Мой милый убийца

Было тепло. Боль ещё пронзала бедное тело. Явно это не рай. Иван считал, что не может попасть в рай из-за своих грехов. Сейчас он откроет глаза и увидит перед собой рогатого демона, который собирается его съесть за все его проступки. Гончаров открыл глаза. На удивление, он был в каком-то номере, на мягкой кровати, на стенах были уютные бежевые обои, а на потолке люстра с мягким желтоватым светом. А рядом с ним и сидел его личный «демон», с интересом разглядывая то, что утащил у Достоевского. Иван удивлённо посмотрел на Шибусаву, на что тот улыбнулся. Гончаров отвернул голову от своего похитителя и посмотрел в стену. Ну зачем? Зачем это всё? Неужели нельзя просто спокойно уйти из этого мира? Но Шибусаве далеко всё равно на желания Ивана. — И что отворачиваешься? Где твоя благодарность, Ванюша? — Недовольно спросил Тацухико. Гончаров возмутило обращение к нему, поэтому он одарил нового знакомого гневным взглядом. Для Ивана довольно неестественно так ярко выражать эмоции. Шибу слегка улыбнулся. Ему нравится смотреть, как ломается эта холодная сторона Ивана, как он перестаёт контролировать свои эмоции. — Неужели вечно счастливый человек начинает чувствовать себя паршиво? — Всё с той же лёгкой улыбкой и слегка хитрым взглядом спросил Шибу. Но в ответ тишина. Гончаров не желает сейчас открывать рот и произносить хотя бы звук. Хочется тишины, чтобы сбежать от этого паршивого прогнившего мира, но голос его личного «демона» всё снова и снова вытаскивает бедного Гончарова в этот ад. Но ад ли на самом деле? Пока Ваня закрыл глаза и вновь погрузился в размышления, Тацухико стал осматривать его. Шибусава взял в свои когтистые лапы руку Ивана, проводя от плеча подушечками пальцев по всей длине до самой кисти. Это заставило Гончарова оторваться от мыслей и с непониманием посмотрел на Шибусаву. — Вы так смотрите, будто собираетесь мою руку оторвать. — Немного недовольно произнёс Иван, на что Тацухико тихо посмеялся. — Хм, а вполне неплохая идея, вот только я предпочитаю хранить вещи своей коллекции в целости. — Но разве я Ваша вещь? — Гончарова не удивляло, что его назвали вещью. Он думал, что принадлежит только Достоевскому, но тут понимает, что по сути, он больше никому не нужен, и эта мысль пронзает что-то внутри, заставляя корчится от боли. — Моя. Я тебя спас, так что теперь моя. Но ровно до того момента, пока ты мне интересен. — Алые глаза с любопытством рассматривали Гончарова. Ивану это не очень всё нравилось. — Никто не просил Вас меня спасать. Моё божество прокляло меня. Я недостоин жизни. — Какой же у тебя скучный мозг. Я думал ты чуть умнее, а ты лишь как пёс умеешь слушать хозяина. — С сильной ноткой досады ответил на это Шибусава, после чего оставил Ивана одного. Гончаров задумался. А он и не помнит кем вообще был до той операции. Всё было покрыто какой-то тьмой… Глаза Ивана медленно закрылись, а он сам погрузился в свои чертоги разума. Голос его демона вновь стал повторять фразы о том, насколько ничтожен Гончаров. Это давит, огромным острым молотом бьёт по сознанию. Как это сводит с ума. А от тишины вокруг голос Фёдора становится только громче и громче. Ивану кажется уже, что если он откроет глаза, то Достоевский будет прямо напротив него. Но если он всё же откроет глаза, то это убьёт его прямо сейчас, по крайней мере, было такое сильное чувство. Как же отвратительно. Он ужасен. «Лучше бы мне расшибло голову при падении» — подумал Гончаров, считая, что он должен умереть после этого, ведь тогда он повинуется желанию его божества и, может быть, тогда сможет искупить свой грех. Его руки тянутся к собственной шее, пытаясь душить себя, но животный инстинкт не даёт возможности сжать лодони. Какой же он всё же слабак. От отвращения к себе Гончарова уже тошнило, а дальнейшая жизнь представлялась просто бессмысленной. Вот его руки сжались на шее. Иван лежит и давит со всей силы, пока просто не теряет сознание… — Я принёс тебе лекарства и поесть… — Сказал Шибусава, заглядывая в комнату, но увидел, что тот пытался себя задушить. Конечно, Тацухико не хотел потерять своё новое преобретение в первый же день. Шибу подошёл к Ивану, осматривая его тело. С учётом, что на Гончарове была всего футболка, да штаны, то это не составило труда. Алоглазый демон заключил, что Ваня жить будет, но вот бинты пора сменить, поэтому занялся этим. Тонкие изящные руки с длинными чёрными, словно у дракона, ноготочками осторожно стянули с худощавого тела Ивана футболку, приподнимая его и укладывая на мягкие подушки. Тацухико достаёт из кармана нож и лёгким и точным движением обрывает бинты, не задевая кожи пострадавшего. Шибусава принимается рассматривать вновь тело перед собой. Острые, словно шипы розы, ключицы, ярко выраженная талия, аккуратные плечи и соблазнительная шея со следами от недавнего удушья. Тацухико приподнял Ивана, осторожно обработал вновь его рану и перемотал битами. Но зачем? Для чего он всё это делает? Шибусава считает, что все человеческие чувства ему не нужны, да и испытывать их не может. Но что это за душераздирающая боль, что отдаётся резкими ударами сердца? Почему он всё это испытывает при взгляде на Ивана? Почему так больно смотреть на раненое тело, так хочется касаться не только руками, но губами? Что с ним такое? Столько вопросов и ни единого ответа. Именно для этого Иван сохранён в особой коллекции Шибусавы. Коллекции прямо внутри его сердца. Тепло. Так приятно на душе… Что-то странное. Пару минут назад Ивана мучал голос Достоевского, а сейчас он чувствует себя так блаженно. Неужели он всё же умер и сейчас в раю, ведь искупил грех перед своим богом? Но нет, боль от раны слишком резко заставляет его приземлиться. Так что же это тогда. Так страшно открывать глаза. Иван боится, что если сейчас откроет глаза, то всё это исчезнет. Но вот что-то рядом зашевелилось… Что? Это кто-то живой. Гончаров решил, что всё же стоит глянуть, что же такое божественное лежит рядом с ним. Открыв глаза, тот был сильно ошарашен. Рядом спал Шибусава, очень осторожно обнимая того за руку. Похоже Тацухико сделал это случайно во сне. Но что он тут вообще делает? Наверное, стоит рассказать о том, что на данный момент они находятся в съёмной однокомнатной квартире, именно поэтому второй кровати тут нет, и Шибусава вынужден спать с Иваном на одной кровати. Гончарову это не очень нравилось. Кое как, но тот смог выбраться из лёгких объятий Шибу и при этом не разбудить его. Удивительно! И вот Иван уже был в ванной и смотрел на себя в зеркало. Окровавленые на концах волосы, отвратительные скулы и мешки под глазами. А эти грязные голубые глаза, словно небо, которое отражается в куске грязи, что уже само по себе странно и неестественно. Голова замотана уже грязными и серыми билетами. Удивительно, ведь он не менял их всего день или два, а они уже такие серые. Или они всегда такими были? Гончарову кажется, что он вообще больше ничего не помнит… Рядом лежала бритва. Она судя по всему, она давно не использовалась или вовсе была одноразовой. — Интересно, господину бы понравилось украшать моё тело изящными ранами?.. — Гончаров достал лезвие из бритвы и вонзил его в свою левую руку, проводя длинную и изящную линию. Но вдруг его довольно сильно ударили по голове. Лезвие выпало из руки, а бинты упали с головы, оголяя уже слегка обросший затылок. Из-за того, что у Гончарова были длинные волосы, то это заметно выдедялось. Иван поднял свой изумлённый взор на ударившего. — Ты что тут делаешь? Тебе кто-то разрешал накладывать на себя руки? — Немного недовольно спросил Шибусава. Всё же Гончаров теперь его собственность, а за своими вещами следить надо. Иван лишь непонимающе моргал глазками, пока Тацухико прожигал его своим алым взглядом. Бесполезно. Шибусава осмотрел рану на руке Ивана. Ещё немного и кровь испачкает белоснежное полотенце, что лежит на полу для ног. Необычные ощущения от тёплого языка Шибусавы испытал Гончаров. Тацухико слизал кровь с руки своего сокровища и на последок даже облизнулся. Не сказать, что ему понравилось это делать, но Шибу точно нравится смотреть за изумлённым Гончаровым. Это что? Лёгкий румянец? Оба не верили, что Иван может краснеть, но оба только что убедились, что это вполне возможно. — Какой ты интересный. — Усмехнувшись, сказал Шибу и потащил его в комнату, где лежала аптечка. — Но впредь я запрещаю тебе наносить себе увечья. Ты теперь часть моей коллекции, поэтому ты обязан быть целым. Коллекции? Неужели Иван всё же нужен? Нет. Он лишь вещь, а божеству своему он не нужен, потому и наказан тем, что вынужден быть вещью этого демона. Тацухико замотал руку Ивана бинтами и ушёл завтракать. После лёгкого перекуса тот ушёл из дома. Гончаров снова они. Снова. Опять. Лишь бы не слышать эти голоса, посланые ему его же богом. Иван пытался спокойно допить свой чай, как вновь его разум затуманился, а вокруг стал слышен голос его бога. Иван ушёл в комнату, где залез под одеяло и пытался заткнуть им свои уши, что было явно не лучшей идеей, ведь вообще не работало. Хотя, со временем, но это помогло. Иван уснул, что спасло его от очередного наказания.