Дом Огненного Змея

Тилле и Дэй вернулись в Восточную цитадель за три часа до заката — и вовремя: никого из них не успели хватиться. Мальчишка уполз в свою башню, досиживать срок. Тилле сходил к Багалору, обменяться новостями — от главы посольства он узнал, что повторный приём назначен на завтра, в первой половине дня. На вопрос, чем они сегодня занимались, Багалор ответил, что дочка Освещающего водила их по цитадели. Хроникёр Строциус был счастлив услышать (и записать для потомков), сколько именно садов и фонтанов расположено на каждом из двенадцати ярусов, как устроены подземные купальни, как звали мастера, сочинившего набор мелодий для смены часов, сколько ступенек в парадной лестнице — и много других, не менее важных сведений. Тилле нечем было его утешить — добытые им самим сведения успеху посольства, увы, никак поспособствовать не могли. Хотя… оставался ещё один камешек, который можно было попробовать бросить в воду. Если бы он знал, где в этой огромной цитадели искать Предстоящую Сави-Рин… С этой мыслью Тилле открыл дверь своей комнаты, сделал шаг внутрь — и замер. Предстоящая Сави-Рин поднялась ему навстречу и скованно проговорила: — Прошу прощения за вторжение. Я не хотела стоять в коридоре, поэтому позволила себе войти… — Ничего-ничего… — Тилле аккуратно закрыл дверь. — Никаких неудобств… Какое-то время они стояли так и смотрели друг на друга; Тилле — не веря своей удаче, Сави-Рин — подбирая слова. Наконец, Предстоящая сказала: — Я бы хотела с вами поговорить. Возможно, мы окажемся друг другу полезны. Меня зовут… — Я знаю, кто вы, Предстоящая. И я полностью в вашем распоряжении, но для начала позвольте представиться: Тилле Эрменталь, в Фиресте и в Великом лесу меня ещё называют Красный Месяц. Зовите меня Тилле. — В Великом лесу? Где после Разделения осели остатки способных творить? — И куда с тех пор отдают всех детей, хоть как-то проявляющих эту способность. В Эмерии таких рождается не много, но они есть, в каждом поколении. Нынешний Владыка — мой дядя по матери. Я сам вырос в лесу. Сави-Рин подумала: «Похоже, я выбрала правильно». Из десяти человек, составлявших посольство, этот казался самым странным — и не только из-за возмутительного цвета волос. Он был младшим в группе — сильно моложе своих спутников, и невольно возникал вопрос: а что он вообще делает здесь? Остальные выглядели людьми опытными — наверняка каждый из них обладал особыми знаниями или навыками и мог внести вклад в успех общего предприятия. По крайней мере так делались дела в Амарате: никто не отправлял на важные задания юнцов, только закончивших первый тренировочный цикл. Ведь для Эмерии это посольство, кажется, всё-таки было важным делом… Поэтому, разыскивая его комнату, ожидая его возвращения, даже начиная разговор, Сави-Рин не могла себе объяснить, почему выбрала именно его. Неужели же только потому, что ей понравился его взгляд?.. Но теперь, когда красноголовый — Тилле — упомянул про Великий лес, все вопросы отпали. Видимо, она нутром почуяла частичку солнца в текущей по его жилам крови… Говорить сразу стало легче. — Насколько я понимаю, ваша цель — установить торговые отношения с Амаратом, — сказала Предстоящая. — Я могу вам в этом поспособствовать, если вы окажете мне одну услугу. — Какую? — Мне нужно переправить человека через границу. Серо-зелёные глаза сощурились. — Из Амарата в Эмерию? — Да, причём так, чтобы никто из моих соплеменников об этом не узнал. В ваших повозках найдётся свободное место? «Вот так так…» Тилле сделал вид, что обдумывает вопрос, хотя на самом деле просто пытался не расплыться в улыбке от уха до уха. В повозках найдётся место для десятерых, если нужно. Если будет нужно, он повыкидывает на обочину всех послов, включая Багалора — но место найдёт. Потому что кое в чём Предстоящая ошиблась: его целью — настоящей целью, с которой вот он, Красный Месяц, приехал в Содружество — было вовсе не установление торговых отношений с Амаратом (хотя это, конечно, зачтётся как приятное дополнение), а установление отношений с кем-то из солнцепричастных лично, чем выше рангом, тем лучше. Предстоящей Западной провинции требуется помощь? Тилле готов помочь безвозмездно — что там, он даже готов Предстоящей за это заплатить. — Мы возьмём вашего человека в повозку и приложим максимум усилий, чтобы он остался незамеченным. Но тут, как понимаете, без определённых действий с вашей стороны не обойтись. — Конечно, — сказала Сави-Рин с видимым облегчением. — Я всё сделаю, я прослежу… Главное, что эмериец согласен. Детали можно обсудить потом — сейчас нужно выполнить свою часть сделки. — Теперь слушайте. Как, по-вашему, почему Эмерия не может добиться ничего от Амарата вот уже который десяток лет? — Потому что Амарату ничего не нужно. Сави-Рин кивнула. — Не нужно было. До сих пор. Тилле посмотрел на неё внимательно. — Что-то изменилось? — А вы сами не заметили? Хотя да, вам же не с чем сравнивать — да и в цитадели не так много людей третьего сословия… Тилле прокрутил в голове сегодняшнюю прогулку по городу. Что он там видел? Что он видел со стены? Тёмные волосы и… поля. — Численность третьего сословия растёт? Значит, растёт потребность в продовольствии… Но я не понимаю, в чём проблема. Разве первые два сословия не в состоянии обеспечить третье всем необходимым? Люди, не способные творить, сами не могут работать в полях и вообще что-либо создавать руками согласно Кодексу, это я знаю — но возможностей солнцепричастных должно хватать с лихвой, чтобы… — Кем вы нас считаете? Мы не всесильны, мы не создаём что-то из ничего. У творения, как и у всего в мире, есть законы. Да и творим мы уже не так, как наши предки… Одним словом: нет, мы не в состоянии обеспечить третье сословие всем необходимым при нынешней численности — их и нашей — и нынешнем укладе. Или все солнцепричастные выйдут на поля и не будут заниматься вообще ничем другим, или мы позволим третьеродным творить так, как они умеют, или… — …Или Амарат начнёт закупать продовольствие в Эмерии. — Совершенно верно. — И вы считаете, что Освещающий готов рассмотреть третий вариант? — Обещать этого я не могу — он сильно предубеждён против эмерийского уклада жизни — но он в сложном положении. Я думаю, вы можете попробовать. Вероятность есть. Возможно, не сразу, не в этом году, но в следующем-то проблема никуда не денется. Хотя бы просто дайте ему понять, что Эмерия готова поставлять продовольствие — когда ему некуда будет деваться, он сам пойдёт на контакт. Увы, это всё, что я могу посоветовать. — Этого вполне достаточно, благодарю. Тилле и вправду был очень доволен. Совет-то дельный. Багалор обрадуется. — Теперь давайте обсудим ситуацию с вашим… переселенцем. *** Следующим утром Дэй-Су проснулся уже не в юго-восточной башне, а в своей комнате на верхнем ярусе. Вчера его отсутствия никто не заметил; вечером, как и обещали, его выпустили, и сегодня он мог вернуться к привычному распорядку дня. Обычно, проснувшись и напитавшись солнца, он бежал либо в библиотеку, либо на птичий двор, либо, на худой конец, во двор лектория — в зависимости от того, какие планы роились на тот момент в его голове. Сегодня никуда бежать не хотелось, все его любимые места в цитадели вдруг как-то разом потеряли свою обычную привлекательность, поэтому он просто сел на кровать и стал думать. Он думал о далёком и загадочном Великом лесе, где некоторые деревья вырастали такими большими, что и десять человек, держась за руки, не могли полностью обхватить их ствол. Где люди строили дома не из камня, а из древесины; где ручьи были полны рыбы, светящейся в темноте; куда по весне, чтобы вывести потомство, прилетала с юга чудесная птица птармигай, и тот, кто мог достать синее перо у неё из хвоста, на всё лето становился командиром в игре «лисы против волков». Это и многое другое он узнал от Тилле во время их вчерашней вылазки в город. Новый знакомый рассказывал удивительные вещи про Эмерию, но самое невероятное — то, что захватило воображение Дэй-Су и теперь не покидало его мыслей — красноголовый эмериец сказал в конце. Подойди вплотную к барьеру и сними кольцо. Как и все дети в Амарате, Дэй-Су получил нательное кольцо в шесть лет — и для него, как и для остальных, это был повод для гордости: это означало, что он уже не такой маленький. Кольцо нужно было носить постоянно, всегда под одеждой, на голой коже. Отец объяснял так: «Если не будешь носить кольцо — никогда не вырастешь. Или вырастешь неправильным, похожим на животное, а не на человека. Когда станешь взрослым, пройдёшь ритуал совершеннолетия, тогда можно будет снять». Конечно же, Дэй-Су хотел вырасти — и не животным, а человеком — поэтому никогда даже и не думал о том, чтобы нарушить запрет. Он быстро привык к этому плоскому кружочку, болтающемуся на мягком шнурке на груди. Кольцо не мешало ему, оно просто всегда было, днём и ночью, согретое теплом его тела — как часть его самого. Но Тилле сказал: не снимешь кольцо — никогда не попадёшь в башню. А Дэй-Су очень, очень хотел туда попасть, в особенности теперь, когда появилось столько новых интересных вещей, о которых ему не терпелось побольше узнать. Его манил смутный образ книгохранилища. Он пытался представить себе, какого оно размера — как две взрослых библиотеки? Три? Если книгохранилище там осталось, то сейчас за ним никто не следит. Значит, никто не скажет ему на входе: «Дэй-Су, ты же знаешь, детям сюда нельзя. Дождись совершеннолетия». Он не хотел ждать совершеннолетия. Он не понимал, почему нельзя прочитать про светящихся рыб и гигантские деревья прямо сейчас. Может, попробовать? Подойти к барьеру и снять на минуточку, как сказал Тилле. Он сказал, что ничего страшного не случится… Но Тилле был варваром из Эмерии — как он мог знать про кольцо что-то, чего не знают наставники и отец? Нет, всё-таки не стоит… С другой стороны, книгохранилище… Так Дэй-Су и метался между двумя этими мыслями, пока не подошло время начала занятий. На занятия он в результате едва не опоздал — и в течение дня его не раз и не два отчитывали за рассеянность, но он ничего не мог с собой поделать. Книгохранилище маячило перед глазами, затмевая всё вокруг. На арифметике он наделал кучу ошибок в задачах. На конной тренировке едва не свалился с лошади. После уроков отказался идти играть с друзьями, и, промаявшись ещё немного, решил разыскать Тилле. Надо было узнать поподробнее про «сними на минуточку» и «ничего страшного не произойдёт». Тилле оказался у себя — но очень занят. — Дэй! Хорошо, что ты зашёл — сможем попрощаться. Мы уезжаем вечером. — Так скоро? — расстроился Дэй-Су. Он уже начал думать об эмерийце, как о друге. — Да, сегодня всё прошло удачно — всё прошло просто замечательно — и теперь нам надо торопиться обратно. Тилле присел на корточки и положил руку ему на плечо. — Спасибо тебе за вчерашнюю прогулку. Я узнал много нового… Он помолчал немного, словно что-то взвешивая в уме, а потом добавил: — Если тебе когда-нибудь понадобится помощь — или просто будет некуда пойти — приходи в Великий лес. Как пройти через границу, можешь спросить (только по секрету) у своей тёти Сави… В общем, приходи в Великий лес и разыщи меня. Я буду рад тебя видеть… А сейчас, извини, мне надо бежать. Дела. Так, впопыхах, они распрощались с Тилле — и Дэй-Су снова оказался предоставлен самому себе. Лениво бредя по опоясывающему коридору четвёртого яруса, он остановился под открытой колоннадой и бросил взгляд на безоблачное весеннее небо. Солнце стояло высоко — до заката ещё много часов. Полтора часа туда — полтора часа обратно (может, быстрее, если удастся поймать попутную повозку). Только попробовать… Только попробовать — и всё… Он колебался ещё мгновение, потом решительно выдохнул и заторопился вниз. Удача была на его стороне — от восточной храмовой площади до западной школы получилось проехать на попутке, а оттуда до холма уже совсем недалеко пешком. В отличие от округлого возвышения, на котором стояла Восточная цитадель, Западный холм был обрывистым, с каменистыми уступами по бокам. Наверх вела крутая, петляющая лестница — Дэй-Су поднялся по ней и остановился там, где ступени внезапно заканчивались в широком проёме между двумя валунами. Если пройти дальше — как раз и упрёшься в барьер, огораживавший всю плоскую вершину. Звуки города остались позади — в тишине между нагретыми солнцем камнями только птицы перекрикивались над головой, и первые весенние цветы иногда склоняли головы к земле под порывом случайного ветра. Внезапно Дэй-Су услышал скрип каменистой почвы под чьими-то шагами — кто-то спускался ему навстречу! Перепугавшись, он метнулся в сторону и затаился за ближайшим валуном. Когда идущий вниз человек проходил мимо, Дэй-Су чуть высунулся, чтобы посмотреть — и тут же удивлённо вытаращил глаза. Дядя Стах? Что он здесь делает? Один, на Западном холме, где совсем ничего нет — ничего, кроме… башни. Дэй-Су невероятно воодушевился. Терзавшие его сомнения померкли в сравнении с открывающимися возможностями. Если дядя Стах был в башне — значит, ему там что-то понадобилось. Значит, там что-то есть! И значит, туда можно как-то пройти. Когда удаляющиеся шаги стихли внизу, Дэй-Су выбрался из своего укрытия и в несколько прыжков оказался на плоской возвышенности, перед стеной уплотнённого воздуха, слегка переливающейся в свете солнца. По ту сторону — так близко, что рукой подать — вставала из земли башня, кажущаяся сейчас особенно загадочной и манящей. Дэй-Су протянул руку и потрогал барьер — просто на всякий случай. Барьер, привычно спружинив, мягко оттолкнул его. Ну да, детям никогда никуда нельзя — а вот взрослым почему-то можно… Он пощупал через одежду кольцо на груди. А вдруг он в самом деле никогда не вырастет, или станет — кем? Кошкой? Лошадью? Лошадью, наверное, тоже быть неплохо. Она бегает быстро. Дэй-Су вздохнул. В свои одиннадцать лет он уже усвоил: чем интереснее цель, тем опасней путь к ней, и тем серьёзней возможные последствия. Спускаясь на верёвке с потолка, всегда можно грохнуться в фонтан, а потом сидеть за это в башне. Но что теперь, никуда не лазить, что ли? Он сунул руку за ворот, нащупал шнурок, выдохнул, как перед прыжком в реку, зажмурился — и снял нательное кольцо. Сердце на секунду замерло, подвешенное в состоянии томительной неизвестности. Потом Дэй-Су медленно выдохнул и открыл глаза. Так, ну в лошадь он, вроде, не превратился — в кошку тоже. Руки, ноги, голова — всё на месте. Значит, сейчас можно не думать об этом. Спрятав нательное кольцо в карман, Дэй-Су сосредоточился на прозрачной стене перед глазами. Протянул руку, дотронулся снова, и… ничего не произошло! То есть, произошло всё то же самое: барьер мягко оттолкнул его. «Как же так!» — возмутился Дэй-Су. Почему-то он был уверен, что если наказание за нарушенный запрет не последует сразу, то и успех должен прийти незамедлительно: все барьеры мира обязаны пасть к его ногам, даруя ему полную и абсолютную свободу. Но всё оказалось не так просто. Он стал вспоминать, что именно сказал Тилле. Что надо… потыкаться в него? Понять, как он устроен? Но дети потому и назывались детьми, что не умели творить — разве нет? Творение — удел взрослых, прошедших ритуал совершеннолетия. Какой толк ему, Дэй-Су, «тыкаться» в барьер, если он всё равно ничего не сможет с ним сделать? Он поднял глаза к башне, такой близкой — и такой далёкой, потом перевёл взгляд на восток, где за краем обрыва виднелась часть города с венчающей его цитаделью. Неужели он проделал весь этот путь впустую? Только зря весь день волновался и переживал? Зря надеялся? Дэй-Су наморщил лоб. Нет, надо хотя бы попытаться. Но как пытаться — даже об этом он никакого представления не имел. Обучать творению начинали только после пятнадцати. Дэй-Су постарался вспомнить всё, что знал об этом взрослом деле. Всё сущее состояло из пяти первоэлементов: воды, дерева, огня, земли и металла. Их сочетанием определялось всё многообразие вещей. Когда взрослые открывали или закрывали окно в стене, нагревали воду в купальне, ускоряли созревание плодов или превращали кубики серебра в блюда и чаши, они меняли состав элементов: говорили им, как расположиться, чтобы получить то, что они хотят. Барьер — это уплотнённый воздух, кто-то приказал ему застыть и держать такую форму. Но если приказать наоборот… «Откройся!» — сказал про себя Дэй-Су, а потом снова пощупал рукой. Нет, всё то же самое — плотная, упругая поверхность. Но ему показалось, что он чувствует лёгкое покалывание в пальцах, которого раньше не было. Не убирая руку, он попробовал ещё раз: «Откройся!» — и толкнул рукой вперёд. Барьер и не думал его слушаться — но покалывание в пальцах сделалось сильнее. Дэй-Су упёрся в стену обеими руками. Похоже, Тилле был прав. Тут нужно «потыкаться». И он принялся за дело. *** Эрхэ-Линн сидел в широком проёме на третьем ярусе, согнув одну ногу в колене и упёршись в неё локтем, и ловил лицом ветер ранней весны, сегодня прилетавший с юга. Воздух полнился свежим запахом реки вперемешку с пряным ароматом согретой солнцем почвы; можно было закрыть глаза и увидеть, как пробиваются первые ростки меж камней на речном берегу, как сверкают блики на волнах. Можно было даже мысленно опустить руку в воду и почувствовать течение, и представить, какой длинный путь проделала эта вода, прежде чем коснуться его пальцев… И почему он не ходил к реке чаще, когда у него была такая возможность? Вопрос был достаточно бессмысленным. Вообще-то он давно отучил себя от сожалений, но Стах своим внезапным визитом немного выбил его из колеи, нарушил размеренное течение дня, заставил вспомнить о большом мире за пределами этих стен — и теперь запах ветра тревожил память. Ничего, завтра это пройдёт. Эрхэ-Линн бросил взгляд вниз, где на дальнем краю плато у начала лестницы копошилась маленькая фигурка. Бывало, что дети изредка забредали сюда, толкаемые любопытством — те из них, в ком исследовательский дух был достаточно силён. В основном они приходили группками, реже — по одному, но, наткнувшись на барьер, быстро теряли интерес. Этот ребёнок торчал на одном месте уже довольно долго. Непонятно было, на что он надеется — барьер там, конечно, простейший, но для него всё равно непреодолим. Вдруг Эрхэ-Линну показалось, что фигурка сдвинулась вперёд — он убрал локоть с колена и выпрямился, вглядываясь вдаль. Расстояние здесь не настолько велико, чтобы он мог неправильно оценить рост. Низкий не по годам подросток, только-только прошедший ритуал совершеннолетия и пробующий новоприобретённые навыки на всём, до чего мог дотянуться? Раньше такого не было. Наставники академии хорошо знали своё дело: история, которую сочинил про башню Совет, прочно укоренилась в умах и держала всех на расстоянии. Фигурка, между тем, медленно, но верно приближалась. Кто бы это ни был, скоро он будет здесь. Эрхэ-Линн встал и спустился вниз, к центральному проёму второго яруса, который он когда-то почти полностью заделал, оставив лишь маленькое окошко — как раз для таких случаев. Визитёрам не видно его, но ему хорошо видно их. Два визитёра за один день — такого не случалось с… давно уже не случалось. С этим, по крайней мере, не нужно будет разговаривать. Вскоре стало понятно, что глаза не обманули его — это действительно был ребёнок, мальчик лет десяти-двенадцати. Что само по себе казалось невероятным: барьер автоматически отталкивал всех носителей нательных колец, и даже если представить, что по какой-то причине ребёнок был без кольца, чтобы пройти через барьер, он должен был открыть в нём проход. Но было ещё что-то странное в его облике, что-то смутно знакомое… Эрхэ-Линн раздумывал над этим, когда одна за другой произошли две вещи, едва не остановившие сердце в его груди. Сначала мальчик поднял голову, и Эрхэ-Линн отчётливо разглядел его лицо. Одно это заставило его вцепиться руками в холодный камень стены, но потом мальчик сделал несколько решительных шагов вперёд, вошёл в проём — как будто там ничего не было — и исчез внутри башни. Первая дикая мысль была: Лем вернулся. То, во что он не верил, чего не ждал, но какой-то частью души всё же надеялся — вдруг произошло. Эрхэ-Линн быстро одёрнул себя — даже если бы Лем вернулся, как он мог отмотать время назад только для себя одного? Нет, этот мальчик не Лем, хоть и похож на него, как две капли воды. Тогда — кто он такой? И как, ради Пресветлого, он смог пройти через поле отчуждения?! Эрхэ-Линн медленно выдохнул, старясь унять дрожь в руках, и, ступая осторожно и бесшумно, стал спускаться вниз по лестнице. На последней ступеньке он остановился. «Чего я боюсь? Это мой дом». В котором много десятилетий не было посторонних… Эрхэ-Линн мотнул головой и ступил в проём. Лучи рассеянного света проникали в узкие окна первого яруса, скрещивались в воздухе, выхватывая из полумрака маленькую фигурку. Ребёнок стоял к нему вполоборота и с интересом оглядывался по сторонам; потом, словно почувствовав на себе его взгляд, вдруг обернулся — и они оказались лицом к лицу. Мальчик вздрогнул от неожиданности — он явно не думал, что может встретить здесь кого-то живого. Вскоре испуг на его лице сменился чем-то похожим на разочарование; послышался тихий вздох. Эрхэ-Линн просто стоял, смотрел на него и ждал. Мальчик потоптался на месте, посмотрел в сторону выхода, потом снова на Эрхэ-Линна. В конце концов он решительно сдвинул брови, сложил руки в приветственный жест и сказал: — Наставник, можно мне посмотреть на книгохранилище? Я… Я не буду ничего читать, я просто посмотреть хочу. Посмотрю — и сразу уйду. Наставник?.. Книгохранилище?.. В голове Эрхэ-Линна, за годы одиночества отвыкшего от потрясений, стоял лёгкий гул, поэтому он не сразу понял, о чём речь, но мальчик, с надеждой глядя на него, добавил: — Ведь оно же тут осталось? Тогда Эрхэ-Линн догадался: ребёнка интересует зал книг. Что ж, закономерно — подавляющее большинство людей, пытавшихся в своё время попасть в башню, интересовал именно он. Пытались самые лучшие, самые сильные — все потерпели неудачу. А этот мальчик даже, кажется, не понял, какое чудо он только что совершил. Значит, так тому и быть. По-прежнему не раскрывая рта, Эрхэ-Линн кивнул, жестом велел чудесному гостю следовать за ним — и зашагал вверх по лестнице.