***
Один удар заставил Бобби сначала упасть на песок. Песок пах сыростью, водой и травой, и он ему не нравился. Оборотень, прыгнувший Бобби на загривок, впился ему в холку клыками. Второй, тот, что помельче, упал ему на грудь, метясь прямо в горло. Бобби хватило и секунды, чтобы мельком увидеть, как его сумасшедшая команда вовсю бежит к дамбе. Нет, у них не было регенерации, их раны не зажили — они всё делали через не могу и через боль, и Бобби вдруг это обозлило. Очень серьёзно обозлило. Убей всех этих ублюдков. Сейчас! Он свалил со спины оборотня и схватил за шею пастью, делая рывок. Хрустнули кости. Он свернул твари шею, правда, ненадолго: очень скоро она очухается. Бобби низко зарычал и стряхнул с горла второго оборотня. Занёс лапу. В темноте сверкнули когти, что-то тяжело упало в сторону. В предрассветных сумерках Кейли заметила не сразу, ведь зрение было не таким оборотнически ясным, пусть и острее человеческого. А затем она похолодела. Это голова прокатилась по песку, словно капустный кочан, и принялась медленно преображаться. Вместо волчьей морды — тёмные волосы, изумлённое выражение истерзанного лица. Это был один из мальчишек-вожатых с вихрами — он частенько зализывал их назад и считался одним из самых больших умников в лагере. Кейли хорошо помнила его. Он был большим пересмешником. Теперь он был мёртв. — Ублюдок… — холодно сказал Сайлас. Он пошёл прямо к Бобби, спокойный и уверенный в каждом своём движении. — Кейли, прострели ему башку. Бобби застыл на месте, привстав на задних лапах. Кейлм молча подняла пушку и наставила на него. Неужели выстрелит? Не сомневайся. Она сможет. Нет… нет! Как же так?! Это же его Кейли! Не будь идиотом. Нет, она не станет! Она не такая, она просто связалась с кем-то плохим…. Очень, очень плохим! Она не связалась с кем-то. Она нашла свою семью, как ты думаешь — нашёл свою. Разуй глаза, тебя сейчас убьют. Но мы с ней друзья. Больше, чем друзья. Мы с Кейли… Нет и не было никаких «мы»! Беги, Бобби! Мысль эта пронзила шаровой молнией, он взмок от острых ушей до взведённых судорогой лап. Всё случилось быстрее чем за мгновение. Кейли прицелилась получше. Положила на курок палец — легче лепестка цветущей яблони. — Как я учил, любимая, — сказал Сайлас. И Бобби рассвирепел. Инстинкт и жажда к жизни взорвались адреналиновой бурей по венам. Кейли спустила курок. Но Бобби прыгнул вперёд раньше, чем она выстрелила. Она ждала, вообще-то, что её дядька-дурачок побежит прочь или встанет на месте, как бык на забое. Но потом поняла, как сильно ошиблась. Прежде глаза у него были ягнячьими и кроткими. Теперь они осатанели. С протяжным рыком, от которого стыла в жилах кровь, Бобби упал на Сайласа и расправил когтистую пятерню, наотмашь ударив его по лицу. Сайлас увернулся быстро, как мог, и прикрылся рукой… Кейли на лицо и на останки изорванной одежды, на видавшие виды джинсовые шорты и топ, превратившийся в кусок тряпки, брызнула кровь — кучно, веером. Она сообразила, что это была кровь Сайласа — она пахла им, и вкус был его… Потом как в тумане увидела — в редкую траву и песок упала его рука. Она завыла так, будто это ей оторвали руку: — Выродок! Бобби вспыхнул. Зубы чесались, хотелось сомкнуть их на черепе Сайласа и сделать Кейли ещё больнее, о да но он не успел. Кейли подняла руку с пистолетом. За секунду до выстрела Бобби слетел с Сайласа и помчался к дамбе. Выстрел ушёл в молоко и взорвал песок очень близко от Сайласа — непозволительно близко. Кейли всхлипнула и подбежала к агонизирующему возлюбленному, падая рядом с ним на колени. По щекам катились злые слёзы. Дрожали руки, она разрывалась между желанием быть здесь или догнать Бобби. Порвать эту тварь на куски. Но о последнем мечтать бесполезно: этой ночью полноценной волчицей она больше не станет. В рёбрах застрял кусок серебра, вода смыла с неё оборотнический облик. Кейли едва выбралась на берег тогда, в самом начале охоты, и почти умерла. Хорошо, что любимый был рядом. Он всегда был рядом… Под рубашкой его проступили узловатые мышцы. По ним змеились чёрные выпуклые вены. Налитые кровью глаза не выражали ничего, кроме ярости и злобы. Сайлас был так же разумен, как Бобби, и в этом был его маленький секрет. Кейли была разумна, как Сайлас. Всё потому, что однажды он укусил её — намеренно укусил, сделав своей навеки. А она схватила пулю этой ночью и не сдержалась там, у воды. Ей нужно было впиться зудящими зубами в чью-то плоть. Нужно было сожрать кого-то. Увы, она выбрала не ту жертву. Надо было убивать сразу их обоих — и деда, и дядю-недоумка. Тогда всё было бы проще. Сайлас взревел, выгибаясь дугой на земле. Кейли быстро отошла от него. Она хорошо знала, что будет дальше, и свилась клубком, чтобы прикрыть голову руками, когда покалеченное тело Сайласа взорвётся кровавой бомбой. Хруст костей и полный невыразимой боли вопль, заставивший Кейли съёжиться от страха, стали всем в тишине. А затем вопль этот перерос в волчий рёв. Рёв чудовища, выросшего из тела Сайласа и вырвавшегося на волю. Кости сломалось, плоть брызнула кровавыми ошмётками. Кейли посмотрела на землю и увидела длинную тень белого волка. И тень та перемахнула через неё и бросилась в погоню.***
Когда Бобби бил вместе с отцом оленя и кабана в лесах, Кейли уезжала на большом жёлтом автобусе в школу. Каждое утро. Бобби бежал так быстро, что не успевал дышать. Каждое утро — со своим братом Калебом. Он видел впереди дамбу и три силуэта на ней. Трэвис стоял у лестницы и, едва завидев его, начал подниматься. Каждое утро Бобби провожал её до остановки. Он угрюмо волочился вслед за ней по асфальтовой дороге, не слишком жалуя трассу, которая вела вдоль леса. В этом лесу много чего водилось, и он очень переживал за Кейли. В отличие от него, она не была хороша в вопросах выживания, так он полагал. И Калеб не был хорош тоже. Бобби резко затормозил у самой лестницы и развернулся к карьеру с громким рыком. За спиной никого не было, но сбоку мелькнула коренастая тень и прыгнула на дамбу, цепляясь за край когтями. Бобби очень любил их обоих, но Кейли — особенно. Он любил её так сильно, что иногда ему казалось, у него лопнет сердце. Оно просто не выдержит этих чувств и разорвётся, зальёт грудь, и рёбра, и лёгкие теплом. А потом выжжет. И наступит что-то прекрасное. Непостижимое. Он поймёт то, чего никогда не понимал. Получит то, чего у него никогда не было. А потом умрёт, потому что это был бы честный обмен. Огромное сильное чувство за целую жизнь.***
Циркач-акробат вцепился в ржавую лестницу на дамбе, ловко взбираясь по ней. Он ухватился за бетонный край рукой в грязной бело-розовой от крови, своей и чужой, перчатке. Но что-то тут же стащило его вниз. Бобби откусил ему башку и выпустил её из пасти. Затем совсем по-кошачьи примерился — и покрыл длину своего тела прыжком вверх. Он оттолкнулся от стены когтистыми лапами и в конце концов вцепился в бетон так, что тот рассыпался в крошево, обнажив арматуру. Он подтянулся, чтобы влезть на дамбу. Ему в кисть вонзили нож. Что такое нож для того, кому выжгли сердце? Ничего. Это даже смешно. Бобби напрягся и прыжком заскочил наверх, на край дамбы. Одному циркачу он снёс голову той лапой, в которой всё ещё торчал чёртов нож. Он знал — если сразу обезглавливать, не будет ровно никаких проблем с превращением. Второй побежал прочь по металлической сетке под ногами, но Бобби его нагнал и вспорол брюхо когтями, выпустив влажные кишки, как угрей из сетей. Где ещё трое? Где они?! Бобби машинально взглянул вперёд, туда, где шумели шлюзы и темнели рычаги перекрытия двух затворов. Он сглотнул, понимая, как близко находится от такого чудовищно огромного количества воды — но думать и бояться было некогда. По другую сторону шлюза к его друзьям, безуспешно пытавшимся провернуть тугой замок, который обычно работал на автоматике, крался оборотень, в котором Бобби неожиданно узнал Криса. Как он мог не понять, что это Крис бросился ему на спину в карьере? Только этого не хватало. Крис уже наметил себе жертву — одну или всех трёх разом, неясно. Но там, на другом рукаве длинной дамбы, за спиной его Бобби увидел ещё двоих. Девушку и долговязого оборотня, похожего на волка больше остальных. Он их боялся больше всего. Это были Сайлас и Кейли. Бобби прижался брюхом к сетке, притаившись. Соображай, что делать? Ты с ними всеми не сладишь. На кого ему напасть первым? Чтобы открыть затворы и выпустить воду из шлюзов, нужна была недюжинная сила, какой у его друзей не было — ни у каждого по отдельности, ни у всех, вместе взятых. Он чуял всем телом и каждой его клеткой, что за толщей армированного бетона было чудовищно много воды. Кажется, в его голове зрел план — впервые в жизни разумный. Есть чем гордиться. Додумался до чего-то стоящего. Внутренний голос звучал безрадостно. Бобби старался его не слушать и встал. Он сделал длинный прыжок, затем второй. В три таких прыжка он настиг Криса, ощетинившись, как дьявол, и скаля зубы у него за спиной. Он бросал брату вызов. Трэвис, Эмма и Лора были от него так близко, что видели тяжёлые мускулистые бока коренастого Криса, но бежать им было некуда — оставалось уповать, что они откроют замок. На это — или на чудо. Крис встал наизготовку. В его позе был ответный вызов — я здесь, и я пришёл убить вас на исходе этой ночи. Трэвис тоже узнал его, как и Бобби, потому что переменился в лице и даже прекратил крутить замок. Он боялся больше всего на свете встретиться со старшим братом здесь, на охоте. И кажется, этой ночью каждый его страх — и этот тоже — решил сбыться. … и вдруг Крис развернулся от Бобби и прыгнул, метясь прямо в Трэвиса. Бобби взревел. Он недооценил своего хитрого брата! А после случилось сразу несколько вещей. Первое — Эмма так резво выхватила у Лоры ружьё, что та не успела среагировать. Она не желала расставаться с последней пулей, предназначенной своему заклятому врагу — Кейли, но кто бы её спросил! Эмма почти не целясь выстрелила, быстро вскинув ружьё на предплечье. Каждая секунда казалась ей вечностью. Смертельно быстрый оборотень двигался в её глазах куда медленнее обычного, словно она научилась замораживать время. Она помнила, как в лагере их учили стрелять по банкам. Уверенность, что она попадёт в оборотня, почему-то была непоколебимой. Грянул выстрел, ствол заволокло дымкой, его окутал водяной пар от бетонной стены. Туша Криса Хэкетта рухнула ей под ноги, и в черепе у него теперь красовалась серебряная метка. Второе — из белёсой пелены вылетел белый оборотень. Он был невредим и на четырёх лапах — будто Бобби не калечил его. Ветер ерошил его косматую шерсть. Он прыгнул на троицу, чтобы закончить свою охоту правильно, но что-то огромное и чёрное снесло его в сторону. Это Бобби ударился с ним грудью и повалил на бетон. Оба сплелись в клубок из когтей и клыков, сражаясь насмерть. Третье — со спины на Трэвиса навалились циркачи. До того они притаились, опасаясь Криса-оборотня. Теперь их осталось только трое, но дрались они, как черти, и держали в руках острые ножи. Трэвис забыл о замке и воротах, бросил всё это. Сейчас ему нужно было спасать свою жизнь, иначе всё будет бесполезно. Четвёртое — на уже безоружную Лору прыгнула яростная Кейли. Лора тоже выпустила замок, и они сцепились друг с другом в борьбе, вряд ли равной, потому что гибкая и чертовски быстрая Кейли, в отличие от Лоры, человеком по-прежнему не была. — Лора!!! Эмма швырнула ей ружьё, пусть незаряженное, но вполне увесистое, и Кирни выставила его против Кейли очень вовремя: та метила в шею, обнажив заострённые зубы. Кейли упала на ружьё грудью и повисла на нём. — Гр-р-р! — Лора услышала клокочущий рык у неё из горла. Она щёлкнула челюстями в нескольких дюймах от пульсирующей над ключицей жилки, и Лора ощутила, как на коже оседает липкое, тяжёлое, горячее волчье дыхание. Со стоном она попыталась выпрямить руки, которыми крепко держала ружьё, и стряхнуть с себя волчицу. Всё бесполезно. — Я выпотрошу тебя! — рявкнула Кейли. Безумие было в её глазах. Безумие — и жестокость. Лора не знала, потому ли это, что Кейли её ненавидела, или потому, что была заражена оборотничеством: чёрная сетка вен покрыла её лицо и руки. На короткий миг впервые ей стало жаль Кейли, но Лора тут же вспомнила, что это она укусила Макса, и злости в ней здорово прибавилось. — Не дождёшься, сука! Она сильно пнула Кейли в живот раз и другой. Та больно впилась когтями Лоре в бедро и торжествующе зарычала. Не человек и не зверь, а нечто, чью природу Лора познать не могла бы. И никто бы не мог. — Я выем твои потроха! Лора бессильно опускала руки, и чем ниже она клала ружьё себе на грудь, тем ближе к ней была пасть Кейли. Из неё Лоре на щёку упало две капли густой слюны. Из глотки Кейли вырвалось что-то между воем и воплем, от которого у Лоры пробежали по загривку мурашки. Кейли хотела сомкнуть зубы у неё на шее и покончить с ней именно так. Трэвис не мог помочь Лоре. Пусть его противниками были всего лишь люди, но их было трое, и они были вооружены. Он уклонился от удара ножом и зарядил циркачу в чёрно-белом трико в нос. Затем блокировал удар. Он дрался врукопашную, понимая, что не сладит сразу с тремя. Ему нужен был план. — Давай, урод, — процедил Трэвис и поманил рукой двух циркача, пока третий обливался кровью. Она растекалась по грязному белому гриму, превращая рисунок на лице в кровавую кашу. Эмма в ужасе вжалась в стену спиной. Всё складывалось хуже некуда. Да, главное слово — пока! Бобби и Сайлас рвали друг друга в клочья. Она уже не могла различить, где был белый Сайлас, а где — чёрный Бобби. Оба были в багровых подтёках, и, только когда они расцепились из клубка, стали различимы из-за разницы в габаритах. Трэвис проигрывал, пусть и огрызался врагам: ножом ему уже вспороли руку. Он слишком расслабился после того, как удачно ударил одного из циркачей. А Лора… эта сука Кейли просто порвёт Лоре глотку! Решение пришло неожиданно. Почти так быстро, что Эмма не сомневалась в нём. Найденный на дамбе серебряный крест она сжала в руке крепко, как гвоздь или ножичек для писем. Ей вдруг показалось, что он здесь был не случайно. Он просто ждал её, и своего часа — тоже. Кирни закричала: лицо Кейли начало стремительно видоизменяться. Она перевоплощалась, пусть и частично, в оборотня: с хрустом выворачивались её кости и рвались суставы, каждая клетка в теле готовилась взорваться. Удлинялся череп, западали глазницы. В них яростно горели ненавидящие глаза. И Кейли наконец достала до Лоры. — Это тебе за всё! — вдруг хрипло крикнул кто-то сверху. Это была Эмма. Она бросилась к Лоре, сделав свой выбор, и Кейли сомкнула челюсти на её подставленной руке, но не на горле Лоры Кирни. «Боже, как это охренительно больно!!!» — подумала Эмма, но не спасовала. Руку объяло огнём. Эмма не забыла, зачем она подставилась. Стиснув другой рукой крест, она со всех сил вонзила его острый гладкий угол в левый глаз Кейли. Та взревела так, что девушкам показалось — вся дамба содрогнулась. Выпустила руку Эммы из пасти, она упала на бетон, выгибаясь и пытаясь достать серебро из глаза, но не могла его даже коснуться. Сайлас услышал этот рёв и отвлёкся на короткий миг, чтобы взглянуть на Кейли. И тогда Бобби прыгнул на него, с хрустом ломая плечо и сталкивая Сайласа с дамбы. В этот момент и Трэвис умудрился столкнуть одного из циркачей. До того он подошёл к краю дамбы, к виду на поросший сорной травой склон с арматурой, торчащей из земли. Один из акробатов бросился на него, и Трэвис упал в сторону. Циркач сорвался с высоты. Короткое падение — он оказался нанизан на железные штыри. Ещё двое бросились на Трэвиса. Трэвис лягнул одного из циркачей, перебросил его через себя, и тот исчез за краем дамбы. Последний акробат оседлал Трэвиса, держа в руках нож, чтобы заколоть его. Трэвис изо всех сил вцепился ему в руки. Лора быстро поднялась с места, и пушку, выпавшую у Кейли из-за пояса джинсов, подняла тоже. Она взвела курок и нацелилась на неё. — Ну-ка замри, тварь! — выкрикнула Лора. — Не вздумай пошевелиться, я всажу тебе в башку всё, чем заряжено это дерьмо! Она подскочила к Кейли и схватила её за шиворот. Подняла, сжала в своих объятиях. Приставила к виску дуло. Она совсем забыла о шерифе, о дамбе, обо всём. В висках пульсировала мысль о мести. Бобби замер. Он смотрел на Кейли и понимал, что его сердце разорвалось к дьяволу пополам, потому что здесь, на дамбе, преграждающей большую воду от затопления целого карьера Хэкеттов, он не мог спасти её. За своей спиной он услышал вой. Это Сайлас карабкался назад, за своей Кейли. Кейли Хэкетт посмотрела на Бобби с таким укором, что мир в его ушах смолк. Он хотел бы ей ответить и оправдаться, но не мог. Не потому, что был безъязыкая тварь, порождение сонма свирепых чудовищ, вскормленных в собственной человеческой плоти через укус. А потому, что он смотрел на Кейли не так, как раньше. И всё. И этот взгляд её тоже был таким, словно он предал свою любимую Кейли. Свою малышку. Сестрёнку свою. Помни, Бобби, она тебе не сестра. Ты её дядя. Ты был глупым ребёнком, она тебя жалела. Говорила, что сестра, потому что стеснялась тебя. Тебя все стеснялись у Хэкеттов. Что твердила мать незнакомцам, которым надо было как-то тебя представить? «А это Бобби. Он у нас дурачок, но с радостью вам поможет, если есть что-нибудь донести». Повзрослей уже наконец. Беда в том, что он ещё помнил эту девчонку. Девчонку с добрым взглядом, которую он так ласково сажал на колени или на закорки, чтоб прогуляться с ней по карьеру в солнечный денёк. Девчонку, которая восторженно кричала в ту счастливую ночь, когда поспорила на него — я верю в тебя. Вот эту самую — он просто отпустил и предал. Она посмотрела на него вскользь прежде, чем тихо и хрипло сказала, чувствуя виском холод пистолетного железа: — Я ненавижу тебя, тупица. Бобби мог бы ответить, но не уверен был, что ответ понравится Кейли. Это для неё прошло за ночь несколько часов, а для него — вся жизнь. В ней было то, чего Бобби боялся, и то, чего страстно хотел. И Кейли не знала, что у Бобби кроме сильной привязанности и собачьей верности были ещё желания. Погибли его родители. Он убил отца. Он узнал, что Трэвис не считает его никчёмным идиотом. Он понял, что может сам защитить тех, кто ему дорог. Эта ночь отняла у него семью. Теперь ещё он потерял и Кейли. Но ночь подарила ему Эмму. И Эмма вцепилась ему в холку руками и протащилась фута три следом. Она кричала что-то ему в ухо, пока он упрямо пёр вперёд, к перилам. Что она кричала? Бог её знает… Но Бобби понял в тот момент очень твёрдо, что его маленькая Кейли уже умерла, хотя, кажется, вот она — в крепких руках Лоры, под взглядом пистолета, выхваченного из рук соперницы. Он ясно взглянул на Лору, которой пришлось так нелегко. Она хотела отомстить Кейли — она сделала это, но вендетта всегда оставляет после себя рубцы. Однако Бобби узнал и кое-что важное: было время разбрасывать камни, пришло время их собирать. И Лора просто их собрала, за них с братом собрала, как бы ни был тяжёл её груз. И тогда он сделал то, что должен был, хотя никто не приказал ему и не попросил. Он услышал Сайласа у себя за спиной, медлить больше нельзя. Сайлас и Кейли убили бы их всех. Бобби посмотрел очень ясно туда, где близ рычага всё ещё стояла бледная Эмма. Он заметил, что Кейли укусила её, и ненависть, очень жгучая, поднялась в нём, как волна. Тогда Бобби сорвался с места. Разгона ему было не нужно. Хватило и такой скорости. Никто и слова не сказал, как он врезался в рычаг и разбил его плечом, так легко, будто ребёнок швырнул об пол хрупкий механизм. Эмма закричала, сжавшись — Бобби пролетел мимо неё в нескольких дюймах, огромный и грозный. И ей почудилось, глаза у него удивительно горели. Задвижки застонали, дамба пришла в движение под ногами. Улучив миг, когда циркач замер и растерялся, Трэвис пнул его в пах, затем ударил в кадык. Хватка чуть ослабла, но этого хватило, чтобы Трэвис сбросил с себя противника и с яростным криком оседлал сам, смыкая руки на шее и начиная душить, пока в глазах не побелеет. Когда он очнулся от наваждения, бетонная стена вибрировала, мир затопил шум потока. Гермодвери дрогнули, открывая шлюзы, через которые брызнули холодные струи. Река вот-вот готова была вырваться, а дамба — лопнуть. Бобби остановился против Эммы, крупно дрожа всем телом. Ему хватило взгляда, чтобы выразить ту привязанность, ради которой он сделал всё, что мог. Лицо у Эммы было бледным и обескровленным. Она баюкала свою раненую руку, но со страхом и нежностью посмотрела на Бобби в ответ. А потом ему на плечи прыгнул Сайлас. Вцепился в них бледными пальцами. Выпустил в тело когти. Бобби взвился на дыбы, огромный и яростный раненый зверь, с рыком, потонувшим в шуме воды. Он сделал шаг в сторону карьера. Сайлас вонзил зубы ему в шею. — Нет!!! — кажется, кричала Эмма. Лора замешкалась с выстрелом, но было и так поздно. Бобби Хэкетт, увлекая за собой Сайласа, прыгнул вниз, в карьер. Они рухнули кубарем, ранясь об арматуру и вытягиваясь на земле в клубах песка и пыли. А затем шлюзы открылись окончательно, и на них обрушилась большая вода.***
Вздох. Эмма подбежала к краю дамбы. Тело горело, как в огне. Ноги она уже не чувствовала. Рука была оплетена чёрными венами. Эмма хотела прыгнуть вниз, не помня, что кричала — но знала, что делала это очень громко. Трэвис перехватил её и обнял поперёк талии, насилу оттаскивая от края. — Мы должны помочь ему! Мы должны! — Эмма, ты там погибнешь, ты это понимаешь?! Её накрыло отчаяние. Вода шла таким потоком, что со стороны казалось — это сошла лавина, всё было в белой пене. Вдруг Трэвис крикнул ей в ухо: — Вон он! Вон Бобби! И она затаила дыхание. Две фигуры — чёрная и белая — бежали наперегонки со смертью по карьеру. Под их лапами взрывался песок. Они оставляли лёгкие следы на земле, забыв о том, что дрались насмерть только сейчас. Оба хотели выжить. Вдруг Бобби свернул вбок. — Что он делает?! — Эмма заломила руки. — Что он… — Он бежит к стене! — рявкнул Трэвис, поняв всё. — Давай к нему! Они помчались по дамбе навстречу Бобби, заметно уступая ему в скорости. Куда там было догнать оборотня! Эмма с замиранием сердца смотрела, как белая тень преследует чёрную, и поняла, что Сайлас принял то же решение, что и Хэкетт. Волна смела всё, что было в карьере. Она выламывала и выворачивала с корнями деревья, уничтожала всё на своём пути. Вода казалась бесконечной. Она всё прибывала и прибывала. Бобби чувствовал её под лапами. Она жгла ему кожу, когда падала брызгами на спину и затылок. Но он не останавливался. Его гнали вперёд не инстинкты, а разум — и он взбежал по песчаной насыпи, стремительно мокнущей и проваливающейся под когтями. А затем мощным прыжком повис на бетонной стене и вцепился в неё. Под кожей вздулись мускулы. Он карабкался наверх, чувствуя, как прибывает вода и опережая её. Если он сорвётся, погибнет в потоке и водоворотах. Эмма задыхалась от бега и смотрела, как за Бобби следом карабкается Сайлас. Он делал это куда менее успешно, скользил и отставал от него. Бобби уцепился за напластование песка и застыл. — Почему он не двигается?! — крикнул Трэвис. А потом Бобби прыгнул, повис на долгое мгновение в воздухе. Эмме показалось — сорвётся и полетит вниз, и тогда всё. Но когти он вонзил так глубоко в бетон, что в том месте по стене пошла трещина. Он ударился рёбрами и грудью, восстановил дыхание. Он это сделал! Бобби сам себе поверить не мог. Он сделал это! До края дамбы было ещё несколько футов. Мокрый от пота и брызгов воды, агонизирующий от боли, он пополз наверх по отвесной стене. Он уже видел, что Эмма и Трэвис бегут к нему. Мог даже различить выражения их лиц. В нём никогда не было такой жадной жажды жизни, как сейчас. И вдруг из шума воды до него донёсся крик: — Берегись!!! А потом его бедро пронзила невероятная боль. Сайлас прыгнул на Бобби, карабкаясь по нему и впиваясь когтями так глубоко, что тёмная кровь омыла их потоком. Бобби уткнулся лбом в стену, напряг лапы. Плечи окаменели. Он подготовил себя к новой боли — и не зря. Сайлас пронзил его спину, забираясь на дамбу прямо по нему. Бобби изготовился, выжидая. Он тяжело дышал открытым ртом, слышал, как хрипло порыкивает Сайлас, и понял: это он так смеётся, думая, что победил. Когда Сайлас вспорол когтями его плечо и хотел оттолкнуться от него, чтобы прыгнуть на Дамбу, Бобби Хэкетт, дурачок и простак, рявкнул и перекусил Сайласу лапу. Белое тело соскользнуло с него, и с громким воем Сайлас исчез в белой пене. И вдруг Бобби почувствовал, как слабнет. Он не знал, что раньше этого Кейли Хэкетт, желая ему смерти, собрав в кулак всю волю и всю ненависть, а ещё — всю любовь к Сайласу, желая, чтобы только он жил, ударила под дых Лору, вырвалась из ее объятий и не мешкая прыгнула в воду, утянувшую её в водоворот за секунды. Он не знал, почему стальные волчьи мышцы становятся меньше, и почему его чёрная шкура становится просто смуглой. — Бобби!!! Прыгай!!! Он прыгнул, не думая, послушавшись и поверив, из остатков сил. Рана на шее, куда Сайлас вонзил когти, обильно кровоточила. Бобби не успел регенерировать. И когда Эмма и Трэвис схватили его за руки и начали тащить на себя, он провалился в темноту, думая, что уже сорвался и упал, потому что перед закрытыми глазами его была только вода. Он не видел, как Эмма горестно обхватила его за плечи руками, закрывая ладонью кровоточащую рану. Он не знал, что закашлял кровью, брызнув ею на Трэвиса. — Бобби, всё кончено! — и что брат плакал, он не видел тоже. — Держись! — Ты должен держаться! Он открыл глаза и смутно увидел перед собой Эмму. Она нависла над ним, у неё были мокрые от слёз щёки. Она шмыгнула носом и зарыдала, когда поняла, что Бобби чертовски нравится ей даже человеком. И он клокотнул, прежде чем кровь пошла горлом: — Привет, Эмма.