Elite.

      Он вернулся в академию, когда общие лекции уже подходили к концу, а по расписанию осталась лишь физическая нагрузка. Каждый студент мог выбрать секцию лично, составы формировались из учащихся разных групп, вне зависимости от факультетов и возрастной категории. Выбор был обширным: футбол, баскетбол – его выбрали Бакуго, Киришима, Ашидо, волейбол, большой теннис – Каминари записался, просто «потому что надо» ну и быть поближе к девушкам, бейсбол и многое другое, кроме плавания, которое являлось общим для всех, но, после случившегося, бассейн прикрыли. Кацуки решил дождаться окончания занятий Тодороки по стрельбе из лука, которой никто, кроме него и тупоголового Дэку, в «А» не занимался, значит можно будет поговорить без свидетелей. Вряд ли учащиеся других групп что-то заподозрят. Выкуривая, в ожидании, ещё одну сигарету, студент рассуждал: если под подозрением только «А», то остальных даже допрашивать не станут, обойдутся фразой «если были, хотя бы, в состоянии различать силуэты, то позвоните по визитке». Оставалось надеяться, что Тодороки будучи "приличными послушным мальчиком" не сбежал с последней пары и не был забран в участок. Скорее всего, его будут допрашивать в последнюю очередь, ведь если сравнивать с репутацией Бакуго, желающим всем смерти по сто раз на дню, Шото этакий золотой эталон всея академии, который даже в чести поговорить удостаивает не всех. Лучший из лучших. Если быть более точным, то так кажется со стороны большинству. Но Кацуки знает, что успеваемость двумордого идёт после его, да и разговаривает тот охотно, также и посылает – или это только с блондином работает? А ещё он знает, что Тодороки бегал весь перемазанный в кровищи, после того, как шлёпнул Урараку. Но, даже если Бакуго расскажет – ему не поверят. Тодороки, возможно, подозревать и вовсе не будут, ведь не может смазливый "идеальный" сыночек генерального комиссара Национального полицейского агентства Японии оказаться вдруг хладнокровным убийцей. Никто в это не поверит. Никому смелости не хватит прижать Шото. Кроме, конечно, Кацуки. Студенты заходят в раздевалку и, спустя примерно полчаса, уходят. Цветную головушку Тодороки – нахрена он красится в этот сплит? Среди них не видно. «Сбежал» проносится в мыслях, прежде чем блондин видит одинокую фигуру половинчатого, устало плетущегося в сторону раздевалки. Бакуго наблюдал издалека, укрывшись под кроной дерева, чтобы не привлекать внимание. Хотя, в эту сторону, к стрельбищу, в принципе мало кто ходит. Тем же лучше, у него есть шанс переговорить с одногруппником с глазу на глаз, и, если не понравится услышанное – выбить один. Кацуки кидает недокуренную сигарету в сторону, выдыхая дым на ходу. Быстро приближается к раздевалкам, бегло оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться в отсутствии свидетелей, и заходит внутрь. Он слышит шум воды из душевой, которая соединена с раздевалкой аркой без каких-либо штор, дверей и кабинок. Времени мало, отступать поздно: завтра вся академия будет увешана камерами, поэтому здесь и сейчас лучшее место, чтобы задать вопросы в лоб, а, получив признание, избить до полусмерти. Бакуго встаёт в проходе, скрестив руки на груди. Взгляд падает на обнаженного парня, в паре метров от него, который подставил лицо под струи воды и явно наслаждается: ладони неторопливо скользят по коже, оглаживая шею и плечи, мягко втирая в них пену. Шото не замечает чужого присутствия, беспечно стоя к незваному гостю спиной. Алые глаза, какое-то время, следят за чужими плавными движениями, пока мозг судорожно подбирает фразу, с которой стоит начать разговор, но мысли почему-то путаются. Взгляд невольно опускается на поясничные ямочки и, вслед за водой, к ягодицам. Молочные, гладкие, мягкие даже на вид, приятной идеальной черт возьми формы. И тут осознание делает “щёлк” – Тодороки ведь гей. Кацуки это знает, ведь половинчатый никогда не скрывал. В «А» точно все в курсе. Сколько сердец было разбито этим откровением, в том числе Урараки, эта девчонка слишком часто влюблялась. И всё будто встало на свои места, отчего блондин довольно хмыкнул: — Пытаешься смыть следы прошлой ночи? Шото вздрагивает от неожиданности и резко распахивает глаза, но, узнав обладателя голоса, быстро успокаивается, продолжив оглаживать плечи. Бакуго никогда не пугал: ни рычащим голосом, ни грозным взглядом, ни своим характером прямиком из преисподней, ни желанием порешить всех и каждого, а в особенности – его. — Что ты тут забыл? Заделался вуайеристом? – будто ситуация вполне естественная, и это вызывает раздражение. — Отвечай на вопрос. — Понятия не имею о чём ты, поэтому уходи или.. – Тодороки разворачивается к нему лицом, предоставляя возможность рассмотреть голое тело и спереди. Бакуго пристально смотрит. Глаза в глаза. Стараясь не реагировать на движения рук, которыми парень водит ниже своего живота. Двумордый прижимается лопатками к кафелю, слегка склонив голову на бок. Взгляд кажется обычным, но Кацуки замечает всех чертей, водящих хороводы в глубине зрачков гетерохрома. Чужие губы изгибаются в усмешке, маняще добавляя: — ..присоединяйся? — Ублюдок, я по-твоему шутки шучу? – угрожающе рычит Кацуки, отталкиваясь от проёма и встаёт ровно, сжав руки в кулаки. Ещё мгновение и он бы бросился на него, чтобы прибить к этой стене. — Как тебя вообще выпустили.. — Меня и не сажали! — Странно, ведь непослушных псин нужно держать в клетке. Тодороки едва успевает договорить, когда Бакуго оказывается рядом и резко толкает, приложив головой о кафель. Допизделся, сученыш. Парень тихо шипит, пока блондин дышит, словно разъярённый зверь, а его горячее дыхание пробивается сквозь летящие струи воды и касается чужой кожи. Тодороки открывает глаза, закрывшиеся от удара, смотрит на Бакуго впритык, но никак не может сконцентрироваться на лице, наблюдая за водой, стекающей по чужим волосам, вискам, отскакивая от плеч. Придя в себя, тот выключает душ, оставив половинчатого голым и мокрым, мёрзнуть, будучи насильно прижатым к мерзкой скользкой плитке. — Я видел тебя вчера. Всего в крови. – со всей серьезностью чеканит Кацуки, но отчего-то полушепотом, сдерживая голос. В глазах Тодороки он замечает, на мгновение вспыхнувшее, замешательство, прежде чем взгляд становится равнодушным, как и тон. — Так иди в полицию. — По-твоему, я идиот? Шото на это скептически выгибает бровь, нарываясь на ещё один приклад головой к стене. После первого, он наконец понял, в какую проблему, в лице разъяренной псины, вляпался. И, раз это способствует прогрессу, Бакуго готов бить его бошкой хоть весь день, был бы результат. — Твой отец – слишком большая шишка. – поясняет блондин и скалит зубы, предвкушая реакцию, которая за этим последует. — Это верно. – слабо усмехается Тодороки, отводя взгляд в сторону, а возвращает уже более хмурым. Он терпеть не может, когда ему напоминают о его семье и, тем более, отце. Но Бакуго плевать. — Её кровь была на тебе? — Урараки? — Зачем ты её убил? Вопросы сыплются градом, с нарастающей уверенностью в голосе задающего. И, стоит ударить по кафелю кулаком, как Шото отталкивает Кацуки от себя, наконец сняв маску человека-ледышки. Лёд был пробит так же, как и плитка. Холодный принц вспыхнул. — Да!! – резко выкрикнул он, отчего глаза округлились у обоих. Шото совершенно не это собирался говорить. Пока Бакуго, в замешательстве, смотрел на него, отшатнувшись назад, Тодороки натянул кривую улыбку и добавил: — Ты поймал меня с поличным. Понадобилось некоторое время, чтобы до Бакуго дошло – над ним издеваются. Буквально такую же фразу он сам кинул Таками, возле полицейского участка. Осознание издевки вывело его из себя. Снова. Он схватил одногруппника за горло и вновь прижал к стене, но, прежде чем успел что-либо ответить, Шото заговорил: — Осторожно.. – предупреждающе начал тот, — Полиция подозревает тебя, верно? Все знают, что ты с ней трахался. – последнее слово Тодороки выплюнул с каким-то особенным ядом, отчего лицо Кацуки исказилось ненавистью. Брови съехали к переносице, а глаза смотрели так дико, будто готов сожрать его живьём, — И вчера, это ведь ты ушел с ней в бассейн. Я видел.. — Что ты видел? – тихо прошипел блондин, вызвав недобрую улыбку на устах парня, который взялся руками за его запястье, но не пытался оторвать от своего горла. — Как ты стоял и смотрел на нас, пока я говорил с Мидорией.. – голос половинчатого приобретает заговорщицкий тон, а ладонь медленно ползёт от запястья вверх по предплечью, — Я знаю, что это был за взгляд.. – рука минует локоть, подбираясь к плечу, — А потом пришла Урарака и ты ушел, оставив меня с ним, – взгляд гетерохрома резко возвращается к чужому лицу, врезаясь в потемневший алый, — Ревнуешь? Прохладные костяшки пальцев коснулись щеки блондина и провели линию вниз. Кацуки, будто попал под гипноз: Тодороки и правда привлёк вчера его внимание, но сейчас у него нет времени рассуждать об этом. Ведь вчера их жизнь была совершенно другой. Вчера она была ещё жива. Ему очень хотелось верить, что мир не изменился за одну ночь – он почти убедил себя в этом. Люди умирают каждый день, это мог бы быть несчастный случай. Но тогда почему сейчас его глаза видят не того, кого видели раньше? — Что ты несешь, двумордый? Сдай свой гей-радар в утиль, он наебнулся. – но рука, всё же, перестала сдавливать горло. Блондин отпустил Шото и тот слегка согнулся, закашлялся, ощупывая свою шею. Он враждебно смотрел на одногруппника снизу-вверх, хотя на губах подрагивала самодовольная улыбка. Что была принята это за вызов. Хочешь поиграть? Ладно. Бакуго понизил свой голос до приятной хрипотцы, от которой обычно таяли девушки – а Тодороки сейчас ведёт себя настолько по-сучьему, что и для него сгодится. — Скажи мне, – обманчиво-ласково начинает Кацуки и вновь делает шаг вперед, надвигаясь, — Зачем ты убил её? – ставит локоть на треснувшую плитку, — Настолько мешала подкатить к задроту? – блондин скалится, довольный своей догадкой. Это только на первый взгляд у двумордого мотива нет, но «как тебе такое, Тодороки Шото?» — Ты бредишь, Бакуго. – холодно отвечает парень, выпрямляясь и вынуждая одногруппника отстраниться. Шото едва сдерживается, чтобы не высказать этому неуравновешенному придурку всё, что думает по поводу его необоснованной ревности – ведь дружба с Мидорией для него более, чем ценна и Тодороки глубоко плевать, что там не нравится блондину, положившему на Изуку глаз. Он сжимает кулаки, но желание показать своё превосходство всё же выходит из-под контроля: — Кровь на мне была, но это не твоё собачье дело. Иди со своими догадками в полицию и посмотрим, поверят ли тебе. А лучше обратись к психологу, преследовать и нападать на людей в душевой слишком, даже для тебя. Шото резко включает воду, которая бьёт Кацуки прямо в лицо. И, пока тот закрывается руками от струй, наощупь ища выключатель, Тодороки успевает выбежать в раздевалку, под громогласное «Сука!», схватить вещи, и покинуть помещение, оборачивая полотенце ниже пояса по пути. Бакуго не следует за ним лишь потому, что это привлечет слишком много внимания.

***

Следующий учебный день начинается сумбурно. Все пытаются делать вид, что ничего не произошло, но вздрагивают каждый раз, когда кто-то заходит или упоминает полицию. Некоторых из них уже допросили, но мало кто из студентов «А» горел желанием делиться впечатлениями. Кроме. — Я думал, что сквозь землю провалюсь. Следователь ещё и обращался на «Вы», «господин Киришим-кал» мне, стрёмно.. – красноволосый аж весь поёжился от воспоминаний. — Согласен, я там чуть не взял вину на себя, только потому что нажрался и не помню ничего из того, что происходило после первых двух бутылок.. – вяло поддержал Каминари. — Какие же вы идиоты. – вновь тихо осудила их Джиро, немного успокоившись в сравнении со вчерашним днём. Сейчас девушку больше волновал тот факт, что Денки не помнит время, проведенное с ней. Хоть такое «смирение с произошедшим» ужасно, особенно, если кинуть взгляд на пустующее место перед партой Мидории, освобожденного от занятий на несколько дней, в связи с глубокой степенью скорби, — Должны ли мы.. – неуверенно начала она, — ..похороны Очако, когда они? В аудитории вновь воцарилась тишина. Ну вот, снова. — Никто не знает. У родителей Очако сейчас не лучшие времена, они с трудом тянули оплату её обучения здесь, а после случившегося.. – Мина тяжело вздохнула, прежде чем продолжить, — Я слышала, что академия предложила им огромную сумму денег, чтобы замять инцидент.. После этих слов Ашидо, тишина быстро сменилась звуком безмолвного возмущения. Кто-то подавился, кто-то ахнул, кто-то задохнулся, отличился лишь стук клавиатуры ноутбука Каминари, который что-то быстро печатал, а затем воскликнул: «Ого! Сумма действительно немаленькая..» Одногруппникам было понятно, что он снова куда-то влез и посмотрел какие-нибудь там активы, а подробности никто знать не хотел – не дай бог загребут вместе с этим недохакером. Сидеть с Каминари на парах-то тяжело, не говоря уже об одной камере. — То есть, вот так просто? – удивилась Яойорозу, в голосе которой было слышно нарастающую истерику. — Мы просто валюта.. Каждого из нас можно купить-продать, если.. – начал было Каминари, но оказался перебит грубым, нагловатым басом, вошедшим в класс раньше обладателя. — Чему ты так удивляешься, Пикачу? До вас только дошло, что наша жизнь отличается от чьей-то ещё, лишь количеством нулей при выплате страховки? Бакуго был похож на зарождающийся шторм, вновь вводя студентов в оцепенение, своим видом. От него ещё никогда не веяло угрозой, как сейчас. Ещё страшнее выглядело то, что, вместо своего места у окна, он уселся на свободное. Мидория сидел с Тодороки и, раз зеленоволосого не было, блондин решил подменить. Половинчатый, в свою очередь, даже бровью не повёл, будто место всё ещё пустует и сидящий рядом парень не сверлит его лицо, как остальная часть класса. Но стоило Бакуго рыкнуть «Какого черта уставились?» как все отвернулись. Или почти все. За ним часто таскалась троица одногруппников, которые считали его своим другом. Большинство же, принимало их за «свиту». Что думал по этому поводу сам Бакуго – оставалось загадкой. Однако, многие были свидетелями, как блондин впрягался, стоило кому-то прижать Каминари, ввязаться в драку с Киришимой или, боже упаси, «не так» посмотреть на Ашидо. Парень будто срывался с цепи и, вскоре, этих ребят начали обходить стороной так же, как его самого. Не сказать, что семья Бакуго имела какую-то власть. В отличии от Киришимы – сына владельца крупной компании по обеспечению охраны и Каминари – наследника IT-империи. Кацуки Бакуго уважали из-за качеств, которые имел он сам, как личность, за них же и опасались. Все, кроме: Ашидо, Киришимы, Каминари и, разумеется, Тодороки, хотя в «свите» последний не состоял. Киришима хотел было сесть на место Урараки, чтобы находиться перед Бакуго, но вовремя опомнился и расположился в проходе, оперившись задницей на рядом стоящую парту, за которой сидел Каминари. Тот не стал возражать. Они оба смотрели на друга с непонимаем, но, так как спрашивать было бесполезно, решили сделать вид, что ничего необычного не происходило, переключившись на тему, ставшую повседневной. — Как прошел допрос, Бакуго? Долго держали? Ты так и не появился на занятиях. – у них, конечно, есть личный чат, в котором блондин не появлялся со вчерашнего утра. — Да, сутки просидел в участке. – краем глаза, Кацуки наблюдал за выражением лица Тодороки, но тот никак не отреагировал на его ложь, лишь продолжал залипать в свой телефон, листая фотографии в Instagram. Никто бы и внимания не обратил. Все знали, что этот ублюдок популярен в соц.сетях. Страница с его рожей насчитывает полтора миллиона подписчиков. Фото из реальной жизни Шото постит редко, в основном, там фотографии с фотосессий и нативная реклама. Тодороки зарабатывает на своём чудном личике, но серьезную карьеру строить в этой сфере не собирается – насколько известно, опять же, Бакуго. За сегодняшнюю ночь, он, будто одержимый, поднял всю информацию, которая только известна о Тодороки. Узнал не мало, но и не так много, как хотелось бы нужно. Он бы мог попросить Каминари «что-то нарыть», но тогда вопросов от Пикачу не избежать. Теперь, Кацуки решил следить за половинчатым, поэтому и сел рядом, пока у его подружки-задрота депрессия. Он выжмет из этого максимум информации, позволяющей приблизиться к преступлению, которое Тодороки совершил. И Бакуго уже достаточно наблюдателен: замечая, что двумордый листает не просто какие-то фотки, а истории и комментарии людей о той самой вечеринке. Неужели что-то ищет? — Ууу, жестко. – вновь подаёт голос Киришима, а затем переводит взгляд куда-то за голову Бакуго, мгновенно переключаясь, – О, Тодороки, – будто только заметил его, — А что это у тебя на шее? – для уточнения места, указывая пальцем на свою. Тодороки собирался проигнорировать этот вопрос, но услышав смешок со стороны этой компашки, абсолютно ровным спокойным тоном всё же ответил, не отрывая глаз от экрана. — Папочка в порыве страсти придушил. Удивительно, что бурной реакции не последовало. Парни промолчали, впечатленные чужой откровенностью, ведь именно это, наверняка, крутилось на их языке, собираясь вырваться в виде шутки, а тут уже, вроде как, не смешно. Разве что одному человеку, чья усмешка послышалась справа от него. Спустя мгновение, Шото почувствовал горячую ладонь, которая накрыла бедро и медленно поползла вверх, в сторону ширинки. Прежде чем он успел отреагировать, в аудиторию вошел преподаватель. Полагалось встать для приветствия и Тодороки не упустил возможности, будто случайно, приложить чужую загребущую лапу о нижнюю часть столешницы. Звук удара, как и недовольный «тц-к» потерялись в шуме, создаваемым студентами. На лице Бакуго не дрогнул ни один мускул, хотя было довольно больно. Все опустились на свои места, приготовившись слушать. Незадолго до того, как лектор заговорил, к Тодороки всё же наклонились и, опалив горячим дыханием ушную раковину, шепнули: — "Папочка", да? Шото понадобилось не мало усилий, чтобы сдержать довольную улыбку на губах.