*****, Мэриленд
ХХ.ХХ.1959
Ему было пять, когда это произошло впервые — он хорошо это помнил даже годы спустя, уже давно покинув приют. Поначалу он даже был рад, обнаружив свою исключительность: оказалось, никто из других мальчиков не слышал их. Это было секретом, только его секретом, и от этого осознания в собственных глазах он становился героем — а героям обязательно надлежало спасти всех в конце. Другие мальчики по-прежнему не замечали его (а если и замечали, то только затем, чтобы грубо оттолкнуть в сторону или отобрать порцию безвкусной каши на завтраке), но больше Джаспер никогда не чувствовал себя одиноким или брошенным, сидя в стороне от всех. Они говорили с ним, со временем мастерски научившись притворяться друзьями, которых у Джаспера никогда не было. От них он узнал, что управляющая на самом деле постоянно следила за каждым из воспитанников, подсматривая и подслушивая все разговоры через тонкие проводки, когда-то замурованные военными глубоко в стены приюта. Они объяснили, что никто не должен об этом узнать, иначе Джасперу грозит опасность: опасность могла подобраться с любой стороны, от загадочных Коммунистов, которыми любили пугать серьёзные взрослые в костюмах с маленького чёрно-белого экрана телевизора, до крысиного яда, подсыпанного вечно угрюмой тощей поварихой в кашу. Иногда Джасперу казалось, что он чувствует на языке его привкус и слышит, как она смеётся над ним своим хриплым прокуренным голосом, не догадываясь, что он обо всём знает. В доме Кэсс и Пола не было проводков — он убедился в этом, когда однажды тайком проверил — зато еда была лучшей, которую Джасперу только доводилось попробовать в жизни. Они упрямо объясняли, что опасность на самом деле никуда не делась, просто притаилась на время, и ему ни в коем случае нельзя терять осторожность. Тогда Джаспер впервые задумался о том, что больше не хочет быть героем. Ему было семь, когда опасность стала реальной, приняв обличие их любимицы Миттенс, и ему пришлось защитить себя и Кэсс. Тогда Джаспер понял, что у него никогда не было выбора. Кэсс никогда не ругала его, обвиняя во всём несчастный случай, но Джаспер знал, что Пол ей не поверил. С тех пор он часто злился, запираясь с ней на кухне, а после странно смотрел на Джаспера, так, будто уже давно догадался обо всём. Но Пол не слышал их, а значит, не мог позаботиться о Кэсс — это Джаспер тоже знал наверняка. Ему было девять, когда всё вдруг в корне изменилось, не оставив от прежней жизни и следа. Тем вечером Кэсс долго радовалась, вернувшись из ванной, и сразу же бросилась Полу на шею с объятиями, как только тот наконец вернулся с работы. После было много поездок в больницу, откуда она неизменно возвращалась довольной и пахнущей горькими лекарствами, много упаковок витаминов на кухонных полках и ещё больше хмурых взглядов со стороны Пола. Джаспер мог его понять — он тоже ненавидел больницы, их отвратительный запах таблеток и отчаяния, а от вида любых игл его неизменно начинало мутить. Он был благодарен Кэсс за то, что та не брала его с собой часто, но всё ещё не мог найти объяснение её странному поведению. Чему она так радовалась, если была больна? А если она была здорова, какой здоровый человек по доброй воле будет столько времени проводить в больнице? В ответ Кэсс только загадочно улыбалась, лишь однажды пообещав, что совсем скоро он должен был стать старшим братом. Это поставило Джаспера в тупик ещё больше, чем прежде — у него никогда не было братьев или сестёр, и он совсем не был уверен в том, как правильно с ними обращаться. Однако в новых странностях Кэсс были и свои плюсы: вскоре она стала больше времени проводить дома, позволяя ему смотреть вместе с ней телевизор, пока она сидела на диване и вязала, или листать цветные каталоги магазинов с детскими вещами. Джаспер всё ещё не был уверен, зачем ей это было нужно, но покорно соглашался и радовался тому, что она выглядела по-настоящему счастливой — казалось, такой счастливой он не видел её ещё никогда. Порой она часы проводила на кухне, стремясь каждый раз освоить новый рецепт из большой книги, которую Пол подарил ей на предыдущее Рождество, и Джаспер невольно заметил, что есть она тоже стала в два раза больше, чем раньше. По всей видимости, со временем её состояние продолжало ухудшаться: прежние визиты в больницу раз в пару недель становились всё чаще, а Пол казался натянутым, как струна, то и дело носясь по дому туда-сюда с охапками недавно закупленных вещей. Он даже оборудовал для них отдельную комнату, почему-то неизменно запиравшуюся на ключ, и Джасперу строго-настрого воспрещалось находиться там (на этом настоял Пол, а Кэсс потом долго плакала и извинялась — она вообще постоянно плакала в последнее время, Джаспер уже и не надеялся понять причину на этот раз). Когда Кэсс вдруг начала собирать вещи и объявила, что поживёт какое-то время в больнице, Джаспер не удивился. Он был достаточно взрослым, чтобы пожить несколько дней у соседки, хоть иногда ему и казалось, что это скорее ему стоило присмотреть за пожилой миссис Таттлер со всеми её пятью кошками, а никак не наоборот. Из окна гостиной он видел, как Пол перетаскивает собранные Кэсс сумки в багажник машины, а сама она машет ему рукой с переднего сиденья. Он помахал в ответ, наблюдая, как машина медленно трогается с подъездной дорожки перед домом. Две недели до возвращения Кэсс были наполнены странным ощущением тревоги: они ничего не говорили, но он знал, что что-то было не так. Опасность никогда не исчезала полностью — Джаспер уяснил это ещё давно на собственном опыте — но впервые он чувствовал себя настолько беспомощным, находясь так далеко от Кэсс. Пожалуй, даже слишком далеко, чтобы предотвратить её появление. Тем утром в начале октября миссис Таттлер долго суетилась на кухне, готовясь к торжественной встрече и прибирая несуществующий беспорядок уже в который раз за день. То и дело старушка теряла свои очки или забывала, куда поставила тарелку с подгоревшим печеньем, и Джаспер по её просьбе находил утерянные вещи в самых неожиданных местах (поначалу его раздражала подобная рассеянность, но вскоре пришлось привыкнуть — а после того, как как-то раз потерянные очки обнаружились в холодильнике, он даже перестал удивляться её причудам). Он провёл, кажется, несколько часов, до боли в глазах всматриваясь в поворот дороги на углу улицы, прежде, чем наконец увидел знакомую серебристую машину Пола. Сердце бешено колотилось в грудной клетке, словно стремясь вырваться наружу, когда он в спешке выбегал из дома в чëм был, несмотря на ранние осенние заморозки: что-то изменилось, упрямо стучало в его висках набатом, подгоняя вперёд, заставляя забыть о холоде, оставшейся распахнутой входной двери и запоздалом крике миссис Таттлер ему вслед. За пару секунд преодолев расстояние до подъездной дорожки, Джаспер наконец застыл, как вкопанный, не в силах сделать больше ни шагу и наблюдая, как Пол помогает Кэсс выбраться с заднего сиденья. В руках она бережно держала странного вида свёрток, любовно прижимая его к груди так, будто от его сохранности зависела её собственная жизнь. Именно в тот момент необъяснимое чувство тревоги, переполнявшее Джаспера на протяжении последних нескольких недель, наконец обрело форму, а вместе с тем пришло и простое, ясное как день понимание: что-то безвозвратно изменилось в самой Кэсс, и, хоть он пока и не был уверен в том, что именно, это могло значить только одно. Его жизнь больше никогда не будет прежней.