В то лето Украина съехал от них, поступил в Кембридж, оставив маленького брата выживать наедине с тираном-отцом. Все остальные республики давно разъехались тоже, у всех была своя жизнь, и только самый младший, Россия, должен был занять место отца в управлении трестом, а потому Союз его от себя никуда не отпускал.
Только через год, когда украинец проездом вернулся домой на пару дней, он понял, на какую муку все четырнадцать детей обрекли младшего братика. Россия уже не был похож на себя прежнего: загнанный, угрюмый пацан, не выходящий из комнаты или не приходящий домой вообще. Раньше он был не таким. Украина помнил, как они дурачились вместе, часами играли в футбол и войнушки во дворе, шугали соседских собак и кошек, перелезали через забор в чужой огород за кислыми яблоками...
В тот год, когда Украина заехал к ним на чай, Россия пришёл поздно. Взглянул на него, застыл в дверях, и буря на миг пронеслась в темно-синих юношеских глазах, прежде чем парень, не сказав ни слова, переодевшись в своей комнате и забрав вещи, выбежал из дома, нарочито громко бахнув дверью.
Винил ли Украина себя? Возможно. Или же то была банальная жалость, и никакого сочувствия.
Союз доканал его. Их всех. Он зашугал бедного мальчишку. Россия взрослел, и с каждым днём его разочарование в жизни становилось сильнее, а характер жёстче. Всё самое светлое, что было в нём, пряталось под натиском жестокости и самодурства отца, который либо унижал, либо насмехался. Украина сам помнил свои детские годы в этом доме: то ещё времечко. Благо, у него тогда была пара-тройка настоящих друзей и целый скоп братьев и сестёр, которые волей-неволей делили отцовский гнев между собой, и каждому доставалось меньше. Теперь, когда дом пустовал, всё свалилось на плечи одного маленького русского.
СССР не был плохим отцом в понимании заботы о благополучии детей. Кажется, и самодурство тоже - не грех. Когда в институт поступил его первый ребёнок - Литва, он как мог поддерживал её материально. Пересылал деньги, кульки с закрутками, тёплые вещи. Так было и с другими, разве что в разных пропорциях. Например Украина оказался самым независимым и свободолюбивым и, как только переехал в Лос-Анджелес, сказал нечто вроде: я сам могу найти себе пропитание и жильё, мне не нужны твои подачки. Это было не из вредности или желания утереть папаше нос. Просто независимость от кого бы то ни было стала для украинца приоритетом.
Россия отстранённо водил глазами по маленькому залу, по старому советскому ковру в пятнах и проплешинах, по ламповому телевизору, пожелтевшим стёклам в окнах. Украина так и читал в его лице: зачем, за что мне всё это? Сердце невольно сжималось, и становилось тошно от самого себя. Сам Украина жил в хорошем новеньком доме, будто вынырнувшем из американских комедий, где все в конце жили долго и счастливо. У него была хорошая работа с плавающим графиком и без постоянного прикрепления к месту. В любое время он мог договориться и работать удалённо из любой точки мира, сменить место, даже должность, род деятельности. Он сам не знал, как так получалось: быть везде и нигде одновременно, де-юри работать на одной работе, а де-факто на нескольких. Но то был настоящий подарок судьбы.
В конце концов, он жил вне СНГ. Вне какой-либо одной страны, а практически колесил по всему свету.
Оттого, наверное, сейчас было так больно смотреть на собственного брата, поневоле запертого в четырёх стенах в этом грязном городе, страдающего под гнётом СССР. Россия заслуживал большего, много большего. Украина не понаслышке знал, насколько тот смышлёный ребёнок, готовый на всё ради своих целей. В нём зрел огромный потенциал, который просто тух в этом болоте серых панелек и будней.
Украине так хотелось вытащить его из этого. Но он верил в судьбу (после одного случая, когда гадалка в переходе нагадала ему небольшую опухоль, которую удалось быстро обнаружить и вылечить благодаря ей, счастливую жизнь, полную приключений, а ещё переезд в США). И кто знает, что написано на ладонях России. Есть те, кому просто суждено слиться с панельками или умереть среди гаражей, захлебнувшись собственной рвотой от жестокого опьянения. Это не значит, что они жили как-то неправильно. Это не значит, что они плохие люди.
Ведь не зря было сказано: если звезды зажигают... Они ведь тоже все разные, кто ярче, кто поменьше.
Что будет, если украинец заберёт брата с собой? На кого останется их отец, всеми брошенный, и его компания? Честно ли это по отношению к СССР? Честно ли это по отношению к России?..
Он слишком привязан к дому и не готов куда-либо переезжать. Не готов так кардинально менять свою жизнь, ведь он ещё не взрослый, но уже и не ребёнок. Сейчас для него самый тяжёлый возраст - 15 лет. Время непринятия всего мира, время самокопаний.
А с другой стороны - час открытий. Либо сейчас, либо никогда, пока он не определился с жизненной позицией, пока не нашёл себя где-нибудь среди местной шпаны, вымогающей деньги у малолеток, чья единственная радость - кринжовые вписки с дешёвым алкоголем и драками. Не такой жизни Украина хочет для брата, но понимает, что, скорее всего, не ему это решать.
И потому он уезжает. Но до этого, хорошенько попотев и потрепав себе и близким нервы, ему удаётся поймать Россию и как можно осторожнее поговорить с ним.
Мол, не хотел бы ты когда-нибудь поехать со мной?..
Знаешь, когда закончишь школу.
Да, домик у меня съёмный, и если не буду платить аренду - меня легко оттуда вышвырнут, это ведь не русская ипотека, где всё лишь бы своё.
Но я могу предоставить тебе возможности, которые выпадают далеко не всем.
Если хочешь, можешь считать себя избранным. Дети в твоём возрасте частенько так делают, не правда ли.
Россия смотрит на него пустыми серыми глазами, но в их глубине украинец читает тяжёлое раздумие. Ему нужно всё хорошенько обдумать и понять, насколько ценно то, что может дать ему брат сейчас. На это требуется время.
А потому он уезжает, чтобы вернуться через год.
****
Канун Нового года. Украина в своей небольшой квартирке в Нью-Йорке заваривает каву. И чуть не обжигается кипятком, когда телефон рядом на столе вибрирует, а на экране высвечивается «Россия».
Этот номер не появлялся на его телефоне во входящих примерно... Никогда?
Они никогда друг другу не звонили.
С самого рождения русского. Этот номер ему дал СССР чисто символически.
Украина минуту просто смотрит на светящийся вибрирующий аппарат, но всё же собирается и поднимает трубку.
— Алло..?
Хриплый, по-юношески ломающийся голос с той стороны.
— Забери меня отсюда.
****
Всё как во сне. Аэропорт, самолёт, билет в Москву. Оттуда – в маленький городок, которого даже нет на карте, в старый отчий дом, где некогда жили республики с СССР.
Зелёные обшарпанные стены подъезда, смутно знакомая дорожка, словно восставшая из детских воспоминаний-кошмаров. Украина чувствует раздирающую, щемящую тоску и боль. Когда-то это было его родным домом, теперь же... Теперь же. Он не опишет это словами. Ему просто больно оттого, что когда-то он искренне верил, что его дом - единственное место, где он может жить. Где он нужен, где о нём заботятся, где пройдёт вся его жизнь. Но стоило уехать отсюда - и оказалось, что помимо трёхэтажного замка из белого кирпича, огорода с картошкой на заднем дворе и маленького садика существует целый мир. Мир, жестокий и опасный, прекрасный и манящий. Мир, в котором ему везде есть место, вопрос только в том, захочет ли он выбрать одно и остаться. Хоть Украина и исполнил свою заветную мечту - стал свободным - нигде больше в мире он не испытывал того чувства... Чувства, что он дома.
Казалось, что здесь не изменилось ничего, и в то же время многое поменялось, стало не таким, каким украинец его помнил. Это можно было сказать и о России.
Пацан семнадцати лет, уже не ребёнок, но и не взрослый. Взгляд острый, будто знает: ему можно всё, он на всё способен, но сомневается, потому что его заставили сомневаться другие. С детства говорили: мечтать не вредно, спустись с небес на землю, все хотят жить хорошо – да не всем хватит земных ресурсов. Украине говорили то же самое, но он с малолетства начал общаться с Америкой и его друзьями, которые в противовес его семье убеждали: не слушай этих бумеров, коммунизм – испорченная глупая идея, а в тебе – огромный потенциал, и ты сам решаешь, использовать его себе и другим во благо или же хоронить. Только, мол, помни, что нерастраченные ресурсы убивают тебя изнутри. Возможности, которые так и не воплотились в жизнь, которые ты упустил – вот твои главные враги и ошибки. И Украина поверил. Сначала Америке, а потом и в себя. Угрозы отца, его оскорбления и унижения с каждым разом теряли вес в его глазах, казались глупыми. Человек, не сумевший реализовать себя, просто пытается вместе с собой потопить и других. К сожалению, не редкость в их мире.
Они чаевничают на старенькой советской кухне с выцветшими отклеивающимися обоями. Дешёвый чай оседает вяжущей горечью на языке. Такая же горечь, что чувствует Украина, когда оглядывает отчий дом – вернее то, что от него осталось.
Россия молчит, пытаясь спрятать за угрюмостью нервозность.
— Ты уже собрал вещи? — наконец нарушает тяжёлую тишину Украина, и голос его на мгновение дрожит. Он прокашливается, чувствуя себя не в своей тарелке при разговоре с родным братом. Братом, которого он не видел два года.
Россия смотрит в одну точку, словно не слушал его вопроса. А потом тычет куда-то за спину, в коридор. Украинец всматривается в полумрак остальной квартиры: там, у поломанной тумбочки в выцветших детских наклейках, стоят чемоданы и сумки. Вещей много, вопреки ожиданиям. И тогда Украина понимает: России страшно. Он так хочет уехать, но при этом взять с собой весь дом. Вывезти всю эту квартиру в США, словно от этого что-то измениться, будто это возможно. Он не готов к переменам, он просто думает, что это — его единственный шанс.
Украинец поджимает губы.
— Отлично, — улыбается он преувеличенно бодро.
Отца дома нет – это хорошо. Они могут спокойно перебрать вещи, посмотреть телевизор, выйти в сад. В крайнем случае – просто поговорить.
— Значит, так... — начинает украинец подготовленную заранее лекцию о том, что США – не Россия, а Нью-Йорк – не Москва. Там другие правила. Свои законы, меняющиеся от штата к штату. Люди там тоже совсем другие, и вести себя с ними, как с гражданами СНГ, не получится.
Россия не смотрит на брата, но между бровей его залегла складка – признак того, что слушает внимательно. Наконец, когда речь подходит к концу и минует долгая пауза, он решается задавать вопросы.
На самом деле, он даже не знает, что спрашивать. Это его первый опыт переезда, и все вопросы возникнут потом, когда он столкнётся с трудностями лицом к лицу. Всё, что Россия знает о Штатах, это то, что все говорят, будто там лучше. А ещё эти красивые фото небоскрёбов из интернета.
А ещё в них не будет отца и будет брат, а значит,
там точно лучше.
