Déjà vu

Розовые зонтики и мужчины лет сорока.

— Ну, я пошла, — взмахивает роскошными каштановыми волосами девушка, застёгивая ремешок на высоких туфлях. Тэхён кивает и улыбается ей напоследок, вдогонку бросая: — Во сколько будешь? — Часов в девять, а может, — хихикает она, — и не в девять. Зная её, это «не девять» могло растянуться до самого утра, поэтому увидеть её сегодня ночью парень даже не надеялся. Но, может, оно и к лучшему. Только вот куда она собралась в такую погоду? На улице дождь, слякоть и недовольные люди, а она в коротком, почти что летнем платье, на высоких, совершенно непредназначенных для прогулок под дождём каблуках и с яркой, слепящей глаза улыбкой. В прочем, нет, он не был против коротких юбок или лаковых стрипов. Ему это всё, если честно, до лампочки. «Как она будет добираться до туда, до куда ей нужно?», «Не замёрзнет ли?», «Когда вернётся?» Эти вопросы скорее всплывали в его голове из простой человеческой рассудительности и хоть какой-нибудь, дружеской или семейной, заботы. Но так как отвечать она на них сегодня не проявила желания, ему оставалось думать об этом, сидя на кухне с кружкой горячего шоколада в руках. Знаете, такой, в дешёвых пакетиках? Отвратительный на вкус. Наверное, улыбается он сам себе в полутёмной комнате, это ненормально, что я не знаю, куда пошла моя хоть и не настоящая, но девушка на ночь глядя. Наверное. Но об этом он подумает потом, когда ему внезапно захочется побеспокоиться о ней как о любимом человеке. Однако этого, скорее всего, не случится уже никогда. Он допивает гадкий горячий шоколад и подрывается с места. Шесть часов. Если она всё-таки соизволит явиться ровно в девять, у него есть ещё три часа. Поразмыслив, чем можно заняться в это время, он находит два варианта. Первый: спокойно дождаться её дома, укутавшись в тёплый плед и посматривая в окно под шум дождя. И второй: прогуляться. Развеять скуку, так сказать. Тогда он, конечно, будет ничуть не лучше неё, но, по крайней мере, постарается подобрать подходящую одежду, чтобы к концу прогулки не вымокнуть до нитки. И так как на месте ему сегодня почему-то особенно не сиделось, он терпеливо выждал ещё полчаса, не желая быть пойманным с поличным и отвечать на вопросы, что могут при таком раскладе возникнуть, и, облачившись в серый свитер, чёрные брюки и тёмно-серое пальто, выпорхнул из дома. Какое же всё-таки прекрасное чувство — вырваться из четырёх давящих стен. Наверное, знай он о целительных свойствах таких прогулок раньше, носу бы дома не показывал. Только в таком случае скандалов было бы не избежать. Она бы непременно нашла к чему прикопаться, даже с учётом того, что была человеком терпеливым и всякого рода истерики устраивала крайне редко. Тогда, когда их действительно можно было понять и когда даже сам Ким частенько выходил из себя. Сейчас на улице он чувствовал себя в полной безопасности. Порывистый прохладный ветер, сгущающиеся серые тучи, норовящие заплакать в любой момент, и безжизненные макушки разноцветных зонтиков будто бы стали частью его самого. По телу пробегались мурашки, но в душе разливалось жгущее сердце тепло. Он незамысловато хлюпал ботинками по лужам и из простого любопытства всматривался в лица прохожих. Всё одно и тоже. Он уже будто бы и не различал эмоции на их лицах. Тоска, задумчивость, радость, восторг, напряжённость — всё сливалось в одну большую кучу и наваливалось на него с совершенно новой, необычайной силой. Они, наверное, и не подозревают, что какой-то незнакомец мешает их эмоции в неразборчивую кашу. Наверное, обидно, когда с твоими собственными эмоциями так некрасиво обходятся, но что уж тут поделать. Мог бы он видеть что-то другое — видел бы и радовался, что видит. Он попробовал прислушаться к звукам. И вновь такое разнообразие, что сложно сразу понять, что есть что. Женщина средних лет с ярко накрашенными губами хмуро цокнула языком, пройдя мимо него. Не на меня ли, подумал было Тэхён, но тут же забыл об этом. Молодой парень тихо напевал какую-то знакомую Тэ песню, но он даже не удосужился её вспомнить. Память на такие вещи у него никудышная, да и все песни всё равно когда-нибудь забудутся. Маленькая девочка разревелась прямо посреди дороги, потому что уронила белоснежное мороженое на сырую землю. Какие родители вообще покупают ребёнку мороженое в дождь? Мужчина лет сорока с весёлым розовым зонтом с кем-то жизнерадостно щебетал по телефону. И почему все не могут быть как он? Не стесняясь выходить из дома с детскими розовыми зонтами и даже в самый пасмурный день радостно бормотать с кем-то по мобильнику? К чёрту мировые кризисы, сейчас бы Ким и сам поболтал бы с кем-нибудь, уверенно шагая под розовым зонтом, но болтать ему было не с кем, а телефон и зонт он забыл дома, поэтому, собственно говоря, и маялся такой ерундой, как попытки разобрать, какие у кого на лице эмоции и кто там что бормочет себе под нос. У кого-то занятия веселей — кто-то греется в магазинах или лапшичных, почитывая спортивные газеты и прожигая взглядом телеэкран. Парень и сам встречал несколько таких гостеприимных магазинчиков, радующихся тому, что можно будет содрать с людей, спасающихся от дождя, побольше денег, но забредать в них у него не было ни бумажника, ни желания. Он, словно одинокий путник, взял с собой в дорогу только стремление увидеть мир, и ничего другого у него на руках не было. В прочем, так легче. Кому-то может и тягостно выходить из дома с осознанием того, что где-то в потаённых глубинах комнат у них покоятся их самые сокровенные вещи, но у Тэхёна таких вещей, если плохо подумать, не было. А если хорошенько, то только браслет на левой руке, и то он сейчас был при нём. Он всегда носит его с собой. Единственная память. Парная фенечка. С одной стороны — банально, с другой — ну как такое выбросить? Будь это чья-то, и он бы, если бы, конечно, представилась такая возможность, совсем скоро запустил бы её в мусорное ведро. Родителей, Джиён, всё без разницы. Их подарки имели для него такое же значение, как буклеты с рекламой, раздаваемые случайным прохожим. Выбросишь и не вспомнишь. Но это — другое. Единственная память о нём. Парная фенечка от него. И всё же до ужаса банально. Внезапно вдалеке маячит что-то знакомое, но Тэ все никак не может сфокусироваться и понять что, а когда осознание накатывает, хочется сорваться с места, но ноги остаются прикованными там, где он стоит. Чонгук. Больше слов для описания ситуации нет. Перед тем как побежать, Ким замечает, что он перекрасился. Такое не заметить невозможно. Постоянно тёмненький Чон и вдруг — блондин. Будто другой человек. И в лице у него что-то изменилось. Смотрит вниз, других будто не замечает, глаз и вовсе не видно за отросшей чёлкой. Совсем потерянный. Такой же, как я, мысленно добавляет Тэхён и только сейчас понимает, что пялится на него в упор, причём пялится уже секунд тридцать с застывшей от смеси удивления и страха миной. Что-то в голове сдвигается, переворачивается и разбивается. Мир обретает краски, потом снова теряет и пропадает в своём понятии вовсе. Больше нет никакого дождя, людей и магазинов. Даже Ким Тэхёна больше нет. Есть только Чонгук, стоящий на другой стороне улицы, ни на что не смотрящий и никуда не бредущий. А может это не он? Он, конечно. Да сделай он хоть пять пластических операций, перекрасься в радужный, что для него бы было абсолютно не характерно, и разоденься в леопард, Ким, кажется, всё равно его узнает. Ну что, доразмышлялся о зонтиках и фенечках? Развеял скуку? На деле такой спокойный, а внутри что? Полный хаос. Абсолютный. Он, громко шлёпнув по луже, развернулся, дальше уже заставляя себя бежать без остановки, то и дело натыкаясь на фонарные столбы или шокированных его растерянностью прохожих. И дождь, сорвавшись с тормозов, бесконечно подгонял его до дома. Чёрт, только и крутилось в голове, чёрт, чёрт, чёрт, ну почему сейчас? Он, кажется, даже несколько раз произнёс это вслух, но точно не уверен. Если в этом мире по улицам его района, как ни в чём не бывало ходит блондин Чонгук, он уже ни в чём не уверен. Хочется домой. Жутко хочется. Страх накатывает такой, что сводит колени, и он пытается уже изо всех сил не свалиться размазнёй посреди дороги, как мороженое той самой маленькой девочки. А ещё хочется закопать все воспоминания и чтобы все в этом мире исчезли. Навсегда. Ну или хотя бы на пару дней, пока он будет судорожно приходить в себя. Он бежит, не оборачиваясь. Думает, что если обернётся, Чон Чонгук окажется прямо за спиной, как самый страшный кошмар, и схватит за руку. Поэтому главное правило бегущих — никогда не оборачиваться. Тогда и страхи исчезают, хотя на самом деле как раз они и заставляют нас бежать. Тэхён постепенно приходит в сознание, когда понимает, что в спешке тыкает ключами в замочную щель, не попадая от слова совсем. Страх постепенно сходит на нет, но прерывистое тяжёлое дыхание никуда не девается — результат безостановочной пробежки по лестнице до восьмого этажа. Сколько сейчас времени, он не знает. Когда придёт Джиён, не знает. Спроси у него сейчас его собственное имя, и он вряд ли ответит. Уверенность только в одном — это был Чонгук. Зачем он разгуливал там? Почему перекрасился? Видел ли он Кима? Придёт ли ещё? Вопросов было много. Он осел на диван и принялся думать обо всём, о чём только можно было. И вдруг где-то противным визгом начинает звенеть его телефон. Будто бы не в гостиной, а на задворках его сознания, да так, что брать совсем не хочется, но он чувствует, что нужно, что звонят не просто так, и берёт. — Тэхён… Кто-то жалобно скулит в трубку. Он сначала даже не узнаёт человека по ту сторону, но звонить, кроме неё, в принципе некому. — Тэхён, — повторяет Джиён, долго и нудно протягивая «ё». Тэ пытается издать хоть какой-то звук, чтобы подать признаки жизни, но ничего не выходит и он кивает, словно она этот кивок может увидеть. — Забери меня отсюда… Ко мне пристаёт какой-то громила. Её голос звучит необычно. Наверное, выпила, думает парень и коротко спрашивает адрес. — Ко мне пристаёт какой-то громила, — вновь повторяет она. — Забери меня отсюда, Тэхён, пожалуйста. И внезапно называет адрес. Делать нечего. Он устало вздыхает, не без труда поднимается с дивана, покачиваясь на ходу, с сомнением смотря в окно, отсчитывает пять минут и выдвигается к ней. Может, он уже ушёл. А может, затаившись, поджидает в лифте. И он, захлопывая за собой дверь дома, понимает, что всё это время он только притворялся, что в порядке, пил чай по утрам и с грустной меланхоличной улыбкой смотрел на себя в зеркало, саркастично хмыкая. Всё это время он думал, что начинает забывать. Всё это время он думал, что встретиться с ним не будет проблемой. Всё это время он лишь думал, думал, думал, ничего не предпринимая. А сейчас… Чонгук, вертится на языке и в голове. Чонгук. И он заходит в лифт.