе Антоновне хотелось впечатлить девочку или хотя бы не дать разочароваться в себе.
Василиса Антоновна вышла на крыльцо школы, где уже стояла Мира и внимательно смотрела на наручные часы.
— Ровно десять минут одевались! — гордо воскликнула она.
Василиса Антоновна усмехнулась, приподняв бровь:
— Ты засекала?
— Да! Пойдёмте.
Мира с энтузиазмом подхватила нелёгенький пакет с тетрадями и пошла за Василисой Антоновной, попутно её разглядывая. Пальто было длинноватым, но пояс делал его очень элегантным, а высокие ботинки на каблуке лишь подчёркивали это.
— Вы опять без шапки? — нахмурилась Мира.
— Да. Я проспала — было не до этого.
Мира озабоченно покачала головой:
— Плохо: заболеете. Вам дать шарф?
Василиса Антоновна рассмеялась:
— Зачем? Нет, не надо, мне не холодно.
— Ну как хотите. Только вот скоро морозы начнутся, тогда не забывайте ни шапку, ни варежки.
— Хо-ро-шо!
Василиса Антоновна, улыбаясь, взглянула на Миру. Её заботливость иногда трогала до глубины души. Ещё ребёнок, Мира наполняла каждое своё слово и действие такой неподдельной нежностью и любовью, что Василиса Антоновна не могла противиться.
Ни один мужчина не заботился о ней так же, как Мира. А за всю жизнь, благодаря сказочной красоте, у Василисы Антоновны их было немало, но никого не удовлетворяли обыкновенные прогулки. Василиса Антоновна искала родства душ, а мужчины — фигуристую девку, с которой можно весело поразвлечься, а потом оставить. Она устала от таких «ухажёров», но не теряла надежды встретить подходящего партнёра. Но пока такового не было, Мира отлично справлялась с его ролью.
Оживлённо что-то обсуждая, они вошли в магазин, взяли несколько кистей винограда и пошли с ними на кассу. Какой-то мужчина принялся беседовать с кассиршей, задерживая недовольную очередь, но все молчали. Василиса Антоновна же ждать не собиралась. Она сурово нахмурила брови и прикрикнула:
— Можно как-нибудь побыстрее? Мы торопимся!
Мужчина весь стушевался и, забрав покупки, удалился.
Василиса Антоновна и сама не заметила, как с её губ слетело «мы». Давно она не ходила с кем-нибудь на пару. Василиса Антоновна обернулась и посмотрела на Миру. Серая шапка набекрень, небрежно повязанный шарф, наспех расправленный капюшон куртки — Мира явно спешила. Зачем? Конечно, чтобы успеть выйти на крыльцо раньше Василисы Антоновны. Удивительно, что кто-то может так жаждать встречи с ней.
Мира убрала виноград в пакет с тетрадями.
— Пойдём ещё зайдём в пекарню, — попросила Василиса Антоновна.
Мира расплылась в улыбке. Она была готова шагать за этой девушкой куда и сколько угодно.
Василисе Антоновне нравилось баловать Миру. Её умилял этот всегдашний детский восторг при виде протянутого пирога. Но так не всегда было.
В первый раз Мира очень смутилась и даже покраснела. Тогда Василиса Антоновна была хозяйкой положения, что ей нравилось.
Когда Василиса Антоновна во второй раз отдала Мире пирог, та засмущалась ещё сильнее.
— Не надо, — сказала тогда Мира, — не покупайте мне больше.
— Это ещё почему?
Она опустила глаза:
— Дорого.
Это было так трогательно, что Василиса Антоновна лишь рассмеялась, но мысленно пообещала заходить в пекарню как можно чаще.
Василиса Антоновна мельком оглядела витрины. Тёплый свет делал и так вкусно пахнущую выпечку ещё аппетитнее.
— Что для вас? — спросила миловидная продавщица.
В этой пекарне к посетителям обращались только так. Когда Мира очутилась здесь впервые, она нашла это ужасно милым.
— Две слойки с лимоном, — улыбнулась Василиса Антоновна.
Продавщица уже привыкла видеть этих девушек вместе: они часто здесь бывали. Один раз, обслужив старшую, она по незнанию обратилась и к девочке:
— Что для вас?
Старшая рассмеялась:
— Она со мной! — и младшая смущённо улыбнулась.
Василиса Антоновна оплатила слойки, и они с Мирой пошли к подъезду. Поднявшись на нужный этаж, они встали лицом к лицу, любуясь друг другом. И обе знали: на этом месте обыкновенно и случается самое важное за день.
Василиса Антоновна развязала пакет и положила в маленькую ладошку слойку:
— Одну половину козе отдал.
Когда-то она так сказала и по лицу Миры увидела, что цитата ей очень понравилось. Теперь это, можно сказать, стало традицией.
Василисе Антоновне нравилось разглядывать лицо Миры в тусклом свете подъездной лампочки. Немаленькие глаза казались ещё больше, а из-за увеличившихся от полумрака зрачков они были совсем чёрными.
Мира же, в свою очередь, любовалась не менее прекрасным личиком Василисы Антоновны, которое сейчас выглядело особенно потрясающим. Мире нравились эти розовые от холода щёки и алые губы, на вид такие мягкие и нежные. Тяжёлые серьги в виде зелёного крыжовника блестели в бледных ушах.
Они могли бы стоять так долго, но обеим хотелось чего-то ещё. Просто объятий. Однако ни одна из них не решалась, боясь показаться слишком смелой и навязчивой. По большому счёту, Мира вообще не должна была здесь находиться. Ненормально это: при любой возможности провожать взрослую учительницу до дома. Все это понимали и даже чуть подсмеивались, хотя Мира и никому не рассказывала. Да и Василиса Антоновна осознавала, что так быть не должно. Но она так долго этого хотела! Она всю жизнь мечтала видеть рядом с собой человека, похожего на Миру: нежного, ласкового, понимающего, не способного ни на предательство, ни на подлость. Василиса Антоновна боялась извалять этого чистого ангела в своей грязи, но противиться чувствам больше не могла.
Василиса Антоновна потянулась за пакетом и как будто случайно коснулась тонких пальцев Миры:
— Давай сюда.
Это был спусковой курок, о котором тоже знали обе.
Как только Василиса Антоновна забрала пакет, Мира обхватила её обеими руками и сжала насколько могла крепко. Василиса Антоновна ждала этого. Ей тоже нужны эти объятия, без них она как без воздуха.
Пальцы Миры машинально перебирали волосы и иногда обводили ухо. От этих невинных прикосновений у Василисы Антоновны шли мурашки, и она в очередной раз прокляла своё испорченное мышление.
А у Миры шли мурашки от того, что руки Василисы Антоновны иногда поглаживали спину. Хотелось долгих поцелуев и мягких прикосновений. И, конечно, бесконечных бесед обо всём на свете.
Василиса Антоновна думала о том, что неплохо было бы как-нибудь пригласить Миру в гости. Нет, пока рано. Если Мира придёт в ближайшее время, то Василиса Антоновна точно не сумеет удержать себя в руках и наделает всяких глупостей, о которых будет жалеть. Нет, не сейчас. Может быть, чуть позже.
— Ладно, — сказала Василиса Антоновна, разрывая объятия, — я пойду.
Прощаться не хотелось, но так было необходимо. Тем более осенью темнеет рано, а Мира должна успеть вернуться домой засветло.
Василиса Антоновна напоследок ещё раз улыбнулась и хлопнула дверью квартиры. Она сняла пальто, помыла руки и поставила чайник. Переодеваться было не во что, да и не хотелось: нужно было ещё проверить несколько сочинений, а в тёплом домашнем халате так хотелось спать.
Василиса Антоновна не любила есть в одиночестве, поэтому наобум включила какую-то песню. «Мельница» пела «Чёрную овечку»:
«Знать бы мне только слово,
Моё сердечко, облачная овечка,
Как услыхала б золотые копытца,
Стала б тебе, сестрица…»
Василиса Антоновна ела слойку, запивая любимым зелёным чаем, и всё думала про Миру. Она наверняка сейчас шла в сумерках и тоже уплетала булку. И, конечно, пела или читала стихи. Мира как-то рассказывала Василисе Антоновне, что в хорошем настроении ей всегда хочется что-нибудь цитировать. Василиса Антоновна задумчиво отхлебнула из бокала: интересно, что у Миры на уме сегодня?
А Мира шла под смеркающимся небом и тихо мурлыкала себе под нос:
«Я за тобою следом,
Не размыкая век, дороги не зная —
Ясным коротким летом,
Да первым снегом, слышишь, моя родная…»
