***
Две верхние пуговицы рубашки Сато неаккуратно расстёгнуты, рукава подвернуты до локтей, а волосы немного взъерошенные. Уже по одному внешнему виду, можно было определить его невысокую классовую принадлежность, причем выводы эти напрашивались сами собой, но никак не совпадали с действительностью. Складывалось впечатление, что этот парень делает всё, лишь бы казаться человеком стеснённым в средствах, а может — чтобы не привлекать внимание? Мысли Чифую мечутся от одной к другой, когда Сато они вместе заходят в просторное помещение, а штатные сотрудники не здороваются и не спрашивают лишнего, — вопросы типа: «что парням здесь нужно?», — а просто проводят обоих пристальным взглядом, когда они направляются к лифту. Сато, очевидно, привык к такому отношению, поскольку даже не реагирует, словно эти люди — не интересующая массовка. — Удивлён что-ли? — ни с того ни с сего, уточняет Рюсей. — Судя по твоему выражению — ты здесь впервые, — подводит логичный итог блондин, — поэтому потом напомни мне, уточнить, что ты забыл здесь и почему захотел прийти именно сегодня? — Сато всё так же незначительно улыбается, а после, попросив Чифую ждать его на этом месте, скрылся в одном из коридоров. Он обещал вернуться через пять минут, но Мацуно кажется, что это снова одна из шуточек Рюсея, поскольку прошло уже, однозначно, больше. Чифую старательно пережил этот промежуток времени и уже успел рассмотреть каждую ступеньку на лестнице перед ним, каждую плиточку цвета слоновой кости и все свои ногти пальцев рук. Идеально чистенькое помещение настораживало и парень даже пару раз заглянул на подошву своих ботинков, чтобы убедиться, не запачкал ли он пол. Мимо только что прошли двое мужчин, которые суровостью своих лиц скорее смахивали на бандитов из фильмов, чем на офисных сотрудников. Один говорил на каком-то иностранном языке и держался за палец. Наверное, прищемил где-то. После их ухода снова стало невероятно тихо. Основная масса сотрудников скопилась парой этажей ниже, но Сато, отчего-то, привёл его именно сюда. — И свалил по своим делам, — заканчивает свою мысль Чифую и сердится, так как возвращения Рюсея он не дождался. — Может, осмотреться пока? — спрашивает вполголоса, будто у него есть мнимый собеседник, и, оглянувшись, не обнаруживает никого, кто мог бы помочь ему и подсказать, где искать парня по имени Сейшу. Он проходит вдоль коридора, но все двери вдоль коридора — заперты, а за ними ни звука. Необоснованное предположение, что в конце пути — обязательно должно что-то быть, ведёт его прямо до конца прохода, а после — один поворот и он перед отдельной комнатой. Смахивает на специальное помещение, возможно, для персонала и любопытство ведёт его прислониться ухом к непроницаемой поверхности. Он, наверное, забыл, что разгуливать просто так ему никто здесь не разрешал, поэтому услышав неподалёку приближающиеся шаги, успевает скользнуть под лестничную площадку и засесть в компании вёдер и тряпок для мытья пола. Отсюда Мацуно наблюдает как дверь под действием ключа открывается и тот самый мужчина с покалеченной рукой заглядывает внутрь, и говорит кому-то, что парень на месте. Вероятно, у охраны имеется гарнитура скрытого ношения и мысленно Чифую подмечает для себя, чем ему чревато такое подглядывание. Он искренне не понимает, что здесь забыл, когда должен был, как минимум дождаться Рюсея и как максимум найти Сейшу. Но интуиция, или скорее любопытство — привело его сюда. После смерти отца, Чифую часто видел кошмары. Он просыпался в своей кровати и сжимался маленьким клубочком, словно так, монстры под кроватью могли бы его не заметить. Но они снова находили его, потому что монстры — в его голове. Сейчас, он испытывает что-то сродни этому чувству: дверь достаточно открыта и тот может заметить половину тела человека, чьи волосы, закрыв лицо, разметались по полу. Смотреть не хочется, но он смотрит, а внутри кто-то издаёт болезненный крик. Он не произносит ни звука, поскольку это не поможет, а лишь усугубит ситуацию. Чифую без возможности подойти ближе даже с такого расстояния узнал бы длину и цвет его волос. Личность Казуторы идентифицирована с болезненной точностью. Мир в какие-то пятнадцать секунд сжался до размера одного помещения, а сердце — атома, иначе не объяснить почему оно так давит. Неприятная сцена, слишком реалистичная, слишком страшная, как кошмары, которых он боялся. Может кто-то решил поиздеваться над ним? Все это подстроено специально? И охранник тоже знает, что он здесь. Мужчина тоже актёр этого театра? Открыл дверь, чтобы Чифую полюбовались картинкой со стороны. Может его приглашают войти? Занять место рядом с ним на полу? Осмелится ли он сделать это? Вряд-ли это проверка на храбрость и человек с камерой не выйдет, сказав: «стоп, снято». Это совокупность неслучайных случайностей, что привели его сюда, именно в этот офис. Эпицентр зла, нулевая координата по карте, что ведущей его до этого момента в место, куда он и должен был попасть. Неприятная мысль закралась в сердце — он не сможет вытащить Казутору в одиночку: рядом из подручных средств только швабра. Только… Необоснованные поступки имеют свои последствия, но времени на долгие раздумья нет. Первопричина, по которой Чифую решается на отчаянные действия — безопасность друга. Тот же сейчас лежит спиной к двери и отсюда не видно, поднимается ли его грудь при вздохах — от этого картинка в мозгу складывается в дурацкий пазл, где Чифую винит себя, что опоздал. Пассивная агрессия направлена лишь на одного человека и здесь — как в русской рулетке: пан или пропал. Он хочет проснуться и не делать того, что делает, но совершив значительный рывок, тихо, со спины прикладывает короткостриженного мужчину по голове со всего маху, да так, что придаёт удару не только имеющиеся силы, но и весь доступный потенциал в этот момент. Тот не успевает среагировать и, отшатнувшись, валится на землю. Метка с положением Чифую на карте загорается зелёной галочкой — всё только в представлении — всё, как в онлайн игре. Хотелось бы улыбнуться, но колени едва держат, поскольку он никогда не видел, как людей держат в заточении, не чувствовал себя таким беспомощным, ведь один — он не справится. Его мятеж против злой системы, где Казутора по какой-то причине стал разменной фигуркой, может иметь последствия. Но даже так: рискнуть — уже половина победы; поэтому, отбросив страх, Мацуно включает дедукцию и первым человеком, кому он решает позвонить, оказывается не Баджи. Дело не в межличностных отношениях и уж точно не в личной обиде, просто времени на ожидание нет, а Казутора — вот он: здесь и сейчас, и ему явно нужна помощь. Немедленно. Плечи Чифую выдерживают тяжесть веса друга и он, водрузив бессознательного Ханемию на себя, старательно переступает ногами, двигаясь в сторону выхода. Вопросы о том, где Инуи и как сюда вообще попал Казутора — отпадают на данный момент, поскольку цель у Чифую иная. Он, вероятно, с ума сошёл, но решил втянуть в это даже Сато — сына влиятельного человека, которому, очевидно, проблемы не нужны. Зато Чифую нужна машина, а ещё — минимум лишняя пара рук. Когда парень слышит за углом оканчивающегося коридора чужие шаги, к горлу подступает страх: он не сможет дать отпор если его решат остановить, а оружие бравого героя — швабра — осталось далеко позади. Он будто готов защищаться голыми руками, поэтому прижимается к стене, устремляя взгляд прямо и выжидая того, кто пришёл за ним. Но, на удивление, Рюсей слишком оперативно среагировал на звонок и уже был здесь. Парень выглядел откровенно ошеломлённым, рассматривая расширившимися в удивлении глазами, Чифую с каким-то парнем на спине. Если без лукавства и притворства, Сато отлично знал парня и почему тот оказался здесь — тоже, но никак не мог понять Чифую, который старался стать магнитом всех вселенских проблем. Он, отчаянный ребёнок, смотрел с уверенностью в светлых глазах и без толики страха. — Поможешь мне, — Мацуно запинается, поскольку отлично понимает — Рюсей помогать не обязан, чтобы не навлечь и на себя проблем, — …забрать его? — во взгляде Сато мелькает какое-то сомнение. Он явно борется с собой, поэтому Чифую делает какой-то вывод и после добавляет. — Может, хотя бы знаешь где тут запасной выход? «Парень, ты рехнулся? Головой об один из углов ударился, пока тащил на себе друга — не иначе», — думает про себя Рюсей, но вместо этого выдаёт логичное: — И? Что будешь делать дальше, когда выведешь его из здания? Думаешь, тебя охрана не заметит? Возмущение переполняет мысли Чифую, но наружу словами так и не выходит. Если бы это была игра — попасть в подобный тупик — значило бы проиграть, а он к этому не готов. Не готов — потерять ещё одного близкого, поэтому такой исход Мацуно однозначно не устраивает. Ему не хватает героя, как в детстве, когда страшно было проходить мимо чёртовых птиц. Чтобы кто-то присел рядом и подсказал, что делать дальше, чтобы разделить тяжесть этой ноши. Именно сейчас вспоминается Баджи: тот бы не раздумывая пошёл напролом, лишь бы защитить их общего близкого человека. Но где Кейске — Чифую понятия не имеет и даже не уверен, смогли бы они вдвоём провернуть это. Тяжесть чужого тела немного сказывается на руках, и Мацуно перехватывает Казутору покрепче за свисающие перед ним руки, и наклоняется вперёд. Лёгкость наступает сразу же и даже слишком ярко выраженная. Чужая пара ног становится в линию с его собственным и Рюсей молча делит с ним эту проблему, перехватывая Ханемию под одну руку и закидывая себе на плечо. Звук шагов в коридоре снова приближается к ним и Чифую кажется, что это самый конец, что нужно сейчас же бежать втроём со всех ног, чтобы их не поймали, но Сато не переживает, спокойно шагая навстречу одному из охранников. — Я разберусь, можешь идти, — сообщает мужчине Рюсей, когда тот за несколько больших шагов оказывается рядом и охранник слушается, незаинтересованно проходя мимо. Что это за высшая степень власти над другими? Чифую понятия не имеет какую Сато в этом всём играет роль и почему строит из себя простака, будучи тёмной лошадкой. Мацуно не спрашивает — не сейчас. Он наводит в голове порядок и начинает осознавать реальность, в которой находится. Парни направляются к одному из запасных выходов, а неподалёку от здания — припаркованный автомобиль Рюсея, который привёз Чифую в нужное место, будто специально, и так же увезёт его отсюда. Страх, как от ночного кошмара рассеивается по мере удаления от того места. Реальность, которая подстраивается под стать желаниям Мацуно, кажется крайне сомнительной, ведь герои, жертвующие своим спокойствием — чаще всего выдумки людей и романтизация нелогичных и необдуманных поступков, которым они сейчас и занимаются. — Ты за ним направлялся? — прерывая напряжённую тишину, первым спрашивает Сато, которому и сейчас не понятно: «зачем он вообще согласился на это?» — Нет, я искал другого человека, — холодно и почти что безразлично отвечает Чифую. Он волнуется и очередной раз касается лица Казуторы, желая убедиться, что тот в порядке. Тёмные круги под глазами и свежие синяки по телу приводят в ужас. Мацуно отворачивается, в попытке прервать мысль о том, что может твориться под одеждой Ханемии, и что ему пришлось пережить за последний день. — У тебя будут из-за меня проблемы? — игнорируя волнение и внутреннее переживание, уточняет Чифую. Рюсей бросает взгляд в зеркало заднего вида, встречаясь глазами с Мацуно, а после делает вид, что задумался на пару секунд и выдаёт вопросительное: — Нет? — проблемы у него будут и по головке вряд ли погладят. Он, как минимум, не должен был сверкать своим личиком рядом с парнем из подсобки. Чифую смешал ему все карты своей неожиданной просьбой. Теперь придётся уточнить правила для лечащего врача, который будет у Казуторы: «забыть всё, что видел, а если и видел, то только последствия непонятного несчастного случая». А для охранников — только первое. Люди Коконоя и их близкие — пали под удар за то, что избавились от правой руки господина Сато. Целью отца была прямая демонстрация власти, когда в главном офисе конкурента, из сотрудников — было почти сорок процентов людей Сато. Беспорядок среди своих же — отличный метод подорвать уверенность в надёжности и обеспечить человека безграничным запасом паранойи, ясно донести мысль, что ни в ком нельзя быть уверенным, что даже твоя правая рука может оказаться врагом, если ему это выгодно. Рюсей не спеша проезжает мимо центральной больницы, где очевидцев собралось больше, чем пострадавших и видит знакомую машину. Неожиданно, что господин Сато-старший лично приехал понаблюдать за происходящим. Пылающее здание остаётся позади, а они торопливо едут в следующую больницу. — Отлично, — выдыхает Чифую и наконец-то позволяет себе расслабиться, когда они оказываются на финишной прямой к небольшой государственной клинике. «Кошмар закончился» — успокаивает себя парень, когда спустя десять минут машина останавливается и они ведут пострадавшего к месту, где ему помогут.***
— Посмотри на него, — приоткрыв окно тонированного Мерседеса, говорит мужчина, — выглядит так, будто кого-то ищет. — Мне не интересно, — холодно чеканит юноша, прикрывая часть лица влажным полотенцем. Этот шрам будет последним напоминанием о семье Коконоя, о том, через что ему пришлось пройти и чем заниматься. И главное, о Коко, с которым он никогда не был до конца искренним. — Врёшь, — мужчина усмехается и выглядит совсем не как верхушка одной из преступных группировок. — Не стал бы ты так отчаянно хвататься за него, будь это правдой. — Сейшу ещё не привык к общению с этим человеком. Он, в отличие от Коконоя-самы, порой выглядит слишком простым. Приближенным к чему-то человечному и даже внешний вид его — не официальный. Если бы этот мужчина сейчас вышел из двери машины и стал в ряд с остальными очевидцами — никто бы не узнал бы в нём выходца из династии семьи якудза. Самый настоящий мастер перевоплощения — опасный, всегда добивающийся своих целей враг и простой человек, понимающий чувства и мысли других. Инуи не нравятся эта многогранность, потому что он не уверен, когда наступит тот самый момент и этот человек подставит ему нож к горлу. Не своими руками — чужими, конечно же. — Я делаю это ради своей выгоды и безопасности сестры, — отмахивается от его слов Сейшу. — Не думай, что можешь обмануть меня, — взгляд господина Сато задумчивый, наблюдательный. Большинство людей для него — открытая книга, поэтому Инуи заведомо проигрывает и сдаётся. — Зачем ты сделал это? — очевидно, от ответа зависит сложатся ли между главным боссом и его новым подчинённым хорошие отношения. — Ты бы не пришёл ко мне без явной на то причины. Скорее всего так и есть. Сейшу чувствует себя последним предателем, но предупреждение от отца Коко неплохо всколыхнуло его притаившееся на время чувство страха. Аканэ была в коме, а лечение проходило под полным контролем их «опекуна». Чувства, которые Инуи испытывал к Коко вряд-ли можно было назвать братскими и к его несчастью, сам Хаджиме был в него по уши, абсолютно… так, что терял связь с реальностью. Оба теряли. Да так, что узнай кто об этом, вся репутация Хаджиме пошла бы коту под хвост. Но, если бы вскрылись самое интересное, что у них, ко всему в придачу — общая мать, они бы пали на самое дно в глазах общества. А этого допустить было нельзя. Господин Коконой чётко дал понять, что найдёт способ приструнить двух глупых детей и под удар могла пасть Аканэ. Или же сам Хаджиме, которого не раз в добровольно-принудительной форме призывали отправиться доучиваться в иностранный филиал, с последующим устройством во главу компании и проживанием. Для человека, не желающего покидать привычного места жительства — это ссылка, с отличными условиями. Как ни крути, каким бы не был выбор Сейшу — они бы расстались. Сейчас же, Инуи Сейшу умер для остальных. Он больше не обязан никому и почти свободен. Перешёл из одного надзирательного пункта в другой, но здесь он не обязан потакать каждой прихоти. До тех пор, пока отец Коко убежден в его смерти — Аканэ в безопасности. Инуи пристально смотрит в лицо мужчины, продумывая его эмоции. Настоящие эмоции, а не это напускное добродушие и понимание. — Так было лучше для всех. Мышцы на лице старшего Сато расслабляются и он, всего на секунду, выглядит как человек, который всё знал и всё предвидел. — Правильный выбор, — хмыкает, заводя двигатель, — но мне нужно, чтобы бы на днях ты сделал кое-что.***
— Если бы я знал, что наводка ложная, не стал бы тратить на него столько времени, — сидя на пассажирском рядом с водительским, ворчит Риндо. Он задирает футболку и стягивает её через верх, отчего Ран, ведущий машину, немного зависает. Красивый силуэт половины бабочки, простирающийся на теле парня привлекает внимание Кейске, но лишь на долю секунды. — Не болит ничего? — Хайтани старший пристально смотрит на лицо брата, словно того ударили хотя бы один единственный раз. Нет. Скорее имеет ввиду другое. Рука мягко касается выделяющегося пресса и ведёт вдоль одной из чернильных полос. «А будет, если сейчас же не оденешь верх» — телепатически передаёт брату Ран и младший понимает без слов. Игра в гляделки разрушает напряжение между ними полностью. Они — отдельная от всего мира инстанция. Определенные абстрактные правила поведения в основном должны превалировать, но эта связь — дар чистейшей пагубной близости, зародивший в сердцах искренний хаос, которому они с радостью предаются. — Я не против, если хочешь это исправить, — сложные цвета радужки Рана от солнца, а может от такого любопытного предложения, приобретают новые оттенки. Он согласен продолжить этот разговор, но наедине, немного позже. Улыбается краешком губ и одобряет понятливость брата, который достаёт из сумки у ног сменную футболку. — Не могу же я ходить с пятнами крови, — поясняет, поправляя чистую одежду. — Сейшу так и не звонил? — вдруг вспоминает нечто важное Хайтани, но в ответ ему отрицательный кивок. Кейске, до этого находящийся где-то в своих мыслях оборачивается на звук знакомого имени. Инуи обещал помочь, но по сути направил своих же людей в другой конец города, пока Казутора был в таком очевидном и самом непредсказуемом месте. От звонка Чифую с новостями о том, что Казутора в порядке и в какой больнице находится, стало немного спокойнее. Боль и сожаление понемногу отступают, но единственное кажется странным: зачем Инуи ввёл всех в заблуждение и какое к этому всему имеет отношение Чифую? Баджи потом в обязательном порядке поблагодарит Мацуно как следует, но пока не убедится, что с братом всё хорошо — никаких лишних мыслей. Ему нужно успокаивающее средство и желательно действующее быстро и наверняка. Мог бы Мацуно стать им? Кажется, мог бы. Кейске умиротворяют мысли о том, что в этот день, в этот раз, всё обошлось и два важных для него человека в порядке. Это не прилив чистейшего счастья, но временное облегчение. Он закрывает глаза и чувствует, как тяжесть накатывает, а тело слабеет и он отключается. Долго поспать не удаётся, поскольку у больницы его будит звук открывающейся двери и он, с важными видом, словно и не засыпал ни на минуту, благодарит за содействие. — Я бы не помогал тебе, так что на меня даже не смотри, — отказывается от благодарности Риндо, но каким бы бесчувственным он не хотел казаться, случись что с его братом… В этот раз, он разделяет чувства Баджи, но только в этот единственный раз. Ран холодно улыбается и спустя уже несколько секунд отъезжает, двигаясь по своим неотложным делам. Ещё немного и он согласится завернуть за ближайший угол и, припарковав машину, выполнить своё невербальное обещание брату.***
Казутора ощущает, как прежде жёсткая поверхность под ним, прогибается, словно матрас. Голова гудит изнутри и он с закрытыми глазами видит вселенные звёзд, пролетающие перед ним, пока сам, как космонавт, плывет в этой бесконечности. Он словно земля, летающая вокруг солнца, но диаметр звёзды так мал, что создаётся эффект укачивания и голова кружится, а после ощущение чего-то отвратительно горячего, выворачивающего изнутри. С трудом осознав себя, Казутора замечает медсестру, держащую его над специальной ванночкой и к счастью, он не касается этих отвратительных масс снова. Сгиб локтя побаливает и парень замечает капельницу, которая иголкой заканчивается в его вене. — Доктор сказал, от лекарства тебя ещё немного будет тошнить, — слышится заботливый голос со стороны. — Но потом станет лучше, — Чифую выглядит не просто уставшим, он словно разбитая кружка, которую пытались склеить скотчем. Видимо, за один день, за одно утро, пережил достаточно много. — Что ты… — начинает говорить Казутора, но в итоге лишь шевелит губами, распухшими и болящими. Всё его лицо — сплошной синяк, а язык толком не поворачивается. — Отдыхай, теперь всё хорошо, — утешает Чифую и звучит весьма убедительно, настолько, что Ханемия ничуть не сомневается. — К нему пока нельзя, — слышится возмущенный женский голос снаружи и оба парня устремляют взгляд на дверь, в которую самым беспардонным образом, с каменным лицом входит Кейске. Плевал он, собственно, на все их — «нельзя» — и сейчас, стоит, хмуро переводя взгляд с одного на другого. — Ты в порядке? — спрашивает у Ханемии, лицо которого местами цвета сливового пюре и тот положительно кивает. — А с тобой мне нужно отдельно поговорить, — серьёзно проговаривает Кейске, обращаясь к Чифую немного тише. От такого тона Мацуно кажется, что он конкретно попал, но вряд-ли Баджи начнёт отчитывать его. Солнце уже высоко над головой и по-хорошему, стоило бы пообедать, но аппетита всё ещё нет. Часы посещения на сегодня закончились и к Казуторе теперь можно прийти только завтра, поэтому оба парня идут в направлении к выходу. Шаги по ступенькам не синхронные, Чифую зачем-то специально отстаёт. Возможно, не желая говорить о чём-либо вообще. — Чифую, — при данных обстоятельствах Баджи звучит на удивление спокойно, — любишь лапшу? — Мацуно кажется, что это лучшее предложение за всё время их знакомства, поэтому бросив короткое: «конечно», — следует за ним к ближайшему такси.***
Прошло всего несколько дней. Коко закрывается в себе по нескольким причинам: во-первых, чтобы удалить нерелевантный информационный мусор из своей головы о том, что его человека могло не стать, а во-вторых, чтобы сохранить нейтральную сдержанность и быть опорой для Аканэ. Температура снаружи помещения выше двадцати пяти, а это немного меньше, чем вчера, в день, когда они погребли якобы прах человека, именуемого — Сейшу Инуи. Бред какой-то. — Помоги мне найти его, — просил Коко у отца, который был значительно мрачнее обычного. — Я знаю, здесь что-то не так. Это не может быть правдой. Наверняка это всё каким-то образом подстроили и может сейчас Сейшу… — Хаджиме, — мужчина смотрит в лицо своего сына и видит там нездоровое желание найти почившего друга. — Отец, — обращается, взывая к пониманию, но в глубинах тёмных глаз лишь сожаление. По уголкам их от подобной интонации пролегли ещё большие морщинки. Мужчина сердится. — Сделай это ради меня, твоего единственного сына, — Коко подчёркивает свою индивидуальность не случайно, чтобы увидеть правду в глазах отца или чтобы её донести. Даже после потери Сейшу — мужчина всё ещё молчит, не выдаёт тайны, хранившейся с ним годами. Возможно, он знал правду, а может до последнего считал сына и тех детей — родственниками. Теперь это уже не так важно. — Не проси меня о невозможном, — мужчина встаёт и идёт к Хаджиме. Он неторопливо перестурает и взгляд отца усталый, словно тот не спал сутки. — Я понимаю, что ты не готов смириться, а ещё… — отец замолкает на секунду, чтобы опустить взгляд и пересилить себя, сказав это, — … дорожил им. Дорожил — не лучшее слово, которое подошло бы в этой ситуации. Он скорее единственный из всех, чью ладонь хотелось бы сжимать постоянно, на глазах у всех, чтобы показать — кому он принадлежит. Лежать с ним вечерами, прижимая голову в груди и чувствовать собственное сердце, бьющееся о рёбра, а после забыть, что собирались спать. Тянуться к нему каждый божий день, устраивая взятие стен, которые Сейшу вокруг себя возводил. Двигаться с ним по жизни, плечом к плечу, просто потому, что иначе никак. Он его… Не (а)много больше, чем «дорожил». Оба понимают то, что — дорожил — всего лишь один из аспектов тех чувств, которые Коконой испытывал. Горло раздирает от подступающего кома и одним шумным сглатыванием, Хаджиме пересиливает себя. Он всё ещё не отпускает Сейшу и завуалированное желание доказать всем, что он жив. Что врачебное подтверждение его личности одним из погибших — глупый фарс. Вряд ли этот разговор имел бы какое-то логичное завершение, ведь Хаджиме не смирится. Одна из работниц дома так кстати стучит в кабинет, что неловкое молчание не приходится затягивать. Она сообщает, что «госпожа Аканэ» проснулась и её состояние стабильно. Коко кажется, что девушка знает что-то, чего не знает он. Кажется, что он снова тот слепой котёнок, идущий лишь на звук, поскольку глаза его не видят картины в целом.***
Коко слабо понимает, что происходит. Шаги, поступь, размеренность — он по одному звуку может узнать кто это. Внутри него что-то плавится, кажется, здравый рассудок, потому что за последние дни он обшарил каждый уголок Токио, искал по GPS местоположение Инуи и всё ведёт к одному — парень действительно был в том пожаре, и судя по камерам наблюдения — выйти ему так и не удалось. Хаджиме сидит за столиком в вип номере ресторана, где обслуживание проходит на высшем уровне, а гостей никто не смеет тревожить, принося заказ прямо к двери. Она, наружная, открыта, а за ней — коридор и лестница, ведущая вниз с последнего шестнадцатого этажа, вид откуда был замечательный. Панорамные окна и приглушённый свет, свежие цветы и роскошная постель — лучшее место для свиданий, но Коконой здесь исключительно по деловому вопросу. Он до последнего был уверен в этом, ведь отец сам отправил его на встречу с одним из своих иностранных партнёров. Хаджиме был настолько незаинтересован, что не потрудился запомнить имени того человека и лишь в силу своих обязанностей, соизволил прийти. Всё шло исключительно по плану, пока брюнет не понял, что видит перед собой призрака. Ему нужно больше отдыхать и пить таблетки для сна, а не убиваться мыслями. Коко опускает взгляд и потирает переносицу, словно испытывает резкую головную боль, а после смотрит на запястье — человек, с которым он должен был обсудить важные детали работы пришёл с точностью до секунды. Взгляд снова поднимается и на этот раз глаза распахиваются на удивление широко. Инуи. Он всё ещё видит его. Нужно подождать немного, обдумать: встреча, партнёр, отец, Сейшу; — как связать это в логическую цепочку? Возможно, он спит? Что-то не складывается. — Ты выглядишь не очень хорошо. Мало спишь в последние дни? — слова собеседника мешают Коко вздохнуть и он на грани панической атаки, когда осознаёт себя не дышащим. Сейшу прямо здесь — перед ним (кажется) реальный и говорит о каком-то там сне? После всего, что Коконой успел пережить, после того, как получил нехилый моральный урон, он должен начать болтать с ним, словно ни в чём не бывало? Он мог бы. «Никому нельзя доверять, даже себе», — думает Коко, ещё не до конца убедившись в реальности происходящего. Сейшу перед ним всё такой же, с одним лишь изменением — тёмный шрам от ожога пролегает вдоль лица, но даже это не портит его эстетической красоты. — А ты, я смотрю, жив здоров, — у брюнета словарного запаса не хватит, чтобы передать своего счастья, но голос звучит ядовито и с упрёком. Он не улыбается и не выглядит тем, кто готов так просто проглотить обман. Или готов? — Как видишь, — с ощутимыми сожалением проговаривает Инуи и садится за стол, напротив Коко. — Хочешь мне что-то сказать? — Сейшу выглядит спокойным, светлым как и прежде, даже расслабленным. Словно вернулся домой. Он позволяет себе немного откинуть голову на спинку стула, облегчённо вздохнув. — Начинай. Хаджиме слишком запутан, чтобы сказать что-то толковое. Из его речи не выйдет ничего связного, он уверен, поэтому молчит какое-то время. — Насколько мы торопимся? — интересуется брюнет, будто прежние слова его ничуть не задели. Выглядит, на удивление, решительным. — До утра время есть, — с улыбкой вздыхает Сейшу. Он не намерен врать, обязательно расскажет Коко обо всём, что случилось, в обмен на уговор и молчание. Хотя, им не привыкать хранить секреты друг от друга. — Ты знал? — замкнув входную дверь, начал Хаджиме, — про мою мать? — Сейшу печально кивает, поскольку и он долгое время считал её мамой и вряд ли перестанет. — А про то, — Хаджиме собирается с мыслями, — что я был единственным ребёнком? — Сейшу снова кивает и в этот раз, Коко удивлён. — Аканэ рассказывала тебе? — Аканэ знает? — Сейшу наконец-то меняется во взгляде при упоминании сестры. — Как она? — более важный вопрос, который интересовал всё это время. Он, конечно, знает, что та выбралась из здания целой и невредимой, но понятия не имеет о её ментальном состоянии. — Держится, — печально слетает с уст Коко. — Я заберу её, — уверенно заявляет Инуи, у которого на этот счёт тоже есть свой план. — Тебя я тоже хочу забрать, — чуть-чуть улыбается Сейшу, что даётся не без труда. Он осознаёт всю свою вину. — Слово «забрать» — было лишним именно сейчас, — подмечает Хаджиме, выглядя не то задумчивым, не то пытающимся оценить свою же шутку. — И это тоже. — Тогда ты прощён, — шутливо проговаривает Коко, когда Инуи позволяет себе встать и подойти: — Какое облегчение, — Сейшу звучит шутливо, с той же надменной улыбочкой, как и прежде, когда приходилось отталкивать Коконоя от себя. — Я как раз собирался изв… — слова об извинениях не доходят до адресата, потому, что что-то прижимается настолько близко, что в груди жжёт от болезненного ожидания. Первый поцелуй с человеком, который абсолютно всегда должен был принадлежать ему. Инуи не закрывает глаза, но не от удивления, — чтобы запомнить всё в малейших деталях. Когда ещё представится такая возможность? Едва касается пальцами руки Коко, которой тот старательно держится за строгий кремовый пиджак Сейшу, наверное, чтобы не сбежал, как раньше это бывало. Блондин улыбается в такой сдержанный поцелуй и замечает, что трепещущие ресницы Хаджиме распахиваются, а глаза под ними горят янтарными огоньками. Всё же Коко надо было выпить то чёртово вино, которое битый час стояло, дожидаясь второго члена сегодняшнего ужина, чтобы снять напряжение. — Это было опасно, — после пары секунд молчания выдаёт Инуи. — Уже совсем по-взрослому, — Сейшу откровенно издевается, заставляя выражение лица Коко из смущённого, смениться недовольным. Хаджиме смотрит прямо на него, буквально гипнотизирует, подмечая, что глаза у его светлого эльфа при таком освещении уже не небесно-голубые, а серо-зелёные. Слишком красивый даже сейчас. Вернее, сейчас — по-особенному красивый: — Ты мне нравишься, — обращается к нему Хаджиме и сам не сразу осознаёт, что сказал только что, — давно… — всегда. — Знаю, — с тоской отвечает Инуи, а у самого под натиском столь искреннего Коко, дыхание спирает. Внутри словно пробуждается вулкан и грозит затопить всё, погребая под толстым слоем лавы. Коконой должен быть погребён вместе с ним, сгореть до тла, а после выстраивать себя из пепла по новой. Хочется сказать, — «ты мне тоже», — или даже, — «я тебя …», — но в душу подкрадается предательский страх, словно он сам себе не принадлежит и не может обещать такого своему Коко. — Не надо, — прерывает его мысли брюнет, — говорить не обязательно, — он всё и без того уже увидел. Взгляд человека, который ни в чём не может быть уверен. — Я же говорил, куплю тебя, — не даёт загрустить Хаджиме, показывая, что для него ничего не изменилось. Какими бы не были мотивы, Инуи ушёл не просто так. — Запишем это в счёт будущего долга, — воздушное пространство резко сужается до двоих, когда Хаджиме опрокидывают на кровать и садятся сверху. Коко душно, от чужих прикосновений. Он возгорается там, где пальцы трогают его через одежду, поэтому просит на выдохе: «сними…» — и он единственный тёмный элемент в этой комнате, который желает поглотить всего светлого Инуи, полностью: «сними всё, хочу видеть тебя». — Не терпится? — прерывает зрительный контакт Сейшу, чтобы расстёгнуть клёпки своей рубашки и бросить её к изголовью. — Я и так долго ждал, — Хаджиме чуть двигается назад, чтобы сесть, опёршись спиной о красивые металлические изгибы спинки кровати. От тепла Сейшу по телу уже который раз мурашки пробегаются огромным табуном. Не сводит пристального взгляда со светлой кожи, изучая каждый её сантиметр, задерживаясь на красивых розовых бусинках на груди. — Нравится? — не выдерживает длительного молчания Инуи и усмехается едва заметно, когда подмечает, что сидит на ощутимом бугорке. — Безумно, — честно отвечает Коко, расстёгивая пуговку на штанах Сейшу и запуская туда тонкие длинные пальцы. — А тебе? Инуи едва заметно щурится, стараясь скрыть волнение, а Коко, как завороженный наблюдает за линией губ парня: как она то сжимается, то расслабляется. После очередного более уверенного движения рукой, розовые губы приоткрылись, издав немой стон, но блондин тут же закусил нижнюю, сдерживаясь. Коко наклоняется чуть ближе, вспоминая те бесподобные поцелуи в номере и делает то же самое. Он едва ощутимо сминает губами нежную кожу и отпускает, двигаясь выше. Ангелы не бывают такими податливыми, думает про себя Коко, предоставляя их совместное грехопадение и сквозь собственный шум в ушах от возбуждения, просит: «Поцелуй…» Все мысли испарились. И просьба Коко — скорее приказ, Сейшу хочет поиздеваться, хочет довести его до белого каления, но не может. Желания Коко порой имеют подавляющие действие и он теряется окончательно. Больше не важно — кто чья мать и кому сколько лет. Внушаемое самому себе — «***
Заходя в чужой дом, Мацуно направляется прямо к кухне. Не сговариваясь, он ставит чайник, а Баджи идёт переодеваться. — Не заливай сам, — доносится через комнату, будто это нечто важное. — Ты не знаешь особого способа приготовления лапши, а я в этом деле — лучший. — Хоть в чем-то, — бубнит себе под нос Чифую. Не потому, что считает, словно Кейске не может быть лучшим, а потому, что его маленькая пубертатная язва внутри не может умолчать. Кейске, слишком быстро переодевшись, возвращается. Подходит к гостю со спины и останавливается, посматривая через его плечо. Мацуно не видит нужды спрашивать что-то, поэтому лишь оборачивается, заметив на парне домашние шорты и тёмную футболку, которая с виду — мала ему. Модель необычного пошива открывает мышцы живота и Чифую вспоминает, что выглядеть вызывающе — это в порядке вещей для Би Кея. Резинка шортов едва держится на бёдрах и, слава богу, что под ними самые обычные боксеры. Мацуно кажется, что он не пялится, но судя по усмешке, со стороны это выглядит иначе. — Вот, — Кейске кладёт пару таблеток перед Чифую и отходит, чтобы набрать себе стакан воды, и, запрокинув голову, проглотить. — Что это? — недоверчиво уточняет Чифую, покручивая в руках пилюлю. — Снотворное и успокоительное, — не оборачиваясь, подаёт голос Баджи и тянется в шкафчик за лапшой. — Не спорь, просто выпей, — пресекает любые попытки поспорить с ним, Кейске. — Видок у тебя такой, — он окидывает блондина неодобрительным оценивающим взглядом, — смотреть жалко. Поспи немного. Даже если бы это были лёгкие наркотики, Мацуно не отказался бы, лишь бы поскорее заснуть и забыть обо всём. Белая таблетка падает на язык и запивается старой минералкой уже без газиков. Чифую чуть морщится и проскальзывает в другую часть кухни, где Кейске уже залил лапшу кипятком. С виду — ничего необычного, но судя по сосредоточенному лицу Баджи — этот ритуал крайне важен. Долгая минута молчания и Кейске оповещает, что всё готово. Он начинает есть палочками, не отходя от стола для посуды, а Чифую решает немного упростить себе задачу и слить горячую жидкость в раковину. Но, по закону всемирной подлости, крышечка отодвигается и обжёгая пальцы, лапша вываливается в раковину. Мацуно чувствует за спиной убийственную ауру, словно на нём хотят испытать силовой приём и он осторожно оборачивается, слыша как Кейске за спиной тяжело вздыхает. — Тебе вообще ничего доверить нельзя? — недовольно шипит Баджи, бросая печальный взгляд на лапшу. — Рука, — Мацуно пытается объяснить что-то, пока сам смотрит на припухший большой палец. Старается подвигать им и чувствует тянущую боль, щурится от недовольства и сжимает руку. — Растяжение, возможно, — моет её от под краном и решает оставить затею с обедом на попозже. Он наконец-то отошёл от шокового состояния и тяжесть резко навалилась, давая знать и о боли, и об усталости. Кейске внимательно смотрит на него и, быстро проглотив половину порции, отставляет остальное в сторону, — оставляя Чифую, по-честному, -а сам удаляется за аптечкой. Когда-то он частенько обрабатывал свои раны. В те времена, когда только начинал с самой грязной работы, не жалея себя и выбиваясь из сил. — Подойди, — брюнет ставит перед собой небольшую коробочку, в которой всё необходимое и от мыслей о том, что Баджи будет держать его за руку, моментально всё проходит. — Оно не болит, — Чифую сам себе не верит, но старается убедить другого в этом, получая строгий взгляд в ответ. — Ну если только немного. Мацуно подходит и, следуя молчаливому указанию кивком подбородка на стул, послушно усаживается. Напрягается, когда большой и указательный придерживая его запястье, разворачивают ладонью вверх. — Я наложу повязку, думаю этого будет достаточно, — проговаривает Кейске, склоняясь и ловко обвёртывая палец бинтом. — Всё, — так же спокойно оповещает он. Момент, когда Чифую должен был сказать — «спасибо», — и забрать руку, окончен, поэтому сейчас стало неловко, но даже так — он не хочет прерывать единственный приятный за последние время физический контакт. Кейске слабо сжимает его ладонь в своей, разглядывая разницу. Рука Чифую значительно меньше, но если учитывать, что он ещё растет, кто знает, возможно когда-нибудь они станут одинаковыми. На этой мысли пальцы сами собой переплетаются. — Сделано, можешь идти, снежинка, — говорит Кейске, чуть наклонившись к затылку, и Мацуно нравится его обращение. Нравится узнавать о его пристрастиях в лапшичной кулинарии, нравится его грубоватая манера общения и то, что Чифую один из тех, кого он подпустил к себе. — Как насчёт поспать? — Мацуно зевает и готов без сил свалиться на первую удобную поверхность. Таблетки отлично подействовали. Все остальные вопросы они решат завтра — узнают насчёт похищения, свяжутся с Инуи, которого Чифую так и не нашел, позвонит Сато он тоже завтра. В такие моменты, когда они просто вдвоем, Чифую чувствует себя крайне счастливым. Словно это первые дни начала их отношений, и оба испытывают какую-то запредельную страсть к этой недоблизости. — Не боишься спать со мной? — почему-то вопрос Кейске звучит слишком глубоко и даже интимно, и, Господи, если посмотреть на этих двоих со стороны и сравнивать первую встречу в этой комнате — оба стали слишком мягкими и домашними. — Я не боюсь спать с тобой, — Чифую как-то лукаво улыбается, зная, что сейчас Кейске не в том настроении, чтобы заставить его бояться, поэтому может себе позволить храбриться. От лапши он, естественно, не отказывается, а после оба устраиваются в гостиной. До конца лета каких-то несколько дней. Чистое голубое небо иногда скрашивают лёгкие перистые облака, а солнце снова начало раньше садиться. Жара понемногу спадает, но вдвоём тесниться на одной постели всё ещё душно. Кейске спит, развалившись звездой и собрав волосы в пучок, а Чифую удобно умостился на его руке. Никто не против и вдвоём одиночество и чувство пассивной опасности немного отпускает.