Дом Огненного Змея

Стоя во мраке коридора, приспособив глаза к темноте Эрхэ-Линн наблюдал, как Дэй сражается со светильниками. Виноват, конечно, был он сам: всё утро увещевал упрямую фахсу и потерял счёт времени — так, что к появлению мальчика в книжном зале ничего не было готово, поэтому теперь книгохранилищу — и самому начинающему творителю в нём — грозила большая опасность. Дэй тужился и пыжился, пытаясь пробудить к жизни первую в ряду масляных ламп, взмывающих вдоль каменной стрелки к потолку. Это было бы смешно, если бы не… Яркая вспышка ослепила глаза — и тут уже нужно было действовать. Прихлопнув на корню плеснувшее во все стороны пламя, Эрхэ-Линн сам зажёг светильники, поравнялся со злоумышленником и проговорил: — Хочешь спалить весь зал? Со всеми своими любимыми книгами? Дэй — взъерошенный, задыхающийся от возбуждения и испуга — виновато потупился. — Я просто хотел научиться… Чтобы тебя не отвлекать… Я подумал: через барьер у лестницы я же прохожу — значит, и огонь могу зажечь. И у меня получилось! — Чувство вины померкло в его взгляде, сменившись гордостью победы. — Только немного слишком сильно… Немного слишком сильно? Хорошо, что Эрхэ-Линн всё-таки вспомнил о нём и спохватился. Книги — да змей бы с ними, но не подоспей он вовремя — пришлось бы откапывать из закромов мазь от ожогов и надеяться, что у той ещё не истёк срок годности. Конечно, рано или поздно этот день должен был наступить. Нельзя было всерьёз ожидать, что ребёнок с таким характером, которого один безответственный взрослый подбил снять ограничитель, а второй — не заставил за это поплатиться, который уже растерял весь страх и трепет перед правилами и начал понимать, что половина из сопутствующих запретам объяснений — попросту враньё, — что такой ребёнок остановится, научившись открывать один элементарный барьер. Вопрос в том, что теперь с ним делать. Это эмерийца можно предоставить самому себе и не волноваться — до опасной территории сновидения тому ещё ох как далеко. Дэй в одиночку подступался к тому, чему обучали под строгим руководством, в группах, в специальных помещениях, потому что вот здесь как раз опасность была не выдуманной. Он мог в самом деле навредить себе. Сказать «нельзя» и чем-нибудь пригрозить? Допустим, отлучением от башни… Тогда он начнёт пробовать там, где вообще никого нет, и некому будет в случае чего прийти ему на помощь. Получается, выход всего один. Эрхэ-Линн повёл мальчика на кухню (попутно вытягивая из карманов припасённые перчатки), усадил на скамью у стола, плеснул льняного масла в глиняную плошку, нашёл кусок бечёвки для фитиля. Когда импровизированная лампада была готова, он водрузил её на середину стола, отступил на шаг и сказал: — Ну, зажигай. Дэй — который всю дорогу до восьмого яруса не был, кажется, уверен в том, что именно его здесь ждёт — засиял почище той лампады, вскочил на ноги, едва не опрокинув плошку, и выпалил: — Эрхэ-Линн, ты самый лучший! Потом сразу засмущался, уселся обратно, и начал пыжиться. — Стоп, — сразу прервал его Эрхэ-Линн, вскинув руку. — Чем больше ты напрягаешься, тем хуже у тебя получится. Расслабься. Сосредоточься на самом кончике фитиля… Вот так. Нет. Опять слишком сильно. Погоди, не… Больше он ничего сказать не успел, потому что снова пришлось тушить. И искать новую плошку, наливать в неё новое масло, и ставить новый фитиль. Да, и за мазью от ожогов надо бы сходить, на всякий случай. Эрхэ-Линн украдкой вздохнул. Остаток дня обещал быть утомительным. *** Стук в дверь выдернул Тилле из сна — не присутствующего, а самого что ни на есть обычного: отдыхать тоже когда-то было надо. Он помычал, не открывая глаз (всё-таки не выспался), в надежде, что стук как-нибудь сам собой рассосётся, но опыт подсказывал, что рассчитывать на это не стоит. Лесные обитатели особо не церемонились друг с другом. Тут и замков-то на дверях почти нигде не было; кому сильно надо — поставит барьер, а кто поленился или не умеет — пусть пеняет на себя. Вышло так, как подсказывал опыт. Дверь приоткрылась, и в неё просунулась обмотанная косами голова: оценить обстановку (очень разумно — в этой спальне можно было наткнуться на всякое). Убедившись, что всё прилично, Суриль впорхнула в комнату, плюхнулась на кровать, обдав её свежестью летнего утра, и запустила прохладные пальцы Тилле в волосы. — Соня! Почему до сих пор не одет? Сегодня строим новый переход, нужны подниматели и передвигатели — ты забыл? Чёрт, он действительно забыл. Лучше было поторапливаться — а то потом влетит от старейшин за лень. Он продрал глаза, натянул штаны и принялся просовывать ноги в сапоги, когда на пороге приоткрытой двери показалась ещё одна фигура: сосед Хлатко Воробей с засученными рукавами и достойным, рабочим слоем грязи на жилистых руках. Вот человек трудится, сказал мысленный голос, очень похожий на голос дяди. А ты чем занимался все эти дни? Развешивал несуществующие занавески на несуществующем окне? — Иду, иду, — сказал Тилле. — Через пять минут буду на стройке. — Не, — сказал Воробей, — тебе не туда. Иди к Серому Генералу, там к тебе пришёл… пришла… В общем, увидишь. Заинтригованный этим вступлением — а также странными взглядами, которые бросал на него сосед — Тилле спустился с невысокого крыльца (домишко его стоял на земле, чтобы освободить место на стволах для тех, кому оно было действительно необходимо) и свернул на дощатый настил, ведущий в северо-восточную часть леса. Любопытная Суриль увязалась следом, а за ней прицепился и Воробей. Серый Генерал — один из самых старых гигантов в лесу, на котором даже никто не жил из уважения к сединам — возвышался на небольшой полянке, где начиналась (или заканчивалась, смотря откуда считать) северная дорога, и служил чем-то вроде городских ворот с той стороны. Когда Тилле проезжал здесь, возвращаясь из Амарата, полянка пустовала — крупных поселений на севере не было, дорогой пользовались редко — но сейчас здесь почему-то собралась целая толпа. Набежали отовсюду, побросав дела, и оживлённо переговаривались, разглядывая что-то по центру. — А он кусается? — спрашивал тощий мальчуган с копной тёмных волос. — А ездить на нём можно? — Пойди спроси его, Головастик, — отвечали из толпы. — Может, и прокатит — если голову твою умную прежде не отгрызёт. Да что ж там такое, думал Тилле, проталкиваясь вперёд — а потом наконец увидел. Посреди поляны в образовавшемся вокруг свободном пространстве сидел кот. Не обычный бурый древесный кот с кисточками на ушах, каких много водилось в лесу — нет; этот даже в сидячем своём положении был высотой с двух Головастиков. Полутораметровый, белый в крапинку хвост расстилался по траве, его увесистый конец, вполне способный прибить зазевавшуюся мышку, лениво перекатывался из стороны в сторону. Кот сидел и самозабвенно умывался, обращая на собравшихся не больше внимания, чем на вьющихся в воздухе мух. Тилле осторожно обошёл его, заходя спереди, и замер в нескольких шагах — тогда зверь прервался, вперился в человека холодным взглядом голубых глаз, и мелодичным женским голосом произнёс: — Приветствую. Мне нужен Тилле Красный Месяц, помогите найти. Оправившись от первого потрясения, Тилле разглядел тонкий серебристый ошейник, прятавшийся в густом меху. Всё встало на свои места: конечно же, это была запись. — Я Красный Месяц, — сказал он. — Очень рада вас слышать, — продолжил голос Сави-Рин. — Если мы не одни — давайте уединимся. Те из присутствующих, кто знал классический, заржали сразу; остальные — с задержкой в полминуты, после того как получили перевод. Под несмолкающий гогот Тилле стоял, улыбался и мысленно клял Предстоящую на чём свет стоит, потому что это грозило приклеиться к нему на годы. — Хорошо вам провести время, — ехидно сказал Воробей. — А кто будет сверху? — Иди работай, Хлатко. Передай на стройке, пусть не ждут меня раньше полудня. — А, так вы по очереди? Ну-ну. Препираться не имело смысла, поэтому Тилле просто сделал, что его просили: пошёл и уединился с котом, но не у себя, а в дядиной хижине — не только потому, что она предназначалась для уединений, но и с целью отвадить любопытных; некоторый авторитет в лесу Владыка всё-таки имел. В это время дня хижина предсказуемо пустовала. Оказавшись за закрытыми (и надёжно запертыми) дверями, Тилле наконец смог выдохнуть и сосредоточиться на том, что именно хвостатый посланник имел ему сказать. А идея, в самом-то деле, была отличная. Сави-Рин умела смотреть глазами животных, слышать их ушами; её и снежного кота объединяла долгая дружба и крепкая связь. Недоставало речи, но тут пришло на помощь древнее записывающее устройство в форме ошейника, от которых в Амарате отказались, когда для отправки сообщений перешли целиком на птиц. Одно из удивительных свойств живого камня — сохраняющее: он способен держать помещённый в него свет малого солнца в течение семи дней. За счёт этого можно было создавать светильники (вроде тех шаров, которые освещали залы Восточной цитадели), а также записывать звук. Много чего ещё можно было делать с чудесным материалом, и вот эту способность, утраченную его предками столетия назад, Тилле иногда всерьёз оплакивал. Никто в Эмерии не умел творить живой камень — а им бы сейчас это так пригодилось… Сави-Рин же повелевала камнем, как любым из простых элементов, поэтому записать сообщение, настроить его на голос Тилле — не составило для неё никакого труда. Послание запустилось, стоило об этом попросить, и начиналось оно словами: — Надеюсь, Урташ вёл себя прилично и не создал никому неудобств… — Хррр, — сказал Урташ с оттенком осуждения, и Тилле был с ним полностью согласен. Вовсе не кот виноват в том, что его пушистая персона станет отныне средоточием похабных анекдотов с участием некоего Красного Месяца. Но Сави-Рин и сама должна была видеть всю красочную сценку; Тилле решил не добавлять неловкости и без того неловкой ситуации, и, глядя в голубые нечеловеческие глаза, поспешил заверить Предстоящую, что всё в полном и абсолютном порядке. Главной целью котовьего визита, как несложно было догадаться, являлся переселенец Дхис-Армет, чья беременная тхиэйре, видимо, остро нуждалась в новостях. У северянина, насколько мог судить Тилле, всё складывалось неплохо. Путаться в трёх соснах он давно перестал, и водить его по лесу за ручку больше не требовалось. Убедившись в том, что заживо его здесь никто не съест, что люди в большинстве своём дружелюбны, в худшем случае — просто равнодушны, он включился в местную жизнь осознанно, почти с энтузиазмом. Сперва Тилле видел его за помывкой горшков и починкой сетей, потом — колющим дрова и таскающим брёвна, а позавчера — уже с группой охотников, возвращающихся с добычей; северянин улыбался и даже пытался связывать слова в предложения. Но проще было предоставить ему рассказать обо всём самому, на своём родном языке — да и физиономию его в доказательство предъявить следовало. Уходя с поляны, Тилле предусмотрительно попросил Суриль разыскать его — и вот раздался стук в дверь; Тилле впустил удивлённого, обрадованного Дхис-Армета внутрь, а сам вышел и уселся ждать на нижней ступеньке лестницы, перекатывая во рту сорванную травинку. Высоко над головой шумно ворочались под порывами ветра хвойные лапы. Мушка Альфаты опустилась на тыльную сторону ладони, щекотно перебирая своими крошечными ножками — вот, тоже посланница, только неизвестно чего. Нет, здорово всё-таки Сави-Рин придумала с котом — теперь можно поддерживать связь, хоть как-то обмениваться информацией. Жаль, ошейник работает только на запись. Предстоящая видит и слышит происходящее на их конце, но отсюда нельзя увидеть и услышать её… Подрагивавшая в зубах Тилле травинка вдруг замерла. Погодите — что значит нельзя? Есть же замечательный способ… Это светлый лик Эрхэ-Линна он не мог узреть иначе как во сне, но все остальные его знакомцы из Тавирэнди в Зеркале прекрасно отражались. Он проверял. Дядя бы сейчас непременно упомянул об осторожности — но что, в конце концов, может произойти? Сави-Рин оповестит своих соплеменников, и полчища солнцепричастных встанут под сводами леса, требуя вернуть древний артефакт? Да пусть забирают. Толку от него всё равно с гулькин нос. То, что Тилле (и Владыке, и Хозяйке, и начальнику тайной канцелярии) действительно требовалось знать — могли рассказать только люди. Поэтому, когда Дхис-Армет ушёл, Тилле попросил кота задержаться, прямо при нём отпер тайник и положил Зеркало на стол. Закрыл глаза, проводя пальцами по ободку, а когда снова открыл их — перед ним уже было окно в Ставарг, в комнату наверху тамошней цитадели, где Сави-Рин взволнованно вышагивала вдоль стола, за которым, видимо, до этого сидела; одна её рука прижималась ко лбу, вторая — порхала в воздухе в такт возбуждённым словам: — Зеркало Пространства?! Невероятно! Последние свидетельства о нём датируются концом эры Страших — как вы его нашли? — Случайно. У нас же есть остатки древних поселений — вот, всплывает всякое то тут, то там. — Но это же просто замечательно! — Она снова уселась за стол и прикрыла глаза, явно пытаясь успокоиться, чтобы лучше видеть. — Теперь мы можем говорить… Простите за недоразумение на поляне, хоть я и не очень поняла, в чём оно заключалось. Наверное, дело в разнице культур… Да, подумал Тилле, именно в ней. — Вы очень много помогаете мне и моим близким, — продолжила Предстоящая после паузы. — Совершенно ничего не требуя взамен. — Первый обоз с продовольствием из Эмерии был отправлен и благополучно доставлен в Амарат этой весной, и в обмен мы получили ценные товары. — Я не о том, вы же понимаете. Есть ли что-то, что я могу сделать лично для вас? Момент, которого он ждал — ради которого всё и затевалось — наконец наступил. Тилле не собирался упускать свой шанс. — Вообще-то да. Я бы хотел задать вам несколько вопросов… Вдруг где-то за пределами его видимости раздался другой женский голос: — Солнце моё, с кем это ты разговариваешь? К тебе можно? — Минуту! — бросила в сторону Сави-Рин и виновато сказала: — Извините, я должна идти. С превеликим удовольствием отвечу на все вопросы — но в следующий раз. Мне нужно будет на время отлучиться в Тавирэнди… Пришлю Урташа через пару недель. Она встала, открыла глаза, сделала шаг в сторону — потом развернулась и добавила: — Последняя просьба: покормите кота. Чтобы он не съел у вас там чего-нибудь… лишнего. *** Земля взлетала из-под копыт коня, несущегося по бездорожью. Обхватив ногами серые в яблоках бока, прижав ладони к мощной шее, Су-Тамир сосредоточился на линии горизонта, где над грядой холмов зависла грозовая туча, готовившаяся пролиться дождём. Остались позади круги полей и садовые рощи, и люди, трудившиеся в них, и повозки на дорогах. Ветер бил в лицо, туча маячила перед глазами воплощением его бессильной ярости, притягивая его, как магнит — и удерживая, как якорь. Ни о чём не думать. Доскакать до того холма. На вершине холма он отпустил коня, попросив не уходить далеко, а сам опустился в траву, не заботясь о чистоте одежд, скрестил ноги, впился пальцами в колени и стал ждать, пока схлынет с глаз красная пелена. Раньше в такие минуты он всегда шёл к Тэм — на худой конец к Стаху; сейчас рядом не было ни той, ни другого, только конь — и свинцовая туча в небесах. Совет Великих Домов… Сборище идиотов! Один давно выжил из ума, у другого молоко на губах не обсохло; третья и четвёртая — рожали бы лучше детей, чем не своим делом заниматься. Только Сэй всегда на его стороне — но его не достаточно. Никак не достаточно. Всё, что от них требовалось — это проявить ответственность, взять на себя дополнительные обязательства и сообща вырастить за лето столько, чтобы всем хватило на следующую зиму. Если производство можно увеличить в центре — уж он-то знал возможности своей провинции! — то почему не на западе и не на юге? Но нет, у них, видите ли, исчерпан ресурс. Женщины… И как, спросил он их тогда, досточтимый Совет собирается выходить из создавшегося положения? Хвит-Арам воспринял это как приглашение поучить его уму-разуму, будто тридцать лет разницы в возрасте давали ему такое право. «Ты, Су, мыслишь слишком узко. Чтобы решить проблему, нужно работать с причиной, а не со следствием» — и опять завёлся про север, перенос границы, переселение, разделение… Слава Пресветлому, никто из остальных ещё не дошёл до того, чтобы воспринимать подобную чушь всерьёз, но тут Эйдэ-Витт вдруг возьми и скажи: «А давайте и дальше меняться с Эмерией — что в этом плохого, в самом деле?» Лентяй и дурак, ничему у отца своего не научился. Конечно, Белой Ласточке-то всё принесли на блюдечке: обоз пришёл, людей накормили, делать ничего не надо. Хвит-Арам смеет обвинять его в узости мышления — и спускает вот это?! Спустил. Не просто спустил — присоединился, когда Ллут-Вим вынесла вопрос на голосование. Как проголосует она и Сави — было понятно, Сэй — тоже. Если бы Хвит-Арам выступил на его стороне, голоса разделились бы поровну; тогда позвали бы Поклоняющегося главного храма — и победа была бы за ним. Но вышло так, как вышло. Свод распоряжений Совета пополнился новым пунктом, который ему, Су-Тамиру, теперь требовалось исполнять. Что бы там ни думали эмерийцы — Освещающий вовсе не был королём. Погромыхивающая предгрозовая прохлада и шелест ветра в траве немного успокоили его. Ничего, бывали в жизни и худшие времена. Как там говорила Тэм? Подумай о хорошем? Он вдруг увидел её перед собой словно воочию: улыбающуюся, с лучиками солнца в серых глазах, с летящими по ветру волосами. Су-Тамир сел поудобнее, сделал глубокий вдох — и стал думать о хорошем. Поля Центральной провинции действительно давали неплохой урожай, амбары заполнялись, и уж по крайней мере Дом Огненного Змея совершенно точно обойдётся зимой без эмерийского зерна. Кари вышла на первое место в своей группе. Дэй угомонился… Вот это, пожалуй, радовало больше всего. Было время — как раз после той его выходки в большом зале, сорвавшей приём — когда Су-Тамир начал всерьёз беспокоиться: а не унаследовал ли его сын от Лема, помимо внешности, некоторые черты характера, которые доставили немало головной боли их отцу. Если да — то рано или поздно ему придётся вмешаться, и тут важно не упустить момент. Вспоминался один разговор между Лемом и отцом, которому он невольно стал свидетелем. Сам он тогда только поступил в академию, а Лем — уже заканчивал её. Забежав как-то домой между занятиями (нужно было переодеться — накидку и штаны порвало в клочья во время тренировки с воздухом), он услышал доносящиеся из отцовской комнаты голоса. — Лем, это переходит всякие границы. Сегодня ты ныряешь на дно Тхорсы, завтра что? Полезешь в жерло Ядовитой Горы? Огненные змеи — практически миф, никто никогда их не видел… — Потому что они ушли. Ты не веришь тому, что написано в летописях? — Верю, конечно, верю. Они ушли — тысячелетия тому назад. Здесь, сейчас, в этом мире их не существует. В чём смысл твоих поисков? — Вдруг они просто прячутся. Обиделись тогда на людей — и скрылись где-то. Если их найти и объяснить… — Можешь заглянуть в Зеркало Времени и задать этот вопрос — попрошу для тебя разрешения у Совета. Я ответ уже знаю, но ты почему-то не веришь собственному отцу. Загляни в Зеркало. Смотри по всей Альтаре. Но если Зеркало ничего не покажет — ты обещаешь мне, что это прекратится. Или сам пойдёшь в храм. Лем тогда пообещал, и вскоре его зацикленность на змеях действительно поутихла. Очевидно, план отца сработал: не найдя искомых доказательств, Лем направил свою бьющую через край энергию в более созидательное русло. Исследовал накопительные свойства живого камня, усовершенствовал обогревающий купол, что существенно повысило выработку полей. Работал с почвой на севере, добывал металлы в горах, готовился стать достойным преемником отца, и если бы не эта серая гадюка… Стоп. Думать надо о хорошем. Су-Тамир тряхнул головой, возвращаясь мыслями к сыну. Дэй угомонился сам, безо всякого давления с его стороны. Просто как-то взял — и в одночасье стал обычным нормальным ребёнком: не лазил, куда не велено, не донимал бесконечными вопросами про дальние края — разве что в городе пропадал подолгу, как и раньше, но это простительно (не сидеть же мальчику всё время в стенах цитадели). Су-Тамир наконец-то смог вздохнуть с облегчением. После его смерти Дом Огненного Змея — и, насколько это возможно, весь Амарат — будет в надёжных руках. Громыхнуло совсем близко, на землю упали первые капли дождя. Освежённый, вновь обретший некоторое подобие равновесия, Су-Тамир подозвал коня и поспешил обратно.