Знакомься, это... Твой старший брат

      Оля проспала несколько часов, её перенесли в её комнату, оставили рядом Диму. По неведомым причинам он стал тем, кто понимал Олю, по крайней мере не пытался ей внушать морали, не пытался внушить ей что-то своё, он молча понимал её или просто делал вид, но и этого для Оли было достаточно, чтобы доверять ему.       Дима читал, пока Оля спала. Изредка его взгляд скользил по её спящему лицу. Он видел, как её тело вздрагивает во сне, как лицо слегка морщится, как будто ей снится кошмар. Какое-то время бодибилдер просто смотрел на её лицо минут пятнадцать, изучая его. Цвет лица изменился, стал более бледным, лёгкий румянец, присущий юным девочкам, почти исчез. Было видно лишь сосуды, похожие на мелкие звёздочки. Дима заметил, что на её сухой и слишком нежной коже уже возникли складки. На лбу и между губами и носом. Лоб её был высоким и уже начал стареть, глаза мелко-мелко дрожали, прозрачная кожа век не скрывала синих ручейков вен. Кожа около ресниц была цвета кофе с молоком. Брови тонкие, но тёмные, с длинными и прямыми волосками, хорошо лежащие и без коррекции и укладки. Ресницы, выгоревшие у корней, завивающиеся кверху, чёрные на кончиках, обворожительной длины. Губы в глубоких трещинах, обветренные, как у заядлого курильщика. Нижняя губа более пухлая и широкая, чем верхняя. Волосы над лбом и висками значительно поредели, сквозь них было видно кожу, выпавшие волосы заменял забавный пушок, стоящий дыбом и напоминающий собой нимб; секущиеся концы. «Стресс», — подумал Дима. Глубокие впадины над ключицами, длинная и тонкая шея. Оля не выглядела здоровой или счастливой. Потом он увидел запястья, перебинтованные и посиневшие слегка. На внутренних сторонах рук красовались пятна засохшей крови, рубцы от жгутов, белые с синеватым оттенком пальцы. Дима нервно сглотнул, в какой-то момент осознав, как Оля отдалилась от него и от целого мира. Ненарочно, но по-другому не получилось бы. Дима сидел, глядя на Олю, его рука потянулась к её волосам. Редкие волосы утопили пальцы, Дима с мурашками на спине ощутил, как пальцы коснулись почти голой кожи, покрытой едва ощутимыми тонкими волосками. Дима увидел свои пальцы, Оля вздрогнула от касания, всё тело её резко напряглось и расслабилось, как обычно делают некоторые из животных и насекомых. Её веки задрожали, Дима стал аккуратно её гладить по волосам. Оля выглядела беззащитно, беспомощно, даже жалко… Как человек, заболевший раком. Внутри него поселяется смерть и жрёт его изнутри, чернит его органы, впрыскивает боль в мышцы, не даёт спокойно спать по ночам, года сечёт косой, сокращая жизнь.       Дима невольно вспомнил отца, который неожиданно умер. Смерть казалась существующей среди людей, постоянно находящейся где-то неподалёку и вообще всегда имела дурную славу у людей. Все люди смертны, можно избежать смерти, но жизнь заложена так, что бессмертие невозможно. Оно сделало бы жизнь невыносимой. И почему жизнь не дала его отцу её шанс? Глядя на Олю, Дима задумался о смерти. В какие-то секунды ему казалось, что сейчас Оля тоже вынашивает в себе смерть, кормит невольно её собой, как дерево становится рабом фикуса-душителя, отдаёт ему жизненные силы, все свои соки. — Что ты делаешь?.. — голос Оли, хриплый и сонный, перервал поток дурных мыслей. — Присматриваю за тобой, — ответил Дима. — Отдыхай, — сказал он мягко, поцеловал её в лоб. Этот жест был даже не романтичным, а скорее жестом сожаления. Оля прикрыла глаза, сон больше не придёт. Она спала так крепко, впервые за долгое время ей удалось уснуть и поспать. — Я хорошо спала, — улыбнулась она, мечтательно глядя в потолок. Взгляд у неё был как у маленькой девочки, что недавно получила желанную игрушку. Дима улыбнулся, её лицо будто слегка засияло изнутри, глаза, живые на этом лице, искрились.       Из окна шёл широкий золотистый столб солнечного света, в нём танцевали пылинки. Оля приподнялась, поправила подушку: — У тебя тёплые руки, — сказала она, улыбаясь ещё шире. Дима улыбнулся: — Я же бодибилдер, — Оля рассмеялась от этих слов.       В комнату постучался и вошёл Олег Сергеевич. В учительской одежде он выглядел солидно, очки на переносице, сиреневая рубашка, тёмно-серый пиджак и тёмно-серые брюки. Галстук цвета топаза, глянцевитый. Шикарный внешний вид, как всегда. С этим не поспорить. На руке поблёскивают швейцарские часы. Оля ощутила, как зачастил пульс под кожей, щёки залились румянцем. Историка ничего не могло испортить, ничего не мешало ему выглядеть так изящно, — казалось Оле, от этого она почувствовала себя ещё более ущемлённой и неожиданно для самой себя стала трепать кромку пододеяльника. Даже её болезнь мало его трогает, Олег почти к ней не подходит, ни о чём не спрашивает, неужели он думает, что Оле и без него хорошо. Оля сжала пододеяльник, коротко остриженные ногти впились в жестковатую ткань на шве.       Олег Сергеевич держал себя, хотя внутри давно сорвался, бросившись к кровати: «Ты в порядке, ты дома! Почему ты уехала?» Снаружи он стоял неподвижно в золотом столбе солнца, по ковру лениво растянулась его тень. Распущенные волосы касались плеч и широкой шеи, губы мягко сжаты, взгляд из-за очков плохо видно. Оля посмотрела на Диму, он улыбнулся ей. — Здравствуйте, — сказал Олег, голос его даже не дрожал. Оля кивнула, ощутив, что не сможет ничего сказать. Она с ужасом смотрела на пальцы, которые уже не в силах остановить. Они теребили пододеяльник. И Олег Сергеевич уже это заметил, удивлённый ей ещё больше. — Здравствуйте, — ответил Дима, кивнув тоже. Историк подошёл ближе, Оля стала бить в кровать ногами, пытаясь отодвинуться, ударилась головой о стенку и тихо ахнула, щурясь. — Внизу тебя ждут, — сказал Олег. — Я спущусь немного позже, — кивнул качок, слабо улыбаясь. Олег Сергеевич кивнул, мягко развернулся и вышел из комнаты. «Даже не оглянулся, никакой претензии не высказал», — подумала Оля и выбросила из рук одеяло. — Что случилось? — тихо интересуется Дима. — Бесчувственный моралист, — выдохнула Оля, кивнув на дверь. — Ненавижу его. Дима подвинулся ближе: — Всё будет хорошо, не обращай на него внимания, — он поцеловал Олю в лоб снова. — Когда ты так делаешь, я вспоминаю Новый Завет, — выдохнула Оля. — Пойду вниз, — Дима встал с постели. — Потом ещё зайду, хорошо?       Оля лишь кивнула и минут на пять осталась одна в комнате, к ней снова вошёл Олег Сергеевич. Он взял стул, поставил его напротив кровати Оли, сел, закинул одну ногу на другую, руки сложил на колени, слегка откинулся на спинку. — Зачем Вы пришли? — Олю слегка передёрнуло, она закрыла лицо руками, ощутив полную беспомощность. Поза историка резала глаза, напомнила психотерапевта в больнице. — Не сидите так, пожалуйста… — голос её задрожал. И Олег Сергеевич спешно сменил позу. Теперь он сел около изножья, положив на сложенные руки голову: — Так лучше?       Оля открыла глаза и улыбнулась, потом рассмеялась. — За что Вы так со мной? — спросила она слабым голосом. — Я не желаю тебе плохого, пришёл, когда смог, — историк смотрел на неё серьёзно. Очки он снял и выглядел уже не так строго. — Я занят, занят не только горем, связанным с тобой. — Так покажи хотя бы, что тебе больно! — закричала Оля, закрыв уши. Олегу Сергеевичу было больно, но он замолчал. Боль переполнила его, и он молчал. Молчание длилось долго, Оля плакала, закрыв лицо руками. Историк встал, подошёл к ней, не отряхивая костюма, обнял её за плечи и прижал к себе: — Мне больно, просто я не хочу, чтобы ты знала, как эта боль съедает меня…