ID работы: 1227585

Знакомься, это... Твой старший брат

Смешанная
NC-21
В процессе
199
Размер:
планируется Макси, написано 289 страниц, 64 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
199 Нравится 137 Отзывы 59 В сборник Скачать

Глава 10. Опричнина.

Настройки текста
      После истории с закрытым туалетом Олег Сергеевич разбил плечо, пока пытался открыть дверь в уборную. Я должна сказать, что в коридоре слышались только треск двери, звон срывающихся петель и звук ломающегося косяка, ни единого выдоха или стона. Двери поддались ему через пять минут, и брат ушел в туалет. В тот момент мне казалось, что мой брат - Бог, ну, или полубог. Ведь слабительное по инструкции действует быстро, я нашла его в прикроватной тумбочке Сергея. Как оказалось позже, мамин хахаль страдал запорами: из-за них он по часу сидел в туалете, читая книги. В туалете я находила творчество Гете - "Фауста", один раз нашла книгу Лао Цзы "Книга о пути и силе" - обе интересные. В туалете Сергей-гей мог проводить много времени, а вдруг это наследственное? Вот и Олег Сергеевич отведал слабительного для профилактики.       Четыре дня перед отъездом родителей нарочно протекали медленно. И эти четыре дня мы с братом изучали друг друга, как биологи под микроскопом. Я была более чем уверена, что Олег Сергеевич уже составил для себя мою характеристику. Но приятнее всего, когда человек о тебе ничего сказать не может. Но историка не пугали мои взгляды, интонации голоса несмотря на всю мою убедительность. Спокойствие брата, казалось, выстраивалось вокруг стеной, и мои угрозы, просьбы, слова и ругательства никак не могли достигнуть цели. Так до меня дошла одна простая истина: перед внешним спокойствием умирает злость. Олега Сергеевича не пугала моя чокнутость, скорее всего, историку даже было интересно: насколько далеко я смогу зайти. Судя по внешнему виду препода, могла отметить и то, что он считал меня ребенком. Интеллектуалом без капли интеллигенции. Больше всего меня терзает страх, что он с уверенностью может описать мой характер: взрывоопасная, чокнутая, почти неустрашимая, буйная, непредсказуемая.       Что успела разглядеть я, осталось запечатленным на страницах дневника, в которых я записывала свои наблюдения. Поздно вечером я закрывалась в комнате и делала записи.       Когда я все-таки пришла на урок истории, раскрылись многие детали. Я сидела на последней парте, откуда меня согнали на первую со словами: "Тот стол негодный к занятиям, я попрошу его списать, да и стулья сзади старые, поломанные". Подобная забота вызвала отвращение, я еле пересела вперед. Олег Сергеевич ни коим образом не показывал и не давал никому знать, что мы родственники. И на работе, то есть, в классе он был только учителем. Под освещением школьных ламп его лицо становилось тошнотворным: желто-серая кожа, обвисшие губы и такой огромный лоб, что мог бы служить прибежищем для США, если все-таки случится апокалипсис. Волосы собраны в хвост, а одет он всегда как с иголочки. Глаза его вечно скрывались за очками, оттого взгляд казался зеркальным. Но лекции Олега Сергеевича я слушала с наслаждением, как и весь класс. Его хрипловатый низкий голос, чёткая речь оставляли приятное впечатление, как об учителе. Историк мало сидел на своем месте: постоянно ходил между рядами, около своего стола, писал на доске, рисовал карты и редко смотрел в мою сторону. Я же не могла отвести от него взгляда и внушить себе, что он мой сводный брат, что у нас одна мать на двоих.       Я разглядела в Олеге Сергеевиче не просто учителя, но и молодого человека, живущего в комнате напротив моей. Историк появлялся ранним утром и жил в брате до позднего вечера. После из его спальни выходил молодой человек, к которому я до сих пор не могла привыкнуть. Он распускал волосы и снимал свои очки, и тогда я оказывалась заворожена ещё и его внешностью. Человек из комнаты напротив появлялся поздно вечером и исчезал рано утром, подобно нечисти. И каждый раз рядом с Олегом Сергеевичем ночью я чувствовала себя неловко, словно рядом и вправду что-то нечистое.       Дни шли, медленно приближалось время родительского отъезда. Я называла это "началом опричнины". Родители собирали чемоданы, проверяли документы. В это время я вела себя как обычный ребенок, дав отдых всем от своих выходок. Период передышки от себя я также именовала "Затишьем перед бурей". В это "затишье" я наблюдала за братом, родителями, больше времени уделяла учебе. Мама удивлялась моему хорошему поведению, даже хвалила и позволяла мне больше смотреть телевизор на целый час, чем я не пренебрегала, разумеется.       Родительский отъезд в субботу, мама отметила этот день в календаре на холодильнике красным маркером. Рано утром Олег Сергеевич уехал в неизвестном направлении, и, как выяснилось, его не будет до вечера. Это радовало и обещало хороший день, поэтому я проснулась, улыбаясь. Встать пришлось раньше обычного и выпроводить родителей. По сути я могла спать дальше, но, чтобы убедиться в том, что родители действительно уехали, я специально проснулась и спустилась вниз: лично проконтролировать ситуацию.       На мамин планшет скинула небольшой подарок - видео-клип, чтобы она смотрела его в течение всей своей поездки, как-никак на год уезжает, и мне хотелось сделать ей приятно. Если человек уходит, пусть даже ненадолго, имейте привычку сохранять у него последнее впечатление о вас хорошим. Я думаю, мама всю жизнь, до старости лет будет помнить все мои выходки, и вряд ли они будут внушать ей о том, что она не зря родила меня. Думаю, клип оставит в ее памяти куда лучшее впечатление, чем я сама. - Оля, звоните нам с Олегом каждый день по Skype, - мама давилась слезами, обнимая меня.       Ее горячие слезы стекали мне за шиворот, весь затылок стал мокрым и холодным. Напоследок даже Сергей-гей решил меня обнять, раскрывшись для объятий - я отказалась наотрез, искривив губы и поднявшись на пять ступенек вверх, готовая уйти в любой момент. Мамин хахаль ничего не сказал, взглянул на часы важным жестом и перевел взгляд на маму. - Ну, все... Дочка, мы поехали, - выдохнула она, крепко сжимая ручку своего чемодана, из ее глаз струились слезы.       Я кивнула, мягко улыбаясь: попрощаемся по-человечески. Мама с Сергеем-геем ушли в машину, я закрыла дверь и широко улыбнулась, злорадно сияя глазами в отражении зеркала: - Готовься к пиздецу, препод! - радостно воскликнула я, обращаясь к своему отражению. Оно смотрело так, словно это я получу.       Проводив родителей и помахав им ручкой из гостиной, я рванула в гараж за краской и баллончиками. Тут их стоял целый тазик. В гараже было промозгло и скользко. Олега Сергеевича не будет до вечера, так что мы будем гадить так, как умеем. Эмоции переполняли меня, и я оттягивала этот великолепный момент: ворваться в комнату брата, разнести там все и изрисовать все, измазать краской. Я специально поднималась по лестнице как можно тише и медленнее, тщательно выбирала музыку, под которую я буду вершить свою гадость. Музыка должна быть соответствующей. А теперь к задуманному.       С тазиком в руках я вышибаю дверь с ноги, радостно выхватываю баллончик с краской яркого цвета, начинаю исписывать стенку шкафа "Fucking asshole", - эта надпись эпатажно распростерлась по зеркалу, невысохшая краска струями стекала по стеклу. В отражении моя счастливая физиономия сияет глазами, мышцы на лице сводит от безумной улыбки. Нет, я не сошла с ума, просто мне так хочется. "Kiss my ass" - готова надпись около дверного проема.На стене около кровати пишу "You are kidding me, bitch", "Gay", "I hate you, rat!", "Stupid sheep", "Short cock". Стол и стул в надписях, как и оконное стекло, подоконник. Все в краске, все в надписях. "Чувак", "Пацан". "Доебался" и т.д.       По всей комнате разбрызгала краску, изрисовывала стены страшными лицами, сердечками. В перерывах между рисованием шедевров современного искусства на стенах, я трясла головой, как металлист на концерте любимой группы. На потолке красуется огромный член, какой обычно рисуют парни на партах, стенах и заборах. Комната напоминает собой гримерку клоуна, который страдает привычкой самобичевания. Запах невысохшей краски распространился со страшной скоростью едва ли не по всему дому, пришлось включать вытяжку и открывать форточки.       Олег Сергеевич вернулся вечером, я сидела в гостиной. Он поднялся в свою комнату, я приготовилась слушать трехэтажный мат в свой адрес, но уловила мягкий голос, говоривший вот что: - Спасибо, сестричка, я как раз собирался все это выкидывать, ты ускорила этот процесс, - историк спустился вниз, улыбаясь, обнял меня и поцеловал в щеку.       Я перестала дышать: как это? Разнести ему всю комнату, чтобы услышать от него "спасибо"? - Ты идиот? - спросила я брата, глядя в глаза.       Он мягко улыбался, глядя на меня. Наши лица были так близко, я снова сумела рассмотреть прозрачность его век, заметить бархатистую тень от ресниц и приятный блеск его глаз, от которого у меня внутри все переворачивалось. Наверное, учитель заметил это. Я сидела в его объятиях, прижавшись к нему наполовину спиной, он соединил свои руки на моей груди в замок и сидел так, улыбаясь. От его тела несло запахом чистоты, какой бывает в больницах, слабый приятный запах его туалетной воды. В такие моменты у меня всегда кружится голова и туманится взгляд, ибо с детства я страдала социофобией и обниматься не любила, как и ласкаться. А когда меня обнимали, все для меня переворачивалось, менялось. У Олега Сергеевича была идеальная кожа, потрескавшиеся губы, огромный лоб, его волосы спутались под вечер. И я рассматривала физиономию историка дальше, словно узнавала заново. Золотистый полумрак в гостиной придавал его лицу самые соблазнительные черты и загадочные тени, от которых я не могла оторвать взгляд. Преподаватель отрицательно мотнул головой, тряхнув черными суховатыми волосами. - Не похоже, ты ебнулся! - важно заявила я, злобно усмехнувшись и вырвавшись из его объятий. - Знаешь, это про меня говорят, что я пи... - не успела я договорить, как в моем рту оказался кусок нового мыла. Где-то рядом шелестела новая красивая упаковка. У мыла был вкус ванили, кусок его был большим, горьким, источал слишком приторный запах.       Из-за недоговоренного матерного слова я прикусила себе язык, точнее, его кончик оказался прижат к зубам куском мыла. Из глаз брызнули слезы, Олег Сергеевич улыбался, глядя на меня. Он это специально, так же, как и я... Только сейчас дошло. Улыбка на его безмятежном спокойном лице вымораживала меня, выворачивала наизнанку. Он поправил мыло в моем рту и чмокнул меня в лицо, я повернула лицо, пытаясь вырваться и выплюнуть мыло, поэтому его теплые сухие и мягкие губы угодили в уголок моего рта, на губу ему попала моя слеза, он облизнул ее языком, улыбаясь еще шире. Я ощущала беспомощность, схватила подушку с кресла и полезла его бить, задыхаясь от куска мыла во рту. Слюна во рту набиралась, ее было не сглотнуть, оттого горечь мыла я ощущала во рту все сильнее и сильнее. По щекам струились слезы, я била брата изо всех сил, замахиваясь подушкой, как топором. Брат смеялся, ловко блокируя мои удары и тем самым раздражая меня еще больше. Я навалилась на него всем телом, и наши лица опять были близко, струйка слюнки побежала у меня по подбородку, капая на шею учителю: - Слюнявчик нужен? - усмехнулся Олег Сергеевич, прижимая меня к себе за талию.       Я рыкнула, как скользкий и горячий язык слизнул прозрачную дорожку слюны с моего лица. От негодования я дернулась, упала на пол, выплюнула мыло и рявкнула, брызнув слюной: - Извращенец!       После этого я ушла в свою комнату и больше оттуда не показывалась весь день.       В туалет я ходила в ведро, которое стояло у меня в шкафу, готовое к использованию для какой-нибудь выходки. Утром я специально дождалась момента, когда Олег Сергеевич пошел в сад, открыла окно и вылила содержимое ведра ему на голову. Послышалось тихое шипение с улицы: - Кажется, я не сказала: "Берегись!" - важно воскликнула я, закрывая окно. Да, вот она - Европа в Средневековье!       Брат вернулся в дом, поднялся ко мне в комнату. Мокрый и действительно злой, Олег Сергеевич постоял на пороге. Капли мочи стекали с его волос на лицо и плечи. Он не щурился, а только смотрел на меня спокойно и терпеливо. Я беззвучно смеялась, историк постоял несколько секунд молча и ушел в ванную. Посчитав свою месть достойной, я спустилась в кухню, на холодильнике висел список, нацарапанный маминым почерком на голубой вытянутой бумажке: "Оля, твои задания на субботу и воскресенье: 1. Подмести и помыть полы во всем доме; 2. Везде убрать пыль; 3. Во всех комнатах полить цветы; 4. Сменить воду в увлажнителях воздуха; 5. Сменить постельное белье во всех спальнях; 6. Пропылесосить все ковры и мебель; 7. Прибраться в гараже; 8. Постирать грязные вещи и развесить; 9. Купить продукты. Олегу передай, что нужно заплатить за ЖКХ, Интернет и телефон, а так же сложить и убрать бассейн в гараж. Целую, мама"       Даже последняя фраза не вызвала во мне энтузиазма заняться уборкой. Наверное, потому, что только сейчас я поняла, сколько обязанностей свалилось на мои плечи после отбытия мамы в Италию. Тут я осознала минусы того, что живем мы в коттедже. Он показался мне целым Эрмитажем! А как мало она велит сделать брату! Я смачно выругалась и при этом упомянула Бога. Олег Сергеевич быстро переоделся и спустился ко мне: - По какой причине я опять стал Господом? - спросил он, стоя ко мне так близко, что я невольно отпрянула и врезалась в холодильник. У него нет чувства личного пространства, он нарушает его у других людей! - Ты видел этот список? - я помахала бумажкой перед носом у брата. Она пахла душистым кремом для рук, которым пользовалась мама после мытья посуды. - Ну и? - историк улыбнулся, глядя на меня. - Женские обязанности переходят на тебя, на мой взгляд, ничего особенного. - Ещё скажи, что мое место на кухне, - фыркнула я, грозно глядя на брата. - Говорю, - он ухмыльнулся, за что получил промеж ног коленом. Олега Сергеевича даже не загнуло от удара, словно в штанах ничего не было или оно было, но прикрыто защитой. - Что будешь делать со списком? - очень даже зря поинтересовался историк: я разорвала его в клочки и выбросила в мусорный бак. - Сделала, - улыбнулась я и ушла.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.