***
Се Лянь многое пережил за свою жизнь; что–то радовало, что-то огорчало, злило, расстраивало, а о других вещах лучше забыть - но он мог легко сказать, что эти последние несколько недель, особенно дней, были, без сомнения, самыми противоречивыми и запутанными из всех, что он когда-либо видел и когда-либо переживал. А именно, просыпаться через, как ему сказали, неделю безсознательного сна, без понятия о том, где он находился – чего он до сих пор не знает, никто не потрудился сказать ему, и у него не было реальной возможности спросить – преследуемый каждый день драконом, который считался божеством и защитником этой деревни. Который каждый день приносил подарки и дарил внимание, и с каждым днем этих подарков становилось все больше. В конце концов, дракон почти не отходил от него, а если и отходил, то ненадолго, прежде чем вернуться с еще большим количеством подарков. На самом деле это было довольно забавно. Но горькое чувство незнания, почему это все было ему подарено, всегда было настоящим грузом. Необходимость возвращать некоторые из этих вещей, например урожай, была менее занимательной. Оказывается, их почитаемый бог часто крал у жителей, чтобы подарить немому незнакомцу, который ворвался в деревню, нуждаясь в помощи и еде. Излишне говорить, что реакция была не слишком приветливой, даже после того, как он вернул то, что было неосознанно украдено неким драконом. Их презрение к нему было очевидным. С каждым днем его время пребывание в доме доброго целителя сокращалось, и ему оставалось думать, что делать дальше. Куда идти, как разобраться в ситуации – выяснить, чего от него хочет преследующий его упрямый дракон. Однако, одно было ясно: он не сможет вернуться туда, откуда сбежал. Во время бегства у него действительно не было ни малейшего представления о том, куда на самом деле идти. В конце концов он почти сдался и остановился глубоко в лесу у тихого ручья, чтобы залечить свои раны. Лучше так, чем возвращаться назад. Так что, он не представлял, что окажется в ситуации, в которой он сейчас находится. Он приходил в замешательство каждый раз, когда пытался разобраться в этом. Его, как он думал, спас Хуа Чэн – как его называли люди, – потому что, судя по всеобщим разговорам, именно это и произошло. Дракон внезапно ворвался в деревню, требуя, чтобы они спасли его. И как бы Се Лянь ни размышлял, он не мог этого понять. И вдруг, вчера, когда солнце начало садиться, дракон каким-то образом умудрился выглядеть еще более жалким, чем когда-либо – он распластался на животе, с выжидающим взглядом красных глаз. Дракону часто удавалось произвести пугающе хорошее впечатление избитого щенка, дергая за сердечные струны. Се Лянь изо всех сил старался держаться на расстоянии, он совсем не доверял дракону – с чего бы – и все же он молча отвечал на заботу, которой его осыпали, из-за чего все оказалось еще хуже. Внезапно его заставили сесть на шею дракона – чешуя была гладкой, но жесткой и прохладной, грива пушистой, как у собачьего хвоста, очень приятной для поглаживания, не то, чтобы он об этом подумал, – а затем его подбросило в воздух, где он запаниковал, после чего они влетели в дыру в пещере, где он и отключился. Все, что было после этого, до сих пор казалось сном, за которым наблюдали со стороны. Его тело наконец-то стало его собственным, и он воспользовался этим моментом, чтобы вырваться из когтей дракона. Он думал, что теперь его наверняка съедят, наконец-то увидят как добычу – затащат в логово, чтобы поиграть с ним и замучить до смерти, прежде чем наконец съесть. Неужели игра с добычей каким-то образом делала мясо вкуснее? И все же, когда он, наконец, оказался загнанным в угол, дракон совершил невообразимое. Он попятился? Что это за нездоровая игра власти? Затем каким-то образом он снова оказался перед зрелищем вчерашнего дня – дракон, прижатый брюхом к земле, подбородком тоже упирающийся в пол, и с широко раскрытыми глазами, что все еще смотрят на него. Он был похож на обиженного маленького хорька. Если бы Хуа Чэн мог дуться, Се Лянь был уверен, что дракон делал бы это именно так. Все в нем кричало отступить, продолжать убегать, пока у него был шанс – не то чтобы он был на это способен, учитывая зияющую дыру сразу за пределами пещеры, он бы никогда не пережил такого падения – но он не мог отвести взгляд, не мог удержаться от того, чтобы перестать смотреть. Какая разница, умрет ли он сейчас, очарованный идиотизмом дракона, или его смерть будет медленной. Если бы не было другого выхода, он предпочел бы, чтобы все закончилось быстро. Поэтому, дрожащими шагами, тащась к дракону точно так же, как вчера, он через несколько секунд предстал перед ним. И точно так же, как и раньше, божество прижало свою мягкую голову к его ладони. Мех был бархатистым, похожим на лошадиную гриву под рукой, а затем сужался в бакенбарды, напоминающие усы, эти длинные волоски были более грубой текстуры. О комфорте, который приносили ласки этого мягкого и теплого меха, он предпочел бы умолчать. Если он в любом случае умрет, какая польза от вежливости? Ему хотелось бы воспользоваться этим моментом, чтобы оценить неземное ощущение шерсти дракона у себя на ладони. Подавив нерешительность и страх, он позволил своим рукам двигаться дальше. От пушистой морды, сужающейся к мягкой чешуе после достижения конца переносицы - чешуйки были на удивление мягкими, другой текстуры по сравнению с теми, что покрывали его шею и спину, совершенно не жесткими – до самого лба. Его брови были покрыты длинным грубым мехом, который продолжал покрывать остальную часть его лба вниз по шее, и превращался в полноценную пушистую гриву цвета воронова крыла. Его руки все еще лежали на лбу, нерешительно зарываясь в удивительно густую шерсть. Поразительно, но его никто не прервал, да и не проглотил целиком до сих пор – скорее, дракон был тих, подозрительно тих. Прикусив нижнюю губу, он по-детски решил попробовать почесать дракона. Разве это не была бы интересная история для небес – или ада, когда он, наконец, туда доберется. Поэтому, дрожащими пальцами он начал тихонько похлопывать его, по-прежнему по лбу. Не получив никакого сопротивления – скорее, ему показалось, что Хуа Чэн склоняется к прикосновениям, хотя он, вероятно, не видел и не воспринимал это правильно – он начал перебирать пальцами, подстриженные ногти царапали нижний слой меха. Он почувствовал теплое дыхание у своего живота, там, куда упиралась морда дракона. Но по-прежнему никаких других движений. Страх и гнев, которые постоянно терзали его в последние часы, казалось, ушли, забытые по мере того, как он становился все более заинтригованным с каждой секундой. Потому что, честно говоря, что вообще происходило в данный момент? Он почесывал зверя, который, как он был уверен, убил бы его, если бы ему дали шанс, как будто он был щенком. Тем не менее, зверь не сделал никаких злонамеренных движений, вместо этого он только глубже зарывался мордой в него с каждым почесыванием, эти красные глаза были закрыты, и он был слишком расслабленным. Тонкие пальцы спустились ниже по голове дракона, прежде чем добраться до его щек и уголка рта, покрытого тонким слоем мягкого меха и чешуи. Он позволил своим рукам ненадолго задержаться там, согревая руки от тепла звериной шкуры, прежде чем снова продолжить свое исследование. Наконец, они остановились в гриве у горла. Грива в целом была пушистой и непослушной, некоторые участки казались спутанными изх-за того, что их не расчесывали, но в нее было мягко и приятно зарываться пальцами - грива у его горла была намного мягче, чем остальная грива. Она была атласной, даже кожа под мехом была мягкой и теплой. Се Лянь чувствовал себя очарованным, когда его пальцы продолжали скользить по прядям, время от времени погружаясь глубже, чтобы почесать кожу. Он практически совсем забыл о своей сдержанности по отношению к дракону, пока не почувствовал внезапное движение против него, как раз, когда его пальцы царапнули место в гриве – но как только он почувствовал это, дракон застих, снова подкрадываясь и кладя голову на мужчину. Пораженный, он почти отступил назад, сделав короткую паузу, прежде чем продолжить снова. Он снова погладил то место, шея под его пальцами напряглась, голова дракона откинулась назад. Се Лянь поспешно отдернул руки, отодвинувшись на дюйм назад, и уставился на дракона, разинув рот, думая, конечно, что сейчас его обязательно съедят. Но снова зверь не сделал ничего, только шокировал. Еще даже не открыв глаза, дракон последовал за теплом, которое уже довольно долго прижимало его к себе, прежде чем внезапно отстранился – его голова ударилась о это теплое знакомое объятие, и он снова расслабился. Се Лянь потерял дар речи. А еще ему хотелось плакать. Все это было слишком непонятным, чтобы выразить все словами. Прежде, чем его мозг успевает осознать, что происходит на самом деле, его тянет продолжить, руки уже снова зарываются в густой мех, на месте, где он остановился. Это глупо. Это так глупо. Это невероятно глупо! Его мозг бормочет, как мантру, но он продолжает. Он легко находит то место, дракон снова сразу напрягается, когда его чешут. Если ты собираешься съесть меня, почему это должно быть так затянуто? Но он снова теряет дар речи, разрываясь между смехом и плачем, потому что – ну правда. Это было совсем не то, чего он ожидал. Дракон царапает землю передней лапой, в то время как его задняя лапа брыкается и топчет воздух, что очень похоже на собаку, которой очень приятно. Се Лянь издает вздох, похожий на попытку рассмеяться, которую он не может осилить, – и дракон замолкает. Он чувствует, как все его существо напрягается при этом, когда дракон, наконец, открывает свои красные глаза и немедленно направляет их на него. Се Лянь хотел бы сказать, что они пылают любопытством, но он не слишком уверен. Удивительно, но в воздухе нет и намека на жажду крови. На самом деле, он не может заметить никаких плохих намерений со стороны божества перед ним, в гриве которого все еще зарыты его руки. И разве это не шокирующе? Не обращайте внимания – все это похоже на извращенную шутку. Великое божество-дракон, где-то – он не уверен где – похищает человека и держит его в плену, используя его в качестве своего личного массажиста. Вот это уже странное повествование. Его пауза, которая затянулась на некоторое время, вызывает у дракона любопытное, но манящее мурр, прежде чем этот мех прижимается к его рукам, явно требуя еще, по-видимому, почесываний. Се Лянь, некогда наследный принц – Фу, он предпочел бы не думать об этом. Се Лянь, некогда человек очень знатного положения, сегодня считается личным слугой божества-дракона Хуа Чэна. Это действительно было слишком смешно. И все же в груди у него сейчас было легче, чем когда-либо.***
Незаметно для него, эти красные глаза одержимо смотрели на маленькую бессознательную улыбку, растягивающую его рот. Да, Хуа Чэн никогда, никогда не собирался отпускать его. Он его.