✤✤✤
Смотреть в одну точку было немного сложно. Чёрно-белая клетка на панелях, которыми обшиты стены, воспринималась сознанием, как иллюзия восприятия – одна из тех, которая начинает кружиться, если смотреть на неё. В голове будто образовался туннель для мыслей, и вместо того, чтобы думать обо всём, Чанбин мог сосредоточиться только на чём-то одном. Это радовало, поскольку легко можно было думать только о хорошем. Но куда смылся Феликс? Наверняка напоил его, чтобы легче было трахнуть где-нибудь в туалете или в вип-комнате – кто знает, что взбрело в голову этому конченному. - Что такой милый молодой человек делает в одиночестве? - Думает над планом побега, - буркнул Чанбин и скосил глаза на внезапно объявившегося собеседника. Мужчина лет пятидесяти, уже с седыми волосами. Выглядит интеллигентно: костюм цвета слоновьей кости, часы на руке (наверняка дорогие), волосы уложены с большим количеством лака. Глаза у него добрые, и взгляд ласкающий. - От кого ты хочешь сбежать? – мужчина присел на соседний стул, участливо глядя на Чанбина. – Тебя кто-то обидел? - Да й-есть тут один. Псих в ч-чёёёрном, - локти разъехались, и Чанбин чуть не расквасил себе нос, потеряв опору. – Он счи’ает сея этим, как его… эмпатом! Типа, ч-чувствует эм-эмоции других, но при этом… это, й-ему насссрать на них. - Действительно, псих, - кивнул мужчина, глядя сочувствующе - так приятно. – Хочешь, помогу тебе сбежать? – он придвинул стул ближе к Чанбину, положил ладонь ему на коленку и заговорщицки заблестел глазами. - А вы можете? – Чанбин наклонился к нему. - Конечно. Чанбин с сомнением повертел пустой бокал в руке. Нет, всё не может быть так просто: жизнь доказала, что Чанбин на фиг никому не всрался, и что у него нет простых путей. Но, может, именно сегодня его судьба перевернулась? Именно сегодня тот самый переломный момент. - Но й-я не могу вам доверять, - вздохнул Чанбин, вытянув ноги. – Я уже понял: нииикому нельзя доверять. - Понимаю, - добрые голубые глаза смотрели на него серьёзно, ладони мужчины сложились в смиренном жесте. – Но я правда хочу помочь. Ты выглядишь так, будто тебе действительно нужна помощь. Чанбин пожал плечами, отвернувшись. - Мы можем обратиться в полицию, - вкрадчиво продолжил мужчина. – Напишешь заявление на этого психа. Он трогал тебя? Домогался? - Изнасиловал. Много раз. И ещё оставил ожог, - Чанбин поджал губы, почувствовав, как они задрожали: ещё не хватало разреветься перед этим незнакомцем, пусть, вроде как, реально желающим помочь. Чанбин исподлобья посмотрел на мужчину, пытаясь оценить искренность его реакций. - Мальчик мой, - тот смотрел сердобольно, похлопывая Чанбина по руке. – Как тяжело тебе пришлось. Мы с тобой не знакомы, но мне очень больно слышать, сколько ужасного ты пережил. Обычное человеческое сочувствие, понимаешь? Я очень хочу тебе помочь. Комок в горле брызнул, как сжатый в руке персик, слёзы теперь не остановить. Даже если этот мужчина врёт из худших побуждений, эта сладкая ложь – бальзам на душу. - Ну-ну, - мужчина, не отпуская руки Чанбина, помог ему подняться. – Пойдём, ты сначала умоешься, приведёшь себя в порядок, и мы поедем в участок. Я подскажу тебе, как написать заявление так, чтобы твоего обидчика быстро нашли и посадили надолго. В туалете Чанбин долго смывал измазавшую щёки тушь. Мужчина терпеливо дожидался, стоя позади, и, когда Чанбин закончил, схватил его за плечи и осмотрел. Вжикнула молния на спине, дурацкая блузка спала с плеч, повиснув на талии, будто фартук. - Что вы делаете? – Чанбин поёжился от холода, потянул на себя блузку, но мужчина не дал ему одеться. - Извини, но мне нужно проверить, не соврал ли ты мне, - сообщил он, перебирая пальцами кожу на животе Чанбина, и мягко огладил пятнышко ожога. – Ты говорил, он тебя насиловал? – руки мужчины оказались на его ягодицах. - Вот здесь больно? А здесь? - Не трогайте мен, - Чанбин не успел договорить: слова превратились в мычания под ладонью, накрывшей рот. - Будь паинькой: это тебе же на пользу. Новые следы можно будет выставить как доказательства. Я помогу тебе. Чанбин попытался драться, но его, путавшегося в ногах-руках, легко затолкали в одну из туалетных кабинок, блестящую мраморной чистотой. Штаны висели на щиколотках, руки болели, вывернутые за спину и перевязанные ремнём. Пальцы, засунутые в задницу, будто вытолкали из него еду, и Чанбина вывернуло в нутро унитаза. Он ударился о сидушку головой, когда пытался избежать навязчивых бесцеремонных прикосновений. Где Феликс? Он наверняка уже должен был заметить, что Чанбин пропал. Ему же не всё равно, он сделает, что угодно, чтобы не дать своей игрушке сбежать. Он обязательно найдёт его, с минуты на минуту. Живот окаменел и мышцы свело, когда ему в задницу попытались впихнуть член. Мужчина выругался, плюнул в руку и затолкал слюну внутрь ануса. Чанбин чувствовал, как его перенапряжённое тело теряет силу, ослабевает, становясь полностью бесполезной оболочкой. Вот бы сейчас упасть в обморок. Сзади что-то громыхнуло, и дверь в кабинку отлетела, вырванная с петель. Чанбин, как только почувствовал свободу, рухнул на колени и сжался в комочек, подтянув к себе колени и держа ноги так, чтобы как можно больше прикрыть ими: руки связаны крепко - самому ему никак не одеться, можно только оставаться сидеть униженным, жалким, надруганным и стыдящимся. - Феликс, хватит! Остановись сейчас же! Блядь! Чанбин не видел, что происходило за пределами кабинки и куда так ломанулись полицейские. Хотел заорать, когда к нему кто-то зашёл, но увидел, что это Феликс, и крик сначала застрял, а затем растворился в горле, сойдя на нет. - Ты как? – Феликс сидел перед ним на коленях и развязывал ремень, пачкая всё в крови. Чанбин присмотрелся к его рукам, не понимая, откуда столько крови. Сбитые костяшки на его ладонях всё прояснили. Новый приступ слёз взорвался фонтаном. - Прости, прости, - Феликс обнял его и похлопал по спине. – Прости. - Не бросай меня больше, - Чанбин впился в него, изо всех сил хватаясь за его тело, острыми рёбрами проступающее под обилием многоразмерной ткани. - Не брошу, обещаю, - пробормотал Феликс, поглаживая его по спине. – Оденься, пожалуйста.✤✤✤
Чанбин делал вид, что произошедшее настолько выбило его из колеи, что он забыл о своём положении, ценностных ориентирах и надеждах на будущее. Якобы потрясение заставило его полностью поменять привычное поведение: Феликс сказал, что будет ждать его в машине у выхода, но вместо того, чтобы воспользоваться шансом, Чанбин прилип к нему и заканючил, умоляя остаться и не бросать его одного. - Ты не понимаешь, что это я во всём виноват? – Феликс начал раздражаться. – Я тебя так одел, я привёл сюда, я позволил этому мужчине подойти к тебе. И я, вообще-то, ничем не отличаюсь от этого педофила. Хватит вести себя, будто я твоя мама-курица, отцепись. - Всё равно, - пробормотал Чанбин, по-прежнему хватаясь за него. – С тобой всё по-другому. Феликс с трудом удержал руку, чтобы не ударить его наотмашь. В машине Чанбин забрался с ногами на сиденье, обнял себя за колени и уснул, лицом к Феликсу, не скрываясь. Феликс душил в себе злобу, стараясь не смотреть на него. Перед глазами то и дело маячили алые костяшки пальцев с лопнувшей кожей и запёкшейся кровью. Он старался рулить, глядя поверх них, но продолжал натыкаться на это напоминание о своём очередном срыве. Очередном, но первым настолько сложно объяснимом: Феликс не мог понять, откуда взялось столько злобы, вспышку которой он выплеснул в физическом насилии. Это не эмоции полицейских - их злость на вкус как металлическая медаль: благородство и геройство, негатив, слишком густо перемешавшийся с добродетелью, но природа его злости в тот момент, когда он превращал лицо старпёра-педофила в кашу, была иная, совершенно точно иная – тёмная, эгоистичная, без какого-либо подобия благих намерений. Что это было, чем это было? Чьи эмоции он успел впитать? Неужели его сознание как-то умудрилось выцепить эмоции Чанбина? Но для этого нужно было следить за ним весь вечер и сильно сосредотачиваться, чего Феликс точно не делал – за Чанбином на протяжении всей беседы с преступником наблюдали другие люди. Он этого не делал, ему было не интересно, он и без того мог нарисовать у себя в голове каждую секунду происходящего. А потом ещё чёртов мальчишка, разыгравший целую трагедию у него на плече: не бросай меня, не уходи, не отпускай – откуда это могло взяться, почему Чанбин не подумал, насколько фальшиво это смотрится? Насколько лживо прозвучало это самое «с тобой по-другому». Чанбина надо научить, что у каждого поступка есть последствия: пусть, блять, потрудится доказать свою низкопробную бездарную ложь. Чанбин проспал всю дорогу, изредка просыпаясь на резких поворотах, но тут же засыпая обратно. В особняке бессознательно плёлся за Феликсом, досыпая на ходу. - Нет, пожалуйста, я устал, - тут же, как по волшебству: сна ни в одном глазу, вместо сонливости - усердные попытки с помощью жалких блеяний отвертеться и улизнуть. - Ты выспался в машине. Я сказал: отсоси мне. Не заставляй меня повторять по нескольку раз. В распахнутых глазах Чанбина – неподдельный ужас, в складках рта и в сморщенном носе – отвращение. Он опускает голову, чтобы «типа незаметно» изменить выражение лица на, по его мнению, более сносное. Феликс всю дорогу представлял, какими будут ощущения от минета (из-за чего пару раз чуть не пролетел красный свет), и член уже стоял каменный. - Давай, почему ты ломаешься: со мной же всё «по-другому», - с усмешкой напомнил Феликс, поглаживая сам себя. Чанбин мазнул взглядом по его члену и отвернулся, покраснев, как рак. Невозможно больше терпеть. Если он сейчас же не возьмётся за дело, раком будет не краснеть, а стоять, и вопить от боли. Чанбин как-то предугадал его гнев и зашевелился, притронулся к основанию члена, провёл пальцами до головки, и от одного этого простого действия Феликса обдало приятной тёплой волной. Чанбин прикоснулся губами к головке, но тут же отвернулся, зажмурившись. Пока эта сволота двуличная соберётся с силами, можно сдохнуть от нетерпения. Так не пойдёт. Феликс обхватил его голову руками. - Открой рот. Он ткнулся членом в его сомкнутые губы, и Чанбин раскрыл рот, пропуская внутрь. - Я не смогу весь, - сразу же отпрянул, когда Феликс подался глубже. - Тогда лижи. Чанбин повиновался, неуклюже заскользив языком по головке: щекотно, нелепо и сухо, пропуская важные места. Попытавшись взять в рот, он тут же словил рвотный рефлекс. - Убожество. - Я пытаюсь! Я никогда этого не делал, в отличие от тебя. - Ты не пытаешься, а делаешь вид. До тебя я тоже никому не отсасывал, но на тебе я научился. Не считаешь справедливым отплатить мне тем же? - Я никогда не просил тебя, - буркнул Чанбин, но вроде бы приложил чуть больше усилий. После третьего раза (нечаянных ли?) царапаний зубов по коже, Феликс не выдержал и схватил Чанбина за волосы, направляя его голову. Протиснувшись по самую мошонку, он зажмурился от наплыва новых прекраснейших ощущений. Оставаться на месте казалось кощунством, и Феликс, ухватившись удобней за волосы Чанбина, начал движение. Чанбин замычал, пытаясь отстраниться, ноздри раздулись, горло судорожно сокращалось в попытках добыть воздух. Пара секунд на передышку, чтоб не блеванул и не задохнулся, и новое погружение во влажную нежность рта. - Пожалуйста, хватит, - Чанбин вцепился ему в бёдра, не дотерпев пару-тройку последних толчков, и отвернулся, зажмурившись. - Это ещё почему? Тебе противно? - Н-нет. - Тогда открывай рот. Грудь Чанбина тяжело поднималась, он снова опустил голову, чтобы справиться с эмоциями, но не смог: вновь пропуская в себя, разревелся, словно жертва великих мучений. Через пару секунд Феликс кончил. Получилось размазано, куда-то между носом, щекой и глазом. Зрелище не из приятных: багровое, испачканное мутными подтёками, лицо хватает ртом воздух, напоминая выброшенную на сушу рыбу, из красных опухших глаз текут некрасивые ручьи. Омерзительно. Но на душе – удовлетворение: он получил разрядку, а заодно доказал себе, что не ошибается, и Чанбин действительно притворялся. Ничего не изменилось, всё, как обычно.✤✤✤
Мечтая поскорей упасть в кровать и выспаться на день вперёд, Феликс вернулся из ванной в свою комнату. Но там его ждал сюрприз - чёртов мальчишка не ушёл к себе, так и остался лежать на ковре перед кроватью в неудобной позе, будто труп на месте преступления. Даже не попытался пойти умыться, совершенно не обращая внимание на свои неудобства, – на его щеке и брови засохли остатки спермы. Сматернувшись про себя, Феликс присел на корточки и потряс Чанбина за плечо. Тот с трудом расклеил слипшиеся ресницы, посмотрел на него мутными глазами, зашевелил губами, будто пытаясь что-то сказать, и вдруг, хрипло вскрикнув, откатился в сторону и пополз на локтях. Пискнул и зажмурил глаза, ударившись головой об угол прикроватной тумбочки. - П-пожалуйста, я-я больше не могу, пожалуйста… Феликс закатил глаза. - Успокойся, я тебя не собираюсь трогать, - поднявшись, он откинул покрывало с кровати. – Иди в свою комнату, я буду спать здесь. Чанбин только с третьего раза поднялся на дрожащие ноги, шатаясь, добрался до проёма и остановился, схватившись за дверь. Феликс удивлённо поднял бровь: похоже, для него сегодня выдался чересчур тяжёлый день потрясений и испытаний – его слишком сильно вымотало. Опасно: он снова может войти в состояние амёбы, в котором находился в подвале, а затем опять будет попеременно то истеричить, то думать о суициде, а может, снова попытается отомстить. - Эй, - Феликс вновь влез в тапочки, догоняя его. – Я помогу тебе дойти. Чанбин шарахнулся от него, как от прокажённого. - Нет! – и, попятившись спиной в коридор, врезался спиной в стену, пополз в сторону и рванул к лестнице, не оглядываясь. Феликс убедился, что он не слетел с лестницы вниз головой, и вернулся к себе, упав в долгожданные объятья множества подушек.✤✤✤
Он проснулся среди ночи с мыслями о питье. По пути на кухню можно заодно проверить Чанбина. Открыв дверь, Феликс обнаружил мальчишку, раскинувшегося поверх своей неразобранной кровати. Горел ночник, позволяющий всё хорошенько разглядеть. Чанбин что-то бормотал и тихонько стонал сквозь зубы. Феликс подошёл ближе и откинул край балдахина: лицо Чанбина на этот раз чистое, но блестит от пота, глазные яблоки беспокойно мечутся под закрытыми веками. Дыхание сбившееся и тяжёлое, пальцы комкают покрывало. Феликс присел на край кровати. Так вот, значит, как выглядит человек с ночными кошмарами: дико, точно в припадке, пугающе, словно одержимый бесами. Он тоже выглядит так стрёмно, когда плохо спит? - Отстань, не трогай, - бормотания в дополнение к метаниям, мычаниям и стенаниям. – Хватит, мне больно. Интересно, во сне мозг Чанбина воскресил секс с сегодняшним старпёром из клуба или же с ним, Феликсом? А может, с ними обоими? Феликс подавил смешок. Может, дать Чанбину завтра немного антидепрессантов, чтобы не повторилось то его пограничное состояние в подвале? Но без рецепта неизвестно, как они подействуют. К тому же, у Чанбина удивительная психика и достаточно сильная воля, он может обойтись и без таблеток или психостимуляторов: он хорошо держался до сих пор, но, видимо, каким бы сильным не был человек, рано или поздно у него случается срыв. Чанбин дёрнул головой так, что хрустнула шея. Стоит ли разбудить его, вдруг он умудрится сломать себе позвоночник? Вспомнив, как он отреагировал на него, проснувшись на полу в его комнате, Феликс передумал. Наверно, не стоит трогать этого психованного и лучше уйти. Перекатившись на бок, Чанбин уткнулся лицом в подушку, его тело продолжало подрагивать. Подушка перекрыла ему нос и рот, но он всё не просыпался. Задержав дыхание, Феликс медленно наклонился и осторожно оттащил подушку подальше от Чанбина. Хорошо хоть тот не успел закусить край наволочки, упирающийся ему в стиснутые зубы. Ого, какой яркий синяк у него чуть выше правой брови – вроде как, метка столкновения с дверью. Или же с тумбочкой? Какой же глупый. Феликс поставил колено на кровать и, опершись на левую ладонь, поддерживая себя на весу, наклонился над Чанбином, взглядом заскользив вниз по его лицу. Только через несколько секунд опомнился: ему нельзя быть здесь, нельзя случайно разбудить. Он не хочет очередных скандалов и истерики, так почему провоцирует их наступление, дотрагиваясь до щеки Чанбина и не переставая поглаживать её? Однако прикосновение произвело странный эффект: Чанбин сделал глубокий вдох и перестал метаться. - Ёнбок, - повернув голову, он зажал его ладонь между собой и кроватью. – Ёнбок. Феликс нахмурился: бесило, что Чанбин не боится называть его имя, хотя он запрещал, но это чувство заглушил интерес к происходящим метаморфозам – кажется, Чанбину потихоньку становилось лучше. Осторожно вытянув руку, Феликс провёл ладонью по другой его щеке и, осмелев, завёл прядь волос, которая наверняка щекочет ему кожу, за ухо. - Ёнбок, - дыхание Чанбина постепенно выравнивалось, тело оставалось в одном положении. Значит, всё-таки ему снилось сегодняшнее клубное изнасилование. Феликс нахмурился ещё сильней: заподозрил, что Чанбин не спит, - уж слишком удачное совпадение. Но тот спал, правда спал – выровнявшееся дыхание, ставшее медленным и ритмичным, крепко закрытые глаза, не реагирующие на прикосновения. Получается, Чанбин не разыгрывал сцену, когда искал у него утешения после надруганий того старпёра. Феликс хмыкнул: что ж, клин клином вышибают. Стоило раньше сделать так, наглядно показав Чанбину, что бывает и хуже. Из двух зол всегда выбирают меньшее, так что можно было гораздо раньше добиться от Чанбина большего послушания. Тот повернул в его сторону лицо и, что совсем неожиданно, улыбнулся. Что сейчас ему снится, что пришло в голову? Феликс сжал челюсть, напряжённо размышляя, но не смог прикинуть ни одного варианта. Ну, помимо побега, но этот вариант слабоват, потому что Чанбин схватил его за руку и сжал пальцы вокруг ладони. Почему, почему он улыбнулся? Это же не просто совпадение? Феликсу не нравится идея простой случайности. Он не знает, почему. Потому что Чанбин становится симпатичней, когда улыбается? Потому что это что-то новое? Наверно, второе. Вот только он так редко улыбается. А таким счастливым, каким был на концерте, больше не будет: даже если Феликс от него откажется и отпустит на все четыре стороны, это будет злорадство и недоверие, но не уязвимое счастливое облегчение, которое Чанбин обязательно попытается скрыть от него. Веки Чанбина затрепетали, и Феликс пулей вылетел в коридор. Только за дверью он заметил, что его спина затекла – видимо, потому что долго проторчал в неудобной позе, склонившись над страдающим, а затем улыбающимся парнем. Улыбка Чанбина. Он не мог перестать о ней думать. И это бесило.