Знакомься, это... Твой старший брат

      Однажды вы познаете вкус одиночества не менее, чем познают его интеллектуалы. Одиночество приходит к тем, кто так или иначе выделяется, к тем, кто знает что-то тайное от всех. Одиночество приходит к индивидуалистам, к тем, кто сформировался полноценно, сумел выделиться из серой массы. Меня осуждают за моё стремление быть одиноким; лучше быть одиноким, чем находиться не в том обществе.       Утро выдалось туманным, тихим и спокойным. В номере я был один, пришло сообщение: «Доброе утро, Дима, готовься к выезду. Через час нужно быть в студии.» — Так мало? Я только шары продрал и башку от постели оторвал, — фыркнул я. — Бля-я-я, — пропел я не таким чистым гроулингом, как хотелось бы, и упал обратно. Мне хотелось спать, но вместо этого я отправился в душ, оценил, как убито выгляжу с утра: — Задница, готовься быть намазанной тональником! — усмехнулся я, включая воду.       Впервые за столько раз я почувствовал, что это один из немногих, когда я наслаждаюсь утром, хочу, чтобы оно было медленным, растянутым, так как я отправляюсь в неизвестность. К неизвестным мне людям, с неизвестными целями и задачами… И во что всё это выльется? «Главное, не спорь», — звучит голос Олега Сергеевича в моей голове. Те, кто имеют в своих руках хоть какую-то власть, не терпят противоречий, уж так сложились их взгляды на жизнь.       Когда я вышел из душа, то обнаружил полноценный приготовленный для меня завтрак, всё сияло и блистало в свете хрустальной люстры. Питание под стать моей диете, что заставило меня улыбнуться. Такие приятные мелочи делают твоё утро приятнее. Я порылся в чемодане в поисках одежды приличного формата, ничего, кроме старых мятых футболок, не нашлось. Пришлось вызывать горничную с просьбой о глажке моей одежды. В комнату спешно вошёл очень бородатый мужчина с густыми бровями и серыми огромными глазами, он измерил комнату шагами и бросил на мою только что заправленную постель бумажные огромные пакеты: — На, мать твою, одевайся, бомж недоделанный… — фыркнул мужчина, вынув из кармана загнутых снизу брюк электронную сигарету и задымил. Сладкий запах разнесся по всей комнате, я поморщился и осторожно заглянул в сумки, бренды на которых кричали и бросались в глаза. X.O., Kenzo, Brook Brothers, Corneliani, Jin Sander.       Я в шоке рассматривал костюм от Corneliani, гладил его пальцами: — Что пялишься, как будто в музее, напяливай! — прикрикнул на меня мужчина. — Не хочу я тратить с тобой время из-за этих моднявых придурков! — он погладил свою бороду, свою нынешнюю гордость, заиграл его телефон «У тебя есть борода, я скажу тебе «Да»; я взял ботинки от Timberland, джинсы и пиджак Otto Berg, кофту от Gant, быстро переоделся и пошёл рассматривать себя в зеркало: — Да охуенно смотришься, — фыркнул мужик, теперь ничем не отличавшийся от меня. Только бороды у меня не было, как и идиотской прически. — Бороды не хватает, как у меня, — мужик важно почесал свою волосатую чушку. Мужчины реально видят в этом повод для гордости. — А теперь пиздуем отсюда! — фыркнул он, выталкивая меня из номера и съедая пару сочных виноградин с блюда.       Фотосессия началась с криков, меня рассматривали косметологи и стилисты, подбирали мне стиль, искали нужный цвет тонального крема. Я с ужасом смотрел на них, вспоминая своего младшего брата, которого мама и отчим положили купаться в ванночку. Братик перепуганно таращился на них, цеплялся за пальцы отчима своими пухленькими ладошками, словно боялся утонуть. Его поливали водой, пели ему песенки, а он сидел и таращился на всех так, будто его топят. Так теперь себя чувствовал я. Спустя три часа суеты, которая, как мне казалось, никогда не кончится, я был одет, обут, загримирован так, что не чувствовал своей собственной кожи. Меня подтащили к зеркалу, откровенно матерясь, что я такой огромный. Белоснежная футболка обтянула мой торс, мускулы и лицо лоснятся и сияют, волосы уложены и подстрижены. На ногах джинсы в обтяжку. Меня погнали на фотосессию. Я усмехнулся самому себе: и к этому ужасу так стремятся девушки, чтобы сделать красивую аватарку?       Ко мне подошёл бородатый мужчина в белой рубашке и загнутых снизу штанах, весь из себя модный, вот только то, что под сандалиями у него были носки, меня смутило: — Привет, я твой фотограф, — он улыбнулся, стараясь изобразить всё дружелюбие. Улыбка скрылась в его бороде и усах. — Привет, я… — Роберт! — представился фотограф, а после зевнул. Я удивлённо смотрел на него и пытался понять: что это было? — А ты… кто? — Кажется, в этот момент он задумался: кто я или что? — Дима, — киваю я, протягивая руку для пожатия, на меня брезгливо посмотрели, несмотря на то, что выглядел я круто, и полезли обниматься. Объятие было едва ощутимым. — Давай сделаем селфи, — Роберт опять натянуто улыбнулся, доставая шестой айфон из заднего кармана своих брюк цвета детской неожиданности. Всё, что я мог сделать, это кивнуть и согласиться. Мы встали рядом и натянуто улыбнулись на камеру. Роберт выложил фотографию в Instagram, рядом поставив хештэги: #новыйдень #новаязвезда. Судя по вдохновлённой улыбке Роберта, я понял, что настроение у него улучшилось. Тут же полетели уведомления, что Роберт получает лайки и комментарии на свежевыложенное селфи: — Ну вот, ты уже звезда! — он коротко посмотрел на меня, без этого я бы подумал, что он говорит о ком-то другом.       Меня поставили на вытянутое полотно серо-зелёного цвета. Около меня стоял высокий деревянный стул, какие обычно ставят в английских пабах. Судя по всему, он должен был подчеркнуть мою брутальность. Выглядел я не на свои шестнадцать, а на целых тридцать лет. Я искал в копошащейся кучке людей хоть кого-нибудь, кто мне бы объяснил, что делать, по крайней мере, я начала искать того Роберта с бородой, который смеялся, что его член больше, чем длина объектива его фотоаппарата. Он появился не скоро и рявкнул: — Что ты стоишь столбом? Позируй мне! — ни следа от вдохновенности и натянутой дружелюбности не осталось. — А как позировать? — интересуюсь я, тут же закрывая глаза, ибо включили два софита, из-за которых я почти перестал видеть количество людей, стоящих по ту сторону камеры. Как ни странно, у каждого из них было своё дело. Абсолютно все были заняты. Или только делали вид, ведь это чёртова Москва! — Как позировать, как позировать! — передразнил меня фотограф, он переложил камеру в другую руку и подошёл ко мне, я едва ли не уронил стул, стоящий позади меня. — Ты же бодибилдер! Дубина!       Хотелось послать их всех к чёртовой матери, но даже это уже не представлялось мне так эпично, как в фильмах. Там всегда всё просто, там всегда всех можно переубедить, сломать, нет той жизненной безысходности. Что я не могу уйти и разорвать контракт, ибо слишком много денег вложено в то, чтобы сейчас фотографировали мою загримированную рожу, слишком много усилий потрачено, как и чужих минут.       Ко мне вышли две девушки с небрежно уложенными волосами в коротких платьях, красивые и стройные, с пухлыми губами и острыми скулами, с ярким макияжем и маникюром, на огромных каблуках. Они смотрели на меня как на дерьмо, пристроились по разные стороны от меня и положили свои худые руки ко мне на плечи: — Да, мои девочки, научите этого древнего человека, как нужно позировать! — Роберт явно успокоился. Девушки прижимались ко мне накачанными бёдрами, гладили меня по груди и неожиданно замирали. Их ярко нарисованные брови были ярче глаз и всего остального. Я старался обнимать их, поворачивал лицо то к одной, то к другой, в общем, делал всё то, что велел Роберт. Потом девушкам поправили грим и макияж, как и мне, дали смочить рот водой и выпнули обратно. — Позируйте мне, покажите мне секс! Ну, ты их хочешь? — поинтересовался у меня Роберт. Я не знал, что ответить. Вдруг мне представилось, что я занимаюсь с ними сексом, точнее, не с ними, а с их жирно нарисованными бровями. — Не знаю, — промямлил я. — Как это: не знаю?! — поинтересовался Роберт. — Ну-ка, давай, не позорься! Покажи мне секс!       Я не знал, как можно показать секс без порнографии и пошлости. Передо мной промелькнуло лицо Оли, её улыбка и смех, когда я увидел, что записан в её телефоне как Секс. — Что ты встал?! — заорал Роберт и вдруг затих, расплываясь в довольной улыбке. Около него стояла Оля. Мать его, около него действительно стояла Оля. Спокойная, безмятежная, без капли напряжения в этой дерьмовой обстановке, больше походившей на Ад. Косметика на моём лице, казалось бы, застыла. — Приехала моя хорошая, ну, как ты? — с улыбкой поинтересовался Роберт у Оли, обнимая её за талию и целуя в обе щеки с особенной теплотой. — Отлично, — шелестит Оля, даже не поворачивая головы в мою сторону. — Какими судьбами? — Решила навестить друга, — она махнула рукой в мою сторону. Роберт буквально съел её движение, как и я, уставился на меня: — А я как раз его фотографирую, хочешь присоединиться или посмотреть?       Как он стал ластиться перед Олей, я попятился назад и уронил стул, на котором даже посидеть не успел. Оля даже не думала посмотреть в мою сторону, она включила часы, без интереса посмотрела на время, а потом на Роберта: — Пока я свободна, — она даже не улыбается ему. — Эй, принесите кто-нибудь мадемуазель стул! — рявкнул Роберт.       Прибежала девушка с наушниками в руках и на высоченных шпильках, принесла стул для Оли. Та небрежно осмотрела место своего сиденья, отряхнула его, свои плечи и села, закинув ногу на ногу как в фильме «Основной инстинкт». Краем глаза замечаю, сколько мужиков в этот момент сглотнуло слюну, как и я.       Роберт ушёл ко мне, мы продолжили работать, на этот раз он не поленился выходить ко мне, направлять все мои действия, даже иногда хвалил меня, спустя пять часов этот ужас закончился. Оля сидела в той же позе, такая же неподвижная и тихая с очень ядовитым взглядом на мне. Всю фотосессию её взгляд, подобно змее, скользил по каждой моей мышце, по каждой складочке ткани на одежде. Пара мужчин принесли ей латте в стаканчике с эмблемой в виде зелёной дамы.       После мы пару часов рассматривали получившиеся фотографии, меня погнали приводить себя в порядок и переодеваться, Оля вышла на улицу, а я приводил себя в порядок с мыслями: «Почему Оля здесь? И почему именно перед ней Роберт стелется, как нетраханная кошка?» Когда я вышел в павильон, почти все уже ушли, Роберт стоял около Оли, я вышел к ним: — Согласись, Оля, он отлично позирует! — Роберт восхищенно посмотрел на меня, протянул мне руку для пожатия. Я отказался от его рукопожатия, ибо лицемерие меня уже взбесило. — И я знаю, с чем это связано, — улыбнулась мне Оля, выбросила стаканчик в урну и двинулась к машине. — С чем же? — хором спросили я и Роберт. — Дима знает, — она перетащила внимание на меня, пока Роберт открывал двери машины. Mercedes Benz Gelenwagen W463. Роберт закрыл за Олей двери и удивлённо посмотрел на меня: — И в чём же? — Это его фишка, которую Дима не говорит даже мне, — Оля загадочно смотрела на меня и на Роберта. Мы поехали в один из ресторанов Москвы.       Оля даже не думала меня обнять или поцеловать, она ехала, будучи погружённой в свои мысли, но каждый вопрос Роберта выбивал её оттуда, она делала вид, что заинтересована, и отвечала. Причём ответы были краткими, не выходящими за рамки «Да» и «Нет», причём Роберт искренне считал эти ответы полноценными, оставался ими доволен и переходил к другим. Он ничего не уточнял, и, казалось, что этот разговор идеален: два реципиента идеально понимают друг друга. Может, он просто читает мысли Оли? Я несколько секунд завидовал ему: Роберт знает, что творится в маленькой голове Оли. — Оля, где Олег? — интересуюсь я, не выдержав своего молчания. На мой вопрос Оля не ответила, сделала вид, что это вовсе не касается её. Повторяться я не стал, иначе бы нарушил это молчание, прерываемое только движком гелика. Я привлёк внимание Роберта после слов Оли: что я такого сделал, что мною вдруг все заинтересовались?       Когда мы приехали в гостиницу, Оля не поскупилась на покупку президентского люкса, пригласила меня к себе. Мы поднялись на лифте, Оля стояла передо мной, окружённая зеркалами, её взгляд был устремлён в табло, указывающее номер этажа. За пять этажей до своего она развернулась, прижалась ко мне и поцеловала в губы, крепко обняла меня за шею, а потом вышла из лифта с таким видом, будто ничего и не делала. У меня же встала шишка, я вышел следом. Оля открыла свой номер, лениво вошла туда, скинула в холле туфли и прошлась по ковру к одному из диванчиков. Её не привлекала роскошь номера, что меня тоже удивило, Оля просто легла на диване, закрыв глаза. Я стянул с себя кроссовки и подумал: как можно быть Олей? Если она в президентский люкс вошла впервые так, словно ей осточертело всё вокруг, и легла, закрыв глаза. Её не заинтересовало даже то, что тут аж четыре комнаты! Везде есть ванны, в одной даже есть джакузи. Я полистал толстую кожаную книгу, лежавшую на полке декоративного камина. Действительно президентский люкс. Язык так и чесался спросить Олю: откуда деньги взялись на такое удовольствие? Да и вообще как она оказалась в Москве? И почему Роберт её знает?       Моя девушка безмятежно лежала, только двигались её ступни: ноги устали от каблуков. Я тихо выдохнул и сел на подлокотник диванчика, взял ступни Оли к себе и стал их аккуратно массировать. Оля даже не вздрогнула, не улыбнулась и ничего не сказала, просто лежала так, будто чувствовала, что всё так и должно быть. Она выглядела слишком расслабленно, слишком спокойно; может, она действительно устала и уснула? Я разминал маленькие пальцы на ногах, растирал подушечками пальцев уставшие и напряжённые мышцы. Оля лежала также неподвижно, казалось, что в ней что-то сломалось, что-то стряслось, что заставило её быть ещё более холодной и неприступной.       Она молчала и выглядела безмятежно, её не волновал даже мой новый облик… Я тихо и тяжело выдохнул, после чего услышал комментарий: — Что вздыхаешь, давай, высказывай все свои недоразумения… — Оля лежала, закрыв глаза.       Я молчал несколько секунд, пытаясь сформулировать вопросы. — Как ты тут оказалась?       В ответ мне послышалась только тишина. Я чувствовал, что смогу спросить её о чём угодно, но не на все вопросы получу ответы. Мгновенно мне захотелось исключить из речи вводные слова, выражающие мои эмоции, но язык не желал поддаваться: — Хорошо, — выдохнул я со всей тяжестью. — Откуда у тебя деньги на президентский люкс?       И снова тишина, на этот раз она показалась мне колючей и оглушительной. Оля лежала, не дрогнув. В какой-то момент я засмотрелся на её чрезвычайно спокойное лицо, и мне стало страшно. Я почувствовал себя в бездне, в бездне одиночества, под ногами и задом перестали чувствоваться подлокотник и пол. Меня мощно тряхнуло; Оля вздрогнула и взглянула на меня: тёплый взгляд зелёно-карих глаз, такой мягкий, что я невольно рассмеялся над своими ощущениями. — Что ты говорил? — Ничего… — Как пожелаешь, — отрезала Оля. — Но знаешь, что?.. — она обвела комнату взглядом и снова посмотрела на меня уже как-то потерянно и задумчиво. — Все мы в одной большой змеиной яме.