Лишь луна одна знает

- Ты что себе позволяешь!? Я всю жизнь положил на то, чтобы мой сын стал достойным вожаком, луна свидетель! А ты!? Хочешь потерять всё из-за какого-то щенка нерадивого!? - кричит омега, в бешенстве цепляясь за рубаху сына, которого едва утащил на улицу из дома советов. Чан его почти не слышит. У альфы голова сильно кружится, а картинка перед глазами плывёт непонятным пятном. В ушах шум, как на повторе слова в памяти, что один из старейшин сказал ему несколькими минутами ранее. Сказал, что вожак по закону должен отказаться от Феликса, потому что истинность чиста, непредаваема. Минхо и только Минхо имеет полное право стоять подле вожака, на ложе его возлечь, иметь потомство от истинной крови. Дети от таких союзов родятся крепкие, ведь сама луна дала добро на этот союз. Издавна в стаях почитались истинные пары, святой считалась их связь. Особенно, если вожак удостаивался чести найти своего истинного, это воспринимали как благословение высших сил. Чан и Минхо, получается, удостоились этого благословения. А зачем? Разве кто-то спросил их самих, а нужно ли им это? Омеге явно не нужно. Он забился в угол отведённой ему спальни, только ступил в дом вожака, да прорыдал всю ночь напролёт. Заснул всё в том же углу лишь под утро, когда Феликс напоил его каким-то успокаивающим отваром. Чан же сидел практически всё это время на ступеньках крыльца, пока его омеги были в доме. Ему тоже без надобности истинность и все вытекающие из неё последствия. Одно из последствий, например, странное тянущее чувство в низу живота, стоит только вспомнить вкус крови Минхо. Вспомнить, насколько беззащитным был омега в его руках, как потрясающе от него пахнет персиком, насколько хорошо этот аромат сочетается с ароматом истинного. Волк внутри Чана просто обезумел в тот момент. Он просил этого омегу. Просил взять Минхо прямо там - под большой ивой. Вожак не стал потакать своей второй сущности, вместо этого усмирив зверя внутри себя. Из-за Феликса. Он не взял Минхо этой ночью из-за Феликса. Чан готов терпеть тягу внутреннего зверя к истинному  ради своего солнышка. Альфа же так ждал именно этого омегу, чтобы забрать наконец в свой дом. Так старался ради их счастья, но, наверное, недостаточно. Недостаточно для того, чтобы луна вознаградила их ребёночком. Тогда  Чан никогда не узнал бы своего истинного, никто не захотел бы забрать у него Феликса. А главное, не проявил бы вожак неуважение к старейшинам, устроив скандал. А что ему ещё оставалось делать? Безропотно подчиниться? Сделать вид, что ему всё равно? Нет, не всё равно. У него внутри словно всё отмерло, стоило представить избу свою без Феликса. Ведь если солнышко его ясное из сердца вырвать, ничего там не останется - просто гниющий кусок мяса. - Не смейте лезть в мою семью, папа! Вашими стараниями я взял в дом Минхо! Я жизнь себе и ему испоганил, идя у вас на поводу! Думаешь, он счастлив!? Счастливые иначе выглядят! Счастливым я был, когда привёл Феликса в наш дом! Отнять теперь его у меня желаете!? Законами кичитесь!? Тогда сразу мне кинжал в сердце воткни, чтобы не мучился! - выходит из себя Чан, взглядом прожигая усталое лицо своего папы омеги. Мужчина уже разменял пятый десяток лет, что заметно по его морщинкам вокруг глаз и в уголках губ; по седине в его волосах, бывших когда-то чёрного цвета. Он положил всю жизнь к ногам сына после того, как они остались вдвоём. Больше ни с кем не завёл отношения и ни дня не прожил для себя. Чан ценит это. Возможно, сейчас альфа перегибает, но ярость не прячется где-то внутри, она наружу рвётся. - Ты молчи, несносный! Луну не гневай, бесстыжий! Что же такое говоришь своему папе? Как я смогу убить тебя, если ты сын мой! Феликс твой судьбу свою найдёт, ему луна подскажет, как вам с Минхо даровала истинность! Не смей перечить ей! Не гневай её, сынок! Чти законы, что предки наши нам оставили! Чани, они ведь не были глупыми. Ты вожак, ответственный за всю стаю, поэтому тебе сильным быть нужно. Покажи своей стае, что ты твёрдо следуешь законам предков, что ты не сумасброд. Ты пойми, если вожак начнёт игнорировать всякие правила, что случится с нашей станицей? Кто тогда станет подчиняться такому вожаку? Ходжун говорит размеренно, приложив ладони к щекам сына, чтобы не позволить ему отвернуться. Усталость во взгляде читается слишком хорошо - омега каждую секунду жизни посвятил Чану. После смерти своего мужа Чувона, который скоропостижно скончался от волчьей лихорадки, Ходжун остался один с маленьким альфой. И он из кожи вон лез, чтобы сына признали вожаком, а не кого-то другого. Стараниями омеги Чан стал управлять стаей, когда ему было всего двенадцать лет от роду. Ходжун всегда был рядом с сыном, а несколько лет назад вступил в совет старейшин. Он уже не молод, но оставить Чана нести бремя ответственности за стаю не может. Феликса омега никогда не воспринимал всерьёз. Бесхарактерный он как и свой папаша, только под чужих альф не ложится. Ходжун знает наверняка, не пусто сплетни разводит. Помнит, как застал своего Чувона с этой шлюхой Бомином в сенном сарае, что стоит на поле за домом семейки Ли. Помнит, сколько нервов истрепал, пока отваживал от мужа смазливого омегу. И ведь сын точная его копия! Даже чёртовы веснушки на лице точь-в-точь как у Бомина. А Чан привёл в дом это маленькое исчадие ада, назвав своим мужем! Луна, это какое-то издевательство! У омеги сердце в пятки бухнулось, когда сын на празднике Благочестия подошёл к мальчишке из ненавистного рода. Вчера луна наконец-то услышала молитвы обеспокоенного родителя, подарив Чану истинного. Теперь Феликс должен вернуться в дом своих родителей на радость Ходжуна. Теперь не придётся смотреть на копию того, кто был кошмаром для семьи Бан. Проклятьем каким-то окутывал, потому что Чувон был им словно приворожён. И в бреду перед смертью иногда звал бесстыдно любовника, хотя рядом был всегда муж, а не эта шлюха. Что же, настал час расплаты. И платить будет Феликс за грехи своего папы. Пусть выстрадает всё, что отстрадал Ходжун! Пусть ему будет так же больно! Пусть теперь он смачивает подушки слезами под покровом ночи! Пусть! Его очередь. Чани забудет. У него теперь будет Минхо, который действительно достоин стать первым омегой селения. Такой красивый, что не насмотришься. А характер? Вон женихов как гонял! Да как посмотрит иногда, только искры из глаз не сыплются! А, бывало, Ходжун с папой Минхо начнут обсуждать женихов альф в станице, так тот зарумянится весь, засмущается и шмыганёт в свою спаленку. Мальчишка ведь на глазах вырос, потому что его папа Джехва лучший друг Ходжуна с самой юности. Минхо Бан знает очень хорошо. Знает, что он достойный омега. Знает о его шашнях с мальчишкой бетой, но никогда не принимал то за чистую монету. Подумаешь, этот Ким цветочки таскал, иногда оставался отобедать с семьёй Ли, да гулял периодически с омегой по станице. Джехва и Тэун всегда держали сыновей в ежовых рукавицах, не позволяя вольностей молодым омегам. Ходжун полностью уверен, что Минхо им достался чистым как утренняя роса на траве. А глупая детская влюблённость в бету растает со временем. Всё проходит. Омега прожил уже достаточно, чтобы утверждать, что время действительно лечит и расставляет всё на свои места. - Делайте что хотите, я не отпущу Феликса. Лишите титула? Вперёд! Всё равно сгину без него! Тронете его хоть пальцем, стаю распущу! - заканчивает разговор Чан и спешит уйти подальше от шокированного родителя. Он всё сказал и идёт домой. Домой, где его ждёт Феликс. Насчёт Минхо, Чан уверен, что его не ждут. Ему и не надо. Не для Чана этот омега, пусть луна и посчитала иначе. Теперь альфа знает, что луна тоже ошибается. - Зачем тебя вызывали старейшины? - обеспокоенно спрашивает Феликс, только вожак появляется у околицы своей избы. Омега стоит у калитки, накинув на плечи разноцветный платок, который для него смастерил папа омега. На улице палящая жара, надобности в платке нет, но Феликс всегда кутается в мягкую ткань, когда волнуется. Переживает, значит, маленькое солнышко. Нежный такой, с растерянным взглядом, с дрожащими губками. Хочется его от всего мира укрыть, чтобы никто не посмел обидеть этого мальчика. Чан не сдерживает себя и крепко обнимает своё солнышко, только подходит. - Всё хорошо. - шепчет альфа, после губами прижимаясь к мягким волосам на макушке мужа: - всё хорошо, любимый. В носу щиплет неприятно, а в голове снова шумит. Чан прилагает особое усилие, чтобы позорно не расплакаться перед своим омегой. - Я ждал тебя. Пытался приготовить что-нибудь, но так волновался сильно, что не смог. Минхо сказал, сам приготовит и прогнал меня с кухни. Обозвал вредителем. А мне так даже лучше, пусть стряпает. - рассказывает Феликс, прижимаясь к альфе так крепко как может: - я тебя вот дождался. Чан губы в улыбке растягивает против воли, потому что омега так смешно возмущается. Похоже, Минхо уже пришёл в себя и даже пытается командовать в доме. Характер у него, конечно, железный! Перестрадал за одну ночь? Хорошо, если так. Нет, хорошо не потому, что теперь он Чана полюбить сможет. Конечно, нет. Хорошо, потому что так он забудет скорее бету своего, сердце рвать переживаниями прекратит. Альфа, правда, рад за парнишку. - Говоришь, вредителем обозвал? Значит, ему лучше? - спрашивает Чан, стараясь придать веселья своему голосу. - Горааааздо лучше! - подтверждает омега, забавно сморщив носик: - По крайней мере, он не пытается потопить дом, но выглядит ещё не очень. Всё за что-то хватается, хлопочет. Вот и меня заставил ковёр выбить, да полы в общей светёлке начистить. Сказал, что наш дом похож на свинарник. Представляешь? Ему бы на заставу командиром идти с таким норовом! Омега улыбается, когда говорит, и смешно размахивает ручками. На Чана смотрит с таким обожанием, что становится больно почти физически. Незлобливый он. Минхо  чужой совсем, в доме командует, а Феликс и не сердится совсем. Чудо же! И это чудо в руках Чана. Если Феликс покинет дом вожака, жить здесь невозможно станет. Без него вообще никак. Чан не вынесет без омеги и дня, настолько проник в душу мальчик с веснушками. Его мальчик. - Пойдём в дом, иначе кто-нибудь из нас получит солнечный удар. - тихо говорит альфа, ещё раз губами касаясь головы мужа. Он отпускает омегу из своих объятий, вместо этого перехватывая рукой маленькую ручку любимого. Феликс соглашается, первым забегая на крыльцо и утягивая альфу за собой. Его сердечко укутало беспокойство, потому что он хорошо считывает эмоции Чана. Он понял, что альфа соврал ему. Что-то явно произошло. Что-то такое, о чём Феликсу знать не нужно. По крайней мере, так посчитал сам Чан. Омега считает иначе. В семье не должно быть секретов, иначе это и не семья вовсе. Между ними всегда царило доверие, поэтому сейчас немножко обидно. Ничего, если Чан не скажет, Феликс спросит у дедушки Ыну - одного из старейшин, который хорошо относится к омеге. Тайное ведь всегда становится явным. Феликсу необходимо знать, что беспокоит его альфу. Возможно, он сможет помочь хоть немного. - Подожди. - уже в дверях останавливает мужа Чан, руками обхватывая щёчки омеги и смотря прямо в его глаза: - запомни, чтобы не случилось, я всегда буду любить тебя. Феликс видит отчаянье в глазах своего альфы, и внутри всё переворачивается от страха. Теперь он более чем уверен, что случилось что-то очень плохое. ---------------- - Эй, как у тебя получается ловить самых больших рыбок?! - вопит Джисон и пихает свою моську через плечо Чанбина, тут же получая по лбу от друга. - Орать надо потише и терпение иметь! - невозмутимо отвечает Со, опуская в кадку очередную вполне крупную щуку. Рыбалка ему всегда давалась хорошо как, например, Хёнджину стрельба из арбалета. Альфа абсолютно уверен, что если идёт к реке рыбачить, улов будет. Был бы, конечно, ещё лучше, если бы Хан захлопнул поддувало и не орал как взбесившийся. Вот у кого никогда не клюёт, потому что рыбки не такие идиоты, чтобы выбрать удило оборотня, который на вид раз тридцать переболел бешенством волчьим и до конца не излечился. И зачем он вообще ходит на рыбалку, хороший вопрос. Сынмин вон в стороне молча сидит, ждёт клёв; Хёнджин тоже тихо сидит на траве у берега, привалившись спиной к Чонину, который читает какую-то книгу. Идилия, прерываемая лишь воплями неугомонного Джисона. Он то к Хвану прицепится с какими-нибудь глупостями, то Чонина начнёт от чтения отвлекать, то Чанбину под руку мешаться придёт. Везёт одному Сынмину, потому что к нему никто не лезет. Хан понимает, что сейчас другу и так плохо, не хватало ему ещё замашек Джисона. Ким вообще весь день сегодня словно в своём мире. И почти не разговаривает ни с кем, и всё смотрит тоскливо на всех, будто защиты ищет. Жалко его. Особенно маленький Нини проникся, потому постоянно обнимает бету, даря успокаивающие объятия. Дядя Сиу даже не хотел отпускать сына с друзьями на рыбалку, боясь, что тот натворит глупостей. Чанбину пришлось дать обещание омеге, что он будет пристально следить за Мини и, если что, сразу приструнит. Это Со точно сможет сделать, потому что Сынмин не отличается физической силой. Бета, скорее, где-то на уровне омеги. Хотя, если вспомнить, какую трёпку Сынмин получал от Минхо, даже некоторые омеги превосходят Мини по силе. Это только Хёнджин практически любого альфу на лопатки положит да потопчется сверху. Беты бывают разные, так ещё дедушка Чанбина говорил, когда жив был. Дедушка вообще мудрый был, он многому научил внука. Со очень благодарен старику за всё. - Какой же ты злюка, фу! - кривляется Джисон перед Чанбином, снова отхватывая щелбан: - ай, да за что!? Рыбки, не плывите к нему, это он с виду только милый! И такой монстр Чонини... - Да, заткнёшься ты или нет!? - злится Чанбин, отгоняя от себя надоедливого альфу. Он чувствует, как нагреваются его щёки. Вот спасибо, Хан Джисон! Только покраснеть сейчас и не хватает! Альфа украдкой смотрит в сторону Чонина, сталкиваясь с ответным взглядом. Омега мягко ему улыбается и отворачивается первый, снова утыкаясь в свою книгу. На его щёчках тоже играет румянец. Чанбин вздыхает мечтательно и возвращается к рыбной ловле, обещая себе когда-нибудь прибить Джисона. Сам же Хан плюхается на траву рядом с Хёнджином, рассматривая его расслабленное лицо. Красивый он очень. - Что опять? - недовольно спрашивает бета, приоткрывая глаза свои синие, что до этого были закрыты. Видимо, почувствовал на себе пристальный взгляд. - Не боишься, что лицо сгорит на солнце? - вопросом на вопрос отвечает Джисон, потому что ничего лучше не придумал. Хван выгибает бровь в удивлении. - Если так заботишься о моей коже... - он приподнимается, срывает лопух растущий неподалёку и протягивает его Хану: - можешь подержать надо мной. Джисон снова обиженно надувается, вырывает лопух из руки беты и несильно бьёт того растением по голове. Что за друзья ему достались? Деспоты! А в одного из них ведь Хан имел неосторожность влюбиться. Лучше бы в Сынмина влюбился. Сынмин хотя бы милый. И несчастный. Джисону его очень жалко. Их милый бета за одну ночь превратился в тень самого себя. Ему бы пережить потерю Минхо. Наверное, это не так просто, но возможно. Джисону папа как-то рассказал о своей первой любви, с которым ему пришлось расстаться. Он говорил, что сначала очень больно было, а потом отболело. Встретил своего мужа, родил Джисона, сохранив о своём первом альфе только тёплые воспоминания, которые сейчас вызывают лишь благодарность. Папа сказал, что не жалеет ни о чём. Джисон надеется, что Мини тоже когда-то отпустит и не будет жалеть о потере Минхо. Альфа сам себе даёт команду быть рядом с бетой, жалостливо смотрит на сгорбленную фигурку на берегу, делает в сторону друга шаг, но Хёнджин пальцами цепляется за подол рубахи альфы. - Сони. - зовёт Хван тихо, а в его глазах отражается решимость вперемешку с растерянностью: - Сони, давай погуляем сегодня вечером? Джисон замирает. Он не веряще смотрит в синие озёра, в которых нет и намёка на шутку. Похоже, Хван серьёзно. - Я... Джисон мнётся как омежка на выданье. Замечает, что Нини смотрит на него так, словно Джисон брату кафтан должен. А он что? Альфа просто в шоке немножко. Хёнджин никогда не проявлял инициативу сблизиться с Ханом. Где подвох? Выпытать информацию какую-нибудь хотят, два лиса? Конечно, сидели тут, всё шептались о чём-то. Самого болтливого что ли нашли? Только отказываться Джисон не хочет. Ну, когда ещё выдастся возможность погулять с бетой, который ему так нравится? - Хорошо. - легко соглашается Хан, а в ответ получает смущённую улыбку. Чонин радостно взвизгивает, чем привлекает внимание остальных. Хёнджин ещё сильнее смущается и легонько бьёт кулачком омегу в плечо. Тот быстро ойкает, снова делая вид, что ничто его не интересует. Джисон же думает, ему лучше уйти, иначе он помрёт от смущения. Именно так он и поступает, уже через пару секунд плюхаясь задницей на песок рядом с Сынмином. - Только помолчи, будь добр. - тут же просит Ким. Джисон молча кивает. Он руками обвивает торс друга, устраивая голову на его плече. Сынмин не возражает, хотя не любит все эти телячьи нежности. Сейчас бете просто нужен кто-то рядом, иначе он с ума сойдёт. Уже почти сошёл. Ночью бредил, испугал родных, всё порывался забрать Минхо из дома вожака. Вчера добровольно отдал, а теперь чего хочет? Кто ему меченого омегу отдаст? Его Минхо теперь замужем, носит фамилию Бан, да ещё и истинного нашёл. Его, Сынмина, наверное, ненавидит. Больно осознавать, что ненавидит. Думает, Сынмин отказался, а бета ведь ради счастья своего омеги отпустил его. Пусть живёт себе и ни в чём не нуждается. Пусть познает радость отцовства. Однажды он поймёт всё. Может, простит бету, будет вспоминать о нём как о чём-то светлом, даже когда сердце другому принадлежать будет. Сердце самого Сынмина вот отмерло вчера наполовину. Ему жить теперь нужно учиться без своего Минхо. Научится, он обещает. Закроет чувства на замок, но не станет больше тревожить уже чужого лунного мальчика. Ради него и не станет.