***
Кэйа дает ему свою одежду и полотенце и показывает, где душ. Внутри так же минималистично, как и в остальной квартире, но Дилюк все равно зависает, вглядываясь в ровный ряд разноцветных пузырьков гелей для душа и шампуней. Дилюк удивляется, когда Кэйа показывает ему дорогу в спальню — в ответ на слабые протесты о том, что он может поспать и на диване, Кэйа только отшучивается о том, что он в отличие от некоторых радушный хозяин. Кроме широкой кровати, тумбочки и платяного шкафа в комнате больше ничего нет. Дилюк так странно себя здесь чувствует. Кэйа откидывает для него одеяло — это неловко, но странное чувство нежности проходит сквозь Дилюка от этого жеста, и он послушно ложится на подушку. — Отдыхай, — говорит Кэйа, накрывая его одеялом и порывается уйти, но. Это не то, чего хочет Дилюк. И ведь он имеет право побыть эгоистом? Хоть раз в жизни? Он перехватывает руку Кэйи и ловит его озадаченный взгляд. — Останься, — одними губами просит Дилюк, и видит тень колебания в его лице. — Пожалуйста. Кэйа переплетает их пальцы, когда откидывает край одеяла в сторону и ложится на кровать лицом к Дилюку — они так близко, и их колени касаются, и Дилюк чувствует горячее дыхание Кэйи на своем лице. Хоть раз в этой жизни все может быть так, как он хочет. — Поцелуй меня, — говорит Дилюк, и Кэйа исполняет его желание. Это снова идеально — как тогда в самый первый раз, когда они поцеловались под дождем, и как какое-то время назад в гостиной. Так все и должно быть. Кэйа пододвигается ближе, и Дилюк обнимает его за шею — ближе, пожалуйста, давай будем еще ближе, потому что с тобой мне так спокойно и хорошо. Язык Кэйи касается его собственного, и Дилюк выдыхает. — Скажи мне, если станет слишком, и я остановлюсь, — тихо шепчет Кэйа и проводит пальцем по его щеке, но Дилюк только мотает головой. — Хочу еще. Больше. И Дилюк знает, что Кэйа не может ему отказать. Кэйа стягивает с себя футболку — через голову, торопливо, и руки Дилюка тут же касаются его плеч, груди, спины, и Кэйа позволяет ему трогать, неторопливо, но жадно, в своем темпе. Кэйа не торопит его — и Дилюк запоминает каждый изгиб тела, каждый жаркий выдох Кэйи, который ощущает на своей коже. Это похоже на голод. Он хочет еще. Дилюк тянет за ворот своей футболки — той, которую ему дал Кэйа и которая так приятно пахнет его парфюмом, и Кэйа и тут приходит на помощь — аккуратно помогает ему раздеться. От контакта кожи к коже кружится голова — и это точно не текила. — Если ты хочешь остановиться, — отстраняется Кэйа встревоженно, но Дилюк кладет ему палец на губы, заставляя замолчать. — Я не стеклянный, — говорит он, подаваясь вперед, чтобы сократить появившееся между ними расстояние. — Я не хочу твоей жалости. Я просто хочу тебя. Что-то во взгляде Кэйи темнеет, и жар прокатывается по телу Дилюка, когда Кэйа перехватывает его запястье и целует туда, где птицей бьется пульс. Он садится и тянет Дилюка на себя — ближе, еще ближе, пока Дилюк не седлает его колени — и касается губами шеи. Поцелуи Кэйи осторожные и такие горячие, что Дилюк плавится в его руках, как стекло в руках искусного мастера. — Я так давно мечтал об этом, Люк, — выдыхает в его кожу Кэйа, и пальцы Дилюка впиваются в его плечи, за которые он держится как утопающий в море. — О тебе. Дилюку кажется, что он готов заплакать, потому что его переполняет странное чувство — что-то на грани возбуждения и отчаяния, и еще чего-то, названия чему он не знает, но это чувство заставляет страх отступить, и он словно впервые может дышать. И он делает вдох полной грудью, на грани стона, когда пальцы Кэйи снова зарываются в его волосы и тянут, тянут — не больно, но ощутимо, и Дилюк откидывает голову, следуя за движением, подставляя Кэйе еще больше места для поцелуев. — Сильнее, — просит он, но вопреки его словам хватка Кэйи ослабевает. — Нет, — слышит он, и Кэйа снова касается его лица — нежно и благоговейно. — Потому что это не наказание, Дилюк. И без того раскрасневшееся от возбуждения лицо Дилюка краснеет еще сильнее, и он отводит взгляд. Укол совести за свои слова — и мысли — заставляет его закрыть глаза, потому что Кэйа прав. Это не акт саморазрушения. Боль и страх — привычные спутники, но их ведь не должно быть рядом, верно? Он же может справиться с этим один? Пальцы Кэйи касаются его подбородка и заставляют приподнять голову. Волосы Кэйи в полном беспорядке — такие же длинные, как и много лет назад, темные и такие красивые — все в Кэйе красиво, он такой красивый, что у Дилюка нестерпимо щемит в сердце. — Любовь не должна приносить боль. Кэйа снова целует его, и сердце Дилюка разбивается на мелкие осколки — чтобы снова собраться воедино. Любовь не должна приносить боль, но она заставляет тебя чувствовать себя так, будто ты умираешь — а потом рождаешься снова. Ладонь Кэйи оказывается на его солнечном сплетении и осторожно двигается ниже — мягко но уверенно, пока его пальцы не замирают у пояса мягких пижамных штанов. У Дилюка перехватывает дыхание, и Кэйа чувствует это, потому что отстраняется от поцелуя и оставляет еще один — едва ощутимый и невинный — на кончике его носа. — Просто повторяй за мной. Его пальцы отгибают край штанов, а вместе с ним и нижнего белья, и теплые пальцы скользят по коже, пока не касаются члена, и от этого прикосновения по всему телу Дилюка словно проходит электрический ток. Он утыкается носом в плечо Кэйи и тяжело дышит, но его правая рука повторяет движение и так же скользит вниз, находит ширинку брюк Кэйи и расстегивает ее. Он неловкий и торопливый, и касания Кэйи — осторожные, но настойчивые — не добавляют ясности сознанию, но Дилюк не хочет отставать, и его пальцы наконец смыкаются на члене Кэйи в ответ. Кэйа не пытается сдержаться — стонет на выдохе, и от этого звука что-то животное отзывается внутри Дилюка — что-то жадное и голодное, и он впивается зубами в ключицу Кэйи. — Люк, — снова стонет Кэйа, и делает движение рукой, от которого спина Дилюка выгибается. — Еще раз, сделай так еще, — просит он, и Кэйа послушно повторяет. У Дилюка так сильно кружится голова, что если бы не Кэйа, то он давно бы рухнул вниз, но Кэйа здесь. Кэйа всегда будет здесь. — Еще, — шепчет Дилюк. Рука Кэйи опускается по его спине ниже, пока не оказывается на ягодице, и сжимает, заставляет податься вперед еще сильнее, пока перед ними не остается ни миллиметра свободного пространство. От этого жара Дилюку кажется, что он сейчас рассыпется пеплом. Кэйа отодвигает край штанов Дилюка, полностью обнажая его член, и помогает Дилюку сделать то же самое — и вот они касаются друг друга полностью. Господи. — Господи, — выдыхает Дилюк, когда Кэйа обхватывает оба их члена рукой и медленно двигает вверх и вниз. От жары и недостатка кислорода все вокруг плывет — или же это очередной сон. Сон. Не кошмар. На мгновение перед глазами Дилюка появляется непрошеная картина, в которой он лежит на столе, и где-то звенит разбившийся бокал, и тяжелое тело над ним тяжело дышит, и он отводит взгляд, потому что какого черта, нет-нет-нет… — Люк, — возвращает его в реальность голос Кэйи. — Посмотри на меня. И он смотрит. Смотрит на раскрасневшееся от возбуждения лицо Кэйи, на его приоткрытые губы, влажные от поцелуев, на расширенный зрачок. Он никогда не видел никого прекраснее, и внутри разливается огонь. — Смотри только на меня. И Кэйа снова двигает рукой. Непрошеное изображение в голове Дилюка начинает тлеть по краям, как брошенная в огонь фотография, и Кэйа улыбается ему — той самой улыбкой, о которой Дилюк мечтал все эти годы. — Вот так. Рука на его ягодице сжимает плоть и заставляет двигаться в ритме с рукой — толкаться в тесноту, и Дилюк запрокидывает голову. — Вот так, — повторяет Кэйа и целует его в висок, и нежность этого поцелуя окончательно ломает что-то в Дилюке. Ему хватает еще несколько движений руки Кэйи, прежде чем он кончает — с тихим стоном и ослепляющей вспышкой удовольствия перед глазами. Он чувствует, как хватка Кэйи тут же ослабляет, но отчаянно вцепляется в его плечо — так, что точно останутся следы. — Нет, — отчаянно просит он, едва выговаривая слова. — Продолжай. И Кэйа понимает, о чем он просит — снова сжимает пальцы и проводит рукой вверх и вниз. Это все слишком, и чувствительная кожа нестерпимо болит, но Дилюк не может остановиться. Он целует Кэйю, когда тот кончает, и чувствует, как по его телу проходит крупная дрожь. — Так люблю тебя, лучик, — выдыхает в поцелуй Кэйа. — Люблю тебя. Дилюк чувствует себя так, будто в теле не осталось ни единой кости — только усталость, и попытка встать только заставляет его неловко навалиться всем весом на Кэйю. Но Кэйа держит его — крепко и уверенно. Дилюк закрывает глаза и оставляет осторожный поцелуй на его плече. У Дилюка нет сил на то, чтобы шевелиться — поэтому Кэйа аккуратно вытирает их обоих футболкой и, откинув ее подальше, затаскивает его под одеяло, перехватив его под талию. Дилюк бормочет что-то — сам не может разобрать собственных слов, но послушно кладет голову на подушку и смотрит на то, как Кэйа укладывается рядом и накрывает его одеялом. — Спи, лучик, — говорит Кэйа, проводя пальцем по его лицу и убирая с него растрепанные пряди. Дилюк тянется за его ладонью и закрывает глаза — и последнее, что он видит, прежде чем провалиться в сон — это то, с какой нежностью Кэйа смотрит на него.***
Дилюк просыпается, когда начинает светать, и первое, что он видит, когда открывает глаза — это Кэйа, который лежит так близко к нему. Когда-то давно — так давно, что это легко можно принять за прошлую жизнь — он украдкой представлял, что однажды это и случится. И вот, даже несмотря на весь ад, в который превратилось все, что его окружало, это желание сбылось. Дилюк почти готов поверить в чудеса. Он осторожно вытягивает руку вперед и невесомо, едва касаясь, проводит пальцем по лицу Кэйи. Изгиб носа, высокие скулы, нахмуренные во сне брови. Дилюк хочет запомнить его черты наизусть — так, чтобы это было единственным видением, когда он закрывает глаза. — Тебя не учили, что пялиться некрасиво? — слышит он тихий смешок, и Кэйа открывает глаз. Дилюк одергивает руку, но Кэйа быстрее — он перехватывает его за запястье и мягко целует в раскрытую ладонь, и Дилюк чувствует тепло от этого поцелуя во всем своем теле. — Шучу, — улыбается Кэйа. — Можешь смотреть сколько хочешь. Дилюк готов смотреть на него весь день — всю жизнь, если честно, и от такой наивной и глупой мысли кровь приливает к щекам. Кэйа снова смеется — и придвигается еще ближе, и Дилюк оказывается в его объятиях. Макушка Дилюка оказывается у Кэйи под подбородком, и Дилюк зарывается носом в его плечо. Он хочет лежать вот так целую вечность, пожалуйста, если ты слышишь, господи — выполни еще одно желание. — Не думал, что ты будешь так краснеть, особенно учитывая что мы с тобой вчера делали, — слышит он голос Кэйи, и вот оно, магия пропадает. Ну конечно. Дилюк закатывает глаза и шутливо бьет Кэйю кулаком в грудь — а тот притворяется, что смертельно ранен. — В самое сердце, — надрывно тянет он, прижимая руки к груди, пока Дилюк поднимается с кровати и стягивает с запястья резинку, чтобы убрать растрепанные волосы в хвост. — Как жестоко, Дилюк! — Сделай мне кофе, — не ведется на его притворство Дилюк, и слышит как Кэйа усмехается. — Я в ванную. — Да, ваше высочество, — несется ему в спину, когда он выходит из спальни, и губы сами расплываются в улыбке. Он не торопится в ванной — моет голову и тщательно взбивает пену на коже, а еще улыбается как дурак собственному отражению в небольшом настенном зеркале. Кэйа теперь с ним — и он никому не даст его в обиду. Он найдет работу — хорошую работу, может быть в другом баре города, если у них будет вакансия, и нормально поступит в университет, и может быть они даже съедутся с Кэйей. От этой мысли в теле снова разливается тепло. Сегодня будет хороший день. Он сушит волосы заботливо оставленным на стиральной машине феном и выходит из ванной заметно посвежевшим — и видит, что Кэйа стоит на кухне, спиной к нему, с телефоном у уха. — Я понял тебя, — слышит он, и Кэйа кладет трубку. — Решаешь важные вопросы с утра пораньше? — интересуется Дилюк, и Кэйа оборачивается. Он ничего не говорит, но что-то в его взгляде заставляет тепло в теле Дилюка отступить, дав место чему-то давно знакомому — липкому холоду, который селится в руках и ногах и отравляет голову. — Мне звонили из лаборатории, Люк, — говорит он, и Дилюк вспоминает. Бокал, они отправляли бокал на экспертизу. — Они нашли следы ДНК и отпечатки. Странная тяжесть рушится на плечи Дилюка, и он хватается рукой за дверной косяк. Кэйа сглатывает, прежде чем открыть рот. — Они принадлежат Крепусу Рагнвиндру, — говорит он, и мир вокруг начинает кружиться, как от нескольких стопок текилы. — Это был твой отец. Дилюк не помнит, как оказывается на стуле — вот он стоит в коридоре, а вот уже сидит, и Кэйа сидит рядом с ним, опустившись на колени, и держит за руки. Он что-то говорит ему, Дилюк знает, но не может разобрать слов, потому что воздух вокруг наполняется шумом статического электричества и биением сердца. Это его отец. Конечно, это не мог быть никто другой, и Дилюк думает, что он всегда это знал — всегда об этом догадывался и боялся этого, но не хотел себе в этом признаваться, потому что это значило бы, что кошмар повторится снова, и тогда он точно не выдержит. Он этого больше не вынесет. — Дилюк, — доносится до него голос Кэйи, и Дилюк поднимает взгляд. — Послушай меня, хорошо? Мы можем пойти в полицию… — Нет, — одними губами произносит Дилюк, и Кэйа кивает. — Хорошо, — соглашается он. — Тогда давай уедем из города. Подальше отсюда, где он нас не найдет, хочешь? У меня есть деньги, мы можем доехать до Италии. Дилюк непонимающе моргает и пытается разобрать слова, которые слышит с трудом сквозь свою панику. Уехать? — У меня есть знакомые там, они помогут нам обустроиться первое время, — продолжает Кэйа. Дилюк не понимает. — Мы уедем в Рим, — говорит Кэйа. — Хочешь? — Рим? — переспрашивает Дилюк, и это выглядит так глупо и нелепо. Они правда могут где-то спрятаться? Кто-то помешает его отцу выследить его снова и опять погрузить в этот кошмар? — Да, Рим, — говорит Кэйа, и касается ладонями его лица. — Ты и я, твои любимые музеи, парки, пицца… Только ты и я. Он никогда не найдет нас. В голосе Кэйи столько надежды, и Дилюк так хочет верить ему. Это будет его третье желание для бога — поверить во все это. Но бога нет, и Дилюк это знает точно. — Хорошо, — соглашается он и видит облегчение на лице Кэйи. — Да, давай уедем. — Хорошо, — повторяет за ним Кэйа и улыбается. — Хорошо. Я возьму деньги и вещей нам на первое время, и мы поедем, сразу на вокзал до Берлина, а оттуда на самолет… — Мои документы, — прерывает его Дилюк, — и деньги. Все в квартире. — Точно, — подскакивает на ноги Кэйа. — Тогда заедем к тебе, возьмем их и рванем отсюда к чертовой матери. — Я не могу, — поднимает на него взгляд Дилюк, и Кэйа озадаченно смотрит в ответ. — Вдруг он там, ждет меня? Кэйа подходит к нему ближе, и Дилюк утыкается лицом ему в живот, обхватив за талию. Это невыносимо, он так больше не может. — Тогда я съезжу сам. Скажи, где что лежит, и я привезу, а ты пока собирай вещи здесь. Бери все, что хочешь, чтобы хватило на первое время, остальное купим, — слышит он голос Кэйи и пытается кивнуть. — Все в комоде в спальне, в верхнем ящике, — говорит он, отстраняясь от Кэйи. — Я буду ждать. Кэйа собирается быстро, и через несколько минут уже стоит на пороге. — Скоро вернусь, — говорит он, на ходу завязывая шнурки на ботинках. — Жди, ладно? — Ладно, — соглашается Дилюк, и через мгновение раздается щелчок замка, и в квартире повисает тишина. Дилюк смотрит на свои руки, которые внезапно кажутся чужими. Он как будто смотрит фильм о себе — плохую пародию на жизнь, снятую режиссером-садистом, и делает глубокий вдох. Легкие словно наполняются ледяными иглами. Он идет в гостиную — туда, где стоит комод, и открывает ящик за ящиком, пока наконец не находит то, что искал. Он никогда не думал, что пистолеты такие тяжелые — он видел их только в кино, если честно, но почему-то рукоять ложится в ладонь удивительно знакомым весом.***
“Нам нужно поговорить”, — набирает он сообщение, когда садится в такси через несколько минут, и еще раз нащупывает пистолет в кармане легкого пальто, которое он взял из прихожей Кэйи. Ответное сообщение приходит почти сразу. Папа: Я буду тебя ждать.