Соседи

      Девятое утро подряд начиналось не со сладкого потягивания в постели, не с попыток вспомнить сизые сны, не с душа и не с кофе. Уже девятое утро Уля просыпалась с одной и той же мыслью: «Минус один». Вот и сейчас: мозг удовлетворенно вычеркнул очередные сутки и констатировал: «Осталось пять. Пять дней». Глаза ещё закрыты, а посчитать уже успела, уже не терпелось проверить переписки, и рука вновь сама потянулась к телефону. Нащупала его на поролоновых подушках, формирующих спинку старой, пожившей жизнь софы, и поднесла к лицу. Один глаз приоткрылся, а второй объявил протест против подъемов в такую рань.         Улю интересовал красный кружок уведомлений на иконке мессенджера. К утру в нём светилась цифра десять, и уголок губы самодовольно пополз вверх. Даже гадать не надо: она просто знала, кто в этой десятке. Здесь штуки три сообщений от Новицкой и пара от мамы. Наверняка очередной привет прислал отец: он теперь ежедневно снабжал её короткими неизвестными фактами о Камчатке. Всё остальное – от Егора. Взгляд зацепился за часы в верхней части экрана: восемь утра. Упал на список закрепленных чатов.   05:32 От кого: Егор (4): Ты хотела признаться, что тебя уже тошнит от сл…   04:43 От кого: Юлёк (3): Вернёшься, вместе поедем! Там классно! И сов…   02:12 От кого: Мама (2): Пусть бабушка утром перезвонит.    00:53 От кого: Вадим [медиафайл]: Сплин – Прочь из моей головы          «Только тебя не хватало!»         Давно не виделись… Игнорируя сообщение от Стрижа, Уля по очереди открыла переписки, оставляя самое интересное и важное напоследок. Мама сообщала, что не смогла дозвониться до бабули, и просила передать, чтобы та перезвонила. Юлька отрапортовала, что они с «Андрюшей» разведали уютный отельчик в каких-то тридцати километрах от столицы, и горела идеей отправиться туда компанией побольше. Егор фонтанировал всё новыми и новыми предположениями о том, в чём конкретно она собиралась ему по возвращении признаваться, все эти дни генерируя версии одна гениальнее другой. И всё мимо и мимо. Вот и очередная подоспела: предположил, что на самом деле её уже тошнит от сливочных стаканчиков. Смешно. Они все смешные и все провальные. Все напрягали, потому что от каждой из них до верной, как до луны и назад. Конечно, может статься, что правильную он не озвучивал лишь из чувства такта: будь она на его месте, точно оставила бы при себе. Однако же пока Ульяне всё намекало на одно: Егор и впрямь не догадывался. Иначе не плодил бы варианты по десять штук в день. Так ей казалось…         А от папы пока сообщений нет.         На часах восемь утра, а это означало, что у её москвичей до сих пор не закончился вчерашний день. Их разделяло не только сумасшедшее расстояние, но и невообразимые девять часов. Часов семь тратила на сон она, Егору хватало пяти, но в сумме из общения половина суток выпадала: Уля просыпалась, а он засыпал. Время копошилось земляным червяком, садистски тянуло из неё жилы и совершенно, абсолютно никуда не спешило. Да что там! Иногда оно безжалостно замирало, призывая её выключить режим «неуемный житель мегаполиса» и наслаждаться моментом. Ага. Попробуй тут насладись, когда тело здесь, а сердце и мысли за шесть тысяч километров. Когда он прописался в черепушке с концами, когда всюду мерещится его запах, и душа сходит с ума от тоски.   08:02 Кому: Егор: Привет! Нет :) Как дела?   08:04 От кого: Егор: Да ё-к-л-м-н! Доброе утро, в смысле =) Всё, больше идей нет.         А у него «добрая ночь». Нет больше идей? Ну да! Каждый день так говорит и каждый день накидывает ещё ворох, только и успевай поражаться его фантазии.    08:05 От кого: Егор: Дела? Час назад зашёл домой. Корж пасся у миски, тыкая лапой в пасть, прям как тот кот из мема. Сухари в нём пропадают, как в чёрной дыре. Пришлось развернуться до магазина. Всё ок =)   08:06 От кого: Егор: [медиафайл]: Троглодит! Лопает больше меня! Думаю, стресс заедает: явно по тебе скучает.         «А ты?»         Этот вопрос Ульяну волновал сильно: Егор молчал, как советский партизан на допросе, хотя, если уж начистоту, допросов никто и не устраивал. Но пока возникало ощущение, что увидеть Конец времён шансов у неё больше, чем дождаться от него милых признаний. По состоянию на данный час самое интимное сообщение от Егора уведомляло Улю о том, что одному на «Ямахе» ездить скучно. А в ироничном комментарии, что последовал в ответ на высланную ему подборку фотографий с пейзажами, Ульяне померещился очень, очень тонкий намек на то, что время от времени неплохо бы напоминать, как выглядит она сама. А может, Уля просто желаемое за действительное выдала. Вот и все нежности. Наверное, ждать большего от Егора было бы наивно: в склонностях к сюсюканью он не замечен, «не состоял, не привлекался». Да и вообще никогда не растрачивал энергию на слова, предпочитая им дела. Так что скорее всего, для него сотрясение воздуха значило мало, если вообще значило хоть что-нибудь.          Слова – это ведь просто слова… Наплести можно что угодно, и не факт, что это окажется правдой. Но ей нужны чёртовы слова! Любому нужны слова, как без них догадаться о происходящем в душе? Особенно сейчас, когда даже в глаза не заглянуть? Не прижаться, не услышать стук сердца, дыхание – хоть что-то, что могло бы подсказать…          «А вдруг он ничего особенного уже и не чувствует? Вдруг всё прошло?..»         Не станет об этом думать и накручивать себя. А то так и рассудком тронуться недолго.         На присланной ей только что фото – сытая и довольная мохнатая морда, посреди которой красуется мокрый блестящий нос. Конечно же, холодный. Судя по всему, Корж таки получил своё и теперь переваривал, развалившись прямо на рабочем столе под мягким светом включенной настольной лампы. Положил голову на книгу, и обложку не разглядеть. Кажется, кое-кто стал слишком много этому хвостатому позволять.    08:06 Кому: Егор: Нечестно)    08:06 От кого: Егор: Что? =)   08:06 Кому: Егор: Я тебе себя, а ты мне – усы и хвост.   08:07 От кого: Егор: [медиафайл]         «Так-то лучше»         Это третье селфи, которое Ульяне удалось выцыганить у него чуть больше, чем за неделю. Дурашливая фотография, как и остальные две. Снятая на ходу, как и остальные две. Большую часть картинки занимала стена, а нижнюю её половину – стоящие дыбом вихры и широко распахнутые круглые глаза. Высунутый язык в кадр не влез, но Ульяна уверена, что без дуракаваляния в тот момент не обошлось. Сохранит в отдельной папочке.         Была не была.   08:09 Кому: Егор: Я скучаю          Очень! Каждую минуту, что не тратила на сон, она скучала – где-то там, глубоко внутри себя. Глаза смотрели на окружающую красоту и запечатлевали. Голова восторгалась, память впитывала, а сердце и душа не находили себе места. Уля постоянно думала о том, как бы ему понравилась Ключевая сопка, или Тихий океан и тот пляж с черным песком, или Авачинская бухта и «Три брата» или что угодно в этом удивительном крае. Всё пыталась представить реакцию, воображение рисовало себя в тех же местах, но непременно в его компании. Ведь ощущалось бы совсем по-другому. Воспринималось бы иначе. Если бы он был рядом, она впала бы здесь в состояние эйфории и экзальтации, ничем не замутненного счастья, которого в одиночестве достичь не выходило, хоть в лепёшку расшибись.          Незримо Егор постоянно рядом.         Незримого недостаточно.          И ночами Ульяна скучала тоже, но иначе. Вечерами, ночью и по утрам она мёрзла. Ей снились бесцветные, невыразительные, хаотичные сны, что стирались из памяти ещё до того, как поутру распахивались глаза.          Она скучала круглосуточно. По рукам, улыбке, голосу, глазам. По губам и теплу. По полётам. По молчаливой поддержке, его энергии, по отдающемуся в ухе стуку сердца. По состоянию умиротворения, упоения, ликования и экстаза, которые безостановочно сменяли друг друга в его присутствии. По буйству красок, по ощущению падения в бездну. Скучала. Так много нужно ему сказать…          Тремя словами.          За дверью раздались еле слышные шаркающие шаги. Это бабушка Галя пыталась прокрасться в сторону ванной так, чтобы не разбудить дорогую внучку, и совершенно при этом не догадываясь, что та уж почти полчаса как не спит. Завись всё в данном вопросе исключительно от бабули, дрыхла бы Ульяна до полудня каждый день. Притом, что сама баба Галя ежеутренне вскакивала по собственному внутреннему будильнику – с рассветом. Наверное, как и все пожилые люди. Почему старики встают так рано? Может, потому, что чувствуют – смерть близка. А им хочется продолжать жить, видеть, впитывать происходящее вокруг себя. Хочется успеть насмотреться и надышаться, взять от оставшихся лет или дней всё, что смогут. Вот и экономят время на сне.          Уле ужасно, ужасно стыдно перед своей бабушкой и всем миром, что она считала дни до возвращения домой, потому что бабушкина радость от её приезда и бабушкина любовь не ведали границ. Выражалась эта любовь по-всякому, но прежде всего в желании как следует единственную внучку накормить. Каждое бабушкино утро начиналось с колдовства на кухне, и сегодняшнее – не исключение: в воздухе снова витал запах только-только нажаренных блинов. Стряпня у баб Гали – ум отъесть. В Ульяне при взгляде в зеркало крепли подозрения, что привезет она домой хомячьи щеки и дополнительных килограмма три на боках. На такой исход намекало не только отражение, безжалостно предъявляющее ей неприглядную правду, но и любимые джинсы: между их пуговицей и пупком оставалось всё меньше и меньше свободного пространства. Однако же никаких сил сопротивляться бабушкиным блинчикам, сырникам, молочным кашкам и наваристым супчикам не находилось. Ничего, на спорте потом отработает.   08:18 От кого: Егор: По кому из нас двоих?         «Нормально?!»         Уля жадно втянула ноздрями воздух. Даже отвечать на этот пассаж не станет. По маме, блин, она скучает, что тут гадать? По «Андрюше» Юлькиному! По продавщице из ларька со сливочными стаканчиками!         Подумалось, что пора вставать. Задержится в кровати с телефоном в руке – и неизвестно еще, чем кончится. Как бы не смертоубийством. Резко откинув одеяло, Уля влетела в стоптанные тапочки и намылилась в ванную. С бабушкой Галей столкнулась прямо там.         — Доброе утро, бабуль! — целуя бабу Галю в щеку, поздоровалась она. — Вкусно пахнет!         Бабушка у неё уютная – везде мягкая и очень тёплая. И чувствует себя, тьфу-тьфу-тьфу, всё-таки неплохо. Не всё так печально, как успело воображение нарисовать. Глядя на неё в моменте, у Ули создавалось ощущение, что здесь энергии ещё лет на двадцать-тридцать вперед хватит. Всё-таки в этом плане мама вся в неё: такая же неугомонная работяга, просто юла. Да, давление у бабули и впрямь скакало, но за время пребывания здесь Уля успела записать её к платному терапевту и кардиологу, пару раз свозить в клинику на осмотры и обследования, добиться пересмотра ранее сделанных назначений и совершить рейд по городским аптекам. В общем, актуализировала информацию и забила бабушкину аптечку на несколько лет вперед. Лишним не будет.         — Доброе, Ляна, — светло улыбнулась баб Галя. — Ты уж тогда поскорей, раз встала, а то остынет.         — Ага. Мама просила тебя ей перезвонить, говорит, что вчера не смогла дозвониться.         — Вот глухая курица старая! — воскликнула бабуля, всплеснув руками. — Не слышу, не вижу, что звонят.          Дело не в том, что бабушка «не слышит и не видит», а в том, что её старый «кирпич» уже на ладан дышит, готовясь с минуты на минуты кокнуться окончательно.         — Это телефон твой уже подыхает, — хмыкнула Уля, раскручивая в голове план на день. — Сейчас, бабуль, пять минут – и приду.         Ну, пять – это Ульяна махнула, конечно. Меньше чем в пятнадцать-двадцать ей никак не уложиться. Прикрыв дверь, Уля наскоро сделала кадр, отправила адресату и с чувством выполненного долга отправилась в душ. Пусть теперь любуется на недовольно скривившиеся губы, кончик носа, растрёпанную косу и пижаму с мишками, раз так. И додумывает, что она этим хочет ему сообщить.         Егор не заставил ждать с ответом: уже на выходе из ванной Ульяна его прочла, невольно обращая внимание на время отправки. Ничего не могла с собой поделать – все сравнивала, с какой скоростью Том разражался комментарием для Алисы, и с какой реагировал на её сообщения Егор. Выводы утешали.   08:38 От кого: Егор: М-м-м… Прям как в мае. Один в один =) Но знаешь что? Твоя пижамка больше меня не обманет.          «Да ну тебя!»   08:38 От кого: Егор: Засос на ключице занятно смотрится с розовым воротником и медвежатами. Что-то в этом есть. Мне нравится. =) Долго держится…         «Да ты, похоже, просто надо мной издеваешься! Или нет?»   08:40 От кого: Егор: Надеюсь, твоя бабушка этого не видела. У бабушек слабенькие сердечки. Помни об этом!   08:40 От кого: Егор: Кстати, может, ты хотела признаться в любви к розовым пижамкам? Или медведям?         «Не к пижамкам!»         Не похоже, а точно. Издевается. Что ж, в эту игру можно играть и вдвоём. Ему это так просто с рук не сойдет.   08:43 Кому: Егор: Снова не угадал :) А бабушка видит гораздо больше, чем я думала.          Пока Уля добралась до кухни, где её заждался приготовленный заботливыми руками завтрак, в голове дозрел дерзкий план маленькой невинной мести. Или шалости, как посмотреть. Благо их отношения перешли в ту стадию, когда позволить себе подобные фокусы с чужими нервами уже можно. Если, конечно, спустя девять дней они у Егора чудодейственным образом не восстановились до уровня «железобетон».         — Вкусно пахнет! Снова секретный ингредиент? — усмехнулась Ульяна, усаживаясь над тарелкой с подостывшими блинами.         — А как же! — перестав наводить суету у плиты, бабуля присела на свой стул. — Кушай-кушай.         Бабушка всегда добавляла в свою стряпню секретный ингредиент. В этом тесте для блинов не сода, не кефир, не ваниль, не корица и не натёртое яблоко. Всё гораздо проще и одновременно гораздо сложнее. В это тесто замешана щепотка безусловной любви. Именно поэтому бабушкина еда всегда была такой невероятно вкусной. Повторить один в один невозможно, вкус всегда будет немного отличаться, но гарантированно окажется божественным. Опробует рецепт, как только окажется на Егоровой кухне.         Взгляд на автомате упал на затихший телефон. Мысль о том, что неплохо бы ответить на пассаж о мишках, назойливо вертелась в черепной коробке, вызывая внутренний зуд. До сих пор считает, что в ней детство играет?   08:49 От кого: Егор: Бабушки – они такие. Слепыми только прикидываются. Интересно, что видит твоя.         «Как я тут с ума схожу, например…»         — Что там твой мальчик? Всё хорошо у него? — аккуратно поинтересовалась баб Галя.         «Мальчик…»         С высоты такого возраста любой будет мальчиком казаться.         — Да вроде да, ба, — поведя плечами, как можно беспечнее отозвалась Уля. — Коржик у него там прописался, бдит.         Бабушка у неё прозорливая, в первый же вечер просекла, что к чему. Сказала потом, что по глазам догадалась и, скорее всего, не покривила душой. В общем, в очередной раз продемонстрировала удивительную проницательность, чем несказанно Ульяну смутила. Она-то была убеждена, что с ролью соскучившейся внучки в день встречи справилась прекрасно: телефоном перед бабулей не светила и вообще вовсю улыбалась. Захочешь – не придерешься. Хотя перелет прошел довольно-таки хреново: в слезах, соплях, прострации и наушниках. Вырубиться удалось лишь ближе к посадке, и расплатой за это стали пропущенные сумасшедшие виды, которые наверняка открывались из иллюминатора.         — Не переживай, Ляна, если любит, дождётся, — перехватывая её растерянный взгляд, изрекла бабушка. — Куда денется?          «А если не любит?»         — А если не любит, то зачем он нам нужен? — засмеялась она, впрочем, по-доброму. — Не волнуйся. Конечно, любит, как такую можно не любить? Тем более вместе росли, столько прошли. Тебе этого мальчика Бог послал. Надо же, как бывает… — покачала она головой.         Бабушке про Егора Уля кое-что рассказать успела. Почти всё, если точнее, опустив лишь жуткую историю прошлого, о которой сама до сих пор не могла думать без подступающих к горлу слёз и горького ощущения бессилия и опустошенности. Касательно этой темы Ульяна, кое-как сдержавшись, ограничилась короткой ремаркой, сообщив, что его детство прошло в трудных условиях, и это наложило серьезный отпечаток на восприятие жизни и отношения с людьми. Душа требовала выплеснуть всё, просила совета, но голова понимала, что от бабушки информация может попасть к матери, которой и так до конца дней хватит «весомых» аргументов против её выбора.         — Да? Ты так думаешь? — зачем-то спросила Уля. Не знает зачем. Просто слушать бабушкины рассуждения было куда приятнее, чем мамины нотации.          — Да. Ты очень изменилась, — констатировала ба, подкладывая в Улину тарелку ещё один блин. Эта привычка, пожалуй, единственная, что Ульяну в бабуле немного раздражала: ни на секунду ведь нельзя отвлечься. Еда возникала под носом, словно по волшебству. И попробуй только не съешь – расстроится.          Не будет ругаться.         — Ты когда последний раз меня видела? — усмехнулась Уля, благодарно улыбаясь, но всё-таки возвращая блин туда, откуда его изъяли – в стоящую на подставке посреди стола сковородку. — Конечно, изменилась.          — Видела давно, а слышу-то регулярно, — не согласилась баб Галя, вновь доставая блин. Бабулино упорство не знало границ, как и бабулина любовь. — Что ж я, по-твоему, совсем слепая, что ли? Тебе это общение только на пользу идет. Только на пользу!         В подтверждение сказанного бабушка вновь покачала головой и цокнула языком. А Уля не удержалась.         — А вот мама думает иначе, — уткнувшись взглядом в тарелку, пробормотала она. Не знает, что хотела от бабушки услышать, но ядовитые слова матери до сих пор не шли из головы. В мамином представлении хуже выбора Ульяна сделать просто не могла. И непременно поплатится за это в самом скором времени.          — Мать свою ты не слушай, — раздражённо махнула рукой бабушка. — Собственную жизнь устроить не может, нечего в чужую нос совать. Прямо копия деда твоего, царствие ему небесное, — перекрестилась она поспешно, — нахваталась дури. Уже давно пора выпорхнуть из гнезда, Ляна, иначе жизни тебе не будет. Помяни мое слово…         — Ты о папе? — нахмурилась Ульяна. Ну а о ком еще? Сейчас, когда Уле стала известна версия отца о причинах распада их семьи, бабушкины слова оказались понятны без расшифровки. С папой у бабушки всегда были прекрасные отношения, но до этого момента Ульяне не доводилось слышать её мнения о жизненной позиции собственной дочери. Видимо, за минувшие дни ба пришла к заключению, что девочка выросла и можно говорить с ней по-взрослому.         — И о нём тоже… — закивала она энергично. — Это ж надо так – выкурить из семьи святого человека! С ребенком разлучить! Сколько я Наде на эту тему ни втемяшивала, ей хоть кол на голове теши! Без толку всё, завела свою волынку… — на несколько секунд бабушка расстроенно замолчала, воздух наполнился горечью. — Но то дела давно минувших дней. О хахале её я сейчас говорю.         — А что с ним? — подняла голову Уля, недоумевая, что успело случиться с Виктором Петровичем. К Зое Павловне она уезжала в его компании... И всё вроде было в порядке. А после Уля и дома не бывала.         — Да вот, говорит, разругались в пух и прах, — расстроенно вздохнула ба. — Привиделось ей, видите ли, что он глаз на кого-то положил. Пару раз при ней по телефону не стал разговаривать, а ей тут же всё и ясно. Вот так она отца твоего подозрениями своими чуть в могилу и не свела. Дурная голова.         — Я… знаю, — чуть помолчав, отозвалась Уля. — С папой мы недавно совсем виделись, я спросила…         Бабушка чуть посветлела лицом, но уже спустя пару секунд вновь нахмурилась:          — Тогда делай выводы, внучка. Я до правнуков дожить хочу, а кроме тебя мне надеяться не на кого… Вот дождусь, и помереть можно будет.         Не стала баб Галя выведывать обстоятельства встречи с отцом. Может, решила подождать, когда Ульяна сама решится рассказать об этом подробнее. Ба у неё тактичная. А правнуки…        Уля почувствовала, как щёки заливает краска.          — Перестань, ба...          — А что нам, старикам, надо? — мягко улыбнулась та, реагируя на проступившее смущение. — Чтобы у детей, у внуков всё ладилось… И чтобы не забывали. Ты куда сегодня?         Всё, кажется, на этом бабуля тему решила сворачивать. Может и хорошо, а то беспокойно что-то стало. Ульяна неопределенно повела плечами.         — В город… Нужно кое-что купить, и в Кафедральном соборе ещё не была… Может, экскурсию какую-нибудь интересную найду на завтра.          На экскурсии Уля, вообще-то, растрачиваться не планировала, рассудив, что деньги ей понадобятся на учебу, но сидеть сиднем круглыми сутками тоже считала преступлением. Тем более что такие выезды помогали немного отвлечься от извечного состояния скучания. Впереди ещё пять дней на полуострове, и провести их надо так, чтобы потом ни о чём не жалеть. Егор там точно времени зря не терял: как ни спроси, чем занят, выяснялось, что или на базе, или на фотосете, или в поле – сезон закрывает. Домой приезжал, похоже, только спать.          Так что нечего рассусоливать. Вперед!  

.

.

        Домой Ульяна приползла. Часы показывали восемь вечера. Солнце уже успело закатиться, возвещая о завершении ещё одного дня. В полупустом рюкзаке болтались сувениры для её москвичей и покупки посерьёзнее, и Ульяна пыталась предугадать реакции: если с бабушкой всё понятно – всплеснёт руками, схватится за сердце и запричитает, что делать Уле больше нечего так тратиться, то Егор… Что ей скажет Егор, оставалось абсолютной загадкой. А ещё вдруг заволновал вопрос о том, насколько всё-таки уместным будет такой «привет». Но всё-таки пижамка с мишками с самого утра не шла из головы. А до кучи днём ей вдруг вспомнился насмешливый взгляд, которым он её окатил, возвращая пиалу из-под сырников. Тогда она имела неосторожность открыть ему дверь в пижаме. Этой самой. Что ж…         Теперь ему предстояло оценить другую пижамку. Угольно-чёрную, шёлковую, невесомую, на тончайших бретелях. С деликатным нежным кружевом, пущенном по треугольному вырезу, который приличным назвать не хватало наглости. Купленная комбинация состояла из топа и коротких шортиков. Но шортиков Егору сегодня не видать, только верхнюю часть. Топ сел превосходно, будто специально на неё шит.         А вообще, если отбросить щекочущие фантазию мысли и сосредоточиться на итогах дня, то можно сказать, что прошёл он насыщенно: после двухчасового шоппинга по бельевым и салонам связи Уля отправилась гулять. Что она видела сегодня? Из нового – Кафедральный собор и Нулевую версту. Там, у версты, расположен туристический магазинчик, где она и закупилась сувенирами, наслушалась рассказов об истории края и притесалась к завтрашней экскурсии, организованной для группы путешественников. Завтра в девять утра необходимо быть на том же месте: поедут вглубь полуострова смотреть горячие источники Малки. А через день эта же турфирма повезёт другую группу на Вертикальный мыс, и Уля размышляла, не составить ли им компанию. Сам же Петропавловск-Камчатский за эти дни она успела облазить вдоль и поперёк. Он не отличался захватывающими дух архитектурными решениями, однако же потрясающие пейзажи всё компенсировали. Особенно ей нравились крутые склоны Авачинской сопки, у подножья которой и раскинулся город, и морские прогулки по Авачинской бухте. Папа рассказал, что по размерам эта бухта считается второй в мире – в неё впадают аж две реки: Авача и Паратунка. От видов, что открывались с лодок, перехватывало дыхание, а три стремящиеся к небу прямо из воды базальтовые скалы, наверное, навсегда врежутся в память. Одна из визитных карточек Камчатки, как-никак…         А ещё снова сивучей высматривать ходила. Бабушка рассказала, что на старом полуразрушенном пирсе их микрорайона – в Моховой бухте – с октября по апрель отдыхают морские львы. По этому поводу папа тоже высказался: оказывается, кроме Петропавловска-Камчатского в городской черте сивучей можно встретить только в Сиэтле. Сегодня Ульяна предприняла третью бестолковую вылазку на причал. Сам собой напросился вывод, что, похоже, эти млекопитающие живут чётко по календарю. Жаль.         Впереди вечер, и дел ей хватит. Фотографий снова море. Предстояло отобрать самые удачные, выровнять горизонт, откадрировать. Забраковать десять селфи из пятнадцати. И отправить выборочно четырём адресатам. Вручить бабушке новый телефон корейского производства и вместе с ней постичь мудрости незнакомой операционной системы. Попробовать организовать видеозвонок маме. Научить ба звонить по видео самостоятельно. Повторить десять раз. И, наконец, осуществить свою маленькую невинную месть за пижамку.         Пока бабуля занята сериалом, можно разобрать фотографии, а вот когда она пойдет спать, тогда...         Телефон тренькнул входящим.   20:12 От кого: Вадим: Что, даже текст не заценила? Зря! Крутой!          «Ты прямо нарываешься…»         Ульяна уставилась на экран, чувствуя, как закипает. Эта песня, жуткая своим посылом на три известные каждому буквы, ей знакома. Лирический герой убеждал, нет, заклинал девушку валить из его головы очень срочно. Маршрут в пункт назначения прописан чётко и пугает детальностью каждого следующего метра пути. А сами стихи звучали воплем сходящего с ума человека, причем человека, сей факт признающего.          Разозлилась, взорвалась, и нутро негодующе заклокотало. Она разве намеренно в черепушке Вадима прописалась? Хотела она этого? Питала своим поведением его ложные надежды? Какого чёрта он опять к ней лезет? После всего, что обоим устроил?! После того как, струсив действовать самостоятельно, наслал на одного троих бугаев?    20:14 Кому: Вадим: Какого хрена ты подослал своих ублюдков? Он забирает меня со спорта, потому что я поздно заканчиваю и мне страшно ходить по району одной! Просто отвали, Вадим.          В раздражении откинув телефон на софу, уставилась в окно. В остальное Стрижа посвящать не обязательно! Драка у подъезда случилась до того, как её с Егором отношения поменяли характер. А что случилось после, не его ума дело.         Через несколько минут смартфон ожил, затрезвонив: кажется, до кого-то упрямо не доходило, куда ему следует идти. Вот так, значит? Ну, сам виноват. Сейчас она ему всё на пальцах объяснит. Искры из глаз летели.         — Я не понял. Какие ублюдки? — раздалось в трубке без всяких приветствий.         Ещё и прикидывается!          — Которых ты недавно к нему отправил, — зашипела Ульяна. Если бы не бабушка в соседней комнате, громкость голоса была бы сейчас совсем другой. — Самому снова влезать ссыкотно стало, да? Хватило ощущений? Если бы они серьезно его покалечили, ты бы у меня уже показания давал, ясно тебе?! Какой же ты всё-таки придурок! Голову лечи!         — Блядь! — взорвались на том конце. А ведь когда общение только начиналось, ни одного матерного слова она от него не слышала. — С тобой, блядь, голову лечить реально придется! Но на такое я бы не пошел! Максимум мотик бы ему спалил, и то... — «Охренеть!» — А ты… Нахуй вы мне оба не сдались, больно надо! — «Да, и поэтому ты мне написываешь и названиваешь». — До психушки меня довела!         Немыслимо! Мало того что соскочить попытался, так еще и в собственной поехавшей кукушке её обвинил! Есть такие люди: у них всегда будут виноваты другие, а сами они останутся белыми и пушистыми жертвами. Ангелами во плоти.         — До какой ещё психушки? — теряя остатки самообладания, вскинулась Ульяна. — Что ты несёшь, Вадим? Если у тебя с крышей проблемы, при чем тут я?!         — Да пошла ты, сука! Ты мне жизнь слома…         Внезапно в динамике послышались какие-то шорохи, возгласы и отборная ругань, топот чьих-то ног. Опешив, Уля озадаченно отвела смартфон от уха и уставилась на экран.         — Ой, девушка, девушка, повесите немного! — раздался тоненький девичий голосок, а следом – хлопок двери. — Дебил! Я ща бригаду вызову! Остынь! — завопила трубка. — Вы ещё тут?         — Пока да… — прошелестела Ульяна холодея. — А вы… кто? Что у вас там происходит?         — В общем, про психушку – это почти правда, — тихо, быстро-быстро заговорили на том конце. — Я сестра его, меня Алёна зовут. Вадик с нами сейчас живёт, уже несколько недель, с тех пор как… Короче, после драки. Я про вас в курсе, он нажрался и рассказал. Короче, в данный момент мой брательник немного нестабилен, так что вы его не слушайте! Предки смотрели-смотрели, как у него крышак едет, и пригласили психолога, а тот к психиатру отправил. Так вот… — она на секунду запнулась, на фоне раздавались странные звуки, словно кто-то ломится в дверь, за которой эта девушка, видимо, спряталась. От нахлынувшего ужаса перехватило дыхание. — Вадь, отвали! Реально ща ментам позвоню! Так вот… Короче, вчера поставили диагноз – истероидное расстройство, — зашептала Алёна. — Не, вы не подумайте только, он не псих! Сказали, ничего ужасного, для людей не опасен и вообще такое сплошь и рядом! Сказали, что здоровых нет, есть недообследованные, — она замолкла ненадолго. — В общем, сейчас он с нами и на всех агрится. Колёса назначили, за этим мне поручено следить. Короче! Вы тут ни при чем, это, похоже, давно уже, просто обострилось. На таблетосах должно нормально стать. Извините, что вот так, не слушайте его! И на звонки не отвечайте, заблочьте! И вообще, лучше номер смените! Ну, всё, вроде всё… Мне пора! Удачки!          На том конце давно шли гудки, а Ульяна никак не могла прийти в себя – пялилась в экран пустым взглядом, пытаясь переварить свалившиеся как снег на голову новости. Алёна, Вадим когда-то говорил. Пятнадцать лет. Сестра. Он же сейчас её там за такое не убьет, правда? Она же сказала, что для людей не опасен? Это же просто братско-сестринские разборки, да?         Кажется, обработка фото, равно как и презентация нового телефона, на сегодня отменяются. Сейчас кто-то пропадёт в интернете в поиске информации про истероидное расстройство. А еще нужно хорошо подумать, когда рассказать об этом Егору: сегодня или по приезде.  

***

        «…что ей наша музыка не нравится?.. Да не…»         От количества предположений в буквальном смысле взрывалась голова. Каждый божий день теперь начинался и заканчивался поиском возможных вариантов ответа на «невинный» Улин вброс. Версий тридцать за эти дни он успел озвучить ей, еще столько же оставив при себе. Ответ на все тридцать: «Мимо». Егору впервые не удавалось раскусить её хитрость.         Честное слово, разгадка уже стала делом принципа. Он сам должен догадаться! И главное, ведь никаких тебе подсказок! Даже в глаза не заглянешь! Не поймёшь, в верном направлении движешься или нет. Взгляды Улины иногда красноречивее всяких слов говорят, но привилегии их читать он временно лишен. Вот вернется она – и… Ведь вернется же?         Без неё всё стало не то и не так. Без неё откровенно плохо.          Чувствовал, что керосином пахнет, знал, что будет скучать, подозревал, что придется несладко, но чтобы настолько… Держать нос по ветру помогало самовнушение: она к нему вернётся. Еще пять дней – и всё изменится. В этот раз всё будет иначе, по его воде не пойдут новые круги. Он не оттолкнет. Её не отберут навсегда. Она не передумает и не откажется. Она обещала не оставлять.          И пока день ото дня всё говорило о том, что надежды оправданы. Фотографии сыпались в мессенджер, как из рога изобилия, а пустая болтовня в переписках прекращалась лишь с наступлением глубокой ночи. Пару раз созванивались, но потом Уля написала, что, наверное, лучше текстом, потому что она расклеивается, стоит услышать голос. Не хочет, мол, нюней выглядеть. И в принципе, Егор понимал, в чём проблема: Уля всегда стыдилась показывать слабость – это раз. А ещё от голоса и приходящего в такие моменты понимания, насколько же человек далеко, сердце расплавленным чугуном наливалось. По крайней мере, сам он свинцовую тяжесть в грудине ощущал явственно. Списываться значительно проще.         Да, испытание оказалось поистине трудным. Но Егор пытался не давать себе возможности вариться в тоске: ежедневно упахивался до полусмерти, как и планировалось. Нахватал первых попавшихся под руку заказов и целыми днями торчал в фотостудиях или на воздухе, а в отведенное под репетиции и свободное от фотосетов время – на репбазе, где за это время успел дать прикурить абсолютно всем. А то расслабились что-то больно. Отснятые материалы обрабатывал дома по ночам. И так день за днем.          Тексты вновь хлынули из глубин бурлящим потоком – успевай записывать. Строчки вертелись в голове, рвались на бумагу, ложились на музыку, и это было удивительно: он уже и позабыл, что это за чувство такое, когда невыразимое, запертое в недрах души, вдруг находит выход, расправляет крылья и обретает свободу. Квартира теперь была усеяна листами, они валялись повсюду: на кухне, в спальне, на диване и даже на полу. Чёркнуты, перечёркнуты, но главное, что до сих пор живы, а не скомканы и отправлены в мусорку. Один раз на базе такой лист обнаружила Анька: забыл убрать с глаз перед их приходом. Прежде чем Егор успел спохватиться, заграбастала, скользнула взглядом, заулыбалась, хитрая лиса, и вернула в руки со словами: «Сто пудов не единственный. Народ, у нас новая песня!». Выяснилось вдруг, что, если требуется, Анька может быть удивительно терпеливой и понимающей: никаких тебе больше допросов с раскалёнными клещами у лица, никаких попыток влезть на запретную территорию и основательно покопаться в чужой бедовой голове. Егору она сейчас напоминала учуявшего крупную дичь и замершего в охотничьей стойке сеттера: ни лишнего звука, ни лишнего движения. Тему ухода ни один из них больше не поднимал: кажется, здесь всем всё было ясно.         Даже на поле за это время разок успел выбрался, но это… Это скорее ради практики, ради стажа, налётов, ради того, чтобы закрыть сезон и поставить в голове галочку, ничего больше. В момент, когда с рюкзаком за плечами делал шаг в открытый люк, в пустоту, в небо, подумалось о том, что в случае чего больше её не увидит. А при приземлении – что, кажется, уже и напрыгался. И хрен с ним, с этим сертификатом B и затяжными, последнее время ему и без парашюта хватает в жизни, чем нервы щекотать.          «Может, парапланы решила попробовать?.. Ну не… Не может быть»         Входящее сообщение возвестило об очередном пополнении баланса: клиент получил обработанные фото и отправил на карту остаток оговоренной суммы. Это означало, что все друг другом довольны и ещё один проект можно считать закрытым. Последнюю неделю такие уведомления падали ежедневно. Что ж, вот теперь цифра на счёте Егора более чем устраивала, можно и долг закрыть.          И отношения свернуть.    11:31 Кому: Колян: 50к сверху считай процентами. На этом всё. Человечкам твоим привет.   11:38 От кого: Колян: Вижу. Щедро. Принято. Не сильно покалечили? Я просил погладить.   11:40 Кому: Колян: Я предупредил тебя об обстоятельствах.   11:41 От кого: Колян: У меня свои обстоятельства, здоровье твоих близких не моя проблема. Извини, братан, но как есть. Надо было на мысли тебя навести.         Какими должны быть обстоятельства? Что должен представлять из себя человек, если из-за жалких копеек, оставшихся от общей суммы долга, своего «братана» оказался готов в землю закопать? Знать не хочет. Впрочем, собственный урок Егор вынес: чужих денег не бери, а если взял – не расслабляйся, не тяни, отдавай при первой же возможности, не уповая на отношения и понимание. Их же с Коляном пути с этого момента расходятся.   11:45: Кому: Колян: Удачи. Пусть у твоих близких со здоровьем всё всегда будет в порядке.    11:46 От кого: Колян: Это угроза?   11:46: Кому: Колян: Искреннее пожелание.          «На мысли навести»         Кстати, о здоровье близких. Самое время проведать баб Нюру, а то у неё через два часа такси до клиники, а ему через три быть на «Флаконе» – снимать для крупного проекта, а это до конца дня. Рюкзак с фототехникой можно и не перебирать: туда и так уже напихано всё возможное и невозможное.         На завтра тоже планы… Во второй половине дня короткая съёмка, а в первой должен подъехать потенциальный квартирант. Свалился Егору на голову совершенно внезапно. Впрочем, он сам тому поспособствовал.        Идея увезти отсюда Ульяну за минувшие дни не то что не отпустила, наоборот: стала действительно навязчивой и вылилась в бурные действия. Пару дней назад Егор поставил эксперимент: отщёлкал квартиру в приглядных ракурсах и дал объявление о сдаче, сопроводив его комментарием, что въезд возможен не ранее, чем через месяц. Не ждал быстрого выхлопа, но, к огромному удивлению, желающие налетели мгновенно, в том числе и такие, кто информацию о сроках въезда проигнорировал. В том числе очень настырные. Один даже успел в гости напроситься – пожелал увидеть объект своими глазами.        Ситуация, конечно, сложилась интересная, особенно с учетом того, что сама Уля до сих пор ни сном ни духом о его наполеоновских планах. Но смутное подозрение, что пока они будут делить район с её матерью, спокойствия не ждать, подгоняло Егора порывами ураганного ветра в спину. Вот приедет Ульяна, он поинтересуется, что она по данному поводу думает. Если согласится, подыщут что-нибудь вместе, у него уже двадцать вариантов в закладках. Возможно, правда, ей понравится двадцать первый или сто первый, но это ладно. Если не согласится…         О таком раскладе думать не хочется, и он не станет.          Егор себя не узнавал. Перед глазами мутилось, стоило разрешить мысли о том, что может однажды её потерять, проникнуть в черепную коробку. Он не вывезет. Готов был бросать тут всё: родительскую квартиру, всё, что так дорого, лишь бы дать этим отношениям шанс. Нутро орало: «Хватай и прячь. От всех. Укрывай. Обезопась периметр. Береги. Докажи!». Вопрос её доверия внезапно стал вопросом собственного выживания.          А с другой стороны… Кто он такой, чтобы на семью покушаться? Имеет он на это моральное право? Никакого. Семья – это святое. Быть занозой, палкой в колесе родственных отношений, рушить чужие жизни?.. Он больше не хочет, не будет, не готов. Довольно, он может и по-другому. Может – пусть и заложена в нем чёртова программа, пусть и начал он жизнь, очевидным образом испоганив её той, кто его родила.         Опять… Размышления о том, на что он имеет право претендовать, а на что нет, погрузили в знакомое состояние. Ведь проходил же через него когда-то. Тринадцать лет назад. То был ад…    12:00 Кому: Уля: Хотела тогда признаться, что лучше не гневить твою мать, потому что тебе с ней до конца времён жить?         Ну потому что эти гадания на кофейной гуще все нервы истрепали!         Отправил и замер в ожидании ответа. А вдруг?.. Сейчас ещё как скажет, что маму оставить не сможет, и что тогда? Если да, то… Придется как-то приспосабливаться в существующих реалиях. Положа руку на сердце, перспектива так себе, вообще не радужная. Но в случае, если опасения подтвердятся, похоже, неизбежная.    12:03 От кого: Уля: Не-а, мимо)          Мимо?! Ура! Впервые за эти дни Егор был искренне, от души рад промазать.   12:05 От кого: Уля: Если честно, иногда я думаю о том, что пора бы уже отпочковаться, и бабушка то же самое сказала. Только… Здесь вы все, вся жизнь, школа рядом. Квартиру нужно оплачивать, но сейчас важнее учеба. Да и… Как её одну бросить? Это же мама… В общем, вопрос больной.         «Школу найдём, деньги не проблема… А мама…»          Одним сообщением закрутила в очередном шторме. Только Ульяна так умела: раз – и привет. В её ответе Егор видел одновременно «да» и «нет». С одной стороны, вот она признается, что сама думает в ту же сторону. С другой – тут же делится предсказуемыми переживаниями о матери, которую не позволяет оставить совесть и дочерний долг. С третьей… Она же дышать не сможет, если не съедет. Никто не сможет. С четвертой… Он не в праве в это вмешиваться, она сама должна решать. С пятой…         Ща башка взорвется!   12:10 Кому: Уля: И серьезный. Свои люди с тобой останутся, деньги заработаются, школы найдутся. А мать одна. И при этом жизнь у тебя тоже одна. Если ты уже думаешь на эту тему, то, наверное, пора к чему-то прийти и перестать метаться. Как вернёшься, расскажешь, что предварительно надумалось.         «Сначала я тебя послушаю... Да, так будет правильнее»    12:12 От кого: Уля: А ты что думаешь?   12:13 Кому: Уля: Думаю, что здесь тебе не советчик. Давай сама, без оглядки на чужое мнение.   12:13 От кого: Уля: Твое мнение не чужое. Мне важно его знать.   12:14 Кому: Уля: Уль, сама. Мне интересно, в какую сторону тебя в результате поведёт. За себя скажу, что был не готов оставлять семью. Ни в 18, ни в 25.          И неизвестно когда оказался бы готов. Наверно, лишь сейчас, когда внутри, заглушая страхи, перемкнуло и внезапно проснулся инстинкт гнездования. Как это состояние ещё назвать?          Завтра годовщина.   12:15 Кому: Уля [медиафайл]: Твой кот в край оборзел!         Коржик мирно посапывал, вытянувшись колбасой прямо на его акустике. Секунда – и раздался продолжительный свистящий звук: Корж выдохнул, увидев что-то в своих сладких кошачьих снах. Совсем рамсы попутал, чудище хвостатое, на гитаре дрыхнуть! Впрочем, это животное, кажется, прекрасно знало, что за такие фокусы ему всё равно ничего не будет. Единственное, за что он мог действительно огрести, так это за покушение на святая святых – чувствительную к пыли и шерсти фотооптику. Однако природная чуйка берегла Коржа от необдуманных действий. А так за минувшую неделю он разве что в ящик с носками не залез. А по ночам спать повадился у груди или прямо на голове.    12:16 От кого: Уля: Судя по всему, теперь это твой кот :) В общем-то, я его понимаю :) И тебя. У тебя была чудесная семья, до сих пор помню запах пирожков тети Вали, смешные истории дяди Артёма и кучу всяких душевных моментов. Помню, что завтра. Какого чёрта я взяла билет на эти даты?    12:17 Кому: Уля: Скоро домой =)   12:17 От кого: Уля: Чем будешь занят?   12:17 Кому: Уля: Работой. Работы много    12:18 От кого: Уля: У меня для тебя новости. Одну жди сегодня, а еще одну, наверное, при встрече.   12:19 Кому: Уля: Это вдобавок к тому, в чем ты там признаваться собиралась? =) С ума свести меня решила? =)         Смайлик румяный прислала в ответ. Судя по всему, к моменту её возвращения его мозг от предположений просто сварится.          На мгновение Егор застыл: как обухом по темечку огрела очередная догадка. Дикая своей нелогичностью, странная, до смешного нелепая, она не могла не возникнуть после такого количества гораздо более вероятных, но один за одним отвергнутых вариантов.          «За четыре дня?.. Да о таком вообще узнают через месяц! Нет, невозможно…»          Болтающаяся на шее подвеска, которую с тех пор Егор честно не снимал и, честно, не хотел и не думал снимать, зажгла вдруг кожу. Боги… Ему срочно надо к баб Нюре – проветрить голову.   

.

.

        Баб Нюра встретила традиционно: всплеснув руками, радостно запричитала, будто они год не виделись, и резво бросилась включать чайник и метать на стол скромное содержимое собственного холодильника. И это вопреки всем попыткам убедить её, что он совсем не голоден и вообще торопится на работу.          — Подождет твоя работа десять минут, — бодро нарубая батон белого и следом батон докторской на кусищи по пять сантиметров в толщину, торжественно водружая на стол упаковку с вафельным тортиком в шоколадной глазури и включая плиту под кастрюлей, отрезала она.          У Егора от количества разномастной еды каждый раз медленно ползли на лоб брови. Хлеб, колбаса, торт и суп. Причем в представлении баб Нюры порядок погружения в организм соблюдать не обязательно. Тортик вполне можно закусить борщом, почему бы и нет? И зефиром заполировать. А чтобы уж наверняка, сверху закинуться колбасой. И украсить сметаной.         Бесполезно. Сколько они с баб Нюрой друг друга знают, столько втолковывают друг другу одно и то же. Егор – что в него не полезет и треть её угощений, а у баб Нюры ответ на всё один: «Кушай-кушай, Егорушка. Кушать надо как следует! Смотри, какой худосочный, кожа да кости, без слёз не взглянешь». Вот и сейчас: в бледно-серых глазах читается, что «голодным» его отсюда не выпустят. Грудью на проходе встанут.         После баб Нюры сутки можно вообще без всякой еды обходиться.          Разбирая пакет с наскоро купленными продуктами, Егор искоса наблюдал за учинённой суетой. Вот этот самый тортик неделю назад он собственноручно брал для неё в ближайшем магазине. Чтобы сама ела. Но бабушки – они бережливые… И заботливые. И вообще… Толку с ними спорить? Не знает он, где она там кости разглядела: его восемьдесят с копейками килограмм при нем.         Мысли, что ворвались в голову с час назад, беспокойно в ней копошились, вызывая неясные эмоции. Внутри себя он словно замер в ожидании: казалось, только разреши к себе прислушаться, услышишь верный ответ, и он удивит. Если начистоту, уже удивлял, пусть и не прозвучал ни чётко, ни смутно – вроде вообще никак. Однако само допущение не поднимало внутри бури, так, легкую рябь. На допущение душа откликалась воистину буддистским в таком положении спокойствием.         А должна бы метаться, как металась каждый раз, стоило ему подобный исход представить. Всю свою «взрослую» жизнь Егор делал всё от него зависящее, чтобы не допустить залета. Проводя параллели с самим собой, не мог не страшиться потенциальных последствий для будущего маленького человека. Не мог не понимать, что расплата за безалаберность будет катастрофической. В случае, если его не поставят в известность, безотцовщина, аборт или детдом. В случае, если поставят... Страшно представить, с учетом своего потребительского отношения к прошедшим через него девушкам. Нет, не детдом – этого он не позволит… А что тогда? Принудительное сожительство ради ребенка, раз уж принимал в появлении новой жизни непосредственное участие? Изъятие ребенка у матери на случай, если родит и захочет избавиться? Борьба с чувством вины, если будет принято решение об аборте?         По идее, свежая версия о том, в чём именно Ульяна собралась признаваться, к этому моменту должна была его уже на стенку загнать, но… Сюрприз.          — Какой-то ты последнее время тихий, мальчик мой, — ставя перед Егором тарелку с борщом и усаживаясь на излюбленный свой стул, отметила баб Нюра. Вот этот характерный вкрадчивый тон как бы намекал на то, что она явно что-то подозревает, но по традиции заходит издалека. Этому приёмчику Егор у неё и научился.         — Всё в порядке, баб Нюр, — пространно ответил он. — Работы много.         — Работа – это хорошо. Когда делом занят, и времени на глупости нет, — охотно согласилась баб Нюра. — Но не в работе ведь дело, — покачала она головой. — Меня-то обмануть не пытайся, я тебя как облупленного знаю.          Пожурила называется – совсем беззлобно. Егор ухмыльнулся, поднял ладони в жесте, означающем, что сдается, но промолчал. Обсуждать глубоко личное желания предсказуемо не возникло. Впрочем, как и желания дальше пудрить этой святой женщине мозги.         — По глазам вижу, — продолжала гнуть своё баб Нюра. — В глазах-то черти пляшут. Горят.         — Огонь-пожар, — уткнувшись носом в суп, пробормотал Егор. Борщ оказался просто божественным. Баб Нюра легко бы могла зарабатывать нехилую добавку к пенсии, нанявшись мастером по борщам в какой-нибудь понтовый национальный ресторан.         — Как-как ты сказал? Совсем оглохла на старости лет…         — Говорю: вкусно, баб Нюр, спасибо!         — Ты хлебушка ещё возьми. И сметанки себе положи, — обрадовавшись, закивала она. Помолчала с полминуты и добавила: — Ну, сдается мне, уж у Ульяши-то повкуснее будет, да?          «Понятия не имею»         Ложка с супом замерла на полпути ко рту и плавно вернулась в тарелку. Егор поднял на баб Нюру глаза, ощущая, что контролировать поползшие к ушам уголки губ совершенно не способен. Ну всё, не вышло из него в этот раз партизана. Он пытался!          — Вот-вот! Вот об этом я и говорю, — лучезарная улыбка баб Нюры омолодила её лет на двадцать. — А взгляд-то, взгляд-то! Хитрющий! Эх, мать твоя с отцом не видят, что тут делается… Слава Богу!         «Слава Богу, что не видят?»         — Слава Богу, дождалась! — считывая немой вопрос в недоумённом взгляде, спохватилась она. — Теперь и на покой можно.         Удивительная бабуля. Он ведь и слова не сказал, а она уже ко всем заключениям пришла. Ну, раз сама пришла, то и хорошо – не придётся ничего объяснять.         — Рановато, баб Нюр, — хмыкнул Егор в тарелку с борщом. — Что там делать?         Баб Нюра цокнула языком, всплеснула руками.         — Ох и мастер же ты зубы заговаривать! Ты кушай-кушай, Егорушка, а то кожа да кости. Хлебушка ещё возьми… Всё хорошо у вас?         — Вроде… — ответил он неопределенно. Здесь тоже рановато что-то конкретное говорить, да и – боги, неужели сейчас всерьез об этом подумалось? – сглазить страшно.         — Вот и славненько… Славненько… Молодцы… — закивала баб Нюра, продолжая светло улыбаться. — Знало моё сердце, так и будет! А как же ещё? Ты свой выбор давно сделал.         «Да?..»         Егор в замешательстве уставился на свою собеседницу. Вот оно что, оказывается? Давно? Очень интересно. В таком случае… Хотя бы намёк какой-то на «сделанный выбор» нельзя было дать, нет? На годик-второй пораньше?         Сердце уже знало ответ. Нельзя.          — Всему свое время. Сам должен был понять, — склонив голову к плечу, меж тем изрекла баб Нюра.          Не бабушка, а Штирлиц какой-то. В пёстром халате, что так нежно любят все до одной бабушки на свете. Воскресший Нострадамус. Что ещё ей известно, интересно?         — Ну, раз дело приняло такой оборот, может быть, следует всё же ей правду узнать? — чуть подумав, осторожно поинтересовалась она. — Как ты считаешь?         «Вы о тогда? Или о совсем тогда?»         Вряд ли баб Нюра говорила сейчас о его детстве. Она в курсе всей его подноготной, мама в ней – на тот момент еще работающем педагоге – нашла понимающую душу и бегала за советами. Но в личном общении баб Нюра больную тему старалась не трогать. Надо бы уточнить.         — Вы о... детском доме?         — Нет, мальчик мой, — тягостно вздохнула баб Нюра. — О детском доме ты ей расскажи обязательно… Я о другом…         «Уже рассказал… Нет»         — Нет, — настала очередь Егора головой качать. — Не хочу портить их с тёть Надей отношения. Тогда я решил сам.         — Это ты думаешь, что сам решил, святая простота, — проскрипела баб Нюра. Её голос всегда становился скрипучим, когда она расстраивалась. — Дело твоё, Егор. Но ты поверь старой, такие вещи не забываются. И Ульяша пусть простила, но не поняла и не забыла. И продолжает мыслями туда возвращаться, хоть всё уже быльём поросло. А ты чужие грехи на себя берёшь.          Замолкла, сверля его настойчивым взглядом, призванным, видимо, убедить в своей правоте. В ответ Егор молча сообщал ей, что тема не обсуждается. Они бы так могли долго друг с другом «разговаривать», но баб Нюра наконец сдалась.         — Приходи ко мне завтра вечером. Посидим, помянем семью твою, Царствие им Небесное.         «Хм-м-м… Ну…»         Вот как отказаться?         — Ладно. Около восьми загляну, — ответил Егор, нарушая наставшую тишину. Вообще-то он планировал завтрашний вечер в гордом одиночестве провести, но баб Нюре разве откажешь? Как? Открыв приложение с картой города, оценил загруженность дорог, бросил взгляд на часы. — Вам пора уже, наверное, выезжать? Минут десять на сборы у вас, и я такси закажу.          — Ой, батюшки! — воскликнула баб Нюра. — И то правда! Сколько тебе со мной забот!         — Это не заботы, — Егор выдавил из себя кривую улыбку. — Это вложение в будущие борщи.         В борщи, угу. Конечно. «Свои» ему нужны как воздух. Они – его спасательный круг, они – обещание, что не всё с ним потеряно. По сути, это вложение в собственную внутреннюю тишину, в возможность когда угодно вернуться в тепло, под лучи света. Ощутить себя нужным, кому-то важным, чем-то полезным. По большому счету… положа руку на сердце… получается, он делает всё это ради себя. Страшится остаться без протянутой близкими руки.         Люди – они эгоисты.         — Разве могла я когда-то подумать, что соседский мальчик будет делать для меня больше, чем сын и внуки вместе взятые? — вздохнула баб Нюра, словно мысли читая. — От них и звонка не дождешься.          Сын у баб Нюры в Питер тридцать лет назад работать переехал и так там и осел. А дети его по миру разлетелись: работают, переженились, своих завели. Муж её умер давно. Вот и вышло, что свой век ей приходится доживать в компании кота Тимошки и пятнадцати горшков герани. И «соседского мальчика».          — Оформлю дарственную на квартиру… — пробормотала она. — Продашь, дом купите, заживете… Детиш..         — Давайте не чудите, баб Нюр, — перебил её Егор, резко поднимаясь со стула. Внутри вдруг вспыхнуло раздражение. Эти разговоры про дарственную он уже не впервые слышал, и не нравились они ему. Он на своих-то восьмидесяти квадратах не знал порой, куда себя приткнуть, на какую стену лезть, зачем ему чужие? Люди – они эгоисты, но не до такой же степени. Не ради же квадратов всё… — Вам ещё жить и жить.          Что до «детишек»… «Детишек»…         «А вдруг всё-таки да?.. И молчит… Да не может быть!»         — Не обижайся, Егорушка! — испуганно запричитала баб Нюра. — Знаю я, что не надо тебе. Мне надо, понимаешь? Спокойнее мне так за тебя будет. Буду знать, что как следует отблагодарила, — «Отблагодарили? Вы? Меня? Вы серьезно?!» — Ты ж у меня ни копейки не взял! Из собственного кармана всё.         «Заканчивайте…»         Мысли завихрились, сменяя друг друга – успевай осознавать и реагировать. Это он не знал, чем платить баб Нюре за её душевность, заботу и доброту. Эти «копейки» – ничто, бумажки замусоленные, херня. Зачем ещё они нужны? Он всё вытрясти из карманов готов, лишь бы её руки были распахнуты навстречу как можно дольше. Что тут обсуждать, о чём вообще она толкует? Что за маразм? Еще чуть-чуть, и наговорит ей чего-нибудь, и давление у неё от волнения подскочит в небеса.         Поднявшийся внутри протест грозил прорваться в голосе, и все усилия сейчас оказались брошены на то, чтобы себя не выдать.         — Закрыли тему, баб Нюр. Завещайте какой-нибудь благотворительной организации, если родным отдавать не хотите. Детскому дому. Приюту для животных. Хоспису. Вариантов масса. А мне своего за глаза хватает. Всё, я вызываю машину, собирайтесь.          Баб Нюра расстроенно цокнула и, покачав головой, отправилась в большую комнату. Через десять минут она сядет в такси, которое доставит её до клиники. Где сегодня у неё то ли три, то ли четыре записи. Затаскают опять по кабинетам… Но лишь бы результат был. И ему пора, работа не ждет.          — Не забудьте набрать, как закончите! — крикнул Егор уже из коридора. — До дома вызову. Ну и расскажете заодно, что да как.         — Как королевишну меня катаешь, — донеслось из комнаты. — На личной карете!         «Ну а как? Не на общественном транспорте же через полгорода...»         — Личную карету я вам не предлагаю, — усмехнулся Егор. Воображение тут же нарисовало баб Нюру на «Ямахе». Вторым номером. В шлеме. — Вам такой экспириенс по душе не придётся.         — Как-как ты сказал? Повтори…          — Говорю: хорошего дня, баб Нюр. Звоните. Я ушёл.  

.

.

        «Личная карета» завелась с первой попытки. Егор обхлопал себя по карманам и по привычке заглянул в рюкзак с фототехникой,  на всякий случай всё же проверяя содержимое. На работу настроиться пока так и не удалось: все мысли вертелись вокруг догадки, которая хоть и была наречена бредовой, а из головы выветриваться не спешила. Предположения наслаивались одно на другое, и душа металась. Ну существует же вероятность, пусть минимальная? Ну могла она как-то это ощутить спустя несколько дней? Чисто теоретически? Интуитивно? А когда тесты такое начинают показывать? Сразу или нет?         Чувствовал: пока не выяснит, попал ли в этот раз в цель или вновь промазал, ни спать не сможет, ни работать – пойдут все процессы по одному известному месту. В башке-то полный швах, каша из вопросов к ней и себе. В таком состоянии даже на дороге сосредоточиться проблематично, не то что на всём остальном. Ему мерещатся пяточки...   14:25 Кому: Уля: Ты ведь уже сказала бы, если бы что-то критично важное? Да?   14:26 От кого: Уля: Конечно! :)) Если бы прям трындец важное, меня бы уже сто раз прорвало. Это, конечно, тоже важное, но по-другому. Не ломай голову, приеду – скажу :)         «Еще и смайлики… Значит, нет…»         Рука с телефоном медленно опустилась, и растерянный взгляд зацепился за пустоту. Замершую грудную клетку обдало холодом, а мозг словно на мгновение выключился и вновь запустился. Что это?.. Отсветы разочарования? Он засёк... На секунду, на полсекунды внутри вспыхнуло и растворилось…          …«Жаль»…         Немыслимо.         Факт.   14:27 От кого: Уля: А пока у меня есть кое-что другое тебе сказать.   14:27 От кого: Уля [медиафайл]: Точнее, показать.   14:27 От кого: Уля: Или всё-таки мишки?         Смартфон чуть не выпал из рук. Дыхание перехватило, в глазах задвоилось, взгляд намертво приклеился к бликующему на солнце экрану, а из башки в один момент повылетало абсолютно всё. Предупреждать же надо...         «М-м-м… М-м-м…»         И вот как теперь о чём-то ещё думать, пробовать на чём-то сосредоточиться? Как ехать? А работать? Выживать целых пять дней? Совершенно очевидно, что Уля решила превратить их в вечность.         «М-м-м…»         Ноздри с усилием втянули прохладный осенний воздух в схлопнувшиеся легкие. Он что-нибудь сейчас на эту вопиющую провокацию ответит… Мысли только в кучку соберёт.