Знакомься, это... Твой старший брат

      В автобусе было жарко, печки работали на полную, а освещение было настолько ярким, что не было видно неба за окном. Освещение только способствовало чтению Олю, пока она ехала в автобусе, занимая место, близкое к выходу. На остановке Генерала Панфилова в автобус вошла женщина с резвым мальчишкой в синей фуфайке и шапочке такого же цвета. Увидев Соломонову, она направилась решительным шагом к месту, где сидела Оля: — Девушка, уступите место, — проворковала новоявленная пассажирка, высыпая горсть мелочи в крошечную ладонь кондукторши, мгновенно возникшей рядом. Наша героиня, и без того уставшая, отказалась уступать место мамочке с ребёнком, показав учебник по биологии. — Девушка, уступите место, — повторила взбалмошная мамаша с сыном, мальчишка в синей фуфайке показал Оле язык, но девушка не обратила внимания на рёбенка, пытаясь снова сосредоточиться на чтении. — Ну и молодёжь пошла, — пробормотала старушка, сидящая где-то в передней части салона. — Я не нарушаю правил автобуса и не занимаю места для инвалидов и пассажиров с детьми, к тому же занимаюсь уроками, — пояснила Оля, стараясь не вспылить. — Вам в переднюю часть автобуса нужно… — Вам что так трудно уступить? — снова начала мамочка, кондуктор даже не спешила вмешиваться, оказавшись также быстро на своём месте, она тихо наблюдала за перепалкой. — Сколько лет вашему сыну? — спросила Оля тем же спокойным голосом. — Какое это имеет значение?! — завизжала женщина, лицо её приобрело оттенок, похожий на цвет её волос, рыжевато-розовый, какой бывает только после домашнего неудачного окрашивания. — Ребёнка, в особенности мальчика, с четырёх лет нужно учить уступать место женщинам в автобусе… — пояснила Соломонова, окончательно оторвавшись от чтения и захлопнув учебник. — УСТУПИ МЕСТО! — перешла на фамильярность мамочка, она бы добавила что-то вроде «отбитая сучка», но сдерживалась при сыне. — А почему вы именно меня просите уступить вам место? — всё-таки выпалила Соломонова, глядя прямо на женщину. Сын вредной пассажирки начал уже подпинывать ногой рюкзак Оли, стоявший на полу. — Я тоже девушка, а вокруг нас в автобусе полно мужчин и молодых людей, которые наверняка готовые уступить вам место быстрее, чем я. Но вы почему-то требуете именно моё место, хотя я не обязана вам его уступать.       Мамочка с рыжими волосами, безвкусно одетая в какую-то толстовку с вышивками, в розовую манишку и меховую жилетку, остолбенела, лицо её налилось ещё большим цветом, походившим на неудачно окрашенные волосы. Теперь вся голова мамашки напоминала огромный гнойный прыщ, который вот-вот лопнет. Вена посередине широкого лба вздулась и пульсировала в складках меж бровей. Все сидящие в автобусе мужчины начали наблюдать за перепалкой с выпученными глазами, уселись удобнее на своих местах. Дело в том, что Оля не пыталась давить на неё с помощью современных правил и устоев — она давила на рыжеволосую бестию с её чадом воспитанием и этикетом, наверное, именно поэтому мамочка так взбесилась. — Боитесь, что вас там пошлют куда быстрее, чем я, поэтому и выбираете жертву слабее и моложе, — закончила Оля за мамочку. — Так вот, я вам не уступлю своё место, — она опустила взгляд на мальчишку, пододвинула свой рюкзак, наклонившись к нему. — Ты плохая, — парень попытался ткнуть в Олю в лицо пальцем, которым только что ковырял в носу, но Соломонова отодвинулась: — Нет, это у тебя дерьмовая мать, — прошипела Оля, бесстрашно глядя на мальчика. — Идите и отрабатывайте место где-нибудь ещё.       Мальчик оказался слабее Оли и он-то испугался, вжался в мать и дёрнул её за волан-рукав с вышивками: — Пойдём от неё, она плохая, — выдал ребёнок, жалобно глядя на маму.       Неожиданно наседка сдалась и ушла, не спуская презрительного взгляда с Оли. Они расположились в месте, где обычно ставят коляски. Мальчишка прилип лицом и руками к окну, за что получил от матери оплеуху, мол, окно грязное. Мамашка почти сразу успокоилась и выдала своему бесёнку из пакета машинку с ускорением. Оля наблюдала за ними несколько секунд и думала, каким же вырастет этот мальчик, кем он станет в будущем. Наверняка, у него нет отца, а если и есть, он такой же слабый и немощный, зависимый от своей совершенно безвкусно одетой жены. Соломонова повернула голову влево и посмотрела в окно и увидела там только своё отражение, через остановку ей выходить, стоило бы снова сосредоточиться над учебником, но сил просто не осталось. Грубым движением она сунула учебник в грязный рюкзак и вжикнула молнией, застегнув его.       Выйдя из автобуса, Оля вдохнула вечерний прохладный воздух. Вместе с ней на остановке сошло ещё двое — пышнотелая женщина в твидовом, розовом пальто и парень в чёрной, кожаной куртке, последний пошёл в сторону магазина с продуктами. Оля ещё секунду постояла, стараясь выбросить из головы произошедший в автобусе инцидент. Когда она сделала шаг и развернулась всем корпусом, ярко светящийся в сумерках автобус закрыл двери и уехал. Оля знала, что мамаша с ребёнком займут её место, она чувствовала это кожей и слышала топот детских ножек до сиденья. Впрочем, теперь это её не касалось.       Небо приобрело цвет индиго, в прозрачном и чистом воздухе уже зажигались первые звёзды, а на улицах загорались фонари, освещая всё болезненной белизной лучей. Оле подобное освещение всегда напоминало кадры из американских триллеров, именно поэтому этот свет ей не нравился.       Дорога до дома занимала десять минут, в лучшем случае — семь с половиной, если срезать через пролесок, где выгуливают собак, а нередкими визитёрами в позднее время становились бомжи и пара токсикоманов. Оля посмотрела на часы: тридцать семь минут восьмого, и лучше всё же обойти пролесок и посмотреть на сияющее огнями кафе Олега Сергеевича, «Время», находящееся около Центрального парка, где Оля выгуливала Латука. Попутно зайти в магазин и купить пол-литру любимого энергетика.       В парке под ногами шуршали мокрые листья, Оле нравился этот ковёр, словно вытканный из золота. Тополя искрились в лучах фонарей, скидывая с себя ярко-жёлтую листву, и в некоторой степени создавалось ощущение, что Оля попала в какой-то сказочный сад. Но больше всего ей нравилась середина парка, где фонари не работали, а промеж деревьев сияло кафе «Время» с его необычными лампами и уютным интерьером. Оля остановилась на одной из дорожек, глядя на несветящуюся белую надпись над входом — Время. У дверей сейчас не стоял швейцар, а внутри было тихо.       Оля удивилась, почему в такой промежуток внутри никого нет, как и самого швейцара. Вместо того, чтобы звонить Олегу, она пошла сквозь деревья к кафе, ускорившись. Листья заскользили под ногами, а предчувствие неожиданно ухудшилось. Где-то в темноте одной ногой Оля упала в лужу, тоже сверху устланную лиственным ковром, ботинок вымок насквозь, ледяная вода забилась во все щели, промочила тёплый носок и колготки: — Чёрт, — выругалась Оля, в обуви жамкала вода, а кафе с каждым шагом словно не приближалось, а отдалялось от неё. Лужа, куда упала ногой Оля, теперь открыла чёрный рот, окружённый листьями, словно острыми зубами. Наконец-то Соломонова увидела перед собой стриженые заросли акации и истончённые стволы тополей, которым каждую осень равняют верхушки. Только это сейчас отдаляло Олю от дороги и кафе. Оля не сводила глаз с любимого места, пытаясь обнаружить хоть какое-нибудь движение внутри. Ничего.       Густые заросли акации явно не собирались так просто пропускать Олю, колючие и гибкие ветви кустарника цеплялись за одежду и царапали кожу сквозь ткань. Когда Соломонова пыталась протиснуться сквозь заросли, раздвигая их руками, она не продвинулась ни на сантиметр в этой гуще. Казалось, что кусты росли друг на друге и сплелись между собой так плотно, что теперь в парке не нужно было устанавливать ограду или забор — за людей всё сделала природа.       Оля снова осквернила воздух, небо на улице совсем уже почернело, и звёзды мигали в прозрачной высоте. Соломонова не спускала глаз с кафе, теперь она видела все его внутренности: диванчики и те самые необычные лампы на проводах, что висели на окнах, зеркала на потолке и ниши, разделённые шторами или модными деревянными перегородками. И всё же в этой красоте, полюбившейся ей, было что-то не так. Внутри ни одного посетителя, даже официантов не видно, никого…       И всё же Оле хотелось узнать, что случилось. Вблизи парка и кафе не наблюдалось людей, только Оля. Ощущение полного одиночества, несомненно, радовало её и в то же время настораживало. В такое время в кафе «Время» все столики заняты до отказа, но сейчас кафе пустовало и молчало, как заброшенный старый дом. Пока Оля стояла за изгородью акаций, никто не прошёл мимо по Парковой улице мимо и не дёрнул за ручки кафе. На дверях не значилось никаких вывесок и объявлений, что кафе не работает. Соломонова забеспокоилась не на шутку и осмотрелась в попытке увидеть ближайший выход из парка, а такой должен был быть и не один, ведь рядом самое популярное и фешенебельное кафе «Время» в их городе.       Выход обнаружился в пятнадцати метрах слева и в семи — справа от Оли, Соломонова двинулась к правому выходу, ощущая, как её левая нога месит воду в ботинке, противное жамкающее ощущение теперь будет с ней до самого дома. Оля старалась не думать об этой неприятности.       Выйдя из парка через узкий проход, обрамлённый железной аркой с воротами, Соломонова быстро перешла дорогу и подбежала к кафе, дёрнув двери за массивные металлические ручки в стиле high tech, двери не поддались. Оля подошла к огромному сияющему окну и прижалась к нему лбом, пытаясь рассмотреть отражения в зеркалах, за счёт которых можно было проследить, есть кто в кафе или нет.       Оле повезло, что на улице не было людей, иначе бы и те заподозрили что-то неладное, но только уже в ней самой: девушка жмётся к стеклу неработающего кафе — это странно. Отражения зеркал молчали и были такими же неподвижными, как и само помещение. Вдруг внутри заиграла музыка, не та, какая обычно звучит в кафе. Эта была расслабляющей и медленной, спокойной. Оля насторожилась только сильнее, вслушиваясь в звуки, доносящиеся из кафе. Эта музыка не могла так просто включиться, внутри кто-то есть. Но кто?       Звонить историку — последнее дело, когда можно выяснить всё самой, даже если последние несколько месяцев своей жизни они трахаются ночами напролёт. Оля снова всмотрелась в зеркала — тщетно. Никакого движения. Неожиданно освещение зала поменялось — всё погасло, остались гореть только подвесные лампы накаливания на окнах. — Что происходит, чёрт возьми… — Оля снова вжалась в стекло, как со спины её окликнули: — Оля, лапушка наша! — выдала Олина мама, закрыв дверь такси. Из машины с другой стороны вылез Сергей-гей, белозубо улыбаясь. Оля, надо заметить, даже не слышала, как подъехала машина со спины, Соломонова подскочила на месте, медленно обернувшись к матери и её кавалеру. — Ты как раз вовремя, милая. Олег позвал нас всех на семейный ужин…       Оля выглядела так, как будто её ударили пыльным мешком по голове. Она снова увидела Сергея-гея, улыбавшегося во все тридцать два. Эту гаденькую улыбочку Оля помнила, но не улыбалась в ответ. И мать, и её дружок были загорелыми, довольными, одетыми совершенно по-новому. Непривычно красиво и роскошно для места, где они живут.       Соломонова решила промолчать, не задавая своих многочисленных вопросов, а сделала вид, что как раз пришла сюда на семейный ужин: — Да, я как раз высматривала его тут, — она почесала в затылке, взгляд её уловил золотой блеск на безымянных пальцах обоих, они всё-таки обручились. Оля обречённо и тихо выдохнула, проглотив холодный воздух. Теперь изображать из себя конченую отличницу и хорошую девочку будет сложнее, теперь она не сможет развлекаться с братом, как прежде. И ей придётся затевать очередную игру с родителями. — Ох, Олег такой замечательный, обожает делать сюрпризы, — выдохнула мама Оли, она обрела за год итальянский акцент и экспрессивность, глаза её ярко сияли. «Мама времени зря не теряла в обществе этого ушлёпка», — подумала Оля. За её спиной, в дверях кафе показался Олег Сергеевич, одетый достаточно просто — футболка цвета бургунди и потёртые на бёдрах джинсы.       Спиной Оля почувствовала тёплый воздух кафе, вкусные запахи еды и услышала музыку громче, она обернулась, глядя на Олега: — Я рад, что все в сборе, — сказал историк, не глядя на Олю. — Привет, мам, пап, — он спустился со ступеней, проходя мимо Оли и не замечая её. Соломонова не обиделась, а поняла, что по-другому сейчас не выйдет. Да и это не она отсутствовала дома целый год. — Вещи можно убрать пока ко мне в багажник, я попрошу это сделать Геннадия, а вы пока проходите и располагайтесь, — сказал Олег Сергеевич, он тут же направился к таксисту и заплатил ему за поездку родителей немаленькую сумму, они ехали сюда от аэропорта. Таксист, явно давно не получавший таких денег за поездку, сделал вид, что равнодушен к деньгам, но сдачи у него не нашлось. — Спасибо, не нужно, главное, что родителей в целости довезли, — Олег Сергеевич пожал ему руку и положил вторую тёплую ладонь сверху. Водитель изумлённо смотрел на историка, мол, а что могло случиться в поездке? «Естественно, я довёз их в целости и сохранности. Я ж не китайские вазы эпохи Цинь перевозил». Оля поздоровалась с вышедшим Геннадием и проводила его взглядом, а потом развернулась и пошла в кафе, то и дело ощущая жамкающую воду в ботинке. Родители шли за ней следом, но ни о чём не спрашивали, чтобы не потерять целостность разговора за столом.       Официант Игорь провёл их до столика, самого удачного места, здесь блеск лампочек превращался в звёздное небо над головой. Стол уже был сервирован. Оля не могла не заметить три высоких бокала для французского вина и увидела своё место, в уголке, где бокала не было, как и другой утвари для напитков. Видимо, ей подадут только чай. Соломонова стряхнула с плеч рюкзак и расстёгнутое пальто, ибо она устала, чтобы ворочаться тут среди взрослых: — Оля, ты небрежно относишься к своему пальто, — заметила мама, Соломонова ничего не ответила. — Его нужно снимать аккуратнее, да и сегодня шёл дождь, зачем ты надела пальто?       Олег вернулся почти сразу же, помог матери снять пальто и сказал, что ужин будет особенным: — Я надеюсь, никакой итальянской кухни? Никакой пиццы и болоньезе? — спросила мама Оли. — Само собой, я решил сделать проще, сегодня мы обновили меню, и я хочу, чтобы вы заказали себе любые блюда, — сказал историк с широкой улыбкой на лице. «И когда это он всё успевает?» — подумала Оля, сжимая и разжимая пальцы в мокром ботинке, она уже успела расположиться на своём месте и проверила телефон. Официант Игорь протянул ей меню и посмотрел в глаза на секунду, Оля отвернулась и выключила телефон. Настроение у неё совсем пропало, как и аппетит. Соломонова тупо листала меню, туда-сюда, не замечая блюд и названий.       Олег Сергеевич снова куда-то ушёл и вернулся с дорогой бутылкой вина в руках: — Я подумал, что ваше возвращение стоит отметить, — сказал он, поставив бутылку на стол и сел около Оли, совершенно не замечая её, как прежде на уроках. Он общался с родителями и делился с ними сегодняшними успехами Оли, но на саму неё он практически ни разу не посмотрел. Оля пожалела про себя раз триста, что не села возле выхода. Она смогла бы часто ходить в туалет, сославшись на то, что недавно заболела циститом или отравилась сегодня в столовой. — Оля, так ты теперь отлично учишься? — спросил Сергей-гей, сидящий напротив Оли за столом. — Представьте себе, — ответила Оля. — Я в процессе, поэтому пока не могу порадовать теми результатами, какие вы хотели бы видеть, — она снова уткнулась в меню и на этот раз постаралась сосредоточиться на еде, чтобы выбрать себе что-нибудь съедобное. — Поясни-ка, — с гаденькой улыбкой сказал Сергей.       Оля почувствовала на себе взгляд Олега, короткий, но даже этого было достаточно, чтобы он взял ситуацию в свои руки: — Она старается изо всех сил, готовится к урокам и экзаменам, хочет хорошо всё сдать. Но все мы знаем, что Оля прежде была сложным ребёнком, и за один день отношения учителей и преподавателей к ней не поменяется, — говорил историк, открывая штопором бутылку вина. — Вот оно что, — Сергей имел привычку перебивать своего сына, даже сейчас, когда они столько времени не виделись. Оля же наоборот боялась заговорить с ними, старалась нащупать точки под ногами, родителей Олега не было целый год дома, и эти люди очень сильно изменились за время своего отсутствия. Оля вспомнила фразу философа: «Нельзя дважды войти в одну реку», — точно также нельзя было прийти и начать разговаривать, как ни в чём не бывало. — Конечно, если так сильно раздражать учителей… Благо, у тебя есть Олег… Кстати, в школе не знают ещё, что вы живёте вместе?       Оля сглотнула, в эту секунду ей показалось, что она проглотила камень. Хотелось закричать во весь голос: «В каком смысле?», — хотя она отлично понимала сама, о чём речь. — Нет, — спокойно ответил Олег Сергеевич. Ему врать удавалось легче. Про себя Соломонова усмехнулась и подумала, насколько часто историк прибегает ко лжи. — Оля, а у тебя не появился парень? — спросила мама едва ли не с обожанием. Она соскучилась по дочке и теперь хотела узнать, как обстоит её личная жизнь.       Без задней мысли Оля ответила: — Я его бросила, так как он отвлекал меня от учёбы, — в этот момент она незаметно коснулась руки Олега на диванчике, Сергей-гей смотрел на неё внимательно и видел, куда скользнула её рука, хотя не придал этому особого значения. Олег и Оля могли сблизиться, как брат с сестрой, и сейчас она просто искала у него поддержки, как у старшего. Если уж Олег направил её на «путь истинный», то само собой, что эта отвратительная девчонка будет искать у него поддержки, как у старшего брата.       Олег, услышавший слова Оли, не подал признаков расстройства или разочарования. Он понимал чётко тоже, что теперь им с Олей придётся быть осторожными. Но как они будут это делать, историк понятия не имел. — Какая жалость, может, вы всё-таки когда-нибудь помиритесь? — спросила мама Оли. Оля пожала плечами. — Олежек, а у тебя кто-нибудь есть? — У нашего Олега Сергеевича нет отбоя от поклонниц в школе, — решила высказаться за него Оля. — Да, а сейчас он ухаживает за Марией Степановной, нашей преподшей по ОБЖ… Самой красивой женщиной в школе.       Олег подумал, что сейчас он провалится сквозь землю под взглядом отца, Сергей смотрел на сына, скрестив руки на груди. Несомненно, историк делает успехи, он популярен в женском обществе учительниц, этих благородных созданий, но зачем ему лишние слухи о самом себе и служебный роман на глазах у всей школы? Взглядом отец словно ударил его. От тёмно-карих глаз невозможно было избавиться, эти взор и жест говорили одно: «Да как ты посмел, паршивец?». — Олежек, я так рада за тебя, надеюсь, что ты познакомишь нас с ней в ближайшее время, — мама Оли широко и счастливо улыбнулась. Поездка в Италию действительно пошла ей на пользу, на щеках вновь вспыхнул девичий румянец, в глазах появился блеск, а сама она скинула лишних килограммов пять-семь точно. — Да, мама, постараюсь, — кивнул Олег, улыбаясь. Нет, Мария Степановна была замечательной женщиной, он и не сомневался в этом, но едва ли он мог себе представить её своей девушкой. Он старался не смотреть на отца, но чувствовал его тяжёлый взгляд, Сергей-гей словно пытался задушить его или встряхнуть, как следует.       Его мысли оборвал голос подошедшего к их столу Игоря: — Готовы сделать заказ? — спросил высокий тощий парень. — Игорь, ещё буквально пару минут, мы заговорились… Но чай мы точно будем, принеси сейчас. Два чайника больших. Какой чай будем брать? — спросил Олег.       Родители оба уткнулись в меню, как и Оля, одну руку она по-прежнему держала возле ладони историка, и он осторожно сжал её пальцами. — Я хочу мятный чёрный, — заметила Оля, аккуратно убрав свою ладонь от руки брата, хотя ей было приятно его чувствовать впервые за день. — Да, мятный и эрл-грей, — кивнул Сергей-гей. — Из меню я буду салат «Эдди Мёрфи», из горячего «Дональда Трампа»… — он скептично пролистывал меню. — А на десерт возьму «Эйфелеву Башню».       Каждый из членов семьи быстро определился с заказом, и Игорь ушёл, записав всё. Оля вжалась в стенку, находящуюся около неё, под плечо она положила подушку. — Оля, милая, с тобой всё хорошо? — спросила мама Оли. — Я просто устала после школы… — кивнула Оля, она прикрыла глаза на пару секунд. — Уроки сделала? — спросил Сергей. — Да, сделала… — тихо ответила Оля.       Уроки, эти бессмысленные занятия кого угодно сведут с ума, а она умудрилась заработать сегодня три четвёрки и одну пятёрку, и всё потому, что учителя тоже люди и в их профессиональной деятельности злопамятность никуда не девается. Поэтому несмотря на безупречные знания они ставили ей твёрдыми руками четвёрки, приговаривая: «Вот тут ещё можно подтянуть, и будет пятёрка». Ещё и начало подготовительных курсов… Неплохо было бы вынести мозги братцу на счёт репетиторов по математике и обществознанию, с русским она и так справится. Первым делом Игорь разлил французское вино по бокалам, положив бутылку как-то странно на локоть, тем самым вызвав у сидевших за столом восторг: — Да, в Италии вино подают точно также, — закивала головой мама Оли. — Ну вот, у нас тут своя мини-Италия, — улыбнулся историк. — Мы стараемся удивить каждого посетителя и сделать так, чтобы он приходил к нам снова, — говоря слово «мы», Олег Сергеевич не имел в виду только себя, а в действительности он говорил обо всей команде, работавшей в кафе. Оля услышала это в его голосе и подумала, что если бы они не трахались, она бы думала, что его яйца в темноте светятся от доброты, проявляемой ко всем. И её мысли снова будто бы врезались в эту ходячую глыбу, Сергея-гея. Соломонова подумала о том, как у такого дерьмового отца мог вырасти такой великолепный сын? — Великолепная стратегия, — улыбнулась мама ещё шире и спросила. — За что выпьем? — Наверное, для начала мы выпьем за то, что вы приехали домой, — улыбнулся Олег. — Удачно добрались. — Тебе же за руль надо будет, — хмыкнул Сергей, болтая бокал с вином в руках. Оля подумала о том, с каким удовольствием она вогнала бы ему вилку в колено, с каким тогда почти год назад она проткнула насквозь собаку через горло. В воспоминаниях вспыхнула крамольная мысль: алая кровь брызнула на снег, а потом потекла густыми крупными каплями. Ядовитая вспышка, отравившая мозг на всю жизнь. — Да что ты придираешься постоянно к своему сыну за всё сразу? — спросила мама, потому что Олег промолчал, не найдя нужных слов. — Он взрослый мужчина и имеет право выбора, пить ему или нет. Ну, выпьет он капельку за наше возвращение, что с того-то? Он же не алкоголик какой-то в конце концов. Хватит постоянно придираться к нему! Все остальные удивлённо косились на неё, мама высказала всё, что думает. Она вернулась домой и хотела семейной идиллии, а не то, что ей половину ужина приходилось выслушивать язвительные комментарии в адрес их общего сына. Оля думала, что сейчас и ей Сергей-гей найдёт, что ответить, но промолчал в ответ. — Отличный тост, Олежек, просто замечательный. Вот за это мы выпьем, — мама поднялась из-за стола и подняла свой бокал в воздух, Олег поднялся следом, улыбаясь. Сергей думал секунду-другую, вставать ему или нет, но потом встал, стараясь сделать вид, что ничего не случилось, но даже не думал извиниться. Три бокала звякнули, пока Оля тихо сидела в своём углу, прижавшись к диванной подушке, в голове она обдумывала план, как им дальше жить с Олегом и что делать им обоим. Родителям не стоило рассказывать о конкурсе «Лучшего учителя года», потому что тогда они сожрут историка с потрохами, чтобы тот выиграл. Особенно Сергей-гей, Оля не хотела этого. Она уже запустила в ход фишку — Марию Степановну. Солгав и в то же время сказав правду об отношениях Олега с Кубикович. Так будет легче отвести глаза от себя. Осталось рассказать Олегу свою легенду и предупредить о деталях. Сейчас Оля будет занята учёбой, ей, откровенно говоря, будет не до историка, с каким-то ужасом она осознала, с какой лёгкостью может отпустить Олега Сергеевича в руки другой девушки, желавшей его ничуть не меньше. А её отличная учёба не будет вынуждать родителей приходить в школу, так они не узнают о конкурсе «Лучшего учителя года». Оля также подумала о том, как сильно она хочет своего брата сейчас, возможно, что это будет последний секс в их отношениях, пока они живут с родителями. Она никак не ожидала их приезда и поэтому хотела историка сильнее обычного сейчас. — Можно, я схожу в туалет? — спросила Оля. — Да, конечно, — кивнул Олег, выпуская сестру из-за стола. Оля пошла в сторону туалета, но когда убедилась, что на неё не смотрят, пошла на второй этаж, в кабинет историка. Олег Сергеевич никогда не закрывал свой кабинет, поэтому сейчас проникнуть в него не составляло никакого труда. Оля раскрыла кабинет и вошла в тёмный кабинет, освещённый лишь из окна фонарями с улицы. Соломонова ловко обогнула большой письменный стол и села перед ящиками, ощупала ручки в темноте. Недели три назад Оля приехала сюда в красивом нижнем бельё и пальто, накинутом сверху. Тогда Олег Сергеевич извлёк из её задницы анальные бусы и сложил их в один из этих ящиков. Именно они и нужны Оле сегодня снова. Она потянула ручку нужного ящика на себя, закрыто. Соломонова усмехнулась самой себе, а как могло быть иначе, если его кабинет всегда во всеобщем доступе? Ключи где-то здесь, он тоже далеко их не засунет. Оля пожалела, что не взяла с собой телефон, дабы подсветить себе окружающее. Действовать придётся ощупью, Оля постаралась вспомнить, куда историк обычно кладёт ключи от этого ящика или куда тянется за ними. Ответ нашёлся и вспомнился быстро: подставка с канцелярскими принадлежностями. Оля встала так, чтобы блёклый луч фонаря падал на подставку и её руку, а потом начала ощупывать пальцами ячейки одну за другой. Одна из низких была заполнена скрепками, на дне Оля нащупала ключ и аккуратно вытянула его пальцами. Открыв ящик, она увидела внутри бусы и флакон со смазкой. Олег Сергеевич всегда держал на работе лубрикант, чтобы в случае чего не попасть впросак, тут же был запас презервативов, но Оля подумала, что в машине историк запасся ими тоже. Ловко закрыла ящик и убрала ключ на своё место. Бусы были не очень крупными, спрятать их, проходя мимо единственного обслуживаемого столика — не проблема, Оля бесшумно спустилась с лестницы и пошла в туалет, где сначала справила нужду, а потом ввела в себя сзади бусы, смазав их лубрикантом. Ей нельзя было тратить время зря, думала Оля, стоя в туалете и поправляя одежду на себе. Пора было впускать легенду. — Олег, а мы сегодня поедем к Марии Степановне? — спросила Оля по возвращении к столу, историк пододвинулся к стене, чтобы Оля села, он видел по глазам Соломоновой — соглашаться со всем, что она будет нести. — Зачем вам к Марии Степановне в такой поздний час? — поинтересовалась мама. — Она репетитор у меня по обществознанию, — пояснила Оля. — Я кое-как уговорила её, чтобы она взяла меня в свою группу по подготовке к ЕГЭ, пообещала, что буду заниматься в любой свободный момент. Тут и Олег приложил усилия, конечно. И Мария Степановна разрешила нам приезжать к ней домой, чтобы заниматься в свободное время. Все за столом окончательно зависли, когда Оля продолжила: — Я осознала всё, что теперь времени на подготовку у меня в два раза меньше, поэтому готовлюсь в свободные моменты… И сегодня мы договорились с Марией Степановной о встрече у неё дома. Она сказала, что мы можем остаться у неё дома с ночёвкой. Соломонова поняла, что убила двух зайцев одним выстрелом, если бы она просто спросила про поездку к Марии Степановне, родители предложили бы остаться ей дома и не мешать «двум взрослым людям любить друг друга». Но тут она попала в точку. — Мария Степановна такая замечательная, — улыбнулась мама Оли. — Если так, тогда поезжайте. Она очень милая женщина… — Наверное, поэтому я её и выбрал, — улыбнулся Олег Сергеевич. Его отец молчал, предпочитая больше не вносить свою лепту в диалог. — Сейчас едем домой, помогаем родителям с вещами, а потом едем к Марии Степановне, — кивнул историк Оле. Когда ужин подошёл к концу, а Игорь уже забрал пустые тарелки, мама сделала ещё один глоток вина и спросила: — Сколько мы должны за этот замечательный ужин? — Нисколько, родная… Этот ужин за счёт заведения, — улыбнулся Сергей, вставая из-за стола. Олег положил на стол пятитысячную купюру: — Я плачу, к тому же Игорь заслужил чаевые сегодня. Сергей-гей промолчал, думая, что всё случилось так, как надо. По его чёртовому этикету платил тот, кто приглашал, но ему хватило наглости сказать, что ужин за счёт заведения. Оля увидела, как Сергей влез в своё пальто и поспешил на улицу, поэтому она сама осталась с матерью и братом. При движениях она ощущала бусы внутри тела и старалась как можно меньше смотреть на брата, сейчас он стал невыносимо желанным. На улице курил Сергей, кутаясь в своё пальто по самые уши, между узловатых длинных пальцев он сжимал сигарету, на кончике которой горел рыжий огонёк. В воздухе сильнее запахло влажностью, и порыв холодного ветра принёс с собой морось. Теперь Сергей-гей отвернулся ветра, чтобы докурить, крошечные капельки не разбивались о его спину, а окружали водяным облаком. Олег Сергеевич вышел последним и помог залезть сестре в машину, Оля посмотрела ему прямо в глаза, дав понять, как сильно ей хочется его взять; Соломонова сжала бёдра, ощущая, как под взглядом брата начинает течь. Историк только кивнул и закрыл за ней дверь и сел в машину сам, лёгкий хлопок закрытой двери принёс Оле назад запах брата, его духов и кожаного салона. Этот запах сводил её с ума, Оля зажмурилась и снова стиснула бёдра. Она пристегнулась и прижалась виском к стеклу, глядя, как моросящий дождь закапывает всё стекло, растекается по нему волшебными разводами. В машине постепенно становилось тепло, от дыхания Соломоновой стекло запотело, дышала девушка глубоко, каждый раз пытаясь поймать в воздухе запах брата и кожаного салона. Ей это удавалось, и Оля улыбалась, глядя сквозь запотевшее стекло на город, на вывески и огни фонарей, взрывавшиеся фейерверками и вспышками влажных искр. Между бёдер нарастал жар, и его вспышка почти ослепила Олю, когда брат сунул руку между своим сиденьем и дверью и аккуратно сжал её лодыжку своей рукой, погладил пальцами. Оля сидела неподвижно и жмурилась, Олег ехал так несколько секунд, но Соломоновой его касание казалось вечностью, более того, оно было таким сладким и желанным. Куда лучше сидеть сзади, а не рядом, сидеть с родителями, но знать, что даже сейчас он тебя трогает, хотя это рискованно. Через несколько минут Олег Сергеевич остановился, открыл двери и ушёл с родителями разгружать вещи, а Оля осталась на своём месте, ей нравилось слушать звуки, окутавшие её сейчас в вечерней осенней тишине, когда каждый шелест и шёпот становится громче и уносится в прозрачную высь, сбрызнутую звёздами. Соломонова не двигалась, ощущая виском влагу и холод стекла, как её волосы прилипли к нему и разбили эту пелену запотевшей влаги. Пока Олега не было, Оля решила выйти на улицу и подышать свежим воздухом, чтобы не сойти с ума от возбуждения, накрывшего её. Здесь было прохладно, ноздри не раздражал запах натуральной кожи и парфюма брата, на улице возле дома пахло жухлой листвой и сырой землёй, морось исчезла, а чистое небо казалось сейчас каким-то невероятно высоким и далёким. Глаза Оли слезились от холода, она закинула голову к небу и смотрела на звёзды, из-за стоящей влаги в глазах Оля думала, что звёзд раз в пять больше положенного. Со спины её обняли руки, они легли на мягкую ткань пальто, огладили округлости в зоне груди, слегка сжали. Оля тяжело выдохнула, ощущая ухом тёплое дыхание брата, его руки на её груди, в воздух вырвалось облачко пара. Возбуждение тонкой нервущейся пеленой накрыло здравый смысл. — Пожалуйста, поехали отсюда, — сказала Оля еле слышно. Ощущение того, что ничего больше не помешает случиться долгожданному сексу между ними, сводило с ума. Этот секс должен стать лучшим и самым жарким, потому что, возможно, он будет последним в их отношениях, где Оля могла поставить пока что только многоточие. Такое многозначительное. Историку не нужно было повторять ещё раз, он отпрянул от Оли и помог ей сесть в машину. Оля предпочла сиденье сзади и зажмурилась, когда снова ощутила в своём теле бусы, подготавливающие её тело к сексу сзади. Между бёдер всё текло, грудью Оля до сих пор чувствовала касания брата. От этого она не могла расслабиться и снова начать глубоко дышать, чтобы чувствовать насыщенный запах кожаного салона и древесного терпкого парфюма историка. Соломонова услышала утробное урчание автомобиля и зажмурилась, погладила пальцами кожу сиденья, та была едва тёплой, сквозь перфорацию поступало тепло, подогревающее сиденье. Оля улыбнулась, пока Олег Сергеевич выезжал с территории их дома, а потом закрыл ворота. Родители не ждали их раньше следующего дня, поэтому всё было в порядке. По крайней мере, сейчас. Сейчас Оля предпочитала молчать, хотя хотела сказать многое. Вместо разговора, которому она видела место только после секса, Оля попросила брата включить радио или музыку. Историк сделал нужное, и он с сестрой стал слушать вечернюю сводку новостей и прогнозы погоды на завтра. Только в отличие от Оли историк не слушал, а думал, куда увезти сестру и где лучше заняться сексом ночью. Они могли бы поехать в мотель за городом, что был расположен, кажется, километрах в пятнадцати отсюда. Или же они могли отправиться в гостиничный комплекс, что расположен подальше. Где в гостиницах кровати украшены пологами, а вместо ванной в номере устанавливают джакузи. Историк был готов выложить за это деньги, поэтому сделал радио потише и спросил Олю: — Где бы тебе хотелось сегодня?.. — его голос звучал очень приятно. Оля отвлеклась от новостей и внутренних усмешек тому, как люди слушают этот бред и верят ему. — Там, где будет совсем темно и не будет людей. Такой вариант вычёркивал предыдущие два и заставлял фантазию работать. Олег Сергеевич начал думать о подходящем месте, чтобы переспать с Олей: — Есть более конкретный вариант? — спросил историк. — Я затрудняюсь ответить. — Где-нибудь в лесу. У тебя шикарная машина, и секс на заднем сиденье будет ничуть не хуже, чем трах на дорогущей койке с балдахином. Как вариант могу предложить дорогу до дачного корпоратива Лучистое. — Дорогу покажешь? — поинтересовался историк. — Да, пока поезжай прямо, километров через пять будет указатель, где поворот на Лучистое. Туда ещё все за грибами и ягодами ездят… И озеро там есть, помнишь, мы летом туда ездили. Историк кивнул, он не мог это забыть. Как они трахались в душной палатке и буквально вплавлялись друг в друга. — Вспомнил, — кивнул Олег Сергеевич и прибавил газу, через несколько километров он действительно увидел указатель, что до Лучистого ещё семь километров, а сам поворот будет через восемьсот метров. Оля снова ушла в себя, пытаясь заглушить ощущения своего тела при помощи полного внимания радио. Рука историка снова сжала её тонкую лодыжку, и Соломонова тяжело выдохнула в темноте. Историк свернул на дорогу, ведущую к дачному корпоративу, какое-то время серая лента виляла между деревьями и заболоченными участками леса, будучи покрытой заплатами асфальта, но Оля сказала поворачивать историку на колею, уводящую в лес. Олег Сергеевич свернул туда, и машина с рёвом плавно спустилась вниз с дороги по пригорку, окунувшись в полную тьму леса, сгустившегося вокруг тропы. Деревья слишком близко стояли к дороге, а трава между колей для машины шелестела по защите автомобиля, вызывая мерзкие ощущения у Оли внизу живота, словно ей предстоит операция. Оля осмотрелась по сторонам, ощутив, что горло ей сдавил комок страха, каким она едва не подавилась. Деревья, казалось, нависали над машиной, переплетались своими почти обнажёнными ветками, похожими на скрюченные пальцы. И сквозь них почти не было видно безлунного неба, высокая дикая трава облизывала мокрыми листьями бока автомобиля Олега Сергеевича, и темнота проглатывала их с каждым километром всё сильнее. Оля сжалась в комок, в груди гулко колотилось сердце, в пятки Соломоновой будто зашили битое стекло, так сильно они заболели от страха. Историк же спокойно ехал вперёд, разрезая светом фар темноту леса метров на пятнадцать-двадцать вперёд. По дороге ему никто не попался из зверья, что, несомненно, радовало. Радио стало шипеть, прерывая сигнал, а потом замолчало вовсе. У Оли скрутило кишки, может быть, она передумает и попросит брата увезти её в гостиничный комплекс? Уже слишком поздно, да и места для разворота на этой узкой дороге не было. Историк выехал на опушку, как Оля сумела разглядеть в темноте, местность имела почти идеальную круглую площадку, пересечённую двумя параллельными дороги пополам. Едва ли не в самом центре опушки, освещённой лишь фарами автомобиля, стояла огромная старая ель, раскинувшая свои колючие лапы. Под её ветвями Олег Сергеевич и остановил машину, тут же выключил фары, чтобы дикие животные не пошли к источнику света, раздражённые им. — Тебе нравится тут? — спросил Олег Сергеевич у Оли, развернувшись. В полной темноте Оле удалось рассмотреть лишь силуэт брата, окружённый тёмно-фиолетовым нимбом ночи. Соломонова угукнула, ощущая, как ледяные щупальца страха сжали ей глотку и пощекотали напрягшиеся соски. Историк включил над головой машинную лампу и открыл бардачок, расположенный между сиденьями спереди, извлёк оттуда презервативы и смазку, а потом включил что-то на панели. Оля почувствовала, как машина меняется внутри, поджала ноги под себя, пока заднее сиденье разъезжалось в удобную двуспальную кровать, а передние два сами отодвигались вперёд. Олег Сергеевич вышел из машины и пошёл к багажнику, вытащил оттуда плед. Когда Соломонова осталась одна в машине, она чуть не закричала от страха, почувствовала, как сильно сжалось колечко мышц вокруг силиконового шнурка от бус. Историк открыл дверь салона и залез к ней, раскинул плед: — Ты чего не разулась? — спросил тот ласково. — Тебя жду, хочу, чтобы это сделал ты, — ответила Оля, зная, что в темноте он не услышит лжи в её голосе. Как она разденется одна в полной темноте в лесу, когда ей по-настоящему в жизни стало страшно даже в обществе горячо любимого брата. Она ощутила, как рука Олега Сергеевича зарылась пальцами в её волосы, а губами историк коснулся её лба, кожа была холодной: — Ты в порядке? — спросил историк. — Да, — соврала Оля. — Просто у тебя лоб холодный, а сама ты дрожишь, — сказал он. Оля даже не почувствовала, что её тело дрожит. — Тебе страшно? — этот вопрос словно ударил Соломонову, она поёжилась, на щеках вспыхнул румянец, ещё бы ей страшно. Они тут одни, и похер, что они в машине… С ними может случиться что угодно. — С чего ты взял? — попыталась съязвить Соломонова. Вместо ответа историк пододвинул сестру ближе к себе, отодвинул складки пальто и засунул руку Оле в трусы ещё до того, как испугавшаяся Оля поняла, чего он от неё хочет. Олег Сергеевич ощутил тыльной стороной ладони влагу на её трусах, но сама промежность Оли почти сморщилась и остыла. Соломонова покраснела от стыда и ахнула, когда большой палец погладил щель между складками и надавил на клитор: — Твой бутон спрятался, — прошептал историк девушке на ухо. — Значит, тебе страшно. Кончиком среднего пальца, а потом ещё и подушечкой он ощутил в её трусах какой-то шнурок, заканчивающийся колечком на конце. Он подцепил кольцо пальцем и слегка потянул, Соломонова жалобно застонала. Шнурок не поддался так просто. — Ты готовилась к этой ночи и забрала бусы? — ухмыльнулся историк. Он отпустил кольцо и теперь всей рукой просто накрыл промежность Оли, прижимая силиконовое плотное кольцо ко входу, бывшему ещё влажным. Пальцы ввели в её тело кольцо, Оля вскрикнула, ощущая румянец на щеках. Страх начинал отступать перед куда более сильной потребностью — желанием. Соломонова зажмурилась, ощущая, как она снова становится горячей. Кольцо растянуло стенки влагалища, и задней она ощущала увесистые бусины, спрятанные в себе. — Да, пожалуйста… — жалобно попросила Оля. — Хочешь, мы уедем отсюда? — снова спросил Олег Сергеевич, указательным и средним пальцем он потирал клитор Оли, и чувствительная бусина набухала между его пальцев, становясь гиперчувствительной к каждому прикосновению. Соломонова хотела закивать головой, как китайский болванчик, но потом поняла, что сначала ей придётся снова проехать через этот лес обратно, а потом терпеть ещё километров пятнадцать до гостиничного комплекса, где в каждом номере стоят кровати с пологами и джакузи. Теперь возбуждение стало невыносимым и почти болезненным. — Нет, — прошептала Оля, начиная уже самостоятельно тереться мокрой промежностью о руку брата, тот ухмыльнулся и насадил её на свои пальцы, тем самым протолкнув кольцо ещё глубже, Соломонова вскрикнула, слёзы брызнули из глаз и покатились по щекам сильнее. Сухой кожей Оля ощущала их горячие ручьи, шеей чувствовала дыхание историка. — Хорошо, — пальцы в её теле покачивались, сгибаясь и разгибаясь, надавливая на стенки, заставляя Олю просто трепетать и вскрикивать, ощущать, как натянулся сильно шнурок между её анусом и вагиной и тёрся о нежное местечко. Не доводя сестру до оргазма только так, историк отстранился, в темноте Оля видела, что сейчас его волосы распущены. Она тяжело дышала, а между бёдер словно извергался вулкан, требуя продолжения. На холодную мокрую ластовицу, прижавшуюся снова к промежности, текла горячая смазка, обильно пропитывающая ткань трусиков. Историк облизал влажные пальцы и велел Оле лечь на сиденье, она не успела коснуться головой пледа, как Олег Сергеевич сел между её ног и тесно прижался бёдрами к ноющей промежности. Соломонова снова застонала. Её ноги брат закинул вверх и начал стягивать с девушки ботинки. Стянув левый, промокший, историк сказал почти с укоризной: — Почему ты не сообщила мне, что вымочила ноги? — Не было повода заикнуться об этом, — снова соврала Оля, Олег Сергеевич не поверил ей, сжал бёдра руками и притёрся к промежности девушки нарочно сильно, Оля ощутила, как влага пропитывает ткань её колготок и брюк насквозь, теперь между ног у неё мокрое пятно и не только на трусах. У самого историка стояло железно, Оля чувствовала это сквозь джинсы, пока брат тёрся об неё, она расстегнула на себе пальто и откинула полы в стороны, шею облизнул холодный воздух. Историк усмехнулся и поднял ягодицы сестры одной рукой, а второй снял с неё всё вместе, от брюк до трусов, и теперь Оля чувствовала, как ей стыдно, как её задница прилипает к коже салона. Шнурок анальных бус глухо упал на сиденье. Олег Сергеевич снова усмехнулся и навис над сестрой, на этот раз, раскрыв её ноги и не давая ей их сдвинуть своими плотно прижатыми к ней бёдрами. Влажная промежность Оли ощущала холодок салона, ныла от прижавшегося к ней паха историка. Он притёрся к Соломоновой снова, давая ощутить девушке выпуклый грубый кант джинсов на молнии, саму собачку и колючую молнию, мгновенно смазавшуюся соком Оли. Перед глазами у девушки танцевали цветные пятна. Руками историк расстегнул на Оле школьный кардиган, потом поднял пальцами школьную блузку до самого горла. Соломонова снова вздрогнула и ахнула: — Тебе хорошо, моя сестричка? — спросил Олег Сергеевич, он вытащил грудь пары из чашки бюстгальтера и погладил большим пальцем съёжившийся от холода сосок, потом сжал его. — Я не слышу ответа. — Да, — Оля застонала жалобно, ощущая, как пахом Олег Сергеевич вмыливается в неё, Историк задрал на паре и бюстгальтер, так, что чашки его теперь упирались в щёки Оле. Пальцы историка, тёплые и сильные, сомкнулись на полукружиях груди, сжали их, нежно погладив, потеребили чувствительные соски и снова погладили, а после скользнули к рёбрам, пока бёдра Олег Сергеевича словно волны накатывали на промежность Оли, заставляя девушку стонать. — Вот так, хорошая моя, — одну руку историк опустил на промежность сестры и погладил её ласково, раскрыл складки и снова потёр клитор. Оля вжалась промежностью в его ладонь, снова испачкала её собой. Олег Сергеевич усмехнулся, два пальца он ввёл в тело девушки, удерживая кольцо внутри её тела, а второй рукой потянул за возникшую петельку между анусом и вагиной Оли, девушка застонала, ощущая, как бусы начинают поддаваться и медленно вылезают из её тела сзади. Историк наблюдал за этим заворожено, как сжатое колечко мышц выпускает из себя округлые бледно-розовые бусины и снова сжимается, Олег Сергеевич не позволил себе обойтись без извращений и сказал, что мог бы смотреть на это вечно, как на огонь и воду. — Ты хочешь сегодня быть трахнутой в попку, да? — спросил историк, погладив задний проход пары, заскальзывая внутрь средним пальцем на одну фалангу, ладонь его по-прежнему накрывала промежность пары. — Да… Ей не дали кончить, историк отстранился и снял с себя футболку, в паху у него сильно ныло, член тёрся о джинсы, и это стало почти болезненным. Оля села в темноте и осторожно приблизилась к историку, сжала рукой его член сквозь джинсы, опустилась на локти и провела языком по шершавой джинсовой ткани, слизнув собственную смазку. Руками она ловко высвободила член историка и потёрла ствол, поцеловала головку в самую щёлочку. Олег Сергеевич выгнулся в спине, давая сестре стянуть с себя джинсы, когда ладошки Оли накрыли возбуждённый член, историк откинул голову назад и глухо стукнулся макушкой о стекло машины. В его теле соединилось два состояния: отупляющая боль в голове пульсировала, а вокруг неё разливалось возбуждение. Историк зарылся пальцами в волосах Оли, прижимая её голову к своим бёдрам; девушка расслабила горло и вобрала член в себя полностью, начиная покачивать ритмично головой и обтирать языком ствол со всех сторон. Одной рукой она массировала яички, перекатывая их между пальцев, или оттягивала мошонку ноготками, второй же давила пальцами на точку между анусом и мошонкой, заставляя историка дрожать от накатывающего экстаза и вспыхивающего от возбуждения снова, как спичка. Тем не менее, лаская пару руками и ртом, Оля стояла на четвереньках, её мозг рисовал ей страшные картинки, как кто-то из темноты вылезает и вставляет свой ледяной и огромный член ей сзади, пронзающий её до самых гланд. Это глупая мысль, но тем не менее, Оля боялась находиться здесь и страх не покидал её мысли наряду с возбуждением. Когда историк излился ей в рот, Оля поднялась, облизнувшись. Кольцо выскользнуло из её тела, бусы с хлюпающим звуком упали на кожу. Никто из них двоих не обратил на это внимание. Олег Сергеевич поманил к себе пару и она села к нему на колени, раскрыв свои бёдра, член, ещё возбуждённый, головкой упёрся Оле в клитор; девушка вздрогнула, она прижала ладонью пенис историка к своей промежности и потёрлась об него, доводя себя до оргазма, пока Олег Сергеевич мелко целовал её кожу на плечах и пыхтел сам от возбуждения. Оля выгнулась назад, чтобы добраться до презервативов, в этот момент историк сжал её ягодицы и сомкнул губы над одним из сосков, начиная жарко его вылизывать, дрожащими от возбуждения пальцами, Соломонова кое-как прихватила коробочку с презервативами и вытянула из неё три упаковки. Пока Олег Сергеевич ласкал её грудь и ягодицы, Оля кое-как разорвала упаковку одного презерватива и расправила его, постанывая, а потом оторвалась от историка, чтобы натянуть контрацептив уже на член. — Иди ко мне, — выдохнул историк, обнимая сестру за бёдра и прижимая к себе, Оля ввела в себя член и застонала, щурясь. Наконец-то она чувствует его снова. Историк выдавил себе на пальцы лубрикант, слегка растёр его и поднёс к ягодицам Оли. — Тебе понравится, — сказал он. Но девушка ничего не ответила, зная, что ей и так это придётся по вкусу. Она вскрикнула, ощущая в себе ритмичные покачивания спереди и сзади, и спустя несколько секунд начала уже насаживаться сама, сжимаясь и спереди, и сзади. Ей с лёгкостью удавалось вести сверху, покачиваться на бёдрах брата, ощущать его свободную руку на ягодицах. Губами она нащупала рот историка и прильнула к нему, её язык тут же коснулся губ Олега Сергеевича и слился в жарком поединке с языком историка. В такие моменты, Олег побеждал, его язык проникал в рот Оли и буквально трахал его, заставляя девушку стонать и задыхаться сквозь поцелуй. Руки историка буквально впивались в ягодицы сестры и оставляли на них синяки, пока его язык доводил девчонку до экстаза. Так происходило и сейчас. «И зачем ты только сказала ему, что тебе нравится, когда во время секса у тебя занят рот?» — пронеслась мысль в голове Оли, ей казалось, что сейчас она разорвётся на тысячу маленьких себя от оргазма, который накрывал её уже почти минуту. Оля мелко сжимала историка в себе, чувствуя и слыша, как хлюпает смазка между ними, что все яички Олега Сергеевича уже мокрые и липкие от неё и теперь звонко колотятся об её прыгающую на члене задницу. Оля щурилась, ощутив, что сейчас она хряпнется в обморок от оргазма, который не отпускал её, она рычала сквозь поцелуй и царапала плечи брата в кровь, мысленно матеря его за то, что он умеет так хорошо трахаться и так хорошо отдаётся ей сейчас. Мысли о серьёзном разговоре и легенде, страх холодной темноты в лесу просто растворялись сейчас. В её мозгу взрывались фейерверки и просыпались вулканы, Оля щурилась так сильно, что перед глазами у неё рябило, темнота превратилась в радужное море с приливом. Оторвавшись от губ историка, чтобы подышать, Соломонова ощутила, как сильно распухли от поцелуя губы, и как её рот требует продолжения, а тело буквально тлеет от вколачиваемого оргазма. — Ещё, ещё, ещё… — взрыкнула Оля, она уткнулась в плечо брата и теперь кусала его за подковку, чтобы не разбить темноту своими оглушающими криками. Если бы историк остановился, чтобы передохнуть, но он просто продолжал её трахать, накручивать её бёдра на свой член и покачиваться под разными углами, выходить и оставлять в её теле только головку, а потом проникать снова, как вплавляется горячий нож в сливочное масло. Через минуту Соломонова ощутила губами и языком железистый привкус, она прокусила брату кожу, продолжая рычать и стонать от ощущений. — Трахай меня, пожалуйста, ещё… — попросила Оля. Историк от боли взвыл и резко поменял позу, Оля упала вспотевшими спиной и ягодицами на кожу, член не покидал её тела. Историк навис сверху, закрыв абсолютно все кусочки света, он тяжело дышал и рычал сам, иногда хрипло постанывая. Его руки обхватили бёдра Оли и теперь направляли их к члену, Олег Сергеевич начал вколачиваться в сестру сильнее, свободной рукой он потирал её клитор. Оля выгнулась, сматерившись, когда пальцы историка коснулись клитора, набухшего от возбуждения, и казалось, увеличившегося раза в три точно, по её телу от него пробежал ток, заставивший её до боли выгнуться в спине и вскрикнуть. Оля ощутила першение в горле, колючую боль, стонов больше не было, ибо она сорвала голос. Темнота вокруг них разбилась уже давно и теперь, казалось, Оля ослеплена ярко-розовыми и жёлтыми оргазмическими вспышками, какие возникали у неё перед глазами. Оргазм, который недавно потух, начал заменяться новым, нарастающим, как мелодия. Выгибаясь и ёрзая вспотевшей кожей, Оля колотила руками по сиденью, прилипшие ягодицы к сиденью из кожи с болью оторвались, и Соломонова беззвучно заскулила, подняв бёдра и ощущая, как член брата ещё вытворяет в ней фрикции, заставляя буквально сходить с ума от оргазма. Когда Олег Сергеевич наконец-то отпустил её, Оля лежала, вздрагивая всем телом, она трепетала и не могла что-либо ответить, ощущая, как член, уже немного вялый, покидает её тело. — Как ты? — спросил историк, ложась со спины. Оля не ответила ему, а только подняла согнутую ногу в воздух и притёрлась ягодицами к члену историка: — Не сейчас, Оля, мне нужно немного отдохнуть, и я возьму тебя в попку, — Олег Сергеевич опустил её ногу вниз и просто прижал к себе девушку, крепко обняв. Они пролежали так минут десять, пока Оля не развернулась к нему и не сняла презерватив, полный спермы на кончике. Она с ловкостью натянула на член брата второй такой же, новый и смазала обильно лубрикантом, а потом встала на четвереньки перед историком. Олег Сергеевич улыбнулся, заметив в полной темноте бледные округлости ягодиц, погладил их пальцами и развёл в стороны, влажная промежность блестела в темноте от смазки и выпустила «голубка» от попавшего в неё воздуха, историк усмехнулся и шлёпнул пару по промежности. Оля беззвучно вскрикнула, между пальцами историка осталась её смазка. Но он не обратил на это внимания и облизнул сфинктер Оли языком и толкнулся внутрь, Соломонова ощущала, что сегодня от пережитых оргазмов её слёзные железы открылись, ибо слёзы постоянно текли по щекам, но тут к ощущениям секса прибавилось ощущение сильно больного горла с пропавшим голосом. Историк раскрыл сильнее ягодицы сестры, продолжая вылизывать её сзади, свободной рукой он тёр промежность Оли, в частности ласкал клитор, буквально пульсировавший между пальцев, как крошечное сердечко. — Мне нравится, что ты настолько сильно хочешь меня, — сказал историк, снова шлёпнув Олю по промежности, смазка сильнее перепачкала ему пальцы, а сама Соломонова попыталась сжать бёдра и не упасть при этом. — Не надо этого делать, — Олег Сергеевич сунул ей руку по локоть между ног, перепачканной рукой потеребил груди, потёр соски, когда Оле всё же удалось стиснуть бёдра, Олег Сергеевич приподнялся, начиная потирать пару предплечьем о промежность и при этом тереть её груди дальше. — Я же сказал: «Не надо этого делать», — совершенно спокойно сообщил историк, второй рукой проникая в анус Оли, сразу тремя пальцами. Соломонова опустила голову, из её горла выкатился тяжёлый хриплый стон, на предплечье историку обильно потекла смазка от испытанного оргазма. Оля чувствовала, что от слёз у неё слиплись ресницы. — Ты перепачкала меня, — заметил Олег Сергеевич, поднимаясь. Членом он притёрся между ягодиц Оли, а потом вошёл в неё сильно и плавно, перепачканной рукой он обхватил Олю за подбородок, мокрые пальцы скользнули в рот девушки. Оля довольно и беззвучно стонала, ощущая, как липковатые яички вовремя фрикций на долю секунды прилипают к её мокрой хлюпающей киске, которая при неудачном движении извлекала из себя звуки. Олег стонал, ощущая, как тугое колечко мышц сжимает член у основания и туго трёт его при движениях, он доставал член на несколько секунд и просто тёрся им о промежность Оли, давая ощутить девушке свою заинтересованность, похлопывал членом по её ягодицам. Соломонова безоговорочно отдавалась брату, ощущая, как он снова насаживает её на себя. За ночь её накрыло раз пять, и теперь Оля просто отключилась на плече у историка, который тепло укутал её пледом и прижал к себе. Проснулась Соломонова в четыре утра, на улице было ещё темно, но в машине очень сильно похолодало, под пледом спать нагишом ей не нравилось, Олег Сергеевич тесно прижимался к Оле со спины, чтобы она не мёрзла, его уже невозбуждённый член упирался Оле между ягодиц как варёная сосиска. Соломонова не хотела вылезать из-под пледа, так как воздух в машине ещё холоднее в разы, но нужно дотянуться до вещей и одеться, а ещё сходить в туалет, хотя на улице темно. Оле ужасно не хотелось этого делать, но пришлось: она растолкала Олега и сиплым голосом сказала ему: — Мне ужасно холодно, а ещё я хочу в туалет. Историк улыбнулся и кивнул, он натянул на себя джинсы и футболку, помог одеться Оле, включил зажигание у машины и оставил её работающей, чтобы салон снова прогрелся: — Теперь иди в туалет, — сказал ей Олег. — Ты шутишь? Я боюсь идти одна в тёмный лес писать. На улице же темнота, как в жопе негра. — Тогда терпи, пока не будет светло. — Я обоссусь сейчас, а ты мне предлагаешь терпеть?! — Хорошо, что ты предлагаешь? — Сходи со мной до кустов, — посетовала Оля. — Я боюсь одна. Это правда. — Что ж… Пойдём, — Олег Сергеевич достал откуда-то фонарик и открыл двери машины, Оля вылезла следом за ним, щурясь от ощущений внизу живота: мочевой пузырь распирало от количества жидкости в нём. На улице сильно похолодало за ночь, трава, мокрая от дождя, покрылась толстой коркой инея, и сейчас луч фонаря озолотил траву яркими колючими искрами. Под небом цвета индиго было видно, что опушка имеет почти круглую форму, только старая кривая ель портила эту картину своим несовершенством и присутствием. Корни гигантской ели простирались и выпирали из-под ровной земли, словно вены на теле, короткую траву вокруг ели густо припорошило старыми еловыми иглами. Лес густой стеной стоял вокруг опушки, и Оля осмотрелась в поисках места, где она сможет справить нужду. Ничего подходящего не нашлось, чем куст ирги, листья с которого почти все опали. Историк шёл с Олей и думал о том, что та всё-таки чего-то боится, но не стал говорить об этом вслух. Соблазн спросить был велик, у Олега засосало под ложечкой, пока они двигались по опушке, он не хотел портить утро, да и без того знал, что им предстоит серьёзный разговор: родители вернулись, и ситуация обострилась. — Ты выбрала место, где… Облегчишься? — Да, вон тот куст, — Оля шла, вжавшись в брата со спины, руки она сунула ему под куртку и футболку, историк вздрогнул. — Иди туда. Ну и холодина… Кое-как отлипнув от брата, Оля прошла за куст ирги и справила нужду, от её «ручейка» шёл пар, ибо на улице было уже не плюс пять, как вчера вечером, а целых минус два градуса по Цельсии. Историк отвернулся и сам справил нужду по-маленькому, а потом спросил Олю, закончила она или нет. Оля молча вжалась в брата со спины, они гуськом добрались до машины, внутри которой уже стало тепло. Историк развернулся на ровной площадке, покрытой хрустящей травой, Оля сидела на переднем сиденье, сжавшись в комок. — Куда сейчас? — спросила Оля. — Я думаю, что нам нужно позавтракать и помыться, не хочешь проехаться до «Альянса»? — улыбнулся Олег Сергеевич ей тепло. — Это туда, где все кровати размера кинг-сайз, а вместо ванн стоят джакузи? — Соломонова усмехнулась и пристегнулась. — Именно так, — историк улыбнулся шире. — Ну, если так, то поехали, — Оля кивнула. — Да, конечно. Заодно поговорим, — историк включил нейтралку и на ней выкарабкался на дорогу, ведущую к шоссе.