Охотники на Драконов: Мир-0

Розовая заря ещё не коснулась вертикально парящей в воздухе громады из матерчатых ячеек на воздушных шарах, напоминающих старый плавучий остров с множеством пещерных этажей, но низовые тучи постепенно обретали контуры из платины. Утренний штиль пришёлся как нельзя кстати. Тощий и веснушчатый юноша с вздёрнутым носом картошкой, почти подросток, не превышающий пяти футов до макушки, осторожно просунул голову в разрез подвижной тканевой стены, густо покрытой перьями, и с недоверием огляделся по сторонам. От сильного волнения и прохлады его сонливость как рукой сняло. Худоба позволила коротышке легко протиснуться наружу всем остальным телом и вмиг ухватиться за негниющую синтетическую сеть. В самом центре этого гнезда, где-то прямо над его головой, дожидался его вылета «белый птеродактиль» — так пролаза в шутку окрестил своё творение, с немалой выдумкой скрываемое от опекунов в циклопическом букете аэростатов.  Само собой, он не отрывал от них ни куска. Во-первых, это было невозможно. Огнеупорный и ударопрочный материал, из которого шились аэростаты, стоил запредельных единиц, даже жизни всех вместе взятых местных воспитанников обходились приюту во много раз дешевле. А во-вторых, ни один из готовых шаров не поддался бы контролю без нагревающей ветви из Центра Управления. Малейшее непонимание законов конструкции могло помешать полёту, пусть даже одному и коротенькому. Строгие иерархические законы приюта воспитали в парнишке удивительную способность к концентрации: его находчивости хватило, чтобы действовать, не вызывая ни малейших подозрений. — Ну же, Гвиздо. Ты всё рассчитал за эти дни. Тебя ничто не подведёт, — с этими словами, обращёнными к себе любимому, начинающий пилот поправил шлем с защитными очками, из-за которого его голова казалась едва ли меньше, чем в обычном разлохмаченном виде, и принялся шустро карабкаться по вантам в знакомом направлении. Массив из необозримых сфер, уходящих в облачную высь, отбрасывал зеленоватую тень на сеть конструкций. Нижние слои атмосферы ещё только начинали впитывать нежное золото рассвета, но руки и ноги ускорялись инстинктивно, по мере того, как лучи выхватывали из сумрака Цыплячье Гнездо, ячейку за ячейкой. Вылазку лучше готовить не спеша, и если дорога займёт больше времени, чем было запланировано, предстоящие часы будут превосходить по нервозности всю предыдущую жизнь на безымянной высоте... Гвиздо не сомневался, что ему удастся пережить этот день и остаться в живых на своих условиях. Может быть, даже удастся ненадолго выбраться за облака живьём, зарисовать чего-нибудь в дневник. Других возможностей залатать и успокоить этот зудящий пробел в устройстве Мира-0 для «Гвиздо-Головастика» здесь не предвиделось. Ничего, он сумеет! Обязательно сумеет, потому что он – Гвиздо, а он – самый лучший, самый талантливый, самый умный из старшей группы сирот… Он обязательно всё сделает как надо, потому что знает, каковой бывает цена малейших ошибок. Вот он уже на вершине, там, где под грудой тряпья спит его белая птичка. Месяц за месяцем Гвиздо собирал её практически из одного мусора, тщательно ремонтировал её детали то после ливней с грозами, то после нашествий птичьих базаров. Словно прожил пять жизней, играя в прятки с хищными призраками детства.  Но всё меняется. Теперь он не тот трусишка, что привык закапываться в мягкие стены до удушья, только чтобы не слышать крика чаек и рёва претендентов на его сладкие глюкозные пайки, выдаваемые за успехи в зубрёжке текстов. Самодельный шар был небольшим, поэтому корзинку Гвиздо выбирал такую, в которую мог поместиться только сам. Результат долгих изысканий его радовал. Этот способ очень напоминал полёт на старинном параплане: если взять очень прочную верёвку, то получается подобие парашюта на привязи. Канат получился из тесно сплетённых друг с другом обрывков ткани, просмоленных отходами из котельной под кухней. Грязная получилась работёнка, отчищаться в дезинфицирующей комнате пришлось часами… но это того стоило.  Сто семьдесят пять метров форы! И это в память о несчастном одиноком мальчике с угрюмым взглядом, почему-то вычеркнутом из приютских хроник, словно он и не существовал никогда! Но ведь так быть не должно. Нужно почтить его память максимально достойным образом, хотя бы руками кого-то, с кем у него был шанс на дружбу, пусть и мизерный… — Так, соберись! Не время нюни распускать! — уличил себя Гвиздо в преступной сентиментальности. — Тебе ещё возвращаться обратно… и как можно раньше. На завтрак обещают жареных кузнечиков в пророщенных бобах. Распустив парусный полукупол с первым же порывом ветра, он стал аккуратно отстёгивать проржавевшие зажимы по углам корзинки от грязного брезентового поля. Когда остался последний зажим, Гвиздо залез в свою малолитражную люльку и потянулся оттуда ломиком к цели в затрепетавшей грубой ткани. Когда всё получилось, начинающий пилот пристегнул себя к стене за самодельной горелкой — вторым после верёвки по дороговизне элементом «птеродактиля». Издалека его бунтарский трюк можно принять за отслоившийся кусочек грязи с аэростата. Осколок застарелого слоя, до которого не добрались уборщики, ничего серьёзного. Поднявшийся ветер подхватил конструкцию, словно пушинку, и сердце бешено заколотилось в груди, готовясь выпрыгнуть туда. Но Гвиздо сообразил надеть защитные очки, затянул шарф у подбородка и почувствовал себя увереннее на порядок. Он захватил в обе варежки канаты, связывающие полукупол с корзинкой, а затем смело направил «птеродактиля» в ближайшую тучу отрепетированными движениями рук. Заметил, что корзинка наклоняется сильно левее, чем хотелось бы... Нет, всё в порядке, летим по ветру, конечно же. — С ума сойти… — Гвиздо не верилось в такой прорыв своими силами. После нескольких секунд нулевой видимости море из облаков поразило разнообразием фигур. На них ложилось розовое утреннее сияние, и от этого рябило в глазах. Повезло, что очки были с защитным слоем: Гвиздо мог обозревать пьянящий и безбрежный мир свободы, не портя как бесценного зрения, так и психического равновесия. Он подумал, что его жизнь в облаках всё же прекрасна настолько, что и не описать словами. Не будет ли он через год скучать по обычным вещам, простым и редким радостям юности? Или по своей еженощной благодарности за то, что следующий день не намного ужаснее, а то даже и чуточку поспокойнее и посытнее предыдущего за счёт более быстрого роста былых обидчиков, которые один за другим переходят в статус взрослых работяг и превращаются в мойщиков внешних стен? При мысли об этом крошка-пилот нахмурился. Пожалуй, нет, решил он, сбавляя поднадоевший ему огонь в горелке. Продемонстрировав ему завораживающее буйство форм — многоликие деревья, раковины, острова, целые города из невообразимых небоскрёбов — облачное море словно выдохлось на глазах у юного наблюдателя и сделалось каким-то тусклым, словно расползающимся по швам. Для Гвиздо не было секретом: Облачный Приют на то и облачный, что непрерывно следовал за облаками… но, похоже, «птеродактиль» отдалился достаточно для созерцания призрачной части этих мест. Пилот всмотрелся хорошенько. Из розовой от утреннего солнца облачная плёнка стала сизой. На перемену в цвете уже совершенно точно влияло то, что находилось в самом низу. Это "что-то" странно переливалось в свете солнца, будучи монотонным, тёмным и бескрайним. Наблюдая подобное впервые, Гвиздо не сразу поймал себя на ощущении, что поводок его "птеродактиля" медлил с натягиванием, хотя зрению уже открылось больше ожидаемого. Припасов юный капитан с собой не брал на случай долгого полёта, ведь задерживаться вне Цыплячьего Гнезда он не планировал. Оглянувшись, он увидел тающую тень своего дома во мгле. Силуэт, похожий на гигантскую морковь, с каждой секундой отдалялся. Гвиздо похолодел. Он метнулся к тыловой части своей корзины, где крепился канат, и увидел, что тот болтается на ветру игривой траурницей-змеёй. Горе-пилот едва не рухнул в обморок прямо на свою горелку. Но сознание его не покидало, как бы он об этом ни молил. Трясущимися варежками Гвиздо попытался развернуть корзину к дому, та послушалась, но скорости катастрофически не хватало, чтобы после нечеловеческого напряжения рук силуэт во мгле приблизился хотя бы на полметра. Как такое вообще могло произойти?! — Это был самый крепкий узел, что я завязывал когда-либо!.. — Гвиздо считал переплетения плясавшего под ним каната, но они почему-то все были на месте, и тогда он начинал пересчитывать заново. — Как его могли развязать так быстро?! Бакланы кистехвостые!.. Кто, на всём белом свете? — Он очень быстро терял силы в ногах и вынужденно сел, согнувшись от невыразимого отчаяния. Полет мимо Цыплячьего Гнезда не был ровным и тихим. Ветер то накатывал, то отступал. — Гунтрам!.. Это был ты?.. Да как это могло случиться, Боже мой?! — Гвиздо схватился за голову, в которой у него всё гудело то ли от бессильного гнева, то ли от ужаса. Хотелось разрыдаться в полный голос и кричать до хрипоты, но было уже ясно, что с такого расстояния никто в приюте не услышит воплей даже самого горластого воздухоплавателя. Через полчаса скорбной апатии на дне корзинки он всё-таки решился высунуть нос обратно. Облака вконец рассеялись, и внизу вместо них поигрывало мириадами лиловых бликов бескрайнее тёмно-сизое одеяло. Не с первого раза Гвиздо понял, что это может означать. А когда понял, бросился к горелке и посчитал, что запаса горючего в ней ещё максимум на десять часов непрерывного порхания под облаками.  Этого времени должно хватить, чтобы подвести все торжественные итоги жизни, высвободить из бинтов свой драгоценный дневник и постараться составить завещание. — Так, а, между прочим, корзина из берестяных лоскутов. Такая древесина легче воды… — вдруг осенило Гвиздо, не успевшего омочить слезами карандаш с бумагой.  — Не спать!!! Смоляного каната должно хватить, чтобы заделать щели!!! — на правах тирана-капитана он отхлестал себя по веснушчатым щекам и приступил к работе, не жалея сил. Память о вызубренном содержании учебников исправно приходила ему на помощь. Вот только самоучителей по плаванию среди них не встретилось ни разу.