✤✤✤
Сегодня вечером их отряд показывал пародию на одну известную историческую дораму: один из вожатых, с образованием историка, принял это дурацкое задание как личный челлендж и слишком серьёзно подошёл к репетиции, из-за чего ребята чувствовали себя, как в армии, - не отойти, не попить, не сбежать под шумок, стоять стройно и чётко следовать указаниям мнимого режиссёра-постановщика. Отстрелявшись, Соён утомлённо прислонилась к стене: ей досталась короткая, но очень сложная в плане эмоциональной отдачи сценка. Чанбин обрадованно подбежал к девушке. - Как думаешь, мы завалимся со сценкой? - Да по фигу, - Соён не улыбнулась и даже не посмотрела на него. – Она тупая и бессмысленная, а эту дораму смотрят одни старики. Слушай, я очень устала – оставь меня одну, хорошо? Она растянула губы в извиняющейся обворожительной улыбке, и Чанбин согласно кивнул и вышел на улицу, чтобы немного развеяться. Вернувшись через пять минут, он застал Соён о чём-то непринуждённо болтающей с Марком – оба улыбались. Чанбин хотел подойти к ним, но его невовремя заприметил вожатый и попросил обойти комнаты и выгнать «всех оболтусов в коридор на общий сбор». Из-за закрытой двери слышались голоса, но, когда Чанбин зашёл в комнату, там никого не оказалось. Теперь смех прозвучал за спиной. Отлично, не успел он пройти и двух комнат, как напоролся на «оригинальных» шутников, заперших его. Чанбин вышел на балкон и осмотрелся. Отсюда легко можно было перелезть на соседний и добраться до своей комнаты. А вот и любимый дуб-спаситель, не раз выручавший, когда нужно сбежать из комнаты: можно спуститься по нему и на этот раз, сократив путь. Балансируя на ветке, Чанбин увидел вдруг Соён, нервным шагом измеряющую расстояние от беседки до клумбы и от клумбы до беседки. Остановившись, она пнула попавшийся под ногу камушек. Почему она здесь, а не на общем сборе? Чанбин приготовился спрыгнуть на землю и напомнить девушке, что нужно спешить на построение, но остался на дереве, увидев, как к Соён идёт Марк. - Если что, отряд уже ушёл, нас никто не запалит, - сообщил парень. - О чём ты хотел поговорить? - Мне не нравится, что ты так много времени проводишь с бездомным. Чанбин напрягся. - Началось, - Соён ответила раздражённо. – Марк, ну не дури: он же должен поверить в мою игру. Если я буду часто избегать его и сторониться, он заподозрит неладное. Чанбин вжался в ствол дерева, надеясь, что его не видно за густой кроной. - Понимаю. Но я устал это терпеть: видеть тебя с другим невыносимо. - Прости меня, милый, - Соён обняла Марка. - Может, бросишь его завтра? - Завтра слишком рано: это будет не так интересно. И мы же договаривались в конце смены! - Слишком долго: он за это время точно заподозрит что-то. - Да нет, он ведь тупой. Не умней вот этого камушка, - Соён пнула мыском туфли очередной камушек, попавшийся под ногу. - И ты, между прочем, так же тупеешь, когда проводишь время с ним. - Чего? – опешив, девушка сняла руки с талии Марка. - Ржёшь над его тупыми шутками, участвуешь в его детсадовских развлечениях. Будешь ещё больше проводить с ним времени и опустишься до его же уровня. Ты уже, бывает, ведёшь себя, как тупая шестилетка. - Ты же понимаешь, что сейчас оскорбил меня? – Соён сложила руки на груди. - Прости, милая, но это правда так. Тебе стоит перестать с ним общаться, это ни к чему хорошему не приведёт. - Но, - Соён замолчала, обдумывая что-то. – Мне немного жаль его… - Издеваешься? Зачем тогда ты начала это всё? - Не знаю, - она опустила голову. - Ты прав, нельзя тянуть до конца смены. Покончим с этим завтра. - Отлично. Марк впился губами в рот Соён и притянул к себе, сжав руками за попу. Чанбин отвернулся и, сев на ветку, уткнул лицо в колени. Может, не стоит верить своим глазам и ушам: их сейчас горячо жжёт, будто туда залили кислоту. Может, он просто отравился и видит галлюцинации. Соён не могла так с ним поступить, Соён ведь такая добрая и такая хорошая. Соён первая с ним познакомилась, взяла под своё крыло, познакомила с крутыми ребятами… чтобы поиздеваться? И, получается, Феликс был прав, а Чанбин в который раз выставил себя тупым наивным идиотом? Все всегда его бросают. Даже если кажется, что он кому-то нужен – это иллюзия. Может, само его существование – тоже иллюзия.✤✤✤
Чанбин стал с недоверием относиться к тому, что Соён постоянно приходит в их с Марком комнату: теперь очевидно - приходит она на самом деле не к Чанбину. Как обычно, только зайдя в комнату, она сразу же находит предлог дотронуться до Марка – до его руки, плеча или шеи. И вообще она часто дотрагивается до Марка, а Чанбин раньше замечал только то, что Марк часто дотрагивается до Соён, до её обнажённых участков кожи или шелковистых густых волос. Чанбин действительно слепец, если не замечал взаимности их прикосновений. Он вообще многое не замечал: как, например, Соён смотрит на Марка – затуманенными глазами, прикусывая губы, отчего те становятся алей и сочней. - Чанбин, можно тебя на пару секунд? – в комнату заглядывает Ёрым. Чанбин нехотя вылезает из-под руки Соён и выходит в коридор. Там – половина отряда: столпились и уставились на него. - Ты правда встречаешься с Соён? – спросил Минхёк, стоящий впереди всех, со скрещёнными на груди руками. - Неправда, - доносится из-за спины. Чанбин оборачивается, замечает Марка, вышедшего из комнаты, и получает кулаком в челюсть. Падает, прикладывая к лицу ладонь, сплёвывает кровь. - Соён встречается со мной, - объявляет всем Марк. – А это, - он пинает Чанбина в живот, - просто недоразумение. Чанбин, кряхтя, поднимается. Сжимает кулаки, готовясь накинуться на Марка, но видит Соён, пристроившуюся у двери в комнату – девушка смотрит сквозь него, прикусив губу, голова наклонена к плечу, ноги и руки скрещены. Марк подходит к ней, целует в губы и уводит в комнату, обнимая за плечи. За спиной гогочут одноотрядники. - Вы что тут устроили? Тихий час! – вожатые быстро загнали всех в комнаты. Чанбин заходит, игнорируя всех присутствующих, садится на свою пустующую кровать, стоически терпя боль в нижней правой части лица. - Не переживай так: все быстро забудут, - Соён говорит с кровати Марка. - Хочешь, угощу кое-чем? Станет полегче. Чанбин смотрит с недоверием на девушку – та переворачивается на живот, болтает ногами в воздухе: юбка задралась, открывая больше дозволенного, но Чанбин не отворачивается. Как-то всё равно. Соён удерживает его взгляд на себе, проводит пальцами по бедру, залезая под юбку, и Чанбин всё-таки отводит взгляд. Девушка смеётся. - Я серьёзно, Чанбин-и. Позволь мне загладить вину и угостить тебя. Чанбин пытается понять её серьёзный взгляд: она, что, с таким важным лицом предложит сейчас банальную шоколадку, вновь поиздевавшись? Он, как обычно, тупит, не в силах разобраться, а Марк смотрит понимающе. - Где ты достала? – спрашивает, быстро облизавшись кончиком языка. - Не скажу, - смеётся Соён, переворачивается на спину и кладёт голову на колени Марка. Продолжая смеяться, дотрагивается до груди и вытаскивает из-под лифа платья пакетик с какими-то белоснежными таблетками. Всё это действо выглядит вульгарно, и Чанбин с трудом сдерживается, чтобы не скривиться. Вульгарная Соён – плохая Соён. С такой Соён тяжело: он чувствует себя неопытным девственником в обществе умелой жрицы любви, а в нынешней ситуации - попросту ничтожеством. - Охуеть, - Марк пытается вырвать пакетик из рук Соён, но быстро сдаётся, зато успевает полапать девушку. - Это что? – не выдерживает Чанбин. Марк смотрит удивлённо. - Ты ж детдомовский: должен знать, разве нет? - Наркотики? Соён подбегает и прижимает палец к его губам. - Нет, конечно, ты чего? Это конфетки! Они с Марком смеются, а Марк снова смотрит на него уничижающим взглядом. Сумасшедшие. - Эй, Чанбин-и, - Марк вырывает пакетик из руки Соён и смотрит нехорошим взглядом. – Сегодня твой самый удачливый день. Скажи спасибо, что Соён такая добрая и щедрая. Соён смеётся и треплет Марка по волосам. - Счастливая, поэтому и щедрая! – она отбирает обратно пакетик, достаёт таблетку и приставляет к губам Чанбина. Марк смотрит с надменной усмешкой: нельзя перед ним спасовать, выставив себя трусом. Пусть у этого и будут последствия.✤✤✤
Они идут по улице: им хорошо и весело. Соён обнимает сразу обоих и много смеётся. Марк смеётся тоже, а Чанбину не до смеха – он слишком увлечён миром вокруг, наступающим на него, словно Гулливер на лилипута. Всё как-то странно, непривычно и ярко. Немного пугающе, но только оттого, что непонятно. И почему ему казалось, что Марк с Соён ненавидят его? Если б ненавидели, ни за что не показали бы этот иной мир, не подпустили бы к своему таинству. А сейчас они – трое святых, трое апостолов, которым, кажется, доступно настоящее откровение об окружающем мире и бог знает каких ещё мирах. Если захотят, они могут путешествовать: по миру, вселенной, космосу. Они всегда будут втроём, они будут неразлучны. Марк целует Соён, Соён – Чанбина, Чанбин – Марка. Они – одно целое. Марк надрачивает ему, прислоняя к дереву, Соён держит за руки. Чанбин не может выбраться – он отделился от них, стал частью чего-то. - Посмотри на него: он такой смешной. Они смеются, а он нет. Они уходят, а он нет. Его снова бросают. Ощущения мучают, в паху пожар, в горле пересохло, он горит. По щекам текут слёзы, но Чанбин не может понять откуда они.✤✤✤
Как возвращается в комнату он не помнит. Кажется, Феликс нашёл его, развязал руки. А может и нет, ведь он был в полубреду. В любом случае кто-то хороший, какой-то безмолвный ангел-хранитель помог ему, спас, дотащил до двери. Реальный или вымышленный не суть. В комнате – слишком много людей. На кровати – побледневшая Соён, сидит в обнимку с Марком. Чанбину всё равно – он очень устал и хочет спать. Только его кровать почему-то не на месте – верней, кровать на месте, но матрас верх тормашками и всё бельё на полу. На матрасе – три пакетика с «конфетами» и маленький складной ножик. Вот почему здесь директриса и полиция. - Да, это он, - Соён смотрит на него глазами бэмби, говорит дрожащим голосом, цепляясь за руку Марка, как за спасательный круг. – Это он заставлял меня встречаться с ним и прятать все эти… вещи. Говорил, это просто конфеты. Я спрашивала, почему я должна их прятать, но он отвечал, что это не моё дело, а если я настаивала – он мне угрожал, пугал, что зарежет. Хорошая Соён, добрая Соён, заботящаяся о нём Соён. Чёртова шлюха, волнующаяся только за свою шкуру. Как и все люди. - Я видел, что он хранит их под матрасом, - Марк, напротив, очень спокоен. - Хотел сообщить об этом вожатым, но мне он тоже угрожал, говорил, если я сдам его, он подкинет мне часть, и мы станем сообщниками. Голова гудела, и Чанбин молчал – а что он может сказать? Кто поверит проблемному ребёнку из детдома? Да и для полиции гораздо проще скинуть всё на того, с кем не возникнет дополнительных сложностей: его никто не защитит, никто не заплатит залог, всем будет плевать виноват ли он на самом деле, ведь до него никому нет дела. Что бы он не сделал – всё обратится против него и будет только хуже. Полицейский - тучный мужик с лицом, напоминающим сдобную, лоснящуюся от масла, булочку, облил Чанбина липким пристальным взглядом. - Извольте пройти с нами на беседу, - чересчур масляно и пафосно прозвучало, а пригласительный «на выход» жест выглядел издевательски. - Так и знала, что это будешь ты, - молчавшая до сих пор директриса дала ему подзатыльник и толкнула в спину, подгоняя к двери. – Детдомовская шваль! Ты хоть понимаешь, насколько сильно изгадил репутацию лагерю? Насколько усложнил мне жизнь?! Полицейский, напирающий на Чанбина животом, подталкивая вперёд, чтоб не останавливался, прокашлялся. - Мисс, это решаемая проблема. Я бы даже сказал – никчёмная, вот. Можем даже обсудить способы как её решить, не выводя на уровень СМИ и общественности. Директриса расплылась в елейной противной улыбке, а Чанбина чуть не стошнило: так душно, вязко и липко было. В кабинете директрисы эти двое о чём-то шушукались, стоя далеко от Чанбина и, судя по обоюдным масляным фальшивым улыбкам, смогли договориться до удовлетворяющих обоих условий. Полицейский повернулся к Чанбину, его лицо блестело и лоснилось, будто стало жирней и маслянистей. Будто само продуцировало вязкий, лоснящийся, дурно пахнущий жир. Директриса ушла, и Чанбин остался наедине с этим мужчиной, потирающим друг о друга ладони. - Значит так, сынок. Встрял ты по-крупному, но у тебя ещё есть шанс избежать наказания. - Мне всё равно, - Чанбин холодно посмотрел на него: он не директриса, ему терять нечего, пусть этот жирный сдобно-булочный тип не думает, что всё будет течь, как по маслу. - Хочешь в колонию? – тот удивлённо поднял брови. - Ты знаешь, что там делают с такими, как ты? - Догадываюсь. - Может, будет лучше, если ты сделаешь, что я хочу, и мы разойдёмся по-дружески? Я забуду, что ты оступился и нарушил закон, все всё забудут и всё будет хорошо. Ну, что думаешь? Чанбин сглотнул, увидев, как мужчина толстыми неуклюжими пальцами расстёгивает пряжку ремня. - Хорошо, я сделаю. Только сначала выйду попить воды, во рту пересохло. Видимо, вместо мозга у этого полицейского тоже жир, раз он позволил ему уйти. Проблевавшись в туалете, Чанбин открыл окно и вылез наружу. Интересно, насколько быстро его хватятся и отправятся за ним в погоню? Впервые он будет кому-то настолько важен, что за ним будут ехать несколько машин с мигалками, не оставляя в покое до тех пор, пока не поймают. Чанбин не знал куда бежит и на что рассчитывает. Вокруг был лес, сплошной лес, нескончаемый лес, лес, который больше не пугал. Чанбин вообще больше ничего не чувствовал, он просто позволял телу переместить его туда, где не будет лагеря, не будет всех этих людей, не будет ничего. Неважно что с ним случится и куда он попадёт, зато он сбежит от этого огромного чувства, догоняющего его, как наведённая на цель ракета. Он споткнулся о корягу и расшиб коленку. Боль стала последним триггером для взрыва. Он взорвался, не успев убежать, да и не смог бы – на самом деле ракета не догоняла его, она была внутри. Поэтому так больно из-за её взрыва, поэтому он кричит и воет, колошматя землю руками и ногами. Эхо взрыва всё ещё гремело в ушах, обессиленное тело дрожало, сметённое с ног ударной волной. Чанбин лежал лицом в землю, не думая больше ни о чём.✤✤✤
Когда он очнулся, вокруг было совсем темно. Лес кряхтел, сопел, шептался, кричал: накидывался на него, направлял к нему своих лучших убийц – животных или людей, не имеет значения. Возможно, сегодня он наконец-то умрёт. Чанбин выплюнул землю, забившуюся в рот, и перевернулся на спину. Вдохнул полной грудью, почувствовал воздух на вкус. С самого детства за него всё решали: не он выбрал быть брошенным собственной матерью, не он выбрал детдом, не он выбрал этот лагерь и даже не он познакомился с Соён и остальными. Если задуматься – он никогда ничего не решал сам. И если останется здесь умирать – это тоже будет не его выбор: умирать ему или нет решат хищники, но, ещё вероятней, его найдёт полиция, если ради него потрудятся собрать поисковый отряд, а не будут рассчитывать, что он сдохнет где-нибудь в лесу. Тогда он опять не сможет сделать свой выбор: в полицейском отделе, в тюрьме или куда он там попадёт ему не дадут навредить себе. А он хочет хотя бы один раз самостоятельно принять важное решение. Поднявшись с земли, он побрёл по лесу, куда глаза глядят: в принципе, если он сам набредёт на хищников, а не они на него, это же будет считаться за то, что это он, а не кто-то другой для него добьётся его смерти? Вой, раздавшийся где-то за спиной, заставил рвануть со всех ног. Чанбин не сразу понял, что бежит в противоположную сторону, а не как хотел. Кажется, он переоценил своё депрессивное состояние, а на деле ему вовсе не хочется умирать. Не сегодня и не так. Он ещё всем покажет! Если выберется из этого чёртова леса. Он еле передвигал ноги, когда услышал шум машин. И лес вроде как поредел. Пойдя на звук, он вышел на двухполосную дорогу, к мимо проносящимся автомобилям. Ещё одно решение, которое он примет – перейти эту дорогу прямо сейчас и узнать, насколько он везучий. У него за спиной нет надёжных и близких людей, но, может, хоть судьба и удача на его стороне? Чанбин пожалел о своём решении почти сразу же, когда застрял посередине трассы и никак не мог подсчитать момент, когда ломануться вперёд и перебежать оставшуюся часть дороги, не попав под колёса. Он простоял так минут пять, добираясь до пика отчаянья, пока какой-то старый полуразваленный форд не остановился, пропуская его. Чанбин без оглядки ринулся вперёд и остановился только когда оказался на дороге, ведущей во двор каких-то жилых, но не живых домов: ни в одном окне не горит свет, фонари не работают, трава на футбольном поле рядом с заросшей игровой площадкой выросла ему по колено. Наверно, если удастся попасть внутрь какого-то из подъездов или залезть в одно из разбитых окон, он сможет тут переночевать, а затем, утром, придумает, что делать дальше. Он шёл вдоль одного из длинных многоподъездных домов, как вдруг раздался громкий звон и одно из окон сверху выплюнуло дождь стекольных осколков. Чанбин вскрикнул, присев на корточки и прикрыв голову руками. - Сукин сын! Продажная крыса! Кто-то приземлился рядом. - Ты что тут делаешь? – знакомый холодный голос. - Это ты что тут делаешь? – Чанбин покосился снизу вверх на поднявшегося с колен Феликса. Тот выглядел слегка потрёпанно, одежда порвана, с ладоней капает кровь, на щеке красуется длинный порез. Во двор ворвался караван автозаков и полицейских машин, из них высыпали мужчины в военной форме и спецжилетах, в шлемах и с автоматами наперевес, забежали в подъезд и внутри дома загрохотали выстрелы. Феликс схватил Чанбина за руку и дёрнул наверх. - Здесь опасно. Чанбин пошёл на автомате, оглядываясь через плечо: из подъезда силовики выводили под руки несколько сопротивляющихся мужчин - один из них, самый крупный, орал матом, не затыкаясь, и казался знакомым. - Это же его фоторобот ты тогда рассматривал? – Чанбин повернулся к Феликсу, но тот упорно тащил вперёд, проигнорировав вопрос. Шёл быстрым шагом - Чанбин еле поспевал за ним. Они вышли из жилого квартала, пересекли узкие улочки закрытого на ночь рынка. - Тебе надо вернуться в лагерь, - Феликс остановился, пройдя под натянутым между палатками грязным брезентом. - Ни за что! – Чанбин одарил его предупреждающим взглядом. – Я сбежал оттуда и не вернусь! Только попробуй затащить меня обратно. - И куда ты собирался пойти? - Не знаю, - Чанбин опустил взгляд, увидел большую дырку на своих дурацких старых кедах. – Никуда, - он закусил губу, сдерживая внезапный комок в горле. - Тогда поедешь со мной, - Феликс разблокировал двери чёрного джипа, кое-как втиснутого в небольшое пространство между палатками, ящиками и мусором. - Куда? В полицию? - Нет, ко мне домой. - Чего? - Садись, - Феликс открыл дверцу и кивнул, подначивая сесть. Чанбин завис на пару минут, обдумывая. Что он теряет, если правда поедет с ним? На данный момент Феликс казался самым безопасным из всех существующих вариантов. По крайней мере он Чанбина ни разу не предавал и не притворялся кем-то другим. - Наконец-то, - Феликс захлопнул дверцу, обошёл машину, плюхнулся на водительское сиденье и, заведя мотор, надавил на газ.