Thanks to the Photographs/Благодаря фотографиям

            Сказать, что Гермиона устала, было бы ничего не сказать. Она провела большую часть своего детства, проверяя домашние задания Гарри и Рона, помогая им с заучиванием заклинаний и пересказывая уроки, на которых они находили более важные дела, чем слушать. Она думала, что преподавание дастся ей легко. Но она не учла одну очень важную переменную — половина учеников просто не воспринимала её всерьёз. К концу первой недели она была обессилена, эмоционально истощена и готова разорвать любого, кто как-то не так посмотрит. И не то, чтобы они с Малфоем могли каждый вечер напиваться, чтобы снять весь этот стресс.              К счастью, наступила пятница, и они снова сидели в кабинете Невилла, прихватив с собой несколько бутылок вина и огневиски. На этот раз, однако, к их компании присоединились ещё Луна и Ханна Эббот, приехавшие на выходные. Вечер протекал довольно интересно, если не сказать больше.              Ханна, заботливо изображала мать Вероники, заставляя ту пить воду и есть маленькие кексы с цветами, которые принесла Луна, чтобы хоть как-то уравновесить весь тот алкоголь, что потребляла девушка. Луна рассказывала абсолютно нелепые истории о путешествиях с её женихом, Рольфом Саламандером, заставляя всех смотреть на неё разинув рты, а Веронику глупо смеяться. Невилл демонстрировал всю свою уверенность перед Ханной, напоминая Гермионе Рона, когда тот встречался с Лавандой на шестом курсе. Сходство, мягко говоря, тревожило.              И наконец, Малфой старательно избегал смотреть Луне прямо в глаза, даже когда говорил с ней, а те взгляды, что сама девушка бросала на него периодически, казались отстранёнными и безэмоциональными, никакого удивления или любопытства. Просто грусть.              Так же было и на восьмом курсе, когда Гермиона вместе с Джинни и Луной вернулась в Хогвартс. Даже после того, как Джинни ударила Малфоя по лицу прямо посреди вестибюля, а затем пожала ему руку, Луна продолжала относиться к нему с некой настороженностью. Гермиона гадала, замечала ли она это за подругой когда-либо прежде, ведь Луна всегда оставалась бесстрашной, независимо от обстоятельств.              Малфой определённо чувствовал её дискомфорт и поэтому сидел молча, давая о себе знать только тогда, когда к нему обращались. Гермиона свернулась калачиком в соседнем кресле, и они оба оказались напротив дивана, где расположились остальные. Они как будто смотрели фильм — просмотр без возможности взаимодействия. Очевидные аутсайдеры. Потягивая вино из своего кубка, Гермиона размышляла, являлась ли эта роль чем-то новым для него. Алкоголь приятным теплом обволакивал желудок. Скорее всего, да.              Она, в свою очередь, уже сталкивалась с подобным, давным-давно, когда впервые попала в Хогвартс. Задолго до того, как Гарри и Рон спасли её от тролля, и зародилась первая идея о дружбе. Идея. Это было самое одинокое время за всю её жизнь, и посмотрите на неё теперь, чуть более десяти лет спустя, чувствующую себя всё тем же зубастым одиннадцатилетним ребёнком с вороньим гнездом на голове.              — Грейнджер.              Гермиона искоса взглянула на Малфоя, быстро поморгав, чтобы прояснить мысли. Он держал пачку сигарет, так чтобы только она видела, и слегка махнул ею в сторону выхода.              — Не хочешь подышать свежим воздухом? — шепнул он, подняв бровь.              Она улыбнулась, покачала головой, но быстро опустошила кубок и всё же встала.              — Не уверена, что выход покурить можно назвать «свежим воздухом», но так и быть.              Она похлопала Невилла по плечу, привлекая его внимание:              — Мы скоро вернёмся, хорошо?              Он в замешательстве посмотрел сначала на неё, затем на Малфоя, но утвердительно кивнул.              — Хорошо.              Как только Гермиона и Малфой вышли во двор, он протянул одну сигарету ей, а другую вложил между своих губ, и, жестом пригласив её подвинуться ближе, достал из кармана палочку. Они стояли всего в нескольких дюймах друг от друга, склонив головы, пока он зажигал их сигареты всё тем же лёгким движением запястья.              В это время года было ещё довольно тепло, пока светило солнце. Но, к сожалению, оно давно уже скрылось, оставив их стоять там в холодном лунном свете и согреваться сжигающими лёгкие сигаретами. Они медленно заполняли воздух вокруг себя дымом, который плавно растворялся в мягких порывах ветра. Друг на друга они предпочитали не смотреть.              — Я думал, что сегодня вечером ты будешь в лучшем настроении, — внезапно произнёс Малфой, в его голосе не было насмешки, только лёгкая задумчивость, и она гадала, чем она вызвана. — Ну знаешь, встреча старых друзей, всё такое.              — Видимо, я всё ещё привыкаю к новой жизни, — ответила Гермиона, выдыхая дым. — Это… странно. Общаться со всеми так, будто последних двух лет просто не было.              Краем глаза она увидела, как он кивнул.              — С Гарри и Джинни всё иначе, — продолжила она, проклиная вино за свой распустившийся язык. — Между нами никогда не было этого напряжения, они всегда понимали. Мы так долго были близки… два года ничего не поменяли.              — Понимаю, о чём ты, — сказал Малфой. — Когда… ну знаешь, когда война закончилась… это оказалось проще, чем я думал… — он остановился на мгновение, вероятно, подбирая слова. — Друзья очень поддержали меня, несмотря на всё, что я сделал. Будто ничего не было… ничего не изменилось…              Гермиона слегка нахмурилась и затянулась, в попытке не дать прорваться лишним сейчас словам. Однако, это не помогло.              — Эти друзья… я знаю их? Гойл вроде ещё в Азкабане за то, что он творил тут при Снейпе, а Крэбб… Не помню, чтобы ты общался близко с кем-то, кроме них.              Она повернула голову, чтобы посмотреть на него, но стоило Малфою открыть рот, как её губы растянулись в ухмылке.              — Точно, Пэнси Паркинсон, я полагаю, — сказала она, и он закрыл рот, поморщившись. — Она же была в роли твоего верного аксессуара несколько лет подряд.              — То же самое могу сказать о Уизли, — ответил Малфой, изогнув бровь, и усмехнулся, когда она стрельнула в него яростным взглядом. — Вот именно. А теперь помалкивай о Пэнси.              Она не сдержалась и глупо хихикнула, но тут же закатила глаза и снова затянулась. Он наблюдал за ней с нескрываемым весельем во взгляде.              — Знаешь, мне кажется, мы дошли до той стадии, где больше нет необходимости называть друг друга по фамилии, — вдруг проговорила она. — Как думаешь, Драко?              Малфой скривился и покачал головой.              — Звучит очень странно.              — О, что-то не так, Драко? — невинно спросила она.              — Хватит, — сказал он, поморщив нос. — Просто… нет.              — В чем дело, Драко? — пропела Гермиона приторно сладким голоском, достойным самой Долорес Амбридж, и слегка толкнула его в бок, улыбаясь. — Ну же, Драко, скажи моё имя.              Малфой упрямо покачал головой и посмотрел на неё обеспокоенным взглядом, но она лишь рассмеялась и толкнула его снова, заставив сделать шаг назад.              — Прекрати, это ненормально.              — Гер... — ещё один толчок, — ми... — и ещё раз, — о... — она пихнула его в ребра, — на, — теперь она подошла почти вплотную, широко ухмыляясь. — Гермиона. Скажи это.              Он замотал головой.              — Давай, Драко, или тебе слабо? Скажи моё имя.              — Давай просто вернёмся внутрь, Грейнджер, — неловко выпалил Малфой, и достал полочку, чтобы избавиться от сигарет. — Ты меня пугаешь.              Но как только он повернулся в сторону замка, Гермиона снова рассмеялась и схватила его за запястье. Она никогда ещё не видела его таким смущённым, и ей это нравилось больше, чем можно было бы предположить.              — Сделай это, Драко, — воскликнула она, усилив хватку, когда он попытался отстраниться. — Гер-ми-о-на. Гермиона. Скажи это.              — Гер-ми-о…              Она усмехнулась.              — Ни, — гордо закончил Малфой, но она нахмурилась. — Вот. Сказал. Идём…              — Ну уж нет! Так не пойдёт, — огрызнулась Гермиона. — Давай, хорёк, скажи мое имя.              — Герми… на.              — Драко…              — Гер… мой… на              — Драко!              — Гер… ми… нье              — Ты невыносим! — закричала она и игриво стукнула его, заставив всё-таки рассмеяться, когда он отшатнулся назад. — Я ненавижу тебя, знаешь об этом? Это не настолько сложно!              — Если память мне не изменяет, твой болгарский принц тоже не мог его нормально выговорить, — проговорил Малфой сквозь смех, уворачиваясь от её ударов. — Ты тогда вроде не возражала! Но, видимо, он компенсировал это чем-то, что мне не под силу.              Гермиона зарычала в отчаянии и задела его плечом, направившись к замку с поднятыми руками.              — Сдаюсь! — выкрикнула она. — Мне нужно больше алкоголя, чтобы разделаться с тобой.              Малфой последовал за ней.              — Взаимно, моя дорогая Герми.              — Я убью тебя.              Малфой театрально положил руку на сердце.              — О, ты ранишь меня, Герми! Эй! — вскрикнул он, получив локтем в живот. — А это за что?              — А может мне начать называть тебя вторым именем, а? — строго спросила она. — Как тебе это понравится, Люциус?              Он замер на месте, раскрыв рот, и на долю секунды Гермионе показалось, что она зашла слишком далеко, но тут он бросился вперёд и закинул её на плечо, удовлетворённо улыбнувшись, когда она пискнула от удивления.              — А ну отпусти меня, Малфой!              — О, так значит, теперь я снова Малфой, да?              Как только они дошли до вестибюля, Гермиона с отчаянной решимостью, схватила его за ремень брюк и изо всех сил потянула вверх, заставив Малфоя завизжать, но он не остался в долгу и ущипнул её в ответ. Она, смеялась, кричала и извивалась в его руках, немного удивившись тем не менее, когда он резко замер и опустил её на каменный пол.              Она взглянула на него, и открыла было рот, чтобы отчитать, когда вдруг заметила, что он уставился на что-то позади неё. Нахмурившись, она медленно обернулась и застыла.              Два гриффиндорца, очевидно старосты, следящие за тем, чтобы никто не бродил по замку после комендантского часа, стояли в конце коридора и смотрели на своих профессоров. Мальчик — Гермиона вспомнила, как он пялился на неё во время уроков — казалось, еле сдерживал смех, а девочка была просто в ужасе.              Гермиона неловко прочистила горло.              — Эм… я очень извиняюсь, — сказала она, и мальчик фыркнул. — Теперь идите по свои делам. Ну же, вперёд, — когда никто из них не пошевелился, она махнула рукой куда-то в сторону, и девушка, схватив своего однокурсника за руку, потащила его прочь. — Вот дерьмо.              Малфой буквально заревел от смеха. Она развернулась, чтобы посмотреть на него, и обнаружила, как он, согнувшись пополам, схватился за живот и пытается смахнуть слёзы. Не в силах сопротивляться, она тоже начала смеяться, и вскоре они оба прижимались к коленям, задыхаясь от нехватки воздуха.              Когда они оба, наконец, пришли в себя, где-то минут через пять, Малфой серьёзно отметил:              — Мы определённо еще поплатимся за это.              ***              И он оказался прав. В понедельник утром примерно половина Хогвартса уже точно слышала о том, как их профессора Заклинаний и Трансфигурации были пойманы блуждающими по замку поздно ночью в состоянии явного алкогольного опьянения. И все говорили только об этом. Четверокурсник из Когтеврана, не стесняясь прервал рассказ Гермионы о Законе Гампа, чтобы спросить, не «трахается ли она с Пожирателем Смерти». А девушка на первой парте пробормотала себе под нос, что-то о том, что, казалось бы, ниже уже падать некуда.              И так продолжалось почти всю неделю. Во вторник Гермиона обнаружила на двери в свой класс надпись: «ПОДСТИЛКА ПОЖИРАТЕЛЯ СМЕРТИ», выведенную аккуратными ярко-красными буквами. Она избавилась он неё до того, как Малфой мог бы заметить, но так и не смогла посмотреть ему в глаза за обедом в тот день. В среду какая-то первокурсница начала рыдать прямо посреди урока, и, когда Гермионе наконец удалось её успокоить, девочка воскликнула, что она предала всех своих маглорождённых собратьев. Проверяя эссе в четверг вечером, она наткнулась на работу без имени и особого содержания, зато с отчётливым графическим изображением, как она стоит на коленях перед Малфоем, одетым в мантию Пожирателя Смерти. Рисунок был кощунственно смят и сожжён.              К утру пятницы Гермиона дошла до точки кипения. Она очищала яйца за завтраком с такой яростью, что Невилл решил отодвинуться от неё подальше, а Вероника впервые молчала. Малфой же лишь мрачно вглядывался в свою тарелку, не прикасаясь к еде.              Когда раздался звонок, сигнализирующий о начале занятий, Гермиона не стала, как обычно, терпеливо ожидать в классе, пока прибудут ученики. Нет, с неё хватит. Она хотела, чтобы её любили, уважали, но этого явно не происходило. И её терпение кончилось. Пришло время разыграть карту Северуса Снейпа.              Пятикурсники с Пуффендуя и Слизерина стояли возле её кабинета, спокойно болтая и посмеиваясь, когда она вихрем ворвалась в коридор. И они удивлённо подняли взгляды, как только она взмахом палочки заставила дверь распахнуться и с гулким стуком удариться о стену.              — В класс, — прорычала она. — Живо.              Ученики уставились на неё с различными интерпретациями шока и опасения на лицах, но сделали, что им велели, и медленно прошли в класс. Она последовала за ними, захлопнув дверь, и снова взмахнула палочкой, едва они попытались занять свои привычные места. Парты разделились пополам и раздвинулись, лишив их возможности сидеть рядом друг с другом. Больше никаких перешёптываний и глупых насмешек.              Когда все замерли, а кто-то даже попытался в замешательстве подойти к её столу, Гермиона рявкнула, чтобы они наконец уселись. Она бросила палочку, резко повернулась, и, положив руки на бёдра, обвела взглядом класс.              — Мне надоело ваше вопиющее неуважение, — яростно начала она и заметила, как несколько учеников обменялись нервными взглядами. — Мне всё равно, что вы думаете обо мне или о моей личной жизни, потому что, честно говоря, что я делаю за пределами этого класса, вас абсолютно никак не касается. Я не знаю, что заставляет вас думать, будто вы имеете право так относиться ко мне, но я сыта по горло, вам ясно?              Какой-то слизеринец осторожно поднял руку.              — Профессор, я думаю, что вы слишком остро реагируете…              — Я разрешала тебе говорить? — огрызнулась Гермиона. — Вот что я думаю. Вам всем сколько, пятнадцать? Может быть, шестнадцать? Вы ещё помните Хогвартс, когда Волан-де-Морт был у власти, не так ли?              Кто-то закивал, опустив глаза. Другие нахмурились, пытаясь понять, что она хочет этим сказать.              — Мне жаль, что вам всем пришлось это пережить, — сердито продолжила Гермиона. — Вы были детьми. Вы не заслужили того, как с вами обращались Кэрроу. Вы должны были быть в безопасности. Вы должны были иметь возможность учиться без риска для жизни. Но знаете что? Я отдала своё детство ради каждого из вас! Я буквально положила свою жизнь на то, чтобы помочь уничтожить Волан-де-Морта, я отказалась от своих собственных родителей, и это благодарность, которую я получаю?              Она дрожала от ярости и смотрела на них, тяжело дыша. И хотя многие из них уже выглядели должным образом отруганными, она ещё не закончила.              — И вы думаете, что имеете хоть какое-то право говорить, что я вас предала? — съязвила она, и одна девушка даже вздрогнула. — С этого момента каждая секунда вашего нахождения в этом классе направлена исключительно на изучение Трансфигурации. Если кто-то из вас упомянет хоть что-то, не имеющее прямого отношения к этому предмету, я сделаю так, что вы месяц будете проводить каждый вечер пятницы начищая горшки в больничном крыле, без магии. И если я услышу, хотя бы намёк на Рона Уизли, вы будете вынуждены выйти за дверь. Я понятно изъясняюсь?              Она никогда ещё не видела, чтобы так много людей одновременно так быстро кивали, это выглядело потрясающе. Выдохнув, Гермиона отвернулась, взяла палочку, и на доске стала проявляться тема урока, выведенная аккуратными прописными буквами. Она оглянулась на учеников и мягко улыбнулась.              — А теперь, кто расскажет нам о заклинаниях исчезновения?