***
И всё ещё это были краски. Смелые и броские сочетания на прогулках и в картинных галереях, спокойные тона в домашней, не квартирной, обстановке… …и полутона, вмещавшие в себя те полные сумасшествия дни, повторяющиеся кошмары с огнём и зубастым чудовищем, от которых Олегу хотелось избавиться или найти Диму, чтобы он избавил его от них. Дима ведь был хорошим человеком, пусть со странностями. Если Олег считал сдачу пластика чистой каплей в замусоренном море непереработанных отходов, то Дима искренне верил, что несколько таких капель, и очистится не то что море, а океан. Сортировал стекло, алюминий, пластик и картон на балконе, в выходные спозаранку вскакивал и отвозил всё накопленное в центр по переработке. Тратя бензин в машине, которая, стоя в двухчасовой пробке, выпускала в атмосферу выхлопные газы. Волков смутно соотносил это как с экологией, так и с экономикой. Помогая с открытым сердцем, Дима упорно создавал проблемы, не замечая этого. Переубедить его не перегибать было непостижимой задачей. Это как с вегетарианством. Ни в какую не ел мясо, хоть свяжи и силой корми — упрётся, а не отречётся от своих убеждений. За что Олег его уважал. В конце концов, этот порыв и безграничное желание Димы сделать город чуточку лучше, граничащее с нездоровым фанатизмом помочь всем и сразу, побудили его написать в чат соседей с призывом начать коллективно собирать пластик во дворе. С переработкой Олег вспомнил про незаконченное образование экономиста. Он ведь не был глупцом, знал, что это для Димы сам факт экологичной сортировки важен, а соседей следует бы замотивировать чем-то более весомым, чем словами про многострадальную планету, труд на всеобщее благо, чистый воздух и зелёную траву. Денег за сдачу почти не выручишь. Зато, ознакомившись с тарифами по вывозу мусора, одной из граф коммунальных расходов, Олег нашёл любопытную лазейку. Оказывается, занявшись переработкой во дворе, можно было сэкономить. Платить только за фактически вывезенные объёмы отходов и, что очень важно — исключительно за те объёмы, которые не смогли отсортировать. Волков переслал это в соседский чат, рассчитывая, что дальше разберутся без него. Держал при себе запасной план — номер управляющей дома и компаний, которые бы могли дать согласие на сотрудничество с двором в их районе. Уже через неделю возле обычных мусорных баков появились разноцветные контейнеры. После этой маленькой победы Олег всерьёз погрузился в размышления, а не вернуться ли ему дополучить диплом. Хотя бы в заочном формате. И напомнил себе продолжить поиски работы. К счастью, не без подвижек Димы с его подкормкой соседей, отошёл от прошлых предложений и рассматривал открытые вакансии от пиццерий и общепита, куда принимали и со школьным аттестатом без опыта работы. Не высокая кухня, но что поделать, нужно с чего-то начинать. Да и деньги не лишними будут. Не всё время одному Диме работать. Кроме того, глужбе исследовав тему с переработкой, Волков наткнулся на сайт с благотворительностью, занимавшийся помощью сиротам в домах-интернатах. Организаторы принимали крышки от бутылок. Олег кропотливо изучал информацию с официального сайта и группах в соцсетях. За три года существования проекта удалось помочь тридцати детям. Мизерная цифра, считал Волков, учитывая количество учреждений и воспитанников в них. И для чего вообще это нужно? Если шанс на реабилитацию невелик, для чего за него хвататься? Кто сможет — выкарабкается, слабых ждёт смерть — гласила одна из прописных истин «Радуги». Где гарантии, что вырученные с переработки деньги дойдут до них? Спонсорские подарки на памяти Олега периодически терялись в карманах воспиток. Но если бы Дима рассуждал так же, то вряд ли бы забрал его к себе с улицы. Какой-то отключившийся на ступенях ко спуску к каналу мужик без документов и телефона. Пьяница, бездомный, хоть сумасшедший. Такой обворует, изобьёт или вообще убьёт. Но Дима не оставил его. Скрепя сердце Олег пополнил соседский чат дополнительным объявлением. Не ему решать, кому помочь, кому — нет. Он попытается, не перестанет думать, что эффект будет едва заметным, если вообще будет, но хотя бы не пройдёт мимо. Совесть потом заест. Дима узнал обо всём в последнюю очередь. Олег предполагал, что он порадуется. Может быть, как это показывали в глупых комедиях, которые они смотрели, кинется к нему на шею и будет кричать от счастья. Это же Дима, из него эмоции так и фонтанируют. Дима заплакал. Вернулся с работы, вошёл в гостиную, не снимая обуви и уличной одежды и сообщил ему со стеклянным взглядом, что знает, кто организовал раздельный сбор мусора во дворе и акцию с крышечками. После чего снял очки, шагнул ближе и, тихо попросив разрешения, толкнул его в грудь, роняя на диван, и упал рядом, тесно прижавшись. Всхлипывал, хватался за футболку, прижимался и плакал, дрожа. Олег уж точно не ожидал от него подобной реакции. Слёзы — признак боли или страха. Слабость. Плачешь — значит, всё летит к чёрту, и ты вместе с этим всем. Если изо дня в день носишь на лице широченную улыбку и внезапно заливаешься слезами — всё, капут, трагедия. Как с Венецией, с семьёй. С помощью других людей в осуществлении планов по продвижению добрых дел в массы? Олег неожиданно для себя ощутил не отвращение или неприязнь, а окончательно установившееся между ними доверие. Долго глядеть и улыбаться, не отводя взгляда, засыпать при нём, сердиться, наконец, плакать. Дима не боялся, был открыт, и это в нём подкупало. Он не был слабым, раз мог позволить себе не храбриться, а оставаться собой в любой ситуации. Захотел поплакать — пришёл к нему, уткнулся в грудь и расплакался. Волков думал, что так бы не смог, либо же смог, но ему потребовалось бы куда больше времени, чтобы позволить себе дать волю чувствам. Спустя долгое лежание вдвоём на узком диване, Дима сознался в том, что с ним произошло. Пробило на откровения, сказал бы Олег, но молчал, водил жёсткой ладонью с рубцами по мятой клетчатой рубашке и коротким светлым волосам, не смея перебивать. Дима считал, что делал недостаточно, что пока они пластик и стекло продолжали собирать, за городом уже который год разрасталась на гектары мусорная свалка, и никто не решал с ней проблему. — Спасибо. Спасибо, если веришь, что всё то, чем мы занимаемся, не напрасно, — успокоившись, поблагодарил Дима. — Если сомневаешься, то всё равно спасибо. Ты замечательный, Олег. Кажешься иногда отсутствующим и чёрствым, но в душе ты добрый. Я рад нашему знакомству. Спасибо, что ты есть. А потом, нависнув сверху, чмокнул в щёку. Волков прикусил язык, чтобы не спросить, можно ли ему тоже так сделать. Конечно, в шутку… …или не совсем. В первый раз было проще — почти без слов и нежностей. Разрядка и хоть какая-то гарантия того, что раз вместе, значит, глотки друг другу резать не станем, отыграемся на других. Не те обстоятельства, не тот человек, не то время, чтобы думать об отношениях. Странная штука — делаешь всё, чтобы окружающие тебя ненавидели, самоутверждаешься за их счёт, презираешь. А потом тянешься со своим одиночеством к другому одиночке дополучить тепла, почувствовать, что каким бы моральным уродом ты ни был, а найдутся желающие тебя принять. Один, но обнаружится. Но теперь? Что делать? Олега злило, что он не предусмотрел плана на этот случай. Да кого он обманывает! Он и Диму не предусматривал! И сборов пластика, и того, что сносной готовки ему станет мало и он начнёт искать рецепты и учиться по ним, и к картинам с художниками интерес проявит, и не захочет работать где попало! Дима снёс всё подчистую, но не оставил, протянул руку и повёл строить новую жизнь, полную спонтанностей. Без личной выгоды. Помогал, заботился, и Олегу хотелось помочь, и о Диме ему хотелось позаботиться, не ожидая ничего взамен. — У тебя опять зрачки расширены. — Улыбнулся Дима, не слезая с него. — Не от страха, — зачем-то попробовал оправдаться Олег, но Дима и без его объяснений как будто понимал это. Чувствовал, точно, как запах духов, обнаружил причину. Задел внутри что-то, отчего Олег ощутил себя уязвимым. Слишком открытым, без деланного безразличия. Лишь один человек до Димы доводил его до такового состояния, и он же, пользуясь им, воткнул нож в посла, а перерезал горло ему. Но Дима поступил иначе. Наклонился, упираясь ладонями в грудь, и на пробу почти невесомо коснулся губами его губ, будто спрашивая — можно? В зелёных глазах едва-едва вспыхивали золотистые искры. Дима смотрел неотрывно, и зрачки у него тоже стали больше. Олег запустил одну ладонь ему в волосы и притянул к себе, прикрыв глаза. Ничуть не сомневался в нём. — Ты мне тоже, очень, — между поцелуями шептал Дима. Губы, щёки, шея — целовал и, кажется, прикусывал кожу. Небольно, как с ладонью. И уже не паниковал, не стеснялся, вёл себя напористее, но не слишком. Не переходил известной лишь себе грани между лаской и страстью. — Надо было сразу залезть в тему с экологией и помощью, да? — ухитрился произнести Олег прежде чем его снова заткнули. Грубо сказано. Прервали, превращая слова в вырвавшийся из горла полустон? Слишком много касаний, слишком много тепла, слишком много Димы. — Ты сам захотел, не для меня. Тебе непривычно. Наверно, трудно это принять, но ты это понимаешь, и я понимаю, и я не буду тебя переубеждать. — Болтаешь много, — фыркнул Волков и, подавшись вперёд, поменялся с Димой местами, вжимая его в диван. Всё это слишком напоминало прошлый опыт. Завести руки над головой, жадно впиться в губы, терзая их до горячего, горького привкуса крови. Оставить несколько свежих отметин на шее. Заставить скулить и извиваться под собой, упиваться этим. Задрать рубашку до шеи, стягивая её. Дима вдруг заёрзал, заотнекивался, не дозволяя избавить себя от одежды. — Стой, стой, — с придыханием попросил он, — я не могу так быстро. Олег, пожалуйста, остановись. Волков немедленно прекратил и отклонился, приняв сидячую позу. Немного погодя, Дима присоединился к нему, скрестив руки на груди. Оба загнанно дышали, неловко переглядываясь. Что за чёрт это было. Какое-то стихийное помутнение рассудка. Дима начал, его повело…чёрт. Олег хотел бы закрыться, чтобы не обсуждать это, проветриться и позже вернуться к случившемуся. Дима не дал уйти, заговорив первым: — Спасибо. Я не знаю, как у тебя, но у меня были с этим проблемы два раза. — Ты уже дважды был в отношениях? А как же дань искусству или вверение себя работе? Дима не то чтобы не выглядел, как кто-то, кто впутается в любовную историю. Безответно или чересчур возвышенно влюбится в девушку разве что. Точно не в парня. — И ни разу с девушкой, — на опережение его теории сказал Дима. — Тебя это удивляет? Олег повёл плечом. — Живя с тобой, заметил, что художники вообще специфичные личности. — Особенно те, которые в восемнадцать лет оказались на пороге Московского университета МВД без семьи, друзей и денег. — Да, как-то не до мыслей, что у человека между ног, — согласился Олег и уже тише произнёс, притянув Диму ближе: — Извини. Не спрашивания разрешения, Дима опустился на диван, устроившись грудью у него на коленях. Дышал реже, хотя сердце быстро билось в груди. — Я рисовал на заказ, а он покупал мои рисунки и перепродавал по завышенной цене. Узнал номер моей карты, стал отчислять проценты с выручки. — И если уже это откликнулось у Олега тревожным звоночком, то Диму повеселило. — Он учился программированию на третьем курсе МГУ. Сначала попросил помочь найти одну безделушку. Я нашёл и вернул ему, а он удовлетворился результатом и предложил работу по профилю — искать вещи. За деньги, разумеется, но он установил единый тариф для заказчиков. Мы не делали прибыль из чужих потерь, мы помогали, а деньги шли на проезд и работу сайта. С него клиенты и моя анонимность — с меня успешные поиски. Ему нужны были финансы на свой проект, а мне на жизнь. Знакомая история? — не оборачиваясь, поинтересовался Дима. Олег несильно похлопал его по спине. — В общих чертах — да. — И снова вспомнил случай с потерянным ребёнком и духами. Представил объявления о пропажах людей, которые иногда замечал на остановках общественного транспорта и у входа в метро. Додумался ли до этого программист или остановился на вещах? Дима же продолжил: — Он испытывал сложности в налаживании контактов, а я никак не мог свыкнуться с тем. — Голос дрогнул. — Что… — Дима сделал паузу и на выдохе закончил: — С тем, что произошло. Помогали друг другу, ещё так совпало, что искусством увлекались. Когда он не писал коды, а я не занимался поисками, совмещая их с учёбой, выбирались на выставки. Ходили на Ван Гога в Третьяковскую, а первый крупный заказ отметили на «Лебедином озере» в «Большом». Ещё нет лучше модели, чем человек-компьютер. На часы замирал в одной позе, пока я его рисовал. Несколько лет прожили под одной крышей, но не ужились. — В голосе Димы послышались нотки тоски. — Разошлись во взглядах. Олег засомневался, а стоит ли спрашивать, но всё же решился. Пусть выговорится. — А со вторым что? Дима устало потёр виски. — Реаниматолог. Познакомились на кладбище, когда я закончил стажироваться на работе. Сотрудничали какое-то время. На связи, если произойдёт что-нибудь крупномасштабное. Ещё бы пожарного для комплекта спецслужб, но не нашли. Неприятная история… Из-за одной врачебной ошибки его пытался посадить мой напарник, мой бывший взломал мои соцсети и пытался нас рассорить, а заодно через мои контакты сдать его моему напарнику. Вот почему ты соцсетями не пользуешься, подумал Олег и про себя отметил, что при всей этой жести Дима не скатился в тревожность и тотальное недоверие, а вполне оптимистично держался. С такой стрессоустойсивостью хоть в отряд разведчиком забирай. Как и уловил общее у людей разных сфер деятельности — помощь. Программист клепал своё на продажу и устроил бюро находок из потеряшек, а врач спасал жизни. — Я переругался со всем управлением и вообще планировал уволиться, — признался Дима. — Позже выяснилось, что он правда занимался незаконными делами. Я не мог так сходу рассказать обо всём полиции, пытался хотя бы переубедить его прекратить… А он…уехал из страны. Просто оставил меня с мыслью, что я оказался кем-то, вроде пособника. Олег, я… — Поэтому спросил, не преступник ли я? Дима промолчал. — Ты точно нет. Ты ведь не знал о его делах? Не сразу выяснил? — Дима понуро кивнул. — Ну вот, что переживаешь? Руку к беззаконию ты не прикладывал, — ободрил Олег и легонько провёл ладонью по волосам. — Я тебя не подставлю. Знаю, каково это. Своего ножом пырнул. Гад поставил под угрозу жизни отряда и нашего задания. Дима перекатился на спину и уставился на него, прикрыв ладонью рот. Олег ещё подумал пошутить, но говорили они о серьёзных вещах, Дима бы не оценил юмора. — Он знал, что я не прикрою глаза на его выходку, и предусмотрительно надел бронежилет. Как ты выразился — у него были свои цели, у меня свои. Ни кладбищ, ни выставок, — ни хотя бы криминала, уже не добавил Олег. — Напряжение сбросить и всё тут. Дима задумался. Медленно коснулся его ладони, едва сжав. — Если ты хочешь, то мы попробуем…нормально, а не так… Если тебя не пугает, что я помогал не очень хорошим людям и избежал наказания за это. Олег повторил за ним незамысловатый жест. — Ты первый человек, который боится не меня, а за меня. И знаешь? Я к риску привык, как и к сволочам разным. Чуйка уже на них. Если засомневаешься в ком-то, зови меня, я точно скажу, мутный или нет. И, Дим? Нам ещё рано съезжаться или уже можно? Вместо ответа Дима снова упал на него сверху, но уже не плакал, а заливисто смеялся, крепко обнимая за шею. Такое маленькое и одновременно необъятно большое ласковое солнце. Его солнце.***
Что главное — странности Димы не вредили окружающим. После той неспокойной ночи с торшером в качестве средства обороны Олег каким-то шестым чувством ощущал наблюдение со стороны. Интуиции он доверял, поэтому приобрёл привычку оглядываться во время прогулок. Несколько раз замечал фиолетовый «ягуар». Сначала увидел его на парковке главного полицейского управления, где работал Дима. Режущего глаза цвета машина выбивалась из ряда белых полицейских автомобилей с мигалками и двумя серыми «шкодами». Потом у Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи в тот же день, когда они с Димой ходили туда. В третий раз фиолетовый «ягуар» проводил их от Витебского вокзала, куда Диму понесло посмотреть на витражи, почти до парадной дома. Медленно, медленно катил возле них, скрывая за тонированными стёклами таинственного наблюдателя. И каждый раз номера на машине были разные. Олег пробил все, и ни один из них не был забит в базе данных ГИБДД.