Дом Огненного Змея

В тренировочной комнате царила абсолютная темнота — только стук мяча по стенам выдавал присутствие человека. Вообще-то тренироваться можно было и при свете — во время соревнований светильники в зале никто не выключает — но Кари-Су специально усложняла себе задачу, чтобы потом показать наилучший результат. Мяч стучал по стенам, покрытым от пола до потолка красно-зелёной разметкой; внутренним зрением цвета виделись смазанными, неяркими, но где своя метка, а где чужая, всё-таки можно было определить. Тук-тук справа, потом слева, потом сзади… Она всегда била по зелёному два раза подряд, просто чтобы приучить себя, хотя в настоящей игре этот трюк практически неосуществим — противник ведь тоже не дремлет, будет стараться увести мяч и не дать тебе заработать два очка. По-хорошему тренироваться надо было в паре — а то и вчетвером, но у всех её приятелей, как назло, нашлись дела поважнее. Даже тихоня Тал-Дис, который всегда таскался за ней хвостом, на всё согласный, сегодня куда-то улизнул. Толку от него, конечно, и так было бы немного — игра в двойной мяч требует хорошей координации, а более неуклюжего человека не найти во всей академии. Хоть братца зови, подумала Кари-Су угрюмо. В настоящей игре ребёнок, конечно, бесполезен, потому что не может управлять верхним мячом, но нижний с ним погонять можно. У Дэя, к тому же, это довольно ловко получается — пожалуй, даже лучше, чем у неё… Через какое-то время мяч стал плохо слушаться — сигнал о том, что пора закругляться. Кари-Су оставила тренировочную комнату позади и направилась к себе, но на полпути обнаружила, что хочет пить. И есть. Где-то здесь на пятом ярусе должна быть маленькая трапезная — выбор там небольшой, но ей много и не надо. Хватит нескольких кусочков яблока или половинки апельсина. Лучше южноморского, они слаще. Вчера в город пришла баржа из Эйерли, первая после Осеннего Перехода — наверное, и апельсины свежие привезли… Она бодрым шагом вошла в трапезную и остановилась, не дойдя до стола. Потому что у стола стоял Дэй (лёгок на помине!) и сосредоточенно набивал наплечную сумку жареными каштанами. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, сестра — с вздёрнутыми в недоумении бровями, брат — настороженно и слегка виновато. Потом Кари-Су спросила: — Ты что делаешь? Зачем тебе столько каштанов? — Это не для меня, — поспешно сказал Дэй. — А для кого? Он замешкался с ответом, словно вопрос поставил его в тупик, но вскоре наморщенный лоб разгладился, и братец выпалил: — Для кошки! Точнее — кота! — Засунув последнюю пригоршню в сумку, он попятился к выходу, при этом продолжая вдохновенно вещать: — Я в Западной четвертине познакомился с одним новым котом… Он очень умный! И красивый! У него фиолетовые глаза, а шерсть длинная, серебристая, с такими небольшими волнами… И он очень, очень любит каштаны! — Дэй, ты что, опять бешеной травы объелся? Какие волны? Какие фиолетовые глаза? Глаза бывают фиолетовыми только у людей, и то редко — это несчастливый цвет… Но братец, казалось, не слышит её. — Всё, мне надо идти, — бросил он, развернулся — и эхо убегающих шагов понеслось, затихая, по коридору. Совсем сбрендил, подумала Кари-Су. Таких нельзя допускать к управлению государством. Как жаль, что в Доме Огненного Змея наследовать разрешено только мужчинам… Она тяжко вздохнула и пошла выбирать апельсин. *** Полуденное солнце, просачиваясь сквозь мозаичный обод окна, раскрашивало стол и его содержимое цветными пятнами. Один кровожадный синий зайчик, от которого Тилле спасался, по чуть-чуть отодвигая манускрипт, наконец наполз на страницу и начал съедать буквы. Пришлось прерваться, сделать перестановку в колоннаде из томов, папок и свитков, и спрятаться от него на другом конце стола. Заскучал как-то Солнцебог в своём небесном чертоге — и решил жениться. А у соседа его, Звездобога, как раз было на выданье три дочки: Аллетара, Талиира, и Эгалея… «Сказ о том, как Солнцебог женился» Тилле видел уже в десятом варианте и мог бы сам пересказать как минимум в пяти, но всё равно продирался сквозь архаичные закорючки, ничего не пропуская. Хотя к предмету его изысканий это не имело прямого отношения — мало ли, что могло затесаться между строк… Он заставлял себя быть дотошным. Деваться-то всё равно больше некуда. В угловой комнатушке, выделенной ему ректором, было тесно, пыльно, и слегка пахло плесенью, зато отвлекающие звуки университетской жизни почти не проникали сюда. Тишину нарушали лишь регулярные всплески отбивавшей часы звонницы, но чтению это не мешало — наоборот. Тилле любил многоголосые колокола Фиресты, даже скучал по ним в лесу. Сейчас они отчасти скрашивали монотонность его текущего занятия. …и ясноокая Аллетара сказала: «Выйду за того, кто подарит мне диковинную зверушку, вот такую: огненная — но не жжётся, без крыльев — но летает по воздуху»… Со времени его приезда в столицу прошло уже больше месяца. Летний зной давно выветрился даже из самых душных чердаков. Каменные скамейки в садах остыли, вода в умывальниках начала подмораживать пальцы по утрам, и королевский двор, догуливающий в загородном Вольханге, любуясь осенними красками, должен был вот-вот вернуться обратно. Престарелого монарха надо было держать в тепле. Пользуясь относительным затишьем в дворцовой жизни, королевскую библиотеку Тилле осадил первой — благо, ему для этого никаких разрешений не требовалось. Смотритель услужливо отпер все закрытые шкафы, Тилле с его помощью сначала долго рылся в них, потом — столь же долго изучал нарытое. Желтохвостки успели улететь на юг, прежде чем он добрался до университета. Препятствий на пути к знаниям здесь было больше (ректор, так и не простивший Тилле выходку с подпрыгивающей указкой, предсказуемо смерил его холодным взглядом, и, если бы не дядина записка — точно указал бы на дверь), но и улов ценнее. В текстах — более старых, более редких — иногда встречались неожиданные детали. Например, в этой версии «Сказа» у Аллетары появилась какая-то лишняя сестра… Что, конечно, было очень интересно с академической точки зрения, но никакой практической пользы не несло. «Ещё немного — и я заделаюсь настоящим книжным червём, возбуждающимся от вида красиво начерченных запятых». Тилле невесело усмехнулся, отложил «Сказ» в кучу прочитанного и взялся за следующий том. «Союз флейты и виноградной лозы» — значилось на обложке. Что ж, это уже ближе. Это хотя бы включает нужных действующих лиц. …Засмеялся Ран-Тар и сказал: «Я разгоняю тучи и призываю дождь, раздвигаю горы и осушаю реки, а что умеешь ты? Только играть на дудочке. Так кто же из нас более достоин любви прекрасной Лиу-Рис?» Опечалился Фарим-Хис, закинул на плечи котомку и отправился в странствие, чтобы отыскать для любимой самый лучший подарок. Бродил он по свету семь лет и семь зим, а когда вернулся — в котомке его лежало величайшее из волшебных зеркал: Зеркало Истины… Звонница то оживала, то утихала. Разноцветные зайчики, со всех сторон пометив стол, перебрались на стены и полезли к потолку. Когда в стопке прочитанного стало на несколько томов больше, а шея у Тилле окончательно затекла, он решил, что на сегодня достаточно. Всё равно дышать ему книжной пылью ещё не день и не два. Суставы нуждались в разминке, поэтому, оставив университетский квартал позади, он пошёл домой длинным путём: сначала к набережной, уже готовившейся украситься светом фонарей, потом наверх, вслед за изгибом реки, мимо стиснутого каменными берегами Маячного острова — и оттуда снова в лабиринт улиц, к подножию дворцового холма, где скучковались особняки знати. Дом Эрменталей стоял во втором ряду — не высоко, но и не низко. С верхнего этажа даже открывался вид на городские крыши, хоть большую его часть и занимала пожарная каланча. Едва переступив порог, Тилле услышал разносящиеся по комнатам переливы знакомого пронзительного голоса, а вскоре и сама серра Палона выплыла ему навстречу с широко раскинутыми руками. — Наконец-то! — воскликнула она. — Я срываюсь из Вольханга на три дня раньше положенного, только чтобы провести побольше времени с моим дорогим сыном, и что же? Мне ещё приходится его ждать! Унизанные кольцами пальчики впились в его плечи, Тилле послушно наклонился и поцеловал мать в подставленную благоухающую щёку. — Ужасная непочтительность с моей стороны, — пробормотал он. — Если бы я только знал… «…то прочёл бы на парочку томов больше». А как хорошо, как спокойно было в доме… Словно в ответ на его мысли со стороны внутреннего дворика донеслось: — Тилле! Преврати Навира в крысу! — Преврати Навора в жабу! — Сам ты жаба! Бородавчатая! Я тебя сейчас… — Ма-маа! Госпожа Эрменталь вынуждена была отойти, поддёргивая шаль и недовольно выкликая воспитательницу, отлынивающую от выполнения своих обязанностей. Её место рядом с Тилле заняла Иленка. — Я могла бы ещё три вечера аккомпанировать на клавесине двоюродному племяннику герцога Эсмирского. — Альфата!.. — Тилле изо всех сил старался сохранять серьёзное лицо. — Я лишил герцогского родича такого счастья? Я раздавлен. — У тебя ещё есть шанс искупить вину, — милостиво сказала сестра. — Гребешок из мятного дерева, с синими камушками. Лавка мастера Нелиаса на Первой Ремесленной, вторая витрина справа, третий ряд. После ужина близнецов выпроводили в детскую; Иленка удалилась сама — у юной королевы клавесина явно были более интересные планы на вечер, чем развлекать беседой великовозрастного брата (наверняка она уже вступала мысленно во владение гребешком). Тилле с матерью остались в гостиной одни. Серра Палона забрасывала сына вопросами, ответы на которые, по счастью, в основном находила сама, — попутно успевая прихлёбывать чай, да ещё и проверять почту. — Значит, ты говоришь, в библиотеках собираешь материалы по дорожному строительству? Совсем они тебя загоняли в твоём министерстве… Смотри-ка, это от твоего отца. Он заканчивает дела в поместье и уже едет… А Солле пишет, что в увольнительную его не пускают… Тилле украдкой перевёл дух. Не увидеться с Солле в этот приезд — несказанная радость. Вошёл слуга со сложенным вчетверо листком бумаги на подносе, но остановился на этот раз не перед хозяйкой дома, а перед её сыном. Развернув записку и ознакомившись с содержимым, Тилле помедлил — одно неуловимое мгновение, — потом хлопнул себя по лбу и воскликнул: — Чёрт, забыл! Серра Палона округлила глаза, предчувствуя недоброе. — Понимаешь, мы там поспорили на три бочонка тиссанского, что… Эх, не для дамских это ушей, но, если я сей же час не явлюсь в «Бархатную туфельку», меня ждёт несмываемый позор. — Но… Я же специально приехала!.. — Позолоченная фарфоровая чашечка в её руке начала опасно дрожать. — Мы так редко видимся!.. — Я пока в Фиресте — и никуда не собираюсь. Мы всё успеем. — Тилле поспешил спасти чашечку и поставил её на диванный стол. — Завтра буду в твоём полном распоряжении, а сейчас — отдыхай. Утомилась же, наверное, в дороге? Запечатлев на материнской руке извиняющий поцелуй, Тилле быстрым шагом прошествовал к двери, подхватил плащ — и нырнул в прохладную осеннюю темноту. Возложенная им на себя читальная повинность, конечно же, не запрещала отвлекаться — и развлекаться. Ничто бы не заставило его сидеть с утра до ночи в четырёх стенах, когда вокруг бурлит богатая удовольствиями столичная жизнь. Развлекался Тилле по-всякому. Его можно было увидеть как в салоне мадам Шершер, потягивающим изысканное вино на парчовых подушках в окружении красоток всех мастей, так и в кабаке рядом с казармами городской стражи, играющим в карты и борющимся на руках с гвардейцами. «Бархатная туфелька», дорогая таверна, рассчитанная в основном на молодых аристократов, становилась его ночной гаванью не раз, но сегодня его путь лежал мимо. А точнее — насквозь. Стоило ему оказаться под сводами шумного, наполненного алкогольными парами заведения, как к нему шмыгнула Ниэль (явно караулила под дверью — значит, дело и впрямь срочное), схватила под локоть и потащила на второй этаж; такое обыденное действие ни у кого не могло вызвать вопросов. Оттуда через потайную дверь внутри одной из комнат он снова вышел на улицу — правда, уже на соседнюю. До дома Фахора ещё нужно было топать. Надвинув пониже капюшон плаща, Тилле ускорил шаг. Особняк министра путей сообщения, приземистый и без изысков, под стать своему владельцу, приглашающе подмигивал окошками, но приглашение это на Тилле не распространялось. Иногда он, конечно, захаживал сюда через парадный вход, для отвода глаз — ведь господин Фахор Эм действительно приходился ему самым что ни на есть официальным начальником. Но сегодняшнее дело явно было не по транспортной части. Он прошёл дальше, свернул в переулок, постучал в неприметную дверь — и несколько минут спустя стоял в кабинете своего работодателя. Настоящем кабинете, где вообще не было никаких окон. Фахор сидел, подперев рукой пухлую щёку и постукивая пальцем по расстеленной на столе карте, со скучающим, почти сонным видом. Один из самых опасных людей в королевстве сейчас был похож на ленивого хомяка, обожравшегося тыквенными семечками. «Как обманчива внешность», — привычно подумал Тилле, а вслух сказал: — Что на этот раз? Тяжёлые веки приподнялись — и его кольнуло острым, недовольным взглядом. — Тавишанские каменоломни. Тилле подошёл ближе и тоже склонился над картой, хотя необходимости в этом не было: он уже так на неё насмотрелся, что мог бы воспроизвести по памяти с завязанными глазами. На карте тупой, загнутый вправо крюк, который представляла собой приютившая Эмерию южная оконечность континента, венчала размашистая звезда, вписанная в пятиугольник. Каждая точка, помеченная цветным столбиком, соответствовала одному из пяти заброшенных древних городов; между собой они обозначали их названиями первоэлементов — уж слишком очевидным было сходство. Вот точка Тхорн — верхний конец звезды — самая северная и ближайшая к Великому лесу. Дальше по часовой стрелке идёт Саир, по совместительству Полые холмы. Ещё дальше Нима, потом Хвим, потом Ратма… Тавишанские каменоломни располагались на линии как раз между последними двумя. — Когда? И откуда прилетело? — На рассвете со стороны Хвима. Там обвалилось всё. — Жертвы? — Посчитают — доложат. Но ты не о том думаешь, как всегда. Тилле опустился на второй стул — неудобный и скрипучий — откинулся на спинку и уставился в потолок. Фахор, наоборот, поднялся, обошёл стол и встал в двух шагах, заложив руки за спину. — У твоих книжных изысканий есть хоть какой-то результат? — Нет. Пока нет. — То есть ты полтора месяца потратил зря — а до этого просто так скатался в Амарат. В спокойном голосе Фахора прорезались металлические нотки. Начальник тайной службы был зол, и, хотя Тилле знал, что может не беспокоиться за свою жизнь, здоровье и благополучие близких — всё равно поёжился. Не всем Альфата благоволила, как ему. — Не просто так, — ответил он. — Сейчас нам известно больше, чем раньше. — А толку-то?! — взвился Фахор. — Если это защитный механизм — на что он реагирует? Если это оружие — на что оно нацелено, что приводит его в действие, а главное — как от него защититься?! Тилле удивлённо воззрился на низенького немолодого человека, практически никогда не выходившего из себя. Но беспомощность может доконать любого, а в сложившейся ситуации начальник тайной службы имел над событиями не больше власти, чем лавочник с Первой Ремесленной. — Я стараюсь, мастер Эм, — сказал Тилле, неосознанно перейдя к обращению, которым пользовался на первых порах их знакомства. — Неужели вы мне не верите? Фиреста — на линии сопряжения. — Он покосился на карту, на жирный кружок столицы, пронзённый насквозь линией Тхорн-Нилла. — Моя семья мне небезразлична. Фахор махнул рукой, раздражённо выдохнул и вернулся на место. — Ты можешь заставить их переехать, — буркнул он. — Мог бы — уже давно заставил бы. Знаете, что сказала мне матушка, когда я заикнулся об опасности, которую несёт с собой пребывание в Фиресте? Чтобы я меньше ездил по городам, где проповедуют единобожцы. Что же мне теперь — затащить её в поместье силком и посадить там на цепь? Долгий, исполненный смысла взгляд сообщил Тилле, что Фахор бы так и поступил. Хотя нет, он бы, скорее, траванул свою престарелую матушку ядом: не сильно, но достаточно для того, чтобы вывезти подальше в провинцию — лечиться свежим воздухом и не подвергаться лишним опасностям. Потом Тилле вспомнил, что бодрая старушка действительно захворала и уехала из столицы четыре года назад — и приказал себе не думать дальше. Меньше знаешь — крепче спишь; в общении с Фахором это становилось просто-таки золотым правилом. Он потёр глаза и злобно уставился на карту. Пять лет. Пять лет прошло с тех пор, как небеса над Ратмой полыхнули в первый раз, к благоговейному восхищению проходящего мимо купеческого каравана. Тогда ещё люди, мирно сосуществовавшие с древними городами, сколько хватало памяти их предков, не ожидали от руин никаких пакостей, и маршрут из Солефты в Эсмир, в нескольких местах неудачно пересекающий, как потом выяснилось, линию Тхорн-Ратма, никому из торговцев не пришло в голову менять. А несколько месяцев спустя небеса заполыхали снова. На этот раз они выплюнули длинный тонкий луч, полетевший над полями и лесами, но внезапно иссякший в аккурат над торговым трактом, будто запал кончился — и случайно оказавшегося внизу каравана не стало. Простой люд и тогда не особо встревожился — мол, чего только не бывает под солнцем! — и новость дальше окрестных сёл не ушла, но все, кому положено было знать, узнали. И запомнили. А потом — испугались. Руины оживали без какого бы то ни было намёка на расписание. Самый короткий интервал на текущий момент составлял три месяца, самый длинный — два года. Никто не мог предсказать, когда и какая из точек включится, в какую сторону и как далеко пойдёт луч. Но луч всегда бил по линии между двумя точками, и это была единственная установленная закономерность. Обнаружил её, кстати, Владыка — причём сразу. Тут его увлечение руинами сослужило всем добрую службу. Карта со звездой, вписанной в пятиугольник, давно лежала у него в столе — рисунок расположения городов был слишком явным, чтобы цепкий и заинтересованный взгляд дяди мог это упустить. Просто раньше он думал, что чёткая геометрия — часть какого-то древнего магического ритуала, но после появившихся недавно сведений был готов согласиться с Фахором: либо оружие — либо защита. Защита… Звучит знакомо. Где-то что-то такое было… Тилле напряг память — и в голове всплыли строчки из прочитанного днём текста. …Совет Домов рвался в наступление, чтобы закрепить успех, но Мит-Рис сказал: «Щит Харгалида несокрушим, без помощи огнезмеев нам ни за что не пробить его»… Щит Харгалида — известная, в общем-то, вещь. Даже ребёнок сумеет объяснить, что это могучий барьер, выстроенный Тёмным Чародеем вокруг своей главной крепости. Можно было бы сказать: «Ага!», если бы не одно но: Харгалид — остров в океане. Так его описывают все без исключения источники. Предположим, он реально существовал — возможно, в составе Архипелага? — к Эмерии это не имеет отношения, какая бы защита там ни стояла. — Ладно, — сказал Фахор, нарушив затянувшееся молчание. — Если никаких светлых мыслей у тебя нет — можешь идти. Только возьми вот, — он полез в ящик и изъял оттуда ветхую, почти разваливающуюся книжонку. — Попался нам тут один… книголюб и коллекционер древностей. Ему уже не нужно, а тебе, может, пригодится. Тилле послушно взял книжку, стараясь не смотреть на бурые пятна на обложке, открыл, бегло пролистал — действительно, пригодится. Судя по картинкам, тут как раз про войну. Уже у выхода он обернулся и сказал: — Я разберусь. Я отыщу… Мне просто нужно ещё немного времени. Фахор молча кивнул. Тилле вышел за дверь.