.
.
Себе не принадлежишь и себя не помнишь. Она – сосредоточение всех твоих потребностей, глубинных чувств и стремлений. Твои открытия, твое рождение, жизнь и погибель. За границами этих простыней нет ничего. Под отбрасывающими тени ресницами таятся её желания. Жадно прислушиваешься к каждому вдоху и выдоху, оставляешь на бархатной коже новые и новые отметины, втягиваешь аромат разгоряченного тела и млеешь от тепла. Томление изнуряет, но ты холишь его в себе, чтобы после отдать ей всё. Ловишь на сетчатку выражения её лица, раскладывая сотнями стоп-кадров в укромные уголки своей памяти. Все до одного поймать не выходит: вновь и вновь отвлекаешься, стремясь к раскрытым губам. Поцелуи как живая вода, ты наконец понял, зачем они нужны людям – душами соприкасаться. Покоряясь ей, прикрываешь глаза и погружаешься в ощущения: чувствуешь ногти, нажим горячих ладошек, жаркие влажные касания рта – вниз по груди и животу. Перед внутренним взором плывут мушки, круги и пятна, тебя вновь поработили. Не перестаешь ей удивляться, разрешаешь творить что вздумается. Ей снова и снова готов подчиняться, но желание отдавать и обладать больше. Подчиняешь и отдаёшь. Упиваешься её агонией, вкусом, захлёбываешься в эйфории. У тебя карт-бланш, а в её глазах безграничное доверие. И немая мольба. Свое сокровище из рук не выпускаешь: отказываешься выпускать, ни за что. Невозможно более себе противостоять, с крышей прощаешься: жажда обладать, наполняться и наполнять сильнее тебя. И ты, не в силах сопротивляться ни лишней секунды, поддаешься. Сдаёшься и взмываешь. Её тепло, мгновенно расплескавшись в тебе океанами, залило собой всё, затопило. Тесно, упруго и горячо. И внутреннее давление, встречаясь с долгожданным сопротивлением, со встречным давлением, наконец гаснет. Каждой своей пробуждённой клеточкой торжествуешь победу. Распирающее чувство всецелого обладания глушит сознание, оставляя лишь инстинкты. Жар, опаляющий вены и бегущий током по капиллярам, раскаляет кровь, плавно и неуклонно приближая к взрыву. Она – это… Она собой обволакивает. Падаешь на дно Марианской впадины, тонкий аромат кожи одурманивает, а прерывистые, частые выдохи сводят с ума. Ты вот-вот им тронешься, чувствуя на пределе. Напряжение в мышцах нарастает, ощущение приятного покалывания набирает силу, и животное желание, захватывая власть, приводит на порог безумия. Каждое плавное или резкое движение, каждый рывок неумолимо обещают скорый экстаз: накатывает крутыми волнами, их приливы всё мощнее и вот-вот снесут. Балансировать на острие, над обрывом помогает лишь упрямое желание привести её вперед. Выдергивая себя прямиком из астрала, в полушаге от бездны замедляешься. Вглядываешься в её непостижимую глубину, ловишь её собственные волны, чувствуешь дрожь тела, а себя ощущаешь так, словно тебя обнимают со всех сторон сразу. Чувство наполненности и детского неописуемого восторга захватывают без остатка. Идёшь по восходящей, идёшь крещендо. Утыкаешься носом в шею, вдыхаешь её, и сознание догорает проблесками. Под ладонями ходят крылья лопаток, покрытая испариной кожа скользит под пальцами и отдает солью на губах и кончике языка. Рехнёшься сейчас. На три счета. Потеряешь себя и в эту же секунду – её. Нет, потерять ты не можешь. Прижимаешь крепче, ещё крепче. Она впечатывается, впивается зубами в плечо, глуша срывающиеся с губ звуки. Всё чувствуешь, пока ещё способен что-то слышать; упиваясь её откликом, ускоряешься, углубляешься, жёстче, ритмичнее… Сжимаешь в руках с такой силой, будто она вот-вот обратится звёздной пылью и исчезнет. Её судороги, исступление, освобожденные стоны ввергают в состояние невменяемости, в пучину, сердце рубит под двести, и волны накатывают нон-стоп. Контролировать хоть что-то больше невозможно. Выложился. Всё отдал. Всё взял. Победил, в руках главная награда. Глубже, резче, быстрее! Разрушительная волна, срыв, отпускаешь себя… И больше вообще ничего от мира не нужно. Падаешь разряженный, энергии нет. …Запах корицы от волос, запах кожи в ноздрях… …Она целует и что-то милое лепечет, обрывки фраз прорываются через незатихающий звон в ушах. Она горит, словно ещё немножко дрожит… …В тебе опустошение, блаженство, спокойствие, нега и счастье. …Думаешь о сигаретах. О том, что однажды женишься. …И отрубаешься.***
— Егор?.. Его-о-ор? — М-м-м?.. — У тебя сейчас телефон взорвётся… «И хрен бы с ним…» — Угу… — Егор! С превеликим трудом разлепив ресницы, Егор воззрился на Ульяну. Каким-то образом она вновь умудрилась выбраться из-под руки и сидела теперь рядышком в позе по-турецки, наматывая прядь волос на палец. Удивлённо распахнутые глаза в обрамлении угольно-черных ресниц, доверчивый внимательный взгляд, губу кусает… Чудо. Бледный румянец на щеках, узкие детские запястья и щиколотки, длинные тонкие пальцы и острые крылья ключиц… А плечи и грудь целомудренно укрывает застегнутая на пару пуговиц рубашка. Та самая, что только-только вроде как пала смертью храбрых. По крайней мере, так ему показалось. Он помнил, что, проваливаясь в дрёму, видел перед собой растерзанную, растрёпанную и румяную, обмякшую и разнеженную девушку… Прилично, видимо, проспал. Вскинув к лицу часы, обнаружил: половина первого. «Твою мать…» Хотел он того или нет, пришло время вытряхивать себя в суровую реальность. Да какого же чёрта? Почему сегодня столько дел? Всё, чего в действительности хотелось – вернуть Улю под бок и продолжить тюленить в постели. Никак не вот этого всего, что сейчас начнет происходить. Знал Егор, кто ему телефон битый час обрывает. — Может, возьмешь трубку? — склонив к плечу голову, вкрадчиво поинтересовалась Уля. «Не-е-ет…» — Угу… Обязательно. Попозже… Васильковые глаза в недоумении распахнулись ещё шире, хотя, казалось бы, куда уж шире. — Слушай, наверное, люди волнуются, раз звонят и звонят… Пухлые губы сложились «уточкой», а озадаченное выражение лица молчаливо, но при этом весьма красноречиво намекало, что пора поиметь совесть. Ну… Из них двоих «совесть» – не он, скорее вот она. Причем совесть незапятнанная. Встретились две крайности. Тоже неплохо, будут друг друга уравновешивать. Наверное, она права: люди волнуются. Ладно… Ещё две минуты, и ответит… Рука исподтишка поползла к голым округлым бедрам: весь её вид так и приглашал проверить, есть ли что-нибудь под рубашкой. Однако Уля, хмыкнув, ловко увернулась, ланью слетела с кровати и в следующую секунду уже держала в руках его брюки, из кармана которых продолжал доноситься настырный, выводящий из себя звук вибрации. «Ну сколько можно?..» Имя звонившего он знал и без подсказок с экрана. Там, наверное, штук двадцать пропущенных наберётся. Если не тридцать. — Да. — Какого хера ты творишь, а?! — истошно заорала трубка. Кажется, чьему-то возмущению не было предела. Егор лениво отвел динамик от уха: слушать Анины истошные вопли в его планы на день вообще не входило, равно как и не обнаружилось внутри ни малейшего желания поддаваться чужой истерике. Душа пребывала в состоянии умиротворения, погрузилась в амнезию и тревожиться отказывалась. — Извини, проспал, — стараясь, чтобы тон звучал доверительно, но при этом невозмутимо, сообщил он трубке с безопасного для слуха расстояния. — Вы где? — Под дверью твоей! — воскликнула она. Негодование в голосе сквозило неприкрытое. — Уже полчаса, Чернов! Отворяй! «“Чернов”?» Плохо дело. «“Отворяй” ?..» Мозг запускался со страшным скрипом, пока отказываясь помогать хозяину прийти к какому-то решению. Взгляд остановился на направившейся в сторону балкона Ульяне. Судя по её напряженным плечам, она приблизительно догадывалась, что случилось. Или, что вероятнее, просто всё услышала. — А ещё чего тебе? — ласково уточнил Егор у трубки. Ехидные интонации были призваны немного остудить пыл Самойловой. Однако Аня остывать совершенно не торопилась. — Я должна убедиться, что ты трезвый и в адеквате! Это как посмотреть. Весь последний месяц абсолютно точно не трезвый. И состояние его, положа руку на сердце, по-прежнему далеко от адекватного: внутри продолжали грохотать взрывы. Ему бы сейчас не лясы с Анькой точить, впустую тратя время, которого до Улиного отъезда осталось так мало, а достать фотик и устроить Ульяне короткий импровизированный фотосет. В этой рубашке на этом балконе. — Не могу тебе ничего гарантировать, — ухмыльнулся Егор. Зато честно. — На саундчеке убедишься. — Нет уж. Дверь открой, я в глаза твои бесстыжие посмотрю, — Анюта упрямо стояла на своём. — Хочу удостовериться, что ты нам мероприятие не сорвешь. Егор обречённо вздохнул, понимая, что препираться они могут еще довольно долго, потому как если уж Самойлова конька оседлала, то уже с него не слезет. — Ладно, — обшаривая глазами комнату и делая вывод, что выглядит она в целом удовлетворительно, проворчал он. — Минуту. Минуту спустя, натянув на себя первое, до чего рука дотянулась, Егор открывал дверь этой гарпии. Вообще-то он планировал гасить её воинственный настрой выжидающим молчанием, ироничным выражением лица и взглядом каким-нибудь многозначительным, однако Анька, похоже, уже и сама забыла, за чем сюда пожаловала. — Пиздец, Чернов! Кто это тебя так отмудохал? — в ужасе воззрилась она на рассеченный висок. Егор неопределённо повёл плечами. К этому моменту он уже примерно догадывался, кто именно отправил ему пламенный привет в лице трех «человечков». В принципе, на такое вполне способен один его знакомый с повадками бандита из девяностых: ему Егор по-прежнему оставался должен по мелочи. Однако на фоне страшного личного шторма эти самые мелочи выглядели, как не стоящая выеденного яйца фигня. Короче, благополучно выпало данное обстоятельство из фокуса внимания. Вообще же не до того было! Стало быть, Колян... Вот только Коляну решить поставленную задачу такие методы все равно не помогут. Там на счетчике-то сотня или полторы тысяч, однако сию секунду свободной суммы нет. Вернувшись из добровольной недельной ссылки, Егор заглянул к бабе Нюре, в очередной раз нашел её состояние неудовлетворительным, конкретно психанул и в тот же день оплатил полноценную диспансеризацию в платной клинике. Подумав, что там её, по крайней мере, быстро и качественно обследуют и подберут подходящую схему лечения. Ну, а приятелю после написал, что всё помнит, но ему нужен ещё месяц. На это ответа уже не последовало: решил Колян, видимо, прибегнуть к иной тактике воздействия. Однако же, стоит констатировать, что и здесь его ждал провал: страха Егор не испытал. Да и вообще, догадавшись, кто заказчик, не испытал ничего, кроме разочарования. Бред же: из-за каких-то ста тысяч «деревянных» пытаться приятеля в асфальт закатать. Куда мир катится? — Я в шоке. Надо будет попробовать замазать, а то публика у нас сегодня такая, что… Не поймет, короче, — Аня продолжала хмуро пялиться на украшающие расслабленную физиономию ссадины. К счастью, гематомы на рёбрах и легкое ножевое скрывала футболка, а то бы началась сейчас вторая часть Мерлезонского балета. — Что-то ты подозрительно довольный. Точно всё ок? — Угу… — промычал Егор. Мысли витали непозволительно далеко. Инспекция продолжалась. Со ссадин на лице взгляд соскользнул к шее, и подозрение в прищуренных карих глазах заплескалось совсем уж неприкрытое. — Ты что, не один? — сдавленно прошипела она. Теперь его внешний вид изучали через две узкие щелочки. Егор всё еще пытался хранить невозмутимость, однако же, на удивление, этот фокус давался сложнее, чем прежде. — Нет. Так что войти не предлагаю, извини. Ну, здесь уж сдержаться оказалось выше его сил, больно недоумённым у Аньки стал вид. Уголки его губ сами расползлись в глуповатую усмешку. А какое конкретно выражение проступало на лице, даже подумать страшно: контролировать мышцы не удавалось, собраться и сконцентрироваться на разговоре не выходило. Одно можно утверждать наверняка: за все годы их общения наблюдать подобного Анюте не доводилось, так что озадаченный, даже испуганный взгляд понять, в принципе, можно. — Его-о-ор? — встревоженно окликнула Аня. — Ау?! Вернись на землю! «Что тебе от меня надо, женщина?» — Что? — Опять за старое? — вглядываясь в него исподлобья, с укором вопросила она. — За новое. Или за старое. Под каким углом посмотреть… — ответил Егор уклончиво. Ульяна всё не появлялась, и это обстоятельство потихоньку начало наводить на беспокойные мысли. Но рассеянная улыбка всё еще продолжала блуждать по лицу. Никак не мог он собственный рот усмирить. Хотелось надеяться, что всё дело в банальном стеснении, а не в принципиальном Улином нежелании светиться перед его друзьями. «Может, она подозревает, что всё это ненадолго?..» — Ты мне мозг взрываешь! — в отчаянии воскликнула Анька. —Ты меня вообще слышишь? Такое ощущение, что тебе пофиг… «…И вообще сегодня из номера больше не собирается нос высовывать?» — Угу… — Что «угу»?! Слышишь или пофиг? — во встречном взгляде отражалась мольба. — Егор, у нас саундчек, ты помнишь? Ты здесь вообще? «Что?.. А, да…» — Да… Буду ко времени. Аня уставилась на него во все глаза. И читалось в них: «Я тебя не узнаю!». «Что значит «ко времени»? Ты же всегда приходишь загодя!», и так далее и тому подобное. — Ко времени, но, скорее всего, не один, — уточнил Егор, внимательно прислушиваясь к тишине номера. Не нравилась она ему. Если Уля не желает выходить, ставить её в неудобное положение, окликая по имени, он не станет. Однако он уже точно знает, каков будет первый вопрос, который он задаст Ульяне, закрыв за Аней дверь. «В чём дело?». — Не один?.. — эхом отозвалась Анька. Ну всё, в чей-то светлой головушке замкнуло с концами. — Не один. Что непонятного в этой простой фразе? Незваная гостья бросила цепкий взгляд через плечо и, не обнаружив ничего интересного, вернулась к нему. — Между прочим, вчера на базе я твой инструмент и коммутацию наугад собирала! На звонки же ты не отвечаешь! С каждой секундой в Егоре крепло ощущение, что Анька пытается тонко прощупать почву и вынести ему предварительный диагноз. Очевидно, неутешительный. Что же… Наблюдать за её внезапной паникой оказалось даже занятно. — Уверен, ты справилась… — бодро кивнул он. — Спасибо за помощь. И улыбочку. Пошире. Анюта в замешательстве отшатнулась, в глазах её заплескался неприкрытый испуг. — Егор… Ты здоров? Точно? Тебя в этой драке головой не приложили? «Хэ зэ…» Поджав губы, он неопределённо повёл плечами. Здоров? Не уверен. Затянувшееся состояние эйфории назвать здоровым язык пока не повернулся. Но ему чертовски всё здесь нравится, и назад в прежнюю жизнь он не хочет. А Анькину реакцию понять можно. Она привыкла, что в группе больше всех всегда надо ему, привыкла к перфекционизму и вытекающему отсюда занудству. Это ведь он сейчас должен стоять на пороге её номера, напоминая о том, что у них встреча через час. Он должен всё и всех проконтролировать. Он должен был присутствовать на базе, собирать педали, микрофоны, инструменты, мотать кабели. И вот внезапно они меняются ролями. Что ж, всё когда-то бывает впервые. — Может, еще и споёшь сегодня? — сужая глаза, вкрадчиво поинтересовалась Аня. — Может, и спою, — беспечно отозвался Егор. — Базара нет. — Может, и из группы не свалишь? Робкая надежда в распахнувшемся взгляде пробудила в нём дремлющую совесть, заставив отказаться от возникшей было мысли немедля прекратить это бестолковое переливание из пустого в порожнее. «Это уже другой вопрос, но раз уж ты сама эту тему поднимаешь…» — Может. Вроде мы наконец друг друга услышали. Мне так кажется… — Чертовщина какая-то… — растерянно, с недоверием поглядывая на него, простонала Аня. — Может, воля Божья… — бросая взгляд на часы, философски изрёк Егор. Кажется, он физически ощущал, как утекает отведённое им с Улей время. Судя по вытянувшемуся лицу, Самойлова тонкой шутки не оценила. А вообще, внутри окрепло ощущение, что сейчас кого-то здесь хватит удар. Причем ещё неясно, кого приложит первым: её, которая, кажется, всё-таки вынесла свой вердикт, или его, чувствующего, как иссякло терпение. Анька отступила на полшага назад: — Парень, признавайся! Ты кто и куда ты дел Чернова? С каких это пор ты о Боге разглагольствуешь? — С некоторых, — меланхолично отозвался Егор. В общем-то, не соврал. Судорожно выдохнув, поняв, что всё бесполезно, что сейчас каши с ним не сварить, Аня ткнула пальцем в грудь, пригвоздила угрожающим: «Через час на саундчеке», и скрылась с глаз долой наконец. На-ко-нец! Теперь можно и за Ульяну взяться.***
Родные руки обняли со спины, и в ту же секунду стало гораздо спокойнее. От него исходило особенное тепло, по которому она умудрилась соскучиться за какие-то жалкие десять минут. Что же потом будет? А ещё от него исходили сила и спокойная уверенность. Последнего самой Ульяне по-прежнему не хватало. Её по-прежнему грызли сомнения в том, что сказка способна продлиться, а перспектива расставания на целых две недели пугала до одури. Пугало и мамино молчание: за минувшие сутки мать никак не дала о себе знать, что вовсе не радовало – наоборот, напрягало. Спасали ситуацию лишь информация о времени маминого появления онлайн и дзен, исходящий от самого Егора: эти несколько дней он умело её балансировал, креня стрелку внутренних весов в сторону чаши с верой, а не с паникой. — И чего ты спряталась? — раздался в ухо обволакивающий бархатистый голос. — Не знаю… Растерялась, — расслабляясь и прижимаясь к нему всем телом, выдохнула Ульяна. — Пока сообразила, что она не просто звонит, а уже под дверью стоит, ты открывать пошёл. Как-то неудобно было появляться перед ней в таком виде. Да и вообще… Насмешливо фыркнув, Егор на мгновение отстранился и оценил «такой вид». Она так и осталась в своей длинной рубашке, шорты валялись на полу за кроватью, а сумка с вещами – на кресле. Добраться что до шорт, что до сумки, не засветившись в Анином поле зрения, оказалось задачей невыполнимой в принципе. Ульяна успела в ярчайших красках представить, как эта картина будет выглядеть в глазах его подруги, а когда-то девушки, между прочим. На цыпочках крадущаяся к одежде «малая», шок, замешательство, причём, возможно, всех троих. «Ой! Привет, Уля! Как твои дела?». Ладно, Аня... Аня, наверное, смогла бы понять, говорили же об этом однажды. Но ещё неизвестно, как к подобному отнесся бы сам Егор. Откуда ей знать, готов ли он её «светить». — По-моему, симпатичный вид. Очень домашний, — Егор занял прежнее положение, замо́к рук вновь окреп и послышался глубокий вдох. — На саунд со мной пойдешь? «Готов?» — А что, можно? — мгновенно стушевавшись, искренне удивилась Уля. Впечатление возникало такое, словно все её страхи снова в глазах считали. Прямо как накануне в электричке, прямо как обычно. — Нужно, — мирно промурлыкали в шею. — И я не буду вам мешать? — Нет. Они забудут про тебя ровно через полминуты, не до того будет, — заверил её Егор. Ровный голос убеждал в правдивости сказанного. — Звуковик заберёт на себя всё внимание. Ну и, кроме того, я знаю, что если понадобится, сидеть ты будешь тихо. Угу? Кончик носа коснулся шеи, кожу обдало горячей щекоткой, глаза закрылись сами и голову повело в сторону чуть колючей щеки. Тишина, безмятежность, умиротворение и покой, только птички в ветвях щебечут и ласковые лучи солнца сквозь листву пробиваются… А воздух такой невозможно чистый, нагретый осенним солнцем и напитанный тёплым запахом сосны. И над всем этим его уютные, крепкие руки. Особенный момент единения, который хотелось сохранить в памяти навсегда, застыть в нём и раствориться. Чтобы никаких Камчаток, никаких мам, никаких сомнений и никаких «но»… — Угу… — отозвалась Ульяна млея. — Значит, да? — Угу… — Отлично. Через час нужно быть в лаундж-зоне основного здания. Ты вчера заметила там лаундж? Потому что я, честно говоря, нет. Послышался лёгкий смешок, и сухие губы коснулись виска. «Господи Боже… Можно просто вот так остаться? Пожалуйста…». Эта мысль, незаметно вытеснив остальные, стала единственной, что дрейфовала сейчас в её голове. Так остаться… Помнит ли она какой-то там лаундж? Уля отрицательно покачала головой и занавесилась волосами, скрывая смятенную улыбку. Она не помнила ничего: ни как это главное здание выглядит, ни интерьера, ни стойку регистрации, ни тем более зон каких-то – ничего. К моменту, когда они вышли из такси, ей, кроме ключа от номера, за дверью которого можно, наконец, от всех укрыться, вообще ничего не требовалось. И, скорее всего, администратор читала всё на её лице. Кошмар… — Помнишь, как мы котёнка с парапета доставали? — пробормотал вдруг Егор. — Угу… Улыбка растянулась от уха до уха, а по груди разлилось ностальгическое тепло. Помнит ли она котенка? За минувшие месяцы на поверхность памяти повсплывало всё, что связано с их отношениями. Каждая, даже самая незначительная, мелочь. А уж тот котенок… О-о-о… Конечно. Конечно, помнит. Ей тогда было около восьми, а ему четырнадцать, значит. На кромке узкого бетонного бордюра, за высокой кованной оградкой, отделяющей местный пруд от тротуара, истошно мяукал чёрный как смоль котенок. Как он там оказался, неизвестно, но деваться детёнышу оказалось совсем некуда: внизу вода, а слишком узкие прутья решетки не позволяли животине протиснуться между ними на волю. На жалобный писк отреагировала она – как всегда. И вцепилась в Егора мёртвой хваткой, умоляя спасти страдальца из западни. Егор поворчал, но попробовал, однако от его рук кот шарахался, как чёрт от ладана – шипел так, словно эти человеки покушались на его маленькую жизнь. А когда Егору всё-таки удалось его подхватить, цапнул, вывернулся и просто каким-то чудом не свалился в воду. И тогда Уля, игнорируя протесты оскорблённого в лучших чувствах соседа, заявила, что полезет за ним сама. Да, то была картина маслом… Мама, увидев такую, схлопотала бы инфаркт. Маленькая девочка, перегнувшись через перила пополам, жмурясь из-за страха высоты, на ощупь тянется к цели. Всё ниже и ниже, ниже и ниже… Внизу плещется вода, а Егор, страхуя, взял в железный обхват тоненькие ножки, чтобы она не улетела в тот пруд вперёд тщедушного комка шерсти. У неё тогда от ужаса чуть сердце через горло не выпрыгнуло. Достали котенка. Классно было. Сейчас ситуация пусть отдалённо, но похожая… Тоже высокая кованая оградка балкона, высота третьего этажа – примерно с две, а может, и с три высоты отвесного, местами бетонного, местами землистого берега пруда в их районе. Тоже немного страшно стоять близко к краю. То же надёжное кольцо рук – только теперь не в районе затянутых в легинсы коленок: сейчас они так же уверенно обвились вокруг талии. И просто хорошо… Шестнадцать лет прошло. — Может, стоило тебя тогда отпустить? — усмехнулся Егор, словно мысли её читая. Уля откинула голову на его плечо и с неприкрытым торжеством в голосе констатировала факт, в тот момент для неё очевидный: — Я знала, что не отпустишь. — Не отпущу, — сообщили в ухо обыденным тоном. И, чуть подумав, добавили: — Но добраться до душа мне всё-таки нужно. Это не считается. «“Не отпущу…”».
.
.
Спустя час и десять минут они выяснили, наконец, где находится эта лаундж-зона. Казалось бы, одно из мест притяжения жаждущей расслабления публики, но на деле всё оказалось не так просто, пришлось поплутать. Чтобы в конце концов выяснить, что речь идёт вовсе не о главном здании, а об открытой площадке метрах в ста за ним. Уле казалось забавным, что Егор оказался не в курсе, где конкретно им предстоит выступать, однако он в ответ лишь смешно наморщил нос и туманно сообщил, что последнее время ему вообще не до фигни всякой. Они быстро шли по тропинке к огромной, роскошно оформленной веранде: он бодрым, широким и твёрдым шагом – впереди, а она следом, интуитивно пытаясь за ним спрятаться. Насколько Уля поняла, само выступление намечалось на девять вечера и не должно было продлиться больше тридцати-сорока минут. А корпоратив или тим-билдинг – или что там заказчик удумал провести в этом пафосном местечке – начнётся в половину восьмого. Так что работники только-только приступили к подготовке: расставлялись столы и стулья, несколько девушек, весело щебеча, неторопливо вязали симпатичные «лесные» букеты и доставали из картонных коробок декор в стиле рустик. Все эти украшения выглядели красиво и завораживающе, но почему-то больше всего запомнились самые обычные плотно обмотанные бечёвкой двухлитровые банки, предназначенные, видимо, для цветов. За спиной Егора Ульяна чувствовала себя немного спокойнее, хотя прекрасно осознавала, что это глупо, что её заметят через секунду после того, как заметят его самого. Голову разрывали вопросы один занимательнее другого, но свелось всё к одному-единственному: как будет правильно себя вести? Она и рада брать пример с него, имеющего самый беспечный и умиротворенный вид из возможных, но робела от одной лишь мысли о том, как её появление воспримут его коллеги. Стоило выйти на финишную прямую и увидеть сцену, по которой туда-сюда нервно расхаживала Аня, как Егор вдруг обернулся. Считав в глазах лёгкую панику, понимающе усмехнулся и протянул руку: — Не дрейфь. Тебя все знают и помнят. «А некоторые знают и помнят даже получше остальных», — мгновенно подумалось Уле. Тот разговор с Аней на лавочке в их парке, все до одного Анины слова и все до одного собственные чувства отпечатались на подкорке мозга и в сердце. Навсегда. И тут над поляной вдруг разнёсся полный энтузиазма возглас барабанщика: — О, смотрите-ка, кто явился! Наша потеряшка! Собственной персоной! Несколько пар глаз устремились прямо на них, и в тот же момент обветренные губы легонько коснулись лба, и пальцы переплелись. — Ну всё! — сделал Егор страшные глаза. — Поздняк метаться, ма… -лышка, — нахмурился. — Не, «малышка» мне не нравится, фигня какая-то. Пошли, Уль, никто тебя не съест. Погляди на них, они же милые, игривые, безобидные котятки. Мухи не обидят. «Ну да…» Ульяна скользила затуманенным взглядом по лицам, и ей казалось, что нейтральное выражение удалось удержать лишь Олегу, да и то, наверное, только потому, что в группе он новенький. На остальных же чего только не читалось. Но объединяла все эти выражения одна общая эмоция – изумление в его крайней степени. Аня так и вовсе встала посреди сцены как вкопанная и не сводила с них прищуренных глаз. Пожалуй, вот чья реакция необъяснимым образом волновала Улю больше реакций остальных. Егор же хранил потрясающую невозмутимость, лишь крепче ладошку сжал, а она чувствовала, как под недоумёнными, испытующими, оценивающими взглядами коллектива горят щеки и плывёт земля. — Это Уля, если вдруг кто запамятовал, — внимательно оглядывая присутствующих, сообщил Егор ровным тоном. Фантастическое хладнокровие! — Парни, я только что назвал вас милыми, игривыми, безобидными котятками. Попробуйте соответствовать новому имиджу хотя бы первые полчаса. — Охуеть… — потрясенно протянул Игорёк и, игнорируя только-только прозвучавшее предупреждение и уничтожающий взгляд Егора, воззрился на Ульяну. — Как тебе это удалось? «Начинается…» Уля чувствовала, как самообладание утекает из неё тонкой струйкой, как предела достигает смятение. Но показывать чужим людям собственные психи? Нет уж. Только и оставалось, что пытаться шутить. — Очевидно же, — проворчала она, вскидывая на барабанщика глаза. Приторно-сладкая улыбка сама расползлась по лицу, а голос приобрел медово-сахарные нотки. — Зелье в чай подсыпала. Всего делов. «Ваш страшный сон…» — Лет двадцать назад, — фыркнул Егор. Впрочем, этот комментарий если и предназначался для чьих-то ушей, то исключительно для её. Слова утонули в хохоте Игорька, которого, кажется, мог развеселить любой бред и любая идиотская острóта. Отсмеявшись, барабанщик с деланным осуждением покачал головой, цокнул языком и вопрошающе уставился на Егора. «Задумайся», мол. — Ну наконец! — а это на сцене очнулась Аня. И очнулась сразу на всю громкость. — Я уж думала, внуков быстрее увижу, чем эту картину! Ну ты и конспиратор! Что, не мог сразу сказать? — и, не дождавшись от Егора комментариев, продолжила: — А, чему я удивляюсь, в самом деле?! Конечно же, не мог. Привет, Уля! «Господи…» Смущение достигло апогея. Уля молча кивнула, до сих пор не понимая, куда девать глаза. А Аня, заметно приободрившись и повеселев, продолжила вещание на всю поляну. — Не стесняйся, располагайся, мы здесь сейчас немного пошумим, может, даже друг на друга поорём. Не пугайся, нормальный рабочий процесс. Так, гараж! — хлопнула она в ладоши, наконец забывая про Ульяну и обращаясь к группе. — Раз уж мы, наконец, в сборе, давайте не затягивать. Чернов тут не один такой умник, меня тоже муж ждёт. — Ну вот и всё, казнь отменяется, — Егор разжал ладонь и кивнул в сторону свободных плетённых кресел в тени деревьев. — Смотри, вон там удобное местечко, подальше от колонок. Нам нужно где-то полчаса, минут сорок. Дальше всё пошло спокойно. Устроившись в кресле, первые минут десять Ульяна наблюдала за царящей на сцене и вокруг неё суетой. Туда-сюда сновали какие-то техники, в своей будке настраивался звуковик, ребята подключали инструменты, а Аня, воспрянув и расслабившись, висела на ушах у Егора. По его благодушному виду можно было предположить, что тема разговора безобидная. Иногда он закатывал глаза к небу и корчил какую-нибудь уморительную мину. Тогда Уля переводила взгляд на Аню, и раз за разом обнаруживала на её лице всё более плутоватое, всё более довольное выражение. Интересные отношения, конечно… В какой-то момент вся суета, шутки и прибаутки, как по щелчку пальцев, закончились и начался саундчек. Наблюдение за происходящим захватило. Аня пела, ребята играли довольно насыщенный, агрессивный отрывок, прерывались, слушали комментарии звуковика, какими-то непонятными терминами или жестами с ним общались и через некоторое время вновь начинали. И так по кругу. Смотреть бы и смотреть, но завибрировавший в кармане телефон отвлёк от процесса. 14:43 От кого: Юлёк: Привет! Прости, но я не выдержу столько ждать! Уже лопаюсь! Как ты там? 14:44 Кому: Юлёк: Привет :) Как бы не сглазить… Хорошо! Сижу на саундчеке. Вы как? 14:45 От кого: Юлёк: Да мы-то что? Будто ты не знаешь?) Стабильно, тоже как бы не сглазить) Это уже не интересно. И чего? Чего Чернов? Я, блин, в полном ауте до сих пор. Я вчера правильно поняла, что конфетно-букетный вы решили проскочить?)) 14:47 Кому: Юлёк: Так случайно вышло… Для меня он и так на всё лето растянулся, только вместо конфеток гитара, мотоцикл, разговоры, пара начищенных физиономий и больные фантазии. Считается? 14:47 От кого: Юлёк: Справедливо. И чего? Показал себя? «Так!» Уши мгновенно вспыхнули и загорелись. Мало какая информация представляла для Юли больший интерес, чем данные о совместимости и достижениях в постели. Уля подозревала, что рано или поздно тема вновь поднимется, но не настолько же рано! Не настолько же в лоб. За два дня Новицкая предприняла две попытки. С другой стороны, может, и хорошо, что сделала это в переписке: гораздо более неловко Уля себя чувствовала бы, алея ушами и щеками прямо на её глазах. 14:48 Кому: Юлёк: Юлька, я, конечно, всё понимаю, но на некоторые темы ты меня под дулом пистолета не разведёшь)) Прости, пожалуйста)) Восхитительно, но давай без лишних подробностей) Пока всё прекрасно, даже не верится. Но ведь всего несколько дней прошло… Рано судить. 14:50 От кого: Юлёк: Ла-а-адно… Зная тебя, я особо на подробности и не надеялась. Но попробовать-то стоило!))) Ну да… Рано судить, но всё-таки… Блин, не знаю, как сказать, чтобы ты меня поняла. Короче, думаю, нормально всё будет. Не похоже, что ты для него очередная девка из клуба. Ульяна оторвала взгляд от экрана и вскинула глаза на сцену, где до сих пор шла отладка звука. Залётные мысли о том, что станет «очередной», вгоняли в панику на два счёта, избавиться от них не получалось. Но может, она заблуждается? Еще совсем недавно Уля как в своем имени была уверена в том, что если между ними что-то произойдет, он пожалеет. Что общению мгновенно придет конец. Но нет же! Пока не видно никаких признаков того, что Егор жалеет. Стоит вон, улыбается. Кажется, ей. Позвал с собой, привел на саундчек… Всем показал… Хоть бы. Боги, сколько всего ещё надо Юльке рассказать. Про «Тома», про то, как начинался тот вечер, про «кота-пророка» и про драку… Мысли о том, кто мог за этим стоять, за неимением других вариантов упорно текли в сторону Вадима. Вот что можно у Юли спросить: насколько эта теория вообще состоятельна? 14:54 Кому: Юлёк: Он позавчера еле живой домой пришел: втянули в драку. Трое, представляешь? Против одного! Мне не дает покоя мысль, что здесь Стрижов замешан. Ну, месть, зуб за зуб, всё такое. Он нам однажды угрожал. Сам решил не светиться, может, заплатил? Как ты думаешь? 14:55 От кого: Юлёк: Хм… Ты там только себя не накручивай давай, Чернов не из хлюпиков. Знаешь, сколько начищенных рож на его счету? Я вот знаю) А по поводу Стрижа… Честно? Почему нет? Чувак не очень похож на адеквата. А сам Чернов что на эту тему говорит? 14:56 Кому: Юлёк: На эту ничего. Такое впечатление, что ему вообще фиолетово, кто это и зачем. А мне всё-таки страшно, Юль. Вдруг они ещё вернутся? Хочется что-то предпринять… Только что? 14:57 От кого: Юлёк: Позволь своему мужику самому разобраться с проблемами, не надо их за него решать. 14:58 От кого: Юлёк: Ок, на эту тему он ничего не говорил. А на другие? Не подумай, я за вас, конечно, рада, но просто после историй Андрюши немногословность в людях начала меня напрягать. Сразу возникает ощущение, что скрывают что-то. А Чернов тот ещё любитель помолчать. Не смущает тебя это? «Если бы ты знала причины, ты бы не предъявляла за “немногословность” …» Глубоко вздохнув, Уля вновь вернулась взглядом к сцене, а мыслями – к душераздирающему монологу «Тома» и довольно-таки сухому – если не пересушенному – изложению фактов уже самим Егором. В минуту ведь уложился. Глядя на него, никогда не подумаешь, что видишь человека тяжелой судьбы. После услышанного в голосовых Ульяне казалось абсолютно естественным нежелание Егора возвращаться к прошлому, рассказывать кому бы то ни было о том периоде. Казалось закономерным стремление не вставать в пятно прожектора, а слиться с толпой и жить самую обычную, принимаемую многими как данное жизнь. В общем, обижаться на Егора за немногословность у Ульяны никак не выходило. Другое дело, что все эти дни ворох собственных чувств по данному поводу она была вынуждена держать при себе. Она ведь уверила его, что ей всё равно, и теперь приходилось свои слова подтверждать, каждую минуту показывать, что ничего не изменилось. Но всё дело в том, что вовсе нет, ей не всё равно! Как может ей быть всё равно? Как?! Душа болела. 15:01 Кому: Юлёк: Рассказал кое-что о детстве. Если честно, Юль, мне этого хватило за глаза. О таком, вообще-то, рассказывать не захочешь, так что я понимаю его молчание. «В чем-то их с Андреем судьбы похожи. Только почему тебе всё это покоя не дает?.. Постоянно эти вопросы... … … … … … … … … … … Погоди…» В голове завихрился водоворот мыслей, в мгновенно затрещавшую голову одна за другой полезли вдруг Юлькины фразы, и Ульяна не успевала их отслеживать, компоновать и выстраивать логическую цепочку. «“А если бы ты что-то такое узнала о Чернове, например, что бы ты делала?”. “Это чужие секреты”. “Я вытянула из него эти воспоминания. Чуть ли не шантажом. И с тех пор не могу спать”. “Что он тебе вообще о себе рассказывал, Уль?” “Не смущает тебя это?”» На несколько секунд Ульяна дышать перестала, настолько поразила её внезапно ворвавшаяся в голову догадка. Андрей с Егором знакомы по детству. На сольнике Андрей сказал, что они «земляки, росли вместе», а Егор поспешил тот эмоциональный выплеск своего знакомого остановить. Выходит, что не «в одной школе учились», как после сольника написала Юля, а в одном детском доме выживали? Это Юлька из него вытянула?.. А после, рассказывая о его судьбе, просто опустила «лишние» подробности? Почему? Чужие тайны хранила? Решила её пощадить и мучилась, не понимая, что с этой информацией делать? Пыталась прощупать почву? Что происходит?! Складывается… «И молчала…» 15:03 Кому: Юлёк: Ты что, знала??? Знала, что там за «школа»? Поэтому все эти вопросы странные? Вспомнилось, какой дёрганой, мрачной и растерянной Новицкая проходила эти недели. Ей пришлось не только насчёт собственных отношений решать, но и об отношениях подруги думать. И об отношениях с подругой. И держать всё в себе. Всё сходится. 15:03 От кого: Юлёк [аудиосообщение]: Уль, Андрюша проболтался! Случайно абсолютно, честное слово! Ляпнул что-то вроде: «Нас с Рыжим от картошки воротило!», и до меня вдруг дошло, о каком именно Рыжем речь. Ну они же вроде как вместе росли! А потом я просто вытащила из него остальную информацию. Но я же не могла сама тебе о таком рассказать! Ты же понимаешь?! Это не моё прошлое и не моё настоящее! Ульяна впала в тугой ступор. Мессенджер сообщал, что Новицкая продолжает записывать новое аудио, голос в первом сорвался и дрожал, а Уля смотрела на экран и не понимала, как правильно реагировать. Да как? А если бы так и не выяснилось, с кем именно она переписку ведёт? А если бы Егор так и не поделился с ней и теми жалкими крохами информации о своем детстве? Что тогда?.. Неужели Юлька смогла бы от неё скрыть? Ключевое?! Главное об одном из самых важных в её жизни людей? Неужели лишила бы возможности действительно понять человека? Не может быть... Нет, невозможно поверить в такой исход. Однажды Юлька не выдержала бы, это же зерно! Вопрос только в запасе её терпения. Наверное... 15:04 От кого: Юлёк [аудиосообщение]: Ты ведь не очень злишься, да? Правда?! Скажи, что не злишься! Я не могла сама тебе сказать! Понимаешь?! Да меня чуть не разорвало за это время! Я не спала и не ела! 15:04 От кого: Юлёк [аудиосообщение]: Пусть теперь кто-нибудь только попробует вякнуть, что бабы не умеют хранить секреты! Найду и порву на британский флаг! 15:04 От кого: Юлёк [аудиосообщение]: Пиздец, Уль… Вот же угораздило обеих… Погребённая под внезапными откровениями Новицкой, Уля продолжала бездумно пялиться в экран. Вот как на неё злиться? Невозможно же злиться. Она права – это чужое. И оказаться на её месте никому не пожелаешь. Себе уж точно. И хорошо даже, что Юлька в курсе, да. Будет хоть одна близкая душа, которой можно выговориться. Да, точно, очень хорошо! Потому что невозможно же в себе носить! Егор, судя по всему, сам к теме возвращаться не захочет, а маме Ульяна не расскажет под страхом смертной казни. Папе?.. Нет. Бабушке?.. Нет, нет и снова нет – бабушка расскажет маме. Никому не рассказать… Да и сама Юлька наверняка по-прежнему нуждается в поддержке, вряд ли она успела так быстро отпустить ситуацию с Андреем. Потому как получается, что детдом и за его плечами тоже. В общем, под каким углом ни взгляни, выходит, всё к лучшему: смогут в открытую обсуждать друг с другом больную тему. 15:05 Кому: Юлёк: Это не «угораздило», это «повезло» :) Я понимаю и не злюсь, не волнуйся. Всё в порядке :) 15:05 От кого: Юлёк: Правда? Уф! Мне аж полегчало! Гора с плеч! Думаешь, повезло? Ну, хз… Время покажет))) Глаза то и дело возвращались к сцене. Они там вроде как закончили: звуки инструментов не нарушали наступившей тишины уже минут пять, а то и десять – с головой погрузившись в разговор с Юлькой, Уля не отследила момент. Басист и клавишник успели спуститься с подмостков, а Егор упаковывал гитару, параллельно что-то бурно обсуждая с Аней и Олегом. С такого расстояния тему диалога было не расслышать, только и оставалось что за жестикуляцией и мимикой следить. Пару раз его пристальный взгляд останавливался на ней: в ответ на её неуверенные улыбки Егор лукаво ей подмигивал, прямо как тогда, во дворе, когда она пыталась заставить себя работать, а он копался в «Ямахе». Только разница в состояниях между тогда и сейчас огромна: её бурные, «больные» фантазии ожили. Её любовь не захлебывается в бездонном отчаянии, а, питаясь робкой надеждой, поднимает к небу. 15:10 Кому: Юлёк: Я это кино уже 20 лет смотрю :)) Повезло. Ну… Мне уж точно, а ты сама определишься :) Завтра приеду и еще кое-что тебе расскажу. Охота увидеть твоё вытянувшееся лицо :) 15:11 От кого: Юлёк: Ильина!!! Совесть у тебя вообще есть?!***
Остаток насыщенного на события и эмоции дня пролетел над Ульяной на скорости сгорающего в ночном небе метеора. Не успела глазом моргнуть – Егор еле коснулся губ, и группа вышла на бис. И ракурс наблюдения за этим действом у Ули в этот раз оказался своеобразным: из-за условных кулис. Сначала она вообще планировала издали наблюдать, посчитав, что шарахаться по предназначенному для других мероприятию – та еще наглость. Но Егор на пару с Аней заверили, что наглость – второе счастье, и пообещали надёжно скрыть её от чужих глаз за сценой. Компанию ей составил Анин муж – коренастый высокий парень, на вид лет тридцати или чуть больше. Ульяна, хоть и не до того ей толком было, всё-таки успела про себя отметить, что у Ани губа не дура: Костя – это про русые волосы с медовым отливом, глаза цвета травы, скулы, скошенный подбородок, широкие плечи и плюшевое добродушие. А поглядишь на них вместе, подумаешь: яркая, очень колоритная парочка. Наверняка он её балансирует. Наблюдать за группой, сидя на пыльной древней колонке в окружении какой-то рухляди, спрятанной здесь работниками отеля, – это что-то с чем-то, уникальная возможность. С программой ребята не заморачивались, исполнили восемь – Уля посчитала! – каверов на хорошо известные каждому песни. Они точно знали, что делать с разленившейся, привыкшей к пафосу публикой, и уже через пять минут скучающие за столиками импозантные мужчины и женщины живо отплясывали на деревянном настиле. Пузатые дяденьки и дамы, почему-то все как одна в вечерних платьях, отжигали под «Несчастный случай» и «Ногу свело». Аня вжилась в образ инопланетной Жанны Агузаровой, а Егор вновь играючи взорвал площадку, задорно пожаловавшись визжащим от восторга менеджерам по продажам, бухгалтерам и эйч-арам, что так и не понял, что имела ввиду дамочка, подсыпавшая белый порошок в его суп. Да, группа определенно выбрала непривычный Ульяне формат, но факт оставался фактом: занятых телами стульев не осталось уже к середине выступления. И отпускать их, как всегда, не хотели: держали. Так что пришлось, с переменным успехом гася в себе неконтролируемые вспышки ревности, наблюдать за сдержанным общением Егора с расфуфыренными, восторженно глазеющими на него девушками. Возраст девушек варьировался навскидку от двадцати до шестидесяти. Вот где Улю совершенно внезапно, на пустом, казалось бы, месте, прихлопнуло будь здоров. Интересно, он хоть отдавал себе отчёт, что это за взгляды с поволокой? Да там каждая мечтала составить ему компанию на вечер, а лучше на ночь. Они из кожи вон лезли, пытаясь обратить на себя его внимание, удостоиться улыбки и благосклонного взора из-под умопомрачительных ресниц. Звезда, блин! Беспредел! Костя, заметив Улину напряженную реакцию и помрачневшую физиономию, пару раз сочувственно похлопал её по плечу. «Привыкай. Работа у них такая, они должны создавать настроение, а не портить его», — поделился собственными невеселыми мыслями он. Да, Аня тоже не могла пожаловаться на отсутствие внимания: шебутная вокалистка приглянулась половине мужиков точно, и они соревновались между собой в остротах. Аня умело парировала, ставя хамов на место, а менее борзых осаждая поаккуратнее. А иногда оборачивалась, ловила взгляд мужа и закатывала глаза, красноречиво сообщая ему, что думает по поводу происходящего. В эти минуты подумалось о том, каково приходится близким публичных людей. Ты или строишь отношения на полном доверии, веришь избраннику и своему выбору, или лучше тогда вообще в них не ввязывайся: сам с ума от подозрений сойдешь и любимого человека изведёшь. В конце концов у Ани кончился запас очаровательных улыбок. Устав вежливо отбривать нетрезвые поползновения в сторону музыкантов, она сдалась и отошла за водой к Игорьку. Так что Егор остался противостоять натиску в одиночестве. Но, кажется, и его терпение иссякло: довольно быстро, буквально одним обращением он пресёк дальнейший неуместный флирт и требования продолжить банкет. «С вами было здорово, мы желаем вам хорошего вечера. А нас ждут близкие. Отпустите нас к ним, пожалуйста». Вот и всё. По большому счету, всего несколько сказанных доброжелательным тоном фраз. Но тут же стало легче. В ответ на просьбу откуда-то левее раздался пьяный хохот: — Слышали, знаем, как они вас там ждут! Прищурившись и присмотревшись внимательнее, Ульяна узнала в одном из группы гогочущих за столиком мужчин соседа по этажу. Того самого, что спустился на завтрак в синем поло. Идиотский комментарий без внимания не остался. — Ещё услышите, — пообещал Егор елейным голосом. А после снова обратился к публике: — Спасибо за тёплый приём. Приятного вечера. Лица Егора в тот момент Уля, к сожалению, не видела, а хотелось бы. Судя по патоке в голосе, выражение на нём, скорее всего, было каменным, разве что уголок губы дёрнулся. Стало предельно понятно, что им не привыкать. И что оба – и Аня, и Егор – умеют лавировать, показывая толпе, где проходят границы между дозволенным и неприемлемым. И при этом ещё и относительное дружелюбие умудряются сохранять. Может, и зря. Ты можешь быть публичным лицом, тебе к подобному, возможно, не привыкать, но в первую очередь ты остаешься человеком со своими чувствами – таким же человеком, как и все остальные. Что оба вокалиста и продемонстрировали, стоило группе скрыться с глаз зрителей. Аня с возмущенным восклицанием: «Нет, ну ты видел?!», тут же кинулась за утешением к Косте. А Егор пусть и хранил беспечную улыбку, однако первое, что услышала Ульяна, стоило ей попасть в его руки, было: — Давай заставим этого остряка нас запомнить. Он произнес фразу тихо, на ухо, уголки губ тянулись вверх, но звучало как сквозь зубы. Маска беззаботности предназначалась для коллег, а ей достались истинные эмоции. — Не понравился он тебе, да? — усмехнулась Уля, думая о том, что не прочь ведь и «заставить». — Ещё утром, — фыркнул Егор. — Может, если бы он на тебя так бесцеремонно не пялился, я бы мимо ушей пропустил. Но сам нарвался. — Да он просто завидует, — запуская пальцы в волосы и вновь отлавливая себя на понимании, как скоро успела соскучиться по рукам, пробормотала Ульяна. Время неумолимо текло, времени было на них плевать, мысли о Камчатке давили. Две недели… — Есть чему, — в ухо раздалось мурлыканье и в следующую секунду её уже крепко прижимали к груди. Всё это будто не с ней происходило... Замереть и остаться… Но Игорь, которого хлебом ни корми, дай встрять, тут же испортил идиллию, причем самым бесстыдным образом. Хлопнув в ладоши, он обвёл присутствующих горящим взглядом и воскликнул: — Эй, котятки! Успеете еще пообжиматься. Go на aфтерпати! Большинство явно возражений не имели. Егор, однако, исподлобья скептически уставился на нарушителя спокойствия, а Аня так и вовсе решительно замотала головой: — Ну не, без нас, — несогласно поджала она губы, а руки тут же обвились вокруг талии мужа. — У нас уже есть планы… — Да погоди ты со своими планами! — игнорируя протест, отмахнулся барабанщик. — Еще не знаешь ничего, а уже нос воротишь! Короче, здесь в двадцати метрах костровое место. Прямо где мы запарковали фургон. Предлагаю сейчас быстренько загрузить инструменты и почилить. С гитарой и прочей лабудой, а?! Пледы у отеля подрежем. У них много, я видел. Как вам? — Под лабудой косяк подразумевается? — проворчал Егор, даже не пытаясь замаскировать недовольство. Игорь театрально закатил глаза, состроил забавную мину и перевел говорящий взгляд на Ульяну. — Ну и зануду ты выбрала! Я тебя, Чернов, последнее время вообще не узнаю. Впрочем, твоя, Костян, не лучше, — разочарованно забубнил он. — Боже, с кем работать приходится! Не хотите с косяком, будет без косяка. Ну вы представьте себе просто! «Просто представьте… Представьте…» — М-м-м… Вообще, класс… — мечтательно протянула Уля. Романтичная натура в ней встрепенулась и живо дорисовала в воображении схематично намётанную Игорем картину. Это же… Бездонное звездное небо, уютное потрескивание хвороста, холодный сентябрьский воздух, но жар костра, бренчание струн и… И тёплые руки… Ну, или плед, если руки будут заняты гитарой. Но лучше руки! — Вот! Хоть один нормальный человек! — воскликнул Игорёк, глядя на неё, как на свою спасительницу. — Короче, погнали, нытики. В темпе вальса. Ещё вспоминать будете. Егор обречённо вздохнул. Нахмуренные брови и сомнения в глазах намекали на то, что ему идея не кажется такой уж привлекательной. — Ладно, — на выдохе произнес он, внезапно сдаваясь. — Тогда пойдем грузить.
***
Будет ли она вспоминать? Да. Каждую минуту рядом. Будет вспоминать, как Игорёк и Егор довольно бодро загрузили фургончик, как Олег с Сашей притащили охапку веток из лесочка, а Женя, басист, – охапку шерстяных пледов из отеля. Как кутались в них только девушки: парни наотрез отказались. Как взяли на костёр Анину гитару. Гирлянды лампочек над головой и скрип растянутого меж стволами сосен гамака. Пустой, но весёлый треп. Как самоотверженно пытался забыть о самокрутке в кармане барабанщик, и как вместо самокрутки по рукам пошла добытая где-то бутылка виски. Как, пытаясь взять от момента всё, решила сохранять голову ясной, как Егор сделал буквально глоток, и как согревались алкоголем остальные. Как сбылась мечта о тёплых руках, как прямо над головой раскинулся космос, как и чувствовала себя, словно в космосе, и для счастья не требовалось больше ничего – она была полностью, бессовестно счастлива. Будет вспоминать, как Игорь травил байки и шутки, словно не в себя. Как громко, на весь лесочек, хохотали все, а Егор выдавал в мир скупые ухмылки, сдержанные усмешки и вообще всё это время был чересчур уж молчалив. Как ей казалось, что она ощущает неуловимые изменения в его настроении, и не могла найти объяснений. Как на смену счастью пришло лёгкое волнение. Как на втором часу достали гитару и понеслась. Будет вспоминать Анин голос и отдельных любопытных слушателей, подтянувшихся на шум с корпоратива. Как Игорёк отбивал такт ладошками по коленкам, удивительно точно для не шибко трезвого человека в него попадая и дополняя акустику. Как когда Ане надоело, гитара пошла по кругу и в конце концов попала к Егору, который попытался быстренько отделаться, набренчав незамысловатый мотивчик, но таки сдался, стоило компании дружно насесть. Будет вспоминать песню о трёх днях, от и до исполненную им с закрытыми глазами. Как распахнулись, наконец, длинные ресницы. Направленный на неё пронзительный взгляд, бездонное море. Свободный полёт зашедшегося сердца. И донесшееся до ушей бормотание басиста: «Ну всё, кажись, кабзда Рыжему», — это тоже. Как он молча отдал гитару Олегу, поднялся сам, подал ей руку, взял еще один плед, пожелал народу весёлой ночи и повёл искать берег реки. Они его нашли. Ночную тишину, глубокое умиротворение и жар, греющий изнутри. Как не замечала пронизывающего холода. Будет вспоминать руки, как замерла в них и не двигалась, осталась так. И ласковые нашёптывания воды. Редкие всплески у берега – это рыба. И опустившийся на реку туман, стрёкот и шорохи. Запах травы. Родной запах. Его дыхание. Она будет всё это вспоминать.