Раскрой мне грудь и Раскрась мой позвоночник

Был ли у Се Ляня инсульт? Хуа Чэн – в своем очень человеческом обличье – подбежал, вцепившись в руки Се Ляня с явным беспокойством, поскольку мужчина выглядел близким к обмороку. - Т-т-ты. Ты. Ты?! Се Лянь уже несколько месяцев так много не говорил. Слова были искаженными и хриплыми, но все же понятными. И человек-дракон выглядел еще более нетерпеливым, слушая, как он говорит, совершенно не осознавая, что произнесенные слова были вызваны отчаянным замешательством и волнением. Однако он, казалось, понял, так как человек перед ним с каждой секундой все больше терял самообладание, лицо его налилось кровью. И золотистые глаза с ужасом уставились на него. Дракон мог прямо сейчас принять человеческую форму, но никогда не говорил об этом ни слова? Се Лянь был в растерянности. И немного обижен. И еще ощутил боль, когда дракон, казалось, наконец почувствовал его настроение, взгляд стал нерешительным и застенчивым. Нет, нет, нет! Подожди- Прежде чем дракон смог отступить, с силой и решимостью, которых Се Лянь не испытывал уже целую вечность, он схватил дракона – нет, человека за плечи. Последовавшая тишина была настолько удушающей и неловкой, что Се Лянь не смог бы сохранить лицо, если бы его внимание не было привлечено к изучению образа человека перед ним. У Хуа Чэна было лицо, каким Се Лянь представлял себе несравненного бессмертного, выглядящее вырезанным из нефрита, неземно красивым. В сочетании с длинными, чернильно-черными волосами – удивительно прямыми, но развевающимися на ветру, по сравнению с завитками его гривы, когда он был в форме дракона, и безошибочно узнаваемыми черными рогами, изгибающимися на макушке его черепа, мужчина выглядел хорошо и действительно создавал картину изысканной фантазии. Картина, которая стояла голой в середине зимы. В этот момент Се Лянь был безмерно благодарен судьбе за то, что у них не было соседей. В порыве волнения он потащил более высокого мужчину за собой, наконец ступив в их дом. Его действия не встретили никакого сопротивления, Хуа Чэн просто позволил увлечь себя, и новый румянец, наконец, снова окрасил его лицо. Се Ляню пришлось отвернуть голову, когда легкая самодовольная улыбка украсила это дьявольски красивое лицо, и от этого движения обнажился блестящий клык. Даос бросил дракону свою верхнюю одежду, молча умоляя его одеться. Хуа Чэн, казалось, услышал его мольбу, послушно обернув ее вокруг себя, хотя Се Ляню пришлось завязать пояс в узел. В доме было холодно, почему-то холоднее, чем снаружи. К счастью, крыша и главные балки казались целыми – стены тоже выдержали, хотя несколько досок кое-где болтались, оставляя дом открытым для холодного сквозняка снаружи. Соломенный пол знавал лучшие дни, кое-где изъеденный мышами. Хотя в целом интерьер был в удивительно хорошем состоянии по сравнению с тем, чего можно было ожидать. Се Лянь вполне мог обойтись. Если бы это было год назад, он оказался бы беспомощным в подобной ситуации, хотя теперь, после нескольких месяцев бегства, едва сводя концы с концами, он кое-чему научился для основ выживания. Перво-наперво им нужно было обогреть жилище. К счастью, посреди соломенного пола была яма для приготовления пищи в комплекте с котелком. Он выглядел подозрительно ржавым, но он решил рискнуть, чтобы она продержалась, по крайней мере, пока. Удивительно, но дом не был разграблен, не то чтобы там действительно было что-то ценное, в в их руках оказались предметы первой необходимости: несколько деревянных тазов, сковорода не лучшего вида, чем кастрюля, и немного дерева, которое, к сожалению, было гнилым и влажным. Заключив со вздохом, что внутри действительно не было сухой соломы, бумаги или дерева, которые они могли бы сжечь, Се Ляню не оставалось ничего другого, как снова отправиться в снег. Пока он топтался вокруг, дракон, превратившийся в человека с любопытством наблюдал за ним, все еще завернутый в белую мантию, которая была ему немного мала. Только чтобы воспрянуть духом, когда человек через некоторое время настроился на свою работу. Прежде чем его неожиданно заставили сесть в самом дальнем углу, где стены были более неповрежденными, по сравнению с остальной части комнаты. Накинутый на него халат был изорван бледными руками и еще туже обмотан вокруг его тела, отворот халата задран еще выше, чтобы обнажать меньше кожи. Если бы Хуа Чэн был менее джентльменом, он бы набросился на него с безудержным голодом – и если бы Се Лянь видел более ясно в темноте сарая, он бы заметил растущий румянец, заливающий другое лицо. Вместо этого любое чувство, которое могло вспыхнуть в тот момент, угасло, как вода в пламени, когда Се Лянь, наконец, отстранился, хлопнув в ладоши. Противоречивое разочарование, промелькнувшее на лице дракона, осталось незамеченным. Как будто разговаривая с собакой, человек приказал ему сесть и остаться – и, как послушный щенок, каким он и был, Хуа Чэн повиновался с широко раскрытыми глазами и прямой спиной, наблюдая, как человек в белом уходит через кривую входную дверь. Хотя всего через несколько минут на том месте, где сидел дракон, теперь лежало лишь одинокое развевающееся белое одеяние.

***

Сарай окружали огромные деревья. Се Лянь надеялся, что ветки и палки будет легко найти, просто поднять те, что упали на землю, но, к его огромному разочарованию, этого не произошло. Земля была покрыта дюймовым слоем снега, который с каждой снежинкой становился все выше, голых пятен не было видно, их прикрывало то, что падало с деревьев. Это привело его к тому, что у него не было другого выбора, кроме как карабкаться вверх. У него не было топора или другого острого предмета, которым можно было бы перерубить пни и ветки, поэтому лучше всего было хвататься за ветки и палочки поменьше, которые, так уж случилось, все еще были присобачены к деревьям. Он даже не подумал о том факте, что собирать дрова было бы намного проще, если бы ему помогал определенный дракон. Хотя упомянутый дракон теперь был в человеческом обличье, и Се Лянь не знал, когда и как он сможет измениться обратно. Так что взбирание на дерево. Он уже много раз осаждал деревья, а именно сочные персиковые деревья в его старом дворе, соревнуясь, кто сможет схватить самый мясистый плод, который часто рос на верхушке. По крайней мере, у тех деревьев были низкие ветви, за которые было легко ухватиться. Дикие деревья, как он быстро обнаружил, такими не были. Проклиная свой рост, ему пришлось подпрыгнуть, чтобы дотянуться до ближайшей ветки, прежде чем подняться наверх. Он также обнаружил, что человеческое тело не было таким проворным, когда дрожал от холода – его ноги казались сосульками – это только делало забирание намного более болезненным и медленным. С тихим торжествующим “ага” он, наконец, достаточно устойчиво уселся на самую нижнюю ветку, сразу же приступив к срыванию более мелких палочек на конце ветки. Они были мокрыми от снега, но могли бы послужить хорошей растопкой, если бы немного подсохли. К сожалению, этих веточек было недостаточно, чтобы продержаться подольше, поэтому, сохраняя скорость, он продолжил свой путь вверх по дереву, повторяя это действие. Только когда он дочиста очистил третью ветку, он решил, что этих запасов хватит ненадолго. Но их достаточно, чтобы согреть сарай – и его собственное бедное тело, которое было холодным и медленным, с обмороженными и красными руками. С этими мыслями он начал свой медленный спуск обратно на землю. И на первой ветке все шло отлично, но в сочетании с холодными руками и мокрой корой дальнейший путь вниз был каким угодно, только не медленным. Его руки дрожали, ноги царапали скользкую поверхность, но он все равно потерял хватку – остался только холодный снег, на который он должен упасть. По крайней мере, именно этого он и ожидал. На что он не рассчитывал, так это на то, что вместо снега его встретят очень знакомый запах и всеохватывающее тепло. Хуа Чэн поймал его, спасая от необходимости целовать землю. И его лицо встретило поцелуй с кое-чем другим. Сейчас он был заключен в объятия очень теплого, очень сильного и, по общему признанию, очень мускулистого тела, а в следующее мгновение владелец этого тела накрыл его лицо своим, и незнакомый обжигающий жар с силой прижался к его губам. К черту любые другие шокирующие или сбивающие с толку моменты, ибо этот действительно вытеснил их все! Губы, прижатые к его собственным, были достаточно горячими, чтобы обжечь, удушающие и страстные в своем абсолютном господстве. Воспользовавшись тем, что даос все еще оставался сильно контуженным, эти губы каким-то образом продвинулись с еще большим голодом, еще больше втягивая его внутрь. Се Лянь не мог отличить верх от низа, когда внезапное скользкое давление, каким-то образом даже более теплое, чем кожа, уже прижатая к его собственной, заставило его открыть рот. Это было горячо, это было умопомрачительно, и ему просто хотелось впустить это в себя еще глубже. Должно быть, он приоткрыл губы, не подумав, потому что этот гладкий мускул с силой вторгся в его рот совершенно незнакомым способом. Он вторгался, и вторгался, и вторгался все глубже, пока он все еще призывно стоял. Теплая кожа была схвачена его сжатыми пальцами, когда этот язык исследовал его рот еще любопытнее. Се Лянь никогда не испытывал ничего подобного, но все же он не мог отделаться от мысли, что хочет большего – странный голод собирался в его животе, казалось бы, всепоглощающий. Его глаза, должно быть, закрылись незаметно для него, потому что в следующий момент, когда жар, которого он так жаждал, отступил, они, наконец, снова открылись. Сам того не подозревая, зрелище, которое он увидел, все еще находясь в объятиях дракона, было непристойно аппетитным. Все его лицо было раскрасневшимся, а губы оставались почти кроваво-красными и распухшими от нападений. Дорожка слюны, появившаяся между ними, оборвалась и теперь осталась в уголке его рта. Этот расплавленный взгляд был остекленевшим, владелец все еще находился в оцепенении. Красные глаза, наблюдающие за этим восхитительным зрелищем, как раз собирались продолжить трапезу – прежде чем их грубо прервали. Грубо прервала сама трапеза, то есть. - АХ! Ах – Ааахаха? Потому что на самом деле никакие слова не были бы достаточно понятны, чтобы слетать с его губ в этот момент. Что он вообще мог сказать в такой ситуации? Но теперь, когда он открыл глаза, он понял, насколько еще более провокационной, должно быть, выглядела вся это сцена – потому что его все еще нес на руках очень обнаженный мужчина. Скорость, с которой двигался Се Лянь, была действительно впечатляющей, если бы он сам так говорил, катапультируясь из этих рук, взволнованный до невозможности. Палки и ветки, которые он собрал раньше, были разбросаны по земле, поэтому он снова начал собирать их в свои руки, не глядя на высокого мужчину, который все еще выжидающе смотрел на него. - Нравится. Хах? Хаааах?! До этого Се Лянь прошел через много неловкостей в свое время, но вся эта последовательность была совершенно другой степени. И каким-то образом все это просто продолжалось. Потому что, по-видимому, дракон мог говорить. Выражение его лица, должно быть, сейчас было особенно уродливым, потому что эти красные глаза снова превратились в типичный для дракона широко раскрытый, полный слез взгляд. Время, казалось, остановилось на довольно долгое время, прежде чем Се Лянь закрыл свой широко разинутый рот и отвел взгляд от обнаженного тела, которое выглядело скульптурным совершенством. Он старался не думать о том, что его губы все еще покалывало. Ему хотелось заскрежетать зубами. Ему хотелось закричать: "Нравится? Нравится?? Нравится что?!" Но все, что вырвалось, было: "Э-э-э... что?", действительно соответствовавшее образу ученого мужа, в которого его воспитали. Что, очевидно, было неправильным выбором действий, потому что взгляд Хуа Чэна, все еще устремленный на него, был полон грусти. Се Лянь отступил на небольшой шаг назад. - Нравишься. Дракон говорил с протяжным рычанием, нахмурив брови – и поспешно бросился к человеку. Более высокий мужчина слегка наклонился, чтобы посмотреть ему в глаза, и теперь этот ужасный взгляд смотрел прямо ему в душу. Абсурдно большие руки нашли свое место вокруг талии человека, постоянное давление, которое казалось угрожающе сильным. - Ты. Се Ляню хотелось плакать. По целому ряду причин.