Знакомься, это... Твой старший брат

      Оля проснулась и осмотрелась. Пут на теле уже не было, даже сама она был одета в пижаму, какую носила дома. Перед глазами всё резко появлялось пятнами, силуэты вещей стали проступать не сразу. Оля в своей комнате, которая в один миг стала ей мерзкой. Она села на постели, ощупала своё тело, попробовала двигаться. Все движения свободные, голова только кружится после долгого сна. В голове смешались воспоминания. Она дома. А была ведь в Москве… Сколько она проспала?       Осторожно встаёт на ноги и пробует делать шаги. Ноги слегка ватные, ступни кажутся настолько жёсткими, что ноги пружинят от пола, а сама Оля едва ли не летит и в конце-концов падает на пол.       В горле скопился ком отвращения от собственной беспомощности, она опирается на пол руками, те ни чуть не лучше стоп. Кажется, что ей стоит отдохнуть, но вместо этого девушка принимается активно разминать свои ступни руками, растирать. В члены будто впрыснули горячую и тупую боль, Оля нахмурилась и стиснула зубы, продолжая самомассаж. Ей хотелось говорить, но горло першило, когда Оля попробовала говорить, её голос отозвался хрипом умирающей лани. После массажа конечностей, от которого хотелось разреветься, ватное ощущение расползалось по всему телу, дисгармония с телом. Оле хочется многое пронюхать, а плоть не позволяет пошевелиться. Она несколько раз пожалела, что не способна становиться ни титаном, ни духом. Когда Оля перестала массировать руки и ноги, попробовала ещё раз подняться, но в итоге ещё несколько раз поздоровалась копчиком и локтями с полом. Все болезненные переживания она переносила молча со всхлипами. В последнее падение вновь прорезался голос, а лёгкие будто бы расширились, когда в них попал прохладный воздух комнаты.       Оля болезненно и тяжело задышала, спешно поднялась и затопала ногами, чтобы убить остатки боли. Когда ей это удалось, Оля прошлась по комнате, прислушиваясь к ощущениям своего тела. Ничего особенного, как после долгого сна. Но как она оказалась дома? И как давно она тут находится и почему? Последние воспоминания плохо приходили в голову, еле удалось вспомнить, что её ласкал старший брат. Она стала шарить по комнате в поисках вещей, какие привезла из Москвы, стала искать хоть какие-нибудь доказательства о том, что несколько дней она провела в столице. Бесполезно. Фотографии в Instagram за эти дни совершенно другие, нет ни одного фото, нет ни одной заметки на телефоне, нет номеров. Ничего не было, как будто бы Москва ей приснилась, как и её тщательно продуманный побег. Оля испуганно села на кровать, пытаясь разузнать, сколько она спала, стала смотреть на календарь и считать дни. Календарь остался на месте, никто не менял его, дата на телефоне была той, когда она, как думала, уехала в Москву. Всё произошедшее заняло дней десять, и дней семь из этого Оля проспала крепким сном. Но никаких этому доказательств не было. Она поползла под кровать в поисках улик, но там тоже ничего не нашлось. Всё выглядело вокруг неё так, будто было сном. Реальность стала её пугать, предметы в комнате приобрели слишком чёткие очертания. Тело просилось упасть, ноги не держали, а внутри что-то боялось, кукожилось, но не давало падать. Будто бы если она упадёт, то уже не встанет. На трясущихся ногах Оля вышла из комнаты, осмотрела всё и пошла в душ.       Горячие струи воды, потом прохладные били по коже, Оля сидела на дне душевой кабинки, пытаясь сообразить, что происходит. И как долго всё это длится. В доме стояла оглушительная тишина, это пугало похуже, чем её излюбленные фильмы ужасов. Оля схватилась за голову, кровь шумела в голове, сверху била вода, меняясь. Ничего не помогало. Какая беспомощность рухнула на неё сверху, какая тяжесть… Какое бессилие. Она впервые оказалась в тупике и не видела тропы, ведущей её вперёд. А со всех сторон скалы, высокие, гладкие, бледные, как стены в морге. Она плавно откинулась и уперлась макушкой в стекло, щиколоткой придавила отверстие для стока воды, и теперь чаша медленно наполнялась. Плавные движения причиняли Оле такую же плавную боль, предметы не потеряли чётких очертаний, стали казаться даже больше, чем они есть на самом деле. Оля будто бы стала призраком, не ощущая своего тела вовсе, а если ощущая его, то как большой кусок намокшей ваты. Она совсем забыла о теле, после сна Оля будто жила с ним порознь. Её мнительный мозг стал перебирать все известные названия болезней, потому что когда оказываешься в безызвестности, в темноте, ты ищешь хоть что-нибудь, даже ложную надежду, лишь бы не чувствовать себя так омерзительно. Найди она у себя какое-нибудь заболевание, жить стало бы намного легче. Оле становилось страшно от недостатка информации, будто чьи-то холодные руки взяли её за шею и принялись душить.       Выбравшись из душа, Оля считала себя шизофреником, её ладони побледнели от прохладной воды, сухожилия сильнее выступили на них. Она замоталась в полотенце, сверху натянула свежее домашнее платье и медленно стала спускаться вниз.       Голова её стала тяжёлой, колени отказывались сгибаться, корпус косило вниз, а ноги стояли колами, на лестнице её раскачивало, будто на качелях. С ужасом она села в пролёте между лестницами и посмотрела вниз. А дома действительно такая тишина, будто бы все умерли. Поползла вниз и несколько раз упала, набив себе пригоршню синяков. Дом выглядел так, будто бы недавно в нём кого-то убили. Тишина заползала в уши, ноздри. Оля села в кресло и осмотрелась. Нет никаких признаков на наличие её старшего брата, почему-то от мысли об этом ей стало легче, она взяла трубку, спешно набрала номер и прижала трубку к уху, стала поглаживать её: — Алло, приезжай… Пожалуйста. Мне некогда говорить, кажется, я сейчас умру.       Оля убрала телефон и подползла к телевизору, включила его и вздрогнула, когда экран засветился. — Кстати, где этот моралист? — она задумчиво осмотрелась. В голову её стали вплывать мысли о нём. Оля полезла в библиотеку, включила ноутбук, который Олег оставил дома. Открыла свой счёт и увидела лишь белый экран. Ничего. А в её голове всплывали мысли о том, как хитроумно она отделала брата, сделала себе счёт, так, чтобы девяносто процентов его начислений переходили к ней. А теперь… Пустота. — Быть такого не может.       В тишине раздался звук ключа, открывающего дверь. Оля закрыла всё, закрыла ноутбук и вышла в гостиную, сев в кресле. — Привет, — сказал Олег, поднявшись наверх. При виде его Оля вздрогнула, сердце забилось бешено от ужаса. Выглядел он как учитель. Самый обыкновенный мужчина-учитель. Шерстяной пиджак, глаженая рубашка, галстук, классические брюки. Волосы он подстриг, а на переносице всё те же очки: — Как ты поживаешь? — он подошёл к Оле, погладил её по волосам. Какой ужас пережила его сестра в эти секунды, костяшки на её руках побелели, ибо она впилась пальцами в подлокотники. — Не обижайся на меня, ты получила пять за эссе, — он положил свой портфель. — Мои уроки для тебя не прошли даром, — Олег оглянулся и ослабил галстук. Оля не понимала, о чём говорит её брат. Её будто бы оглушили, перед глазами всё плавало и танцевало. — А ты говорила, что… — его голос зазвучал для неё как на плёнке с замедленным действием, Оля отключилась.       Придя в себя, она снова осмотрелась. Около кресла сидел Олег Сергеевич, держа в руках ватку с нашатырным спиртом. Она сидела в кресле, перед ней включён телевизор: — Что происходит? — спросила она, чувствуя, что голос опять практически покинул её. — Ты упала в обморок, и всё из-за диеты, — Олег покачал головой, протянул ей зеркало. Оля взяла его и с ужасом увидела, как похудело её лицо, потом осмотрела всю себя. Да ведь сейчас она была ни чуть не толще участниц сообщества «Типичная анорексичка». На диете, видимо, она точно сидела. — Олег, почему я дома? — спросила Оля, слегка оторвав спину от кресла. — Ты и была дома, — ответил он, явно не понимая, что его сестра имеет в виду. — Я была в Москве, там был Дима, помнишь? — она вцепилась пальцами в подлокотники, но Олег взял её руку в свою, погладил её: — Ты очень долгое время отказывалась от еды, — начал произносить он тем тоном, каким обычно читал морали. Этот голос и эти движения трудно комбинировались вместе в мозгу Оли. — А потом отключилась. Пришлось вызвать врача.       Оля тщательно всматривалась в лицо брата в поисках лжи. Бесполезно. Значит, ей показалось? Значит, и Москва, и всё остальное тоже ей приснилось. А ведь ей часто снились долгие и красивые сны, да ещё такие реалистичные, что грех в них не поверить. — Я сварю тебе сейчас бульон, — улыбнулся он, потрепал её снова по волосам и ушёл наверх, чтобы переодеться. Спустился он быстро, подошёл к Оле: — Ты поправляешься? — Ты сейчас о весе или о здоровье в целом? — она начала верить в свою анорексию сама, глядя на брата глазами напуганного ребёнка. — Я и о том, и о том, — Олег рассмеялся так живо и радостно, что его сестра не могла не рассмеяться тоже. — Ты смеёшься, это уже радует, — он поцеловал её в лоб. — Почему ты сюсюкаешься со мной? — Оля нахмурилась. Олег широко улыбнулся, погладил её по руке. — Сейчас тебе нужны силы, ты не язвишь, а значит наша вражда на время прекращается. — Да, ты прав, — она широко и самодовольно улыбнулась, а потом рассмеялась. Действительность стала для неё действительностью, откинулась на спинку стула и стала ждать свой обед. — А ты бываешь добрым. — Я всегда добрый, просто ты редко это замечаешь, — пояснил Олег, нарезая филе курицы.       Оля добралась до DVD-плеера, вставила в разъём USB-провод, на другом конце которого болтался жёсткий диск, включила себе кино и расслабилась, действительно была спокойной и приятной, с умиротворённой улыбкой на губах. Жизнь наполняла их дом. Через сорок минут Олег поставил перед ней кружку, полную ароматного куриного бульона. Оля ощутила, как во рту собирались слюнки, полный рот слюны. Оля быстро сглотнула её и стала жадно пить бульон. Олег сидел рядом и наблюдал за этим с широкой улыбкой: — Такая голодная. Ещё будешь? — Ты ещё вздумал спрашивать, буду ли я ещё? Тебе не стыдно? Сидишь и ждёшь, пока я тут умру с голоду, — после этих слов они оба рассмеялись. — Поцелуй меня, — потребовала Оля. — Или став худой, я потеряла привлекательность для тебя?       Она не успела договорить, как её губ коснулся Олег Сергеевич, мягко поцеловал её, погладил по волосам. Он старался быть нежным и ласковым: — Ты забавная… Маленькая девочка, — он улыбнулся и поцеловал её также легко снова. Оля зарылась пальцами в его волосы, поцеловала его глубоко, жадно, страстно. Так, как однажды это сделала Алёна на её глазах. Нет, это было развратнее, сильнее. Даже в штанах у обоих стало печь. — Кстати, а что твоя Алёна? — поинтересовалась Оля, обвивая шею брата руками. Она была похожа на нимфу, воплощение всей нечистой силы: бледная кожа, растрёпанные волосы, распухшие сочные губы и горящие глаза. Какой огонь плескался в её глазах, какая-то загадочная энергетика исходила от неё, отравляла кровь и пленяла. А Алёна… Олегу приходилось заниматься сексом с Алёной, теперь он имел её уже сам, представляя под собой Олю. И каждый раз был недоволен. «Нет, Оля бы не так стонала», — думал он часто. — Мы всё ещё вместе, — ответил Олег, глядя на сестру.       Оля обвила его ногами, ставшими худыми как две спицы, погладила по волосам. — А ты симпатичный, — она взлохматила его волосы. — Подстригся.       Олег Сергеевич сидел напротив неё, обвитый ногами, приласканный, он ощущал себя абсолютно беспомощным, Оля смотрела на него так, как смотрит на добычу ястреб. Она была совсем как Марья Николаевна Полозова. Оля смеялась, и глаза её сверкали также зловеще и загадочно, историк почувствовал себя в плену этих глаз, как оказывается пленником рыбак в объятиях русалки. Его губы припухли, их щекотало тёплое дыхание его сестры, сидящей на нём. — А мы отличаемся? — поинтересовалась Оля, её язык обвёл кадык историка, он едва не застонал. В голову ворвались мысли, что перед ней он не сможет устоять, что и Олег как и все парни пал перед ней на колени. Что она заставила его упасть, опуститься так низко, что ради неё он пойдёт на всё. Олег Сергеевич никогда не ощущал себя таким и с ужасом осознавал, что сейчас Оля возносит его, а в следующую секунду загонит в самую глубокую бездну. — С кем? — спросил Олег. На секунду обворожительный стан её рассыпался, осталась лишь рациональность, сидящая едва ли не на нём. Её взгляд вопрошал и съедал одновременно. — С Алёной?       Историк выдохнул и ответил: — Вы никогда не были похожи, — начал он, обнял покрепче Олю пересадил на свои колени. Её промежность оказалась точно около его члена, стала влажной, а его сестра сидела как ни в чём не бывало. Ей даже нравилось так раздразнивать брата. — У меня мало было женщин, а Алёна сама выбрала меня, а не я - её. Разумеется, вы не схожи ни чуть. Абсолютно разные. — А ты меня выбрал? — Оля слегка наклонила его на себя, и теперь Олег Сергеевич окончательно почувствовал себя в омуте её глаз. Он видел в них собственное отражение, ставшее беспомощным. Да, он влюбился в неё как простофиля, как идиот. В свою сводную сестру. Оля превратит его жизнь и в Ад, и в Рай. — Тебя выбрал, — он уверенно кивнул, это было его тело. Душа его отчаянно осознавала то, что он хочет любить её, хочет быть с ней. А хочет ли этого Оля? Он и ужасался, и радовался как ребёнок, что Оля сделает его жизнь непредсказуемой, превратит её в серпантин, непреодолимый подъём. Олег Сергеевич никогда не будет знать, что ждёт его за следующим поворотом.       На его словах Оля звонко рассмеялась, отшлёпала слегка по щекам и отпрянула, напоминая собой кошку. Налила себе ещё супа. Она не выглядела уже больной и мнительной, теперь она выглядела как тигрица, осознавшая свою свободу. Выпив ещё чашку бульона, сестра историка залезла на спинку кресла, обворожительно выгнулась и заурчала, глядя на своего брата глазами влюблённой женщины. «Как прекрасно она выглядит в эту секунду», — подумал Олег Сергеевич. Его сводило с ума всё, что касалось сестры… Он понял, что сошёл с ума окончательно.