Замедленными движениями,
Ты больше любви, ты мой наркотик.
Как будто в кино хочу полюбить,
Уже не смогу её забыть…
После того, как Оля вышла из ванной, я поспешил туда сам, уставший и потный. Стаскивая с себя пальто, галстук, рубашку, брюки, трусы и носки, я рассматривал своё тело в зеркале. Растрёпанные, вставшие дыбом волосы, отвратительный запах от тела: обильный пот смешался с запахом дорогого парфюма, — сонное опухшее бледное лицо, до сих пор не верящее во всё происходящее. Про тело отдельная история: крепатура, слабость, царапины и синяки. Алёне хотелось меня пометить во время очередного секса. Пара засосов и синяков на груди, царапины на боках и пояснице, даже на ягодицах, член обсосан так, что секса мне не захочется ближайшие недели две. Я потрепал свой пенис, он болтался из стороны в сторону, казался безжизненным обрубком, пальцем без ногтя. Отойдя от зеркала к стеклянной стенке душа, я увидел волосатое нечто. Откуда столько волос на голове Оли? — подумал я, рассматривая волосатое сердце на стенке. Меня едва ли не вырвало завтраком, который я поглощал в самолёте, т.к. был очень голодным и многое просто не прожевывал, а глотал прямо так. Благо, мясо было мягким. Я всматривался в сердце, оно было плотным, слой волос там был не менее миллиметра толщиной. Откуда? — Спрашивается. — Откуда?! Я осмотрел сердце, лениво вышел из ванной, накинув на плечи мягчайший на ощупь халат кремового цвета и с красивым рисунком. — Это что в ванной? — поинтересовался я, глядя на Олю. Она неохотно посмотрела на меня: — Что именно? — та зевнула и растянулась на диване, выставляя аппетитный зад кверху. — Прокладку оставила? — усмехнулся Дима. Эдуард строго посмотрел на него, я уже не так сильно цеплялся за Диму, хотя он не перестал приносить опасность моим отношениям с Олей. — А, ты об этом, — Оля улыбнулась и тряхнула волосами, поднялась так легко и бесшумно. Мы опять втроём удивлённо смотрели на неё, я вошёл следом в ванну, не отрывая взгляда от длинных ног, которыми она бесшумно прокладывала себе дорогу к раковине, на которой оставила расчёску. — Прости, пожалуйста, — она стянула с неё со стыдливым видом оставшиеся волоски, скомкала их и бросила в мусорку, расчёску вымыла с мылом и положила на полочку. — Так лучше? — она покорно посмотрела на меня. Неужели действительно не понимает? Я еле сдерживался, взял сестру за запястье, постаравшись сделать это максимально мягко и аккуратно, подвёл её к стеклу: — Что это? — указал я на волосатое сердце. — Мой подарок тебе, — улыбнулась Оля так, что у меня челюсть отвисла. «Твою же мать, подарков таких не делают», — едва ли не проорал я, еле сдерживая желание блевать. — Тебе не нравится? — моя сестра погрустнела, я побледнел, впервые в жизни не зная, что сказать. Почему она такое вытворяет? Мать Вашу, почему? Почему из-за неё я забываю о существовании всего, почему я не могу перестать думать о ней хотя бы на секунду? — Я так старалась, вложила себя… — Да уж, оно и видно, — выдохнул я, закрыв лицо ладонью, и усмехнулся. Нервный смех. Меня ломает перед этой особой. Я едва ли не заорал, какого черта она делает. — Почему ты это делаешь? — спросил я, успокоившись через пару секунд, я нашёл силы смотреть в глаза Оли. Она прижала меня собой к стенке, к этому самому сердечку из волос, прильнула к моему телу своим. Халат скользнул в разные стороны, его коснулось разогретое горячими струями воды тело; Оля поцеловала меня в щеку около уха, так чувственно, что у меня всё заныло в паху, а после прошептала: — Потому что я соскучилась. Столько интима, твою же дивизию… Я стоял ошеломлённый, поражённый насквозь; Оля погладила мой пресс, не глядя вниз, опустила руку ниже, к основанию члена. Всё это время она смотрела мне в глаза, казалось, будто на подушечках её пальцев есть глаза. Пальцами она погладила основание члена. Меня будто ударило током, я закинул голову назад, когда её руки скользнули под халат, под моими руками, обняли меня. Она прижалась ко мне, будто скучавшая сестра. Я слабо обнял её в ответ, стараясь убедить себя в мысли, что это очередной спектакль. Моей сестре удаётся отлично владеть своим телом, даже им она испытывает эмоции, передаёт их. Нельзя верить ничему, даже тому, как она дышит. Её сердце в груди беспокойно билось, щеки, которыми она прижалась к моей груди, горели. «Вегетативная система человека не может лгать», — пронеслось в моей голове. Я прижал Олю к себе, слабо поцеловал в макушку, когда она подняла лицо, ставшее румяным, я приподнял его рукой, аккуратно поцеловал сестру в губы. Коротко и легко. Её щеки вспыхнули румянцем ещё больше, Оля вжималась в меня, будто маленькое беззащитное существо. Я не мог стоять на ногах, так как хотелось кричать оттого, что я ничего не понимал. Происходило то, что не должно происходить. Столько интима, столько вещей может дать мне Оля, каких никогда не сможет дать Алёна. Я поддавался на эту игру, наверняка, очередную игру, быстро затягивающую, как игру в карты или игру со смертью. Теперь не оставалось удивления, почему Оля так нравится представителям мужского пола. Я автоматически прижал её крепче к себе, вдохнул запах вкусного японского шампуня с травами, едва ли не заскулил от удовольствия. Такого мимолётного, такого грубо врезающегося в мою память. Мне хотелось закрыться с ней в ванной, а лучше одеться и уехать с ней гулять, поговорить. Но всё это оставалось в глубине меня, той части, которой я не позволяю раскрываться. Некоторые вещи не должны исполняться, так лучше. Я проиграл, как бы я не старался отгородить Олю от Димы, я уже проиграл, ведь я позволяю своему сердцу любить её безоговорочно. Я совершаю в своей жизни маленькую пакость - я не могу контролировать себя, когда смотрю на Олю. Слово «самоконтроль» становится мне ненавистным, кажется очередной ложью. Я позволяю себе любить Олю, любить не как сестру, а как женщину. Позволяю себе желать её, смотреть на неё с трепетом, с чувством страха, смешавшегося с чувством восторга. Я не могу смотреть на Олю, не ощущая, как в кровь выбрасывается адреналин, как моё сердце всё чаще выбирает себе место в глотке или желудке, делает сальдо, одно за другим. Не могу смотреть на Олю с мыслями о том, что она принадлежит кому-то другому. Но, к сожалению, так и есть. И этот другой отнюдь не я. Я могу лишь смотреть на неё, изображая вселенскую заботу, в то время, как мне хочется прижимать её к себе, целовать, ласкать. Не как сестру… Совсем нет. Мне хочется показать ей всё, что я чувствую. Но если это произойдёт, я одичаю. Я уже и так одичал от своих чувств, если позволяю себе ругаться, гоняться за ней по всей стране, позволяю себе не спать из-за неё. С ужасом понимаю, что даже моя первая любовь не вызывала у меня столько эмоций, как Оля. Так нельзя, ведь я её брат, у нас общая мать… А меня трясёт от чувств к ней, просто колбасит. Оля без труда доводит меня до точки кипения, хотя знает меня полтора месяца. Я не могу о ней не думать. Она наступает мне на сердце, она заставляет меня чувствовать запретное, недостижимое и недоступное. Мне казалось, что мы простояли так целую вечность, нет, всего лишь несколько секунд, Оля отпрянула от меня с хитрой улыбкой, тряхнула влажными волосами и вышла из ванной, раскачивая бёдрами. Как мне хотелось побежать за ней следом, как мне хотелось плевать на Эдуарда и Диму, поцеловать её ещё раз на глазах у них всех. Но я остался, скатившись вниз спиной по стенке. Я стянул халат, включил душ. Меня облило холодной водой с ног до головы, отбивая все мысли об Оле. Надо же, я настолько задумался, что не удосужился проверить рычаг для настроя воды. Я зашипел, осознавая, как эта мелкая зараза опять стратегично вывернула ситуацию и выставила меня дураком. Тематический бал в честь открытия новой гостиницы начинался в восемь часов вечера. Сюда приходили уже наряженные гости, поскольку не так давно прошёл Хэллоуин, решили устроить бал Сатаны. Мне пришлось уехать в четыре часа дня, чтобы привести себя в порядок, надеть костюм и проследить за тем, чтобы всё было выполнено отлично. Мы пригласили несколько журналистов, которые прибыли раньше времени и провели со мной интервью, чтобы я рассказал им о гостинице. Если вы приедете в гостиницу, то после преодоления стойки регистрации вы пройдёте по длинному коридору, который выведет вас в холл круглой формы, где расположены лестницы, перила, выполненные из розового мрамора и украшенные узорами из перламутра. На потолке висела огромная сверкающая люстра, выполненная из кристаллов Сваровски, от неё по потолку расходились гирлянды. Установлены отделки под камень, на которых будут отплясывать приглашённые танцоры. Специально для них пришлось устанавливать акробатические ленты. Проконтролировав весь этот дурдом, я осмотрел всё вокруг. На цепях тут сидели волки, были привезены летучие мыши, питающиеся фруктами. На столах всё расставлено, не хватало лишь гостей. Диджей заканчивал установку пульта, проверял микрофоны. Приехала ведущая с красивой внешностью. Я всегда думал, что обязанностью ведущего является не только — хорошо провести вечер, но и самому идеально выглядеть. В детстве, к сожалению, я насмотрелся на снегурочек с чёрными трусами, на пятидесятилетних тёть в открытых платьях с морщинистыми спинами и потными подмышками, на молодых мужчин в мокрых рубашках. Такой внешний вид годен на тренировке в спортзале. Ведущая нарядилась под ведьму. Чёрная остроконечная шляпа с крупным блестящим черепом, украшенная окровавленной вуалью и парочкой глазных яблок. Платье отделанное костями скелета, в обтяжку, грудь её плотно сжимали две руки скелета, на ногах туфли на низком каблуке. — Добрый вечер, — обратился к ней я. — Выглядите вы восхитительно. Ведущая Оксана обворожительно улыбнулась и поклонилась, волосы на кончиках были выкрашены в красный. — Спасибо, Олег Сергеевич, Вы тоже. — Вряд ли я выгляжу восхитительно, скорее уж, страшно, — пожал я плечами. Гости прибыли довольно-таки скоро, они осматривали гостиницу, высказывали похвалы, оставалось с довольным видом всё это слушать. Когда у тебя есть деньги, ты многое вытерпишь ради того, чтобы ещё получить денег. Когда все гости были в сборе, их стали развлекать танцоры. Великолепные танцоры, от которых я сам не мог оторвать глаз. Девушки в прозрачных платьях, обнажающих грудь и ягодицы, в серебристом нижнем белье, с выбеленными лицами, падали и поднимались, завывая в такт музыке. Они носились вокруг, на акробатических лентах висели парни-вампиры. Они размахивали кожаными плащами и выполняли сложные трюки. Волки выли в такт музыке, летучи мыши порхали. И всё это при игре прожекторов. К лестнице сквозь зал прорвались Франкенштейн и оборотень, которого вели на ржавой цепи, оборотень рычал и сопротивлялся, поднимаясь по лестнице, его когти с лязгом опускались на пол. Вдруг он поднялся, Франкенштейн загнал его на перила. В зале все молча наблюдали за ними. Волк, грозно рыча осмотрелся, глаза его блестели в красном свете, Франкенштейн ударил по спине волка кнутом, тот выгнулся, поднялся на задние лапы, теперь гости видели, что это костюм. «И как в таком можно стоять? На таких скользких перилах?» — подумал я. Волк выполнял трюки и раскрывал зубастую пасть, пугая гостей своим рыком. Франкенштейн ушёл, как заиграла «Ария Дивы Плавалагуны» из фильма «Пятый элемент», оборотень успокоился, поднялся на задние лапы, стоя спиной к залу. Шерсть клочьями стояла, кое-где были шрамы. Вдруг на пол упала одна косматая и когтистая лапа, потом вторая, гости вздрагивали, кто-то из девушек упал в обморок. Волк развернулся и снял с себя женскими ручками голову. Девушка встряхнула волосами и сонно посмотрела на гостей, а после выбросила голову в сторону, та с шумом покатилась по лестнице…