— Возьми карандаш вот так, — показал скрипач.
— Правильно? — воскликнула девочка, удерживая карандаш как смычок.
— Расслабь руку, она не должна напрягаться, потом плечи зажаты будут, — продолжил объяснять ребёнку Стокер. Фёдор с недовольным и раздражённым видом потягивал кофе. Хотелось курить, но при ребёнке нельзя. Девочка оказалась довольно смышлёной, но это не отменяло шума, исходящего от неё. Чтобы прояснить ситуацию можно заглянуть на несколько дней назад в обычный будний день.
Иностранец после специальности мотался по коридору колледжа в поисках кого-то. Добравшись до столовой, Брэм взял обед и выискивал глазами место. Взгляд задержался на столе, занятом одним человеком. Стокер плюхнулся рядом и заговорил:
— Привет.
— Эм, здравствуй? — поприветствовал его Достоевский.
— Можешь помочь? — задал вопрос скрипач.
— Слушаю.
— Тут такое дело, — Брэм замялся, — у меня появилась ученица…
— Поздравляю, — сказал пианист.
— Но я живу в общежитии, и у меня нет места, где я мог бы обучать.
— И что ты хочешь этим сказать?
— Могу ли я заниматься репетиторством у тебя? — сжался Стокер. Сказать, что Достоевский был в шоке — ничего не сказать. И вот, они втроём: Фёдор, Брэм и азиатская девочка десяти лет. Айя Кода. Японка наполовину, к тому же билингв. Они, кстати, стали встречаться всё чаще. Например, знакомый Достоевского, постоянный посетитель «Смерти небожителей», Дазай Осаму, но он чистокровный японец, а живет здесь и знает язык, как родной, из-за отца, влюбившегося в русскую. Та же Люси была билингвом. Но не об этом.
— А почему я держу не смычок, а карандаш? — спросила Айячка.
— Мой смычок для тебя слишком тяжёлый, — ответил Стокер.
— Блин, — расстроилась девочка.
— Блин? — переспросил скрипач.
— Жаргонное выражение, легкое ругательство, если так можно выразиться, — объяснил Федя.
— А, — понял Брэм, — Айя, я напишу твоим родителям, где и когда встретимся, чтобы купить тебе скрипку.
— Хорошо, как скажете, — воскликнула Кода и начала собирать тетрадки. После скрипач проводил ученицу к родителям, затем и за дверь. После характерного хлопка, Достоевский облегченно вздохнул и закопошился в антресоли, ища пачку сигарет. Найдя, достал одну зубами и, порывшись в карманах, зажег спичкой, затянулся и выдохнул дым. Стало спокойно.
— Чай, кофе? — предложил Фёдор.
— Чай, пожалуйста, — выбрал Стокер.
— Окей, — Достоевский поставил чайник и залил заварку в кружку, — Тебе сколько сах… — его перебил звонок в дверь, — кому, чёрт возьми, нужно наведываться в чужую квартиру с утра?! — зашипел себе под нос Федя и быстрым, словно пуля, шагом добрался до источника негатива. Открыв дверь, пианист увидел двух народников с инструментами.
— Боже, проходите, — закатил глаза Достоевский.
— Привет, Федёк, — активно замахал руками Гоголь и полез обниматься.
— Привет, — скромно проговорил Сигма.
— Ага, — буркнул Фёдор и пошёл делать чай, но теперь уже на троих. Чайник вскипел, жидкость разлилась по чашкам. Вдыхая аромат, гитарист заметил:
— Мятный?
— Да.
— Вкусный, — расслабился Сигма, но быстро сменил тему на менее приятную, — у вас когда техзачёт?
— На неделе, — хором ответили трое.
— Как вы сморите, на отдых от репетиций на неделю?
— Техзачёт же не весь день будет, — пожал плечами Коля, — мы можем вечерами встречаться.
— А, я не подумал, — неловко почесал затылок первокурсник.
— А что у тебя? — поинтересовался Стокер.
— Мне гамму соль мажор в три октавы в темпе девяносто сдать надо, — тяжело вздохнул Сигма.
— Оу, соболезную, — ответил Брэм.
— Спасибо.
— Ну ладно, не будем о плохом, — хлопнул себя по колену Гоголь, — давайте репетировать!
После множества дискуссий все пришли к тому, что для первого выступления хватит разыграться и исполнить восемь произведений (по две песни на каждого: Брэма, Колю, Федю и Люси; Сигма переодически подпевал). С Иваном договорился Достоевский, а с Люси Гоголь, и всё шло по плану. Решили, что начнёт девушка с «Плак-плак» от IC3PEACK, затем идёт Стокер с «Rhinestone Eyes» и «Puttin’ on the Ritz», играя в проигрышах, после Коля со «Звонком» и «Воспоминаниями о былой любви» Короля и Шута, затем Фёдор с «Уходи если хочешь» и «Весело» Щенков, а завершает всё Люси с «First love» Mitski. Странная программа, но для бара, вполне нормально, почему бы и нет.
Через неделю Гончаров объявил день и время выступления, указав прийти за полчаса-час до него. Все пятеро собрались в торговом центре, по просьбе Монтгомери.
— И зачем ты нас созвала? — спросил Гоголь.
— А вы хотели нормально одеться на выступление? — ответила вопросом на вопрос Люси.
— А надо особенно одеваться? — уточнил Стокер.
— Вы об образах и дресс-коде слышали вообще?! — вспыхнула вокалистка, — О, Боги! Слушать ничего не хочу, пойдём в магаз.
Все повиновались сильной личности и потопали за ней. Магазином оказалась барахолка на минусовом этаже. Двое спокойно добыли себе одежду, плюс-минус подходящую под песни. У Достоевского чёрный свитер, тёмно-серый кардиган, а у Сигмы чёрная водолазка с такого же цвета пиджаком; оба взяли ещё брюки со стрелками. Николаю и Брэму же Люси сама подобрала образы. Баянисту водолазку без рукавов, подчеркивающую мышцы, а Стокеру рубашку. И всё чёрное, будто на похороны вырядились. Расправившись с одеждой, Монтгомери повезла квартет к себе.
— А здесь, мы что забыли? — завозмущался Гоголь.
— Делать из вас актеров будем, — хитро ухмыльнулась девушка и достала косметичку. Все это приняли более или менее спокойно, уж Федя и Сигма точно, последний даже начал восхищаться маникюром вокалистки и расспрашивать о косметике. Коля немного посопротивлялся, но, в итоге, сдался. А Стокер вообще уснул, пока ему наводили марафет. В процессе нанесения макияжа последнему Фёдор решил отойти на балкон, чтобы покурить. Открывая окно, он затянулся и почувствовал внезапный тычок в плечо, отчего подпрыгнул и закашлялся дымом:
— Кха… ты нормальный?
— Ой, прости-прости, — ухмыльнулся Гоголь. После преображений он стал выглядеть серьёзнее, но более бунтующим, аля гот-эстет. Водолазка-безрукавка выставляла напоказ крепкие (неудивительно, он с такой махиной каждый божий день таскается) руки, которые вытянули из пачки шокированного Достоевского сигарету, — хэй, с тобой всё ок?
— Ага, — пианист перевёл взгляд на вид из окна, как и обычно серый.
— Зажигалки нет? — вскинув бровь спросил Николай. Федя достал из кармана предмет, чиркнув колёсико. Баянист наклонился, затягиваясь. Затем, разогнувшись, выдохнул дым и кинул короткое «спасибо». Приглядевшись к лицу, Достоевский заметил:
— Тебе идёт.
— В смысле? — не понял блондин.
— Ну, — протянул Фёдор, — вот это всё.
— Оу, — смутился Коля, — эм, тебе тоже.
Дальше они стояли в тишине и сигаретном дыме. Периодически Гоголь засматривался на стоящего рядом, думающего о бренности бытия.
Как только закончились собирания, подошло время к выступлению. Пятеро вошли в клуб, оповещая о своём приходе звоночком у двери, сняли верхнюю одежду. Их встретил Ваня, показывая сцену и всё, что на ней находилось.
— Это у вас электрогитара есть? — удивился Сигма.
— Да, можешь здесь на ней брынчать время от времени, — проговорил владелец бара, — если понадобятся барабаны, можете звать, — заключил Гончаров. Гитарист подпрыгнул, нацепил перчатку на правую руку и начал разыгрываться. Остальные посмеялись, но подхватили идею и распаковали инструменты.
***
Дазай, рассматривая музыкантов на сцене, уселся за барной стойкой. Бармен, вытирающий полотенцем поверхность, обратил на него внимание:
— Вам как обычно?
— Давайте, — кивнул Осаму.
— Держите, — сказал бармен, подавая виски со льдом.
— Спасибо, — улыбнулся Дазай и отпил напитка, вслушиваясь в знакомый голос. Он обернулся к сцене и увидел поющего Достоевского (а ещё владельца бара за барабанами). Неожиданно. Надо будет поздороваться или лучше…
— Давай Федя! — выкрикнул Осаму в сторону поющего пианиста. Не факт, что тот его вообще услышит. Песня закончилась, группа между собой что-то обсудила и патлатый парень со сплитом сменил инструмент на бас-гитару (пианист вообще попросил гитару, видимо, чтобы заменить), а рыжая девушка попросила два стула. Усевшись рядом, двое поправили микрофоны. Крашеный осмотрел всех и, начиная играть, кивнул. Мягко зазвучала бас-гитара, тарелки, затем степенный голос девушки. Присоединились аккордами электрогитара и похожий на баян инструмент. Подходя к припеву, на словах «tall child», вторым голосом заплакала скрипка, небольшая пауза, вздох, сидящие начали петь вместе.
So please, hurry, leave me, I can't breathe
Please don't say you love me
Мужской голос делал песню о первой любви реалистичнее, дополнял её. После паузы зазвучала японская фраза:
Mune ga hachikire-sōde
Осаму даже был приятно удивлён стараниям студентов, вот исполнили не на своём языке, причём качественно, можно заметить.
One word from you and I would
Jump off of this ledge I'm on, baby
Tell me «don't,» so I can crawl back in
Честно говоря, юноше даже больше подходила эта песня. По нему видно, что личность чуть более трагичная и нежная, нежели девушка рядом. После проигрыша песня закончилась, хотя ещё куплет там точно был, но это не расстроило публику, все зааплодировали, а владелец бара вышел вперёд, к микрофону, и поблагодарил всех за участие и присутствие. Юные музыканты засобирались.
— Слушайте, — начал Гоголь, — может отметим наш удавшийся дебют?
— Я не против, — ответил Достоевский, — только вот…
— Что?
— Вас двоих родители дома не ждут? — указал пальцем на Сигму с Николаем.
— Нет, — проговорили хором народники.
— В смысле? — не понял Фёдор.
— Я сам отпросился. И Сёму к тебе отпросил, — невозмутимо сказал Гоголь.
— Ко мне?!
— А к кому ещё? — присоединился Стокер.
— И ты туда же, — вздохнул пианист.
— У меня в общежитии давно комендантский час идёт.
— Ладно, допустим, — четверо подошли к барной стойке.
— Мне водки, пожалуйста, — сказал усаживаясь Достоевский.
— Мне тоже, будьте добры, — попросил Коля.
— Я бы предпочёл сок, — заказал гитарист.
— Вино, — безразлично произнёс Брэм. Как только им подали напитки, трое молча переглянулись и выкрикнули:
— Чур не я!
— Борь, — ухмыльнулся баянист, — ты платишь.
На это скрипач только глубоко вздохнул и начал потихоньку потягивать свой напиток. Внезапно к ними подошёл парень лет двадцати, и пожал руку Фёдору:
— Приветик, Дост-кун~
— Привет.
— Как жизнь? — доставая пачку и предлагая сигарету, сказал юноша, — давно ты не заходил.
— Да как-то не сложилось, — принял Достоевский. Но из пачки пропала не одна сигарета, блондин тоже решил воспользоваться щедростью незнакомца, тот засмеялся и протянул руку:
— Дазай.
— Николай, — строго взглянул на него Гоголь, даже не собираясь поднимать руку.
— Понятно, — усмехнулся собеседник, — тебе пошёл такой формат, — обратился он уже к давно знакомому.
— Спасибо.
— К сожалению, я не был на всём вашем выступлении, но то, что я услышал, мне понравилось. Особенно последнее. Не мой стиль, конечно, но было очень даже красиво.
— Мне кажется, что очень даже твой, — запивая сказал Фёдор.
— Возможно, — сощурился Осаму, затем обернулся, махнув рукой другой части группы, и облокотился о стойку, — этому юноше виски за мой счёт.
— Что? — удивился Сигма.
— А что-то не так? — вскинул бровь Дазай.
— Я не пью, — нахмурился гитарист.
— Какое упущение.
— Вы японец?
— Есть такое.
— Наполовину? — уточнил Сигма.
— Нет, — Осаму улыбнулся, — интересует, где мой акцент?
— Вы говорите, как носитель языка.
— У меня мачеха — русская, — ответил Дазай, покачивая стакан с рыжим напитком.
— То есть, вы билингв? — продолжил юноша.
— В точку, мистер Очевидность!
— У меня имя есть, — возмутился гитарист.
— Так вы мне его не сказали.
— Сигма, — готовясь взорваться от возмущения, буркнул парень со сплитом.
— Что-что? Я не расслышал, — продолжил издеваться хитрый шатен.
— Да ты стебёшься! — завопил Сигма.
— Развлекаюсь~, — улыбнулся Осаму. Гитарист запыхтел от негодования, и эту ситуацию решил исправить Стокер:
— Какая у вас профессия?
— Пока никакой.
— Где вы учитесь?
— На лингвиста, — ответил Дазай.
— В МГИМО он учится, — устало ответил Фёдор.
— ЧТО?! — крикнул Сигма. Послышался звук разбитого стакана, — МГИМО?!
— Да, а что? — Осаму засмеялся.
— Сколько стоит? — налёг гитарист.
— Не знаю, я на бюджете, — улыбаясь, пожал плечами Дазай.
— Ох**ть.
— Какой у тебя второй язык? — спросил Брэм.
— Французский.
— Сложно?
— Не сложней, чем тебе русский, я полагаю.
— Что? — удивился Стокер. Сигма в этот момент с подавленным видом клюнул носом в столешницу. Этот японец — мечта всех родителей, у которых дети ушли на «несерьёзную профессию». Юноша повернул голову, кладя её виском на стойку. Дазай довольно-таки симпатичен, умеет сочетать одежду, но не только она даёт ему образ, он сам дополняет его поведением, движениями, манерой речи, позой и так далее.
— А ты не эстет случаем? — спросил Сигма, не поднимая головы.
— В каком плане? — взглянул на него Осаму.
— Как лорд Генри, — уточнил гитарист.
— Ну, может, немного, — ухмыляясь, ответил лингвист.
— М-м, — промычал Сигма, — понятно.
Через час людей в баре поубавилось, стало спокойнее. Сигма и Стокер, от нечего делать, заплетали друг другу маленькие косички, после начала этого действия к ним присоединился и Дазай. Двое другие же пили, курили и разговаривали о чём-то. Чуть позже Гончаров вышел из кабинета и отдал им обещанный гонорар, и все, распрощавшись, отправились по домам.
