Дом Огненного Змея

Мало что в жизни Освещающий Су-Тамир ценил больше, чем размеренность. Если бы свою жизнь он мог устраивать сообразно своим желаниям, то каждый его день походил бы на предыдущий, был наполнен одной и той же чередой нехитрых дел, и никогда не приносил с собой никаких неожиданностей. Такого идеального существования он лишился довольно рано — на пятом десятке лет, когда нынешняя должность свалилась на него вместе со всем остальным, свалившимся в то же время. Поначалу было мучительно, почти невыносимо трудно лавировать между десятками разных внезапностей, с которыми требовалось разбираться. В конце концов он привык и стал неплохо справляться, но хорошего настроения ему непредвиденные ситуации не прибавляли. Вот и сейчас отчёт своего первого помощника Су-Тамир выслушал без удовольствия — ещё и потому, что сказанное возвращало его мыслями к событию, повернувшему не только его судьбу, и весёлыми эти мысли никогда не были. Стах обрисовал некоторые вскрывшиеся факты и выдвинул новую гипотезу о первопричинах упадка расы — настолько же правдоподобную, насколько бесполезную. Рассуждения его были весьма стройны. Действительно, если попытка межмирного перемещения в Западной цитадели каким-то образом повлияла на жителей Тавирэнди, то исход змей — схожий ритуал, только мощнее в десятки, если не в сотни раз — вполне мог повлиять на жителей всей Альтары. Дело было не в битве на полюсе и не в тайном оружии Ран-Тара, а в самом ритуале. Логично, но что толку от этого знания? Решения проблемы как не было, так и нет. Всё, что можно сделать с добытой Стахом информацией — пойти к башне и рассказать ему. В надежде, что он наконец избавит мир от своего присутствия, как поступил бы на его месте любой порядочный человек после того, как угробил кучу народа, включая родного отца, но ждать порядочности от гадюки Су-Тамир перестал полторы сотни лет тому назад, так что нет. Тоже бесполезно. — Получается, что объяснение, которое мы придумали, чтобы люди держались от Западного холма подальше, оказалось почти правдой, — сказал он, невесело усмехнувшись. — Вредно для здоровья, да. — Ну, сейчас-то вреда никакого нет. Всё случилось в момент перемещения: отдача, пульсовая волна, что-то вроде энергетического цунами — я это так себе представляю. Часть из тех, кого накрыло, получили какой-то сбой в организме, но начал проявляться он только в следующем поколении. — То есть, впоследствии сбой может накапливаться, и тогда нас ждёт ещё больше отклонений… — Су-Тамир устало потёр виски. — Ладно, передай данные в цех солнцеслужителей — в конце концов, это их область компетенции. Хотя ума не приложу, чем это может им помочь… — Я тут подумал, — начал Стах, теребя в пальцах стило, — а что если организовать экспедицию на север? Су-Тамир недоумённо поднял брови. — Зачем? К месту битвы ходили десятки раз, и всё, что там можно было почерпнуть, хранится в цеховой библиотеке. Ничего нового ты не найдёшь. — Я имел в виду не место битвы. — А что тогда? Стах оставил в покое стило, помолчал, потом поднял глаза и сказал: — Долину Лилий. Предложи первый помощник наведаться к дикарям на второй континент, он бы не удивил Освещающего сильнее. Су-Тамир моргнул, ещё надеясь, что это шутка, но лицо его собеседника выражало полную серьёзность. — Стах, да ты что? Даже если предположить, что это не миф, в чём лично я сомневаюсь, иначе почему сам Хил-Хаэд, вроде как её Мастер, не оставил о ней никаких записей?.. Так вот, если Долина Лилий в самом деле существовала, то путь туда был потерян после войны. Сейчас никто не знает, где она располагалась — и вообще, что ты надеешься там найти? Волшебную веточку Лиу-Рис, один взмах которой излечит Альтару и вернёт людям былую чистоту? — Я понимаю, как это звучит, — Стах примиряюще поднял руку, — но послушай. Неожиданные вещи часто находятся в неожиданных местах. Пусть не волшебная веточка, но там могло сохраниться что-то, что натолкнёт на мысли, подскажет, в какую сторону копать. Касательно расположения… Я из-за Тми иногда езжу в Даруг. Как ты знаешь, Дом Шести Ветров последним перенёс свои поселения с дальнего севера, когда жить там стало совсем тяжко. Север был их вотчиной, у них могли остаться карты, которых больше нигде нет, какие-то зацепки… Я бы поспрашивал… — Дом Шести Ветров, — Су-Тамир презрительно скривился. — Ты что, с Хвит-Арамом теперь на короткой ноге? Стах отвёл взгляд, слегка виновато, и Су-Тамир почувствовал укол совести. С тех пор как Тми переехала в Северо-Восточную провинцию, ей вроде бы стало лучше. Он не знал точно, чем она там занимается (что-то, связанное с лесом), но понимал, что Предстоящий лично участвует в её судьбе. Стах поддерживал с ним отношения по необходимости. Нельзя было его за это упрекать. — Хорошо, — сказал он уже мягче. — Если тебе удастся найти что-то конкретное про Долину Лилий, можно будет подумать об экспедиции. — И тогда я хочу возглавить её. Позволишь? «Всё-таки, люди меняются с возрастом», — с оттенком сожаления подумал Су-Тамир, вздохнул и ответил: — Как пожелаешь. После этого не очень приятного разговора захотелось ненадолго остаться в одиночестве, поэтому он покинул рабочий кабинет, откуда его могли выдернуть в любую минуту, и вернулся к себе в середине дня. Он остановился посреди пустой гостиной, оглядывая знакомое пространство — из которого, по-хорошему, уже шесть лет как надо было съехать, но напоминать об этом Освещающему никто не решался, а сам он всё как-то забывал. В результате в апартаментах на четверых сейчас простаивала уже не одна, а две комнаты. Стандартное жильё для пары с двумя детьми: две двери, два живокаменных прохода. Правда, один из проходов вёл в комнату Кари (потребовала заменить сразу, как поступила в академию, вместе с окном), а одна из дверей — в комнату Тэм, чтобы дети могли зайти к ней в любое время. За прошедшие годы Су-Тамир заглядывал туда очень редко, но сегодня рука сама потянулась к дверной ручке. Внутри всё сверкало чистотой: уборщики работали на совесть. Когда Тэм была жива, она предпочитала убирать в их жилище сама, потом это стала делать Кари, ну а после её отъезда пришлось прибегать к посторонней помощи: у него-то не было времени. Можно будет привлечь Дэя, когда тот пройдёт церемонию — но уже на новом месте. Потому что переехать всё-таки надо, пора и честь знать. Его взгляд упал на кровать, застеленную белоснежным покрывалом. Он вспомнил, как Тэм лежала на этой кровати с аккуратно сложенными на груди руками; лицо, волосы, одежда — одинаково белые, только губы выделялись неестественным фиолетовым пятном. Как он, давясь слезами, впопыхах менял их цвет — на мёртвом теле это легче — чтобы никто не заметил… Хорошо, что он нашёл её первым — с утра кольнуло что-то в сердце. Плохо, что не кольнуло раньше… Он шагнул к кровати, собираясь сесть, потом передумал и опустился на стул. Привычным усилием мысли попытался вызвать в голове приятные образы, которых было немало, целая жизнь — смеющаяся Тэм, счастливая Тэм, они ведь были счастливы вместе, но Стах, змей его побери, разбередил старые раны, поэтому перед глазами вставало одно: холодная пустота в её взгляде, когда она отрезала эту жизнь, как рукав изношенного платья, и выкинула, одной окончательной, безжалостной фразой. Я никогда тебе этого не прощу. Тихонько стукнула входная дверь, выдёргивая его из трясины воспоминаний. Пресветлое, как вовремя! Он вскочил и бросился вон из комнаты, лишь на пороге спохватившись и замедлив шаг, чтобы не позориться перед ребёнком. Дэй держал в руках письмо, пытаясь натянуть тонкую, почти невесомую бумагу так, чтобы она не скручивалась обратно в трубочку — кажется, он читал его на ходу по дороге из птичьей башни. — Кари покусали мартышки! — радостно сообщил он, вскидывая голову. — За ноги! Пока она возилась в саду. Её напарник забыл закрыть опоясывающий барьер. Су-Тамир выдавил из себя подобие улыбки. — Ох, не завидую я этому молодому человеку. Наша Кари бывает страшна в гневе. — Ничего особенно страшного, — отмахнулся Дэй. — Главное быстро убежать. Он перевернул листок и снова уткнулся в него с неподдельным интересом. Су-Тамир как-то пропустил, в какой момент его прежде не особо дружные дети начали переписываться, но Дэй стал бегать к почтовикам регулярно — за новой стопкой бумаги, чтобы отправить письмо или забрать ответ. Он вспомнил, как сам писал брату, когда они жили в разных городах. Лем отвечал, но не так быстро и не так подробно, как ему бы хотелось. У Дэя и Кари интерес к переписке, похоже, был взаимным, что не могло не радовать. Дэй почти скрылся в дверях своей комнаты, но потом вдруг обернулся через плечо. — Кстати, можешь забрать книжки, я дочитал. Книжки?.. Ах да, из библиотеки. Отлично — как раз то, что нужно, чтобы отвлечься. — Ну-ка, ну-ка, неси их сюда, и расскажи мне, что ты узнал нового. Они устроились за тем же столиком, на котором раньше раскладывали их семейную игру. С отъездом Кари регулярные вечера прекратились — вдвоём играть было совсем скучно — но почему бы вместо этого не заняться обсуждением книг? Пользы уж точно побольше. Хорошая идея, зря он раньше не подумал. Дэй тем временем начал прилежно излагать: — Полторы тысячи лет назад часть людей в Амарате решили, что им не нравятся правила. В основном третьеродные, которые не хотели носить нательные кольца, но их поддержало некоторое количество второродных и чистокровных солнцепричастных. Су-Тамир кивнул: — Смутное было время. Кучка эгоистов, объединившись с кучкой идиотов, попытались пошатнуть саму основу государства. Можешь себе представить, как трудно пришлось тогдашнему Освещающему и членам Совета? — Но они довольно быстро нашли выход, — продолжил Дэй. — Нарушителей порядка становилось слишком много, чтобы покарать всех по закону, поэтому Совет Домов просто предложил несогласным уйти на свободные южные территории, навсегда. Жить там, как им хочется, и больше никогда не возвращаться. Две стороны договорились, подписали хартию Разделения, несогласные отселились — несколько веков спустя из них получилось королевство Эмерия. А оставшиеся в Амарате решили огородить свою территорию барьером, потому что не хотели иметь с отселившимися никакого дела. А, ну ещё и новый Кодекс приняли. Правил в нём прибавилось. — Ты понимаешь, почему создать границу было абсолютно необходимо? Дэй задумался — кажется, подбирая слова. — Чтобы люди туда-сюда не ходили и… их понятия о том, как правильно жить, не проникали к нам. — «Их понятия о том, как правильно»? — Освещающего слегка передёрнуло от этой формулировки. — Нет у них никаких понятий, только безудержность и беззаконие, разгул и грязь. Они отвергли порядок и окунулись в хаос. Сдержать хаос можно только непроницаемой стеной. — Хорошо, допустим, — сказал Дэй как-то очень по-взрослому, как будто вёл подобные дискуссии каждый день. — Я другого не понимаю. В обновлённом Кодексе прописано, что люди, неспособные творить, не могут ничего создавать самостоятельно — то есть, целиком при помощи инструментов и механизмов, как эмерийцы. «Откуда он знает, что и как создают эмерийцы?» — мелькнула тревожная мысль. Дэй между тем продолжал: — Разве это не глупо? Если бы не это правило, в Амарате было бы достаточно зерна — не нужно ни у кого просить. Третьеродные сами бы его выращивали, да ещё и делали всякие штуки: посуду, мебель, даже целиком дома — и дети тоже могли бы помогать. Нас почему-то считают бесполезными, а я бы мог уже столько всего… Гнев вскипел внезапно, и Су-Тамир треснул рукой по столу — так, что примостившаяся на краю книга подпрыгнула и свалилась на пол. — Где ты этого набрался — от тётки своей, да?! — в сердцах вскричал он. — Это Сави-Рин забила тебе голову своими дикими идеями? Всё, ноги твоей больше не будет в Ставарге! Летом никуда не поедешь, я запрещаю — и здесь вам говорить не дам. — Почему?! — Дэй вскочил, сжимая кулаки. — Потому что я так сказал! Я твой отец, и ты будешь меня слушаться! Дэй похватал ртом воздух, бросил на него полный ненависти взгляд и выбежал в коридор, оглушительно хлопнув дверью. «Вот и поговорили о прочитанном», — подумал Су-Тамир, когда к нему самому вернулась способность ясно мыслить. День, определённо, не удался. *** Когда Дэй-Су влетел в башню (краем сознания отметив, насколько усилилась его злость, стоило снять нательное кольцо), внутри у него пылал настоящий пожар. — Я его ненавижу! — закричал он, едва завидев знакомую спину, склонившуюся над развороченным нутром подъемника на десятом ярусе. — Всё, буду жить на улице, в лесу, в чистом поле — где угодно, но не под одной с ним крышей! Эрхэ-Линн, сидевший на полу в окружении старых шестерёнок, мотков проволоки и брусков шельфила, оторвался от своего занятия (кажется, у него наконец нашлось время починить механизм, который давно уже поскрипывал и застревал на полпути), бросил на Дэй-Су короткий взгляд через плечо и сказал: — Подай среднюю завёртку. Где-то вон в той коробке. Эта слишком маленькая. Нашарив в коробке нужный инструмент и вложив в протянутую руку, Дэй-Су возмущённо продолжал: — Ты не представляешь, что он сделал! Запретил мне ездить в Ставарг! А я всё равно поеду, да хоть прямо сейчас, пешком пойду, пусть попробует меня найти! — Решительный план. С удовольствием послушаю детали, но сперва подними платформу и подержи её между ярусами, пока я тут соединяю. И, покрутив в пальцах завёртку, он пробормотал себе под нос: «Нет, всё-таки великовата, та лучше…» Дэй-Су попытался сосредоточиться на платформе. Получилось это не сразу — творение требует порядка в мыслях и внутренней тишины, а у него внутри уже не первый час всё клокотало от гнева и обиды. Наконец ему удалось войти в правильное состояние — и грузовая платформа в узкой шахте поползла вверх, пока не зависла на нужной высоте. Дэй-Су выдохнул, потом снова медленно вдохнул, отгоняя от себя неприятные мысли. Не хватало ещё уронить, как на самых первых тренировках — то-то Эрхэ-Линн посмеётся. Уже на кухне, после второй чашки ромашкового отвара он вынужден был признать, что убегать из дома — план неважнецкий. Отец найдёт его и вернёт, потому что родители имеют власть над детьми и никуда от этого не деться. Нет, нужно дотерпеть до совершеннолетия. После пятнадцати он будет взрослым, а взрослому человеку положено своё жильё. Ну и что, что обычно студенты академии живут с семьёй, если учатся в том же городе. Это просто традиция, не правило; он может пойти в комитет распределения и ему обязаны будут выдать комнату — допустим, где-нибудь в Западной четвертине, подальше от цитадели и поближе к башне. На занятия ходить через весь город — ну и ладно, ему не привыкать. Всё лучше, чем терпеть рядом этого угнетателя, напыщенного как индюк и глупого как деревяшка. И за что только Пресветлое послало его такому отцу? Кажется, последнюю мысль Дэй-Су произнёс вслух, потому что Эрхэ-Линн сказал: — Увы, люди не вольны выбирать себе родителей, — и плеснул ещё отвара в его опустевшую чашку. — Из-за чего вы поссорились вообще? Неаппетитный запах кипячёной ромашки заполнил кухню, но не мог до конца перебить тонкий аромат лимонной травы. В другой день Дэй-Су уже бросило бы в жар — от близости к источнику этого аромата, от вида обтянутых перчатками рук, колдующих над приплюснутым, покрытым голубой глазурью глиняным сосудом, который Эрхэ-Линн называл эмерийским словом «чайник», но сегодня ему просто надо было выговориться. Поделиться обидой. Чтобы хоть кто-то его услышал и понял. — Вот из-за этого, — он угрюмо кивнул на чайник, стоящий на столе. — Я просто спросил, почему нетворящим нельзя создавать ничего при помощи инструментов — и его как шершень укусил. Эрхэ-Линн усмехнулся, и Дэй-Су подумал, что тот, должно быть, знал когда-то и отца, раз был дружен с дядей. Уж очень понимающей была эта усмешка. — Нет, ну а что, я не прав, что ли? Ты вот творишь из шельфила и вырезаешь по дереву, и я тоже. Кому от этого плохо? — Никому, пока нас таких двое на весь Амарат. Ты рассуждаешь с точки зрения человека, а твой отец — с точки зрения государства, и в этом вы с ним расходитесь. — Он устроился на скамейке в своей любимой позе, спиной к стене, вытянув ноги. — Попробуй подумать не о себе, а обо всех Светлых Землях целиком. Наш уклад требует, чтобы люди как можно меньше отличались друг от друга. Эмерийский путь ведёт к многообразию — вещей, идей, желаний — а многообразием сложнее управлять. Да и несовместимо это в пределах одной страны. Либо одно — либо другое, понимаешь? Дай третьеродным гончарный круг, плуг и борону, плавильную печь — и они очень быстро поймут, что могут всё делать сами. Устанавливать свои правила, отличные от наших, и история повторится: недовольство, конфликт, раскол. Третий Кодекс был принят, чтобы этого избежать — и, как видишь, до сих пор успешно работает. Сейчас в Амарате мирно сосуществуют две уже разные, в сущности, расы. Если отменить хоть одно из ограничений, будь то нательные кольца или запрет на широкое использование инструментов — привычный мир рассыпется, как кучка перегоревшей золы. Дэй-Су задумался. Человек и государство… В словах Эрхэ-Линна был резон, но почему одно обязательно должно быть противопоставлено другому? — Неужели нельзя что-то придумать, ну… чтобы и людям было интересно жить, и в государстве спокойно? Сказал — и сам устыдился тому, как по-детски это прозвучало. Он поднял голову, готовясь натолкнуться на снисходительную насмешку в фиолетовых глазах, но там неожиданно мелькнуло что-то, похожее на удивление и даже… уважение? Должно быть, показалось. — Сделать так, чтобы глиняные горшки присутствовали в жизни, не подрывая при этом основ миропорядка? — Эрхэ-Линн посмотрел на него долгим взглядом. — Не знаю, Дэй. Когда вырастешь, можешь поискать способ. *** Посреди дня в спальне царил полумрак. Плотно затянутое и затуманенное окно не пропускало солнечные лучи, только маленькая шаровая лампа на столике создавала вокруг облако мягкого, щадящего света. Кари-Су пошевелилась на подушках, замычала, судорожно дёрнулась и свесилась с кровати. Нист-Арр быстро подставил ведро. — Может, всё-таки вызвать корабль? — участливо спросил он, когда её перестало выворачивать. — Иди к змею со своим кораблём! — огрызнулась она, выдернув из его руки стакан с водой и прикладывая ко рту платок. — Хочешь, чтобы надо мной смеялся весь Эйерли? И вообще, убирайся из моей комнаты, видеть тебя не хочу! — Я не могу оставить тебя в таком состоянии… — В таком состоянии?! — от злости Кари-Су замутило ещё сильней. — А кто виноват в моём состоянии?! Сначала мартышки — теперь это!.. — Я не думал, что у тебя индивидуальная непереносимость… Крапчатый красношляпник — довольно безопасный гриб, у нас все его едят. Моя мать, когда на работе завал, может питаться им целый месяц — говорит, голова ясная, спать почти не хочется. Детям, правда, не рекомендуют. У детей иногда бывает вот такое — рвота, расстройство желудка… — Нист… — прошипела Кари-Су, мечтая дотянуться до ведра и опрокинуть ему на голову, — …заткнись. Тот послушно заткнулся — но ненадолго. — Кари, извини, я правда виноват, не надо было тебе предлагать, — он опустил голову, всем своим видом изображая раскаяние. — Завтра уже должно стать получше… А хочешь в Эйерли на Солнцепраздник? Мы вызовем корабль, когда ты поправишься. Съездишь, развеешься. Со станцией я один управлюсь. Кари-Су демонстративно отвернулась к стене. Нист-Арр воодушевился своей идеей — кажется, ему очень хотелось заслужить прощение. — Давай, а? Там будет весело, тебе понравится! Поезжай на неделю, или даже на две — только не злись… Кари-Су неопределённо хмыкнула — с достаточным оттенком презрения, чтобы напарник усомнился в её согласии — пряча вспыхнувшую улыбку под скомканным в руке платком. Кости по-прежнему ломило, голова раскалывалась, в желудке ворочался какой-то мерзкий шипастый зверь, но на душе сразу полегчало. Две недели в городе! Вдали от этого проклятого острова! Ради такого она бы и сама отравилась поганкой.