□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
Когда Фугецу видит Белеранте в первый раз, она так и думает: боги, что за кошмар. Высокий, широкий и с квадратным подбородком, он скорее пугает внешним видом; совершенно не красящая лицо ехидная ухмылка тоже не добавляет плюсов. И голос — такой же, не подходящий. Слишком… другой? Словно его владелец должен выглядеть на десяток лет младше, и скорее смазливо, чем… вот так. Но Фугецу обдумывает все это ровно пару секунд, потому что в то время ее мысли полностью поглощены скорбью. Качо умерла. Потому что они решились сбежать. Ее наказали духи-хранители ритуала, и теперь все, что от нее остается — фальшивка с ее лицом. Она добрая, заботливая, почти не отличить, но это все еще не Качо. Фугецу слышит от судей (те вновь приходят, чаще всех — спокойный мужчина в очках), что ее тело вылавливают, но она не решается навестить и проверить, потому что смертельно боится. Та самая секунда, когда она увидит труп сестры, станет последней для ее благоразумия. А пока, с сестринским нэн-зверем, она хотя бы способна делать вид, что все в порядке… В порядке… Ничего не в порядке. Ей бы похныкать для приличия, но никаких сил не истерику уже не остается. Все, что может делать Фугецу: в очередной раз пролистывать альбом, раз за разом, пока не затошнит. Качо больше нет. Качо мертва. Качо… Она останется только на этих фото, в памяти, но больше не проживет ни секунды больше. Ее часы остановились. Тик-ток. И точка. Виновата ли Фугецу?.. Заниматься самобичеванием — легкий способ эскапизма. Ах, я так виновата — и так далее. Но Фугецу знает, что план (и идея) были не только ее. Нет смысла задумываться. Просто весь мир против них. Сначала старшие убьют всех младших… Отчего-то она со странной (неожиданной для себя) злостью думает: хотя бы жирный ублюдок Сале-Сале мертв. Хоть кто-то из старших. Момозе, потом Качо… Пусть проливают кровь друг между другом, не трогают младших принцев. Ох, если бы она была незаконной дочерью… Было бы в сто раз проще. Не надо было бы думать об этом людоедском состязании за трон. Фугецу надеется, что выиграет Халкенбург. Если есть возможность пощадить их, он так и сделает. Если нет — хотя бы убьет милосердно. Ожидать последнего от кого-нибудь вроде Церредриха или Камиллы смысла нет. О старшем брате Бенджамине можно и не говорить даже. Хищники, питающиеся кровью, вот кто они. Все время, пока она листает альбом, а потом швыряет в стенку мячик (от стресса, вообще-то), Белеранте стоит рядом. Его назначают вместо Сенрицу, с которой сейчас ведут расследование. Но насчет нее не стоит волноваться; Сенрицу в хороших отношениях со следователем в очках, и они оба не хотят этой бойни. Так что… Когда она неуклюже кидает мячик, и тот отскакивает в сторону, его ловит Белеранте. Их взгляды пересекаются. Он — скала, еще и охотник, на его фоне Фугецу выглядит тщедушно и жалко. Но сейчас она зла — из-за сестры, из-за всего происходящего, разбирательств — а потому смотрит ему прямо в глаза, не моргая. Ну и? Что скажет? Осудит их побег? Да, конечно, это же было так глупо!.. Внутри что-то кипит, и от того, чтобы гавкнуть, ее останавливает разве что отсутствие ожидаемой реакции. Но ее нет и потом. Потому что (видимо) этот взгляд пробуждает что-то в Белеранте, и он улыбается странной торжествующей улыбкой, противно растягивая губы. Словно змея перед броском. Затем, замечает: — Надо прикладывать чуть меньше силы при ударе, чтобы мяч так не рикошетило. Короче говоря, в ту самую секунду что-то (Фугецу понятия не имеет что) заставляет Белеранте присмотреться к ней чуть поближе. Ему явно забавно наблюдать смену ее настроения от Унылой Мрачности до Ой Сейчас Кто-то Пострадает, и он совершает ровно ноль действий, чтобы ее разозлить. Просто улыбается. Но у Фугецу терпение на исходе, а еще она не намерена подыгрывать ему в этой дурацкой игре. В общем говоря, Фугецу закатывает истерику и швыряет мячиком в Белеранте. Для него — незаметно, но она кидает его со всей силы, и тот даже рикошетит от его пустой головы. Она зло ругается, так, что Реджи и Бахем с любопытством заглядывают в комнату, и, в итоге, ее успокаивает лишь матушка, пришедшая на шум. Белеранте лишь пожимает плечами. Фыркает, с улыбкой. Его выдворяют из комнаты, и он мгновенно получает красный статус от Реджи и Бахема — то есть, статус вредителя. Потом сама Фугецу плачется матушке в плечо, но это уже не столь интересно. Встречаются затем они на следующий день. Белеранте — единственный здесь хозяин нэн, помимо солдат Бенджамина, и на тех глаз лежит зорко-зорко. Фальшивая Качо… Нэнчо сидит рядом на кровати и беззаботно болтает о том, о чем может болтать лишь Качо, но Фугецу слишком занята тем, что сверлит взглядом противоположную стену. На секунду они пересекаются глазами с Белеранте. Тот опять любезно улыбается. — Почему ты все время пялишься? — агрессивно огрызается она. — Когда я шел сюда, королева Севанти заявляла, что Вы — сущий ангел, — парирует он, даже не моргая. — Но, кажется, я вижу только беса. Конечно. Потому что так себя (обычно) вела Качо. Ругалась, вспыхивала. Но ее больше нет. И теперь подобие ее образу — единственное, что остается Фугецу. Словно дешевая имитация. — Ты знаешь, что оскорбление знати в Какине наказуемо законом?! — Но мы не в Какине. Опять ухмыляется. И правда ведь. Не в Какине. — Тем не менее, сейчас ты находишься… Фугецу уже подбирает Супер Умные слова, чтобы доказать, что никто не имеет право тут командовать (кроме матушки), но Белеранте еще раз фыркает. Ему смешно. Он возвышается над ней на добрых несколько голов, и Фугецу ничего не может ему противопоставить, потому что — все знают — охотники не подчиняются законам Какина. — Почему ты такая заноза? — Это называется дружелюбие, принцесса. — Скорее хамство. — Наглость граничит с искренностью, — подмигивает он. — Если я буду вести себя жутко официально, то Вы будете чувствовать себя некомфортно. — Даже Сенрицу не позволяла себе постоянно быть в комнате Качо. — Для нежной принцессы Вы слишком часто сбегали, пока никто не видел. Голос Белеранте так и сочится ядом. И ведь не поспоришь. Нэнчо многозначительно смотрит на Фугецу. Пихает локтем. Учитывая, что это существо списано с эго ее сестры и ее собственных воспоминаний… Не выходит ли, что Нэнчо пытается на что-то намекнуть? Ну вот уж нет! — Но ты мужчина! Вдруг я захочу переодеться?! — Я могу дать скучный нормальный ответ, или пошутить. Что хотите? Фугецу аж вспыхивает от такой наглости. — Ну давай, удиви меня. — Даже если я очень сильно захочу посмотреть… — его взгляд плотоядно пробегается по фигурке, но явно без какого-либо интереса, — то смотреть мне будет абсолютно не на что. Короче, он называет ее тощей доской. Тем самым начинает войну. Белеранте совершенно не нравится Фугецу, и их взаимодействия выводят ее из себя. Уже потом, при рассказе об этом Гону, она задумывается, что все это — мастерский план, чтобы отвлечь ее от скорби по сестре. Действительно, ведь пока она ночью строит козни, что бы такого сделать на утро, чтобы ему отомстить, она совершенно не задумывается ни о войне, ни о смерти Качо. Нэнчо бродит на периферии и подсказывает, что бы такого сделать, и все мысли вертятся вокруг мелкой мести. Тем временем на фоне старшие принцы плетут интриги, и количество верных им людей уменьшается с каждым днем. Но Белеранте все еще жутко ее раздражает. Он явно снисходительно к ней относится, как к глупенькой; шутит пошло, но ничего, кроме этого и каких-то немыслимых улыбок. Его присутствие явно не устраивает назначенного к ней телохранителем подчиненного сэра Бенджамина, Юшохи, они оба владеют нэн — так говорит фальшивая Качо — но он ничего не может поделать против приказа матери Фугецу, которая назначает на пост рядом с ней исключительно Белеранте. С учетом, что Юшохи был с ней до первого побега, а потом был переведен к Сале-Сале, скоропостижно скончавшемуся, Фугецу подозревает… что, пожалуй, так будет действительно лучше. Ей кажется, Белеранте совсем не спит. Почти все время он стоит рядом. Изредка отлучается, на те самые уроки нэн телохранителя Вобль, но… Она не видит его отдыхающим. — Разве ты не устаешь? — как-то раз интересуется она. В какой-то момент ей надоедает разыгрывать из себя недотрогу, настоящее «я» дает о себе знать. Тяжело все время держать маску. Чем дольше ты играешь чужой образ, тем сильнее он давит на тебя, словно бремя; ведь никто не знает тебя настоящего. Качо умела это мастерски. Умела… пока не погибла. Фугецу собирает икебану. Это помогает немного расслабиться. Ранее утром она слышит, как мать обсуждает с кем-то конфликт телохранителей Лузуруса с кем-то еще, тихие шепотки об интригах на нижних уровнях, и это вводит ее в состояние крайнего напряжения. Цветы — единственное, что способно отвлечь ее целиком (помимо бессмысленного противостояния с Белеранте), и она уделяет им все свободное время. Война начинается по-настоящему. Отец больше не проводит фальшивые балы. — Почему я должен? — Я не вижу, как ты… отдыхаешь. Это же ненормально. И скучно. Стоять весь день вот так. — Ну, это было бы скучно, не пререкайтесь Вы со мной по поводу и без, — Белеранте даже не скрывает издевательства, и Фугецу чувствует, как переламывается стебель в руке. Она откашливается. Спокойствие. Он опять тебя провоцирует. — Это из-за нэн? — Кто знает?.. Вот гаденыш. На секунду Фугецу поражается тому, что ее в принципе посещают подобные мысли. Она никогда не позволяет себе ругаться. Но Белеранте? Он вынуждает ее переступать через себя. И делать… что-то нехорошее. Нэнчо рядом помогает сортировать цветы. — Нэн звучит как что-то крутое, — замечает. Белеранте только зевает. — Ну, так оно и есть. — Тогда я хочу, чтобы ты научил меня. — С чего бы? О, вот оно. Очередное противостояние. Он опять ее провоцирует. — Потому что это приказ? — Я не подчиняюсь Какину. Точнее — Вам. Приказы Вашей матушки — разговор совсем другой. Хихикает. Почему-то разговоры о королевах всегда уходя не в ту степь, у Белеранте делается такое лицо, словно он думает о чем-то жутко пошлом. Фугецу поджимает губы. — С нэн меня не надо было бы защищать. С нэн… Я сумела бы спасти сестру. — Это, несомненно, очень интересная мысль, но это глупость. Учитывая, как сильно Вас выматывает использование ваших нэн-зверей, я даже думать не хочу, как быстро Вы «сдуетесь», когда начнете использовать нэн. Тем более, это сделает Вас целью номер один для старших принцев. Они не занимаются истреблением Вас, самого последнего эшелона в престолонаследовании, только потому, что Вы не представляете для них угрозы. Задумывается. По губам Белеранте пробегает язык, змейкой. Неожиданно, воздух в комнате становится тяжелым. Словно они под водой. Уши закладывает. Но всего на мгновение: затем Белеранте улыбается все той же глупой широкой улыбкой и заявляет: — Хотя я был бы не против вступить с ними в некоторого рода… «взаимодействие». — Только не говори, что ты тоже запал на Камиллу. На лице у того мгновенно сконфуженность. — Прошу прощения? — Ну, она красивая, да? — уныло рассуждает Фугецу. — Плюс вторая в очередности на престол. Все на нее западают. — Не могу сказать, что меня особо интересуют… Как это назвать, «богатые сучки». Когда он произносит это слово, Фугецу закрывает рот рукой. Охает. — Ой, какая грубость! — Только не говорите, что так не думаете. Ну, вообще-то, да. О Качо говорили так же. Но она же не может просто взять и признать нечто… такое?! — Тогда я тоже в каком-то роде «богатая»… эм… Ее смеряют взглядом. — Скорее «богатая дева в беде». — Почему в беде?! — сразу супится она. — Главное, чтобы не в биде, — от этой шутки Фугецу только сильнее закатывает глаза. Вот это уже край идиотизма. Белеранте то и дело шатает от шуток на грани и крайне дерьмовых. — Потому что Вы постоянно оказываетесь в каких-то передрягах. Ради Вас пожертвовал жизнью наш коллега… Это не обвинение. Не самый плохой троп, знаете ли. Значит, Вы искренне нравитесь людям. Но я не буду учить Вас нэн. — Значит, я тебе не нравлюсь. — Почему же? — искренне удивляется. — Вы немного капризничаете, но это более чем нормально в вашей ситуации. — Тогда почему?! — Потому что учить нэн — огромная морока. В смысле, учить кого-то. Вам потребуется огромное количество времени… — он задумывается. — Проще, конечно, было бы отвести Вас на тренировки Курапики, но он точно не позволит, потому что он занудный мальчик, — он произносит это «занудный» с таким легким недоумением, словно не понимает, в чем причина вечной озабоченности телохранителя младшего принца. — Но даже так на это потребуется в лучшем случае несколько лет. Вы, к сожалению, не обладаете подобной роскошью. Еще одна большая игла в сторону вероятной близкой смерти. Фугецу замирает с цветами в руках, но не произносит ни слова. Да. Она смертна. Это факт. У нее есть зверь-хранитель, но наличие такого не спасло ни Момозе, ни Сале-Сале. Если кто-то из подчиненных старших королев захочет видеть ее мертвой, то так оно и будет. — Поэтому у Вас есть я. Белеранте улыбается ей все той же любезной ухмылочкой, но выглядит куда более искренне. Некоторое время Фугецу неотрывно на него смотрит. — Почему ты это делаешь? — Стараюсь Вас спасти? — Да. Ты не имеешь никакого отношения к этой войне, — в горле пересыхает, но это правда. Как бы ей не хотелось обратного. — Тебе проще отдать меня на растерзание другим и заняться своими делами. И хватит этого «Вы», ты все равно невысокого обо мне мнения. — Да. Ты права. Так и знала. Так и… — Я действительно мог бы бросить тебя и заняться своими делами. Но это бессмысленно, — он улыбается и задумчиво потирает подбородок. — Ты довольно забавная… За тобой весело наблюдать. И, честно тебе скажу, даже при всех тех грязных секретиках, которые я храню за пазухой, я все равно не вижу никакого удовольствия в твоей мучительной смерти. У тебя нет тех качеств, за которые можно было бы убить. Причмокивает. — Или, может, это что-то ностальгичное… — Ностальгичное? — Как будто я такое уже видел, — хмыкает. — Не отчаивайся. Я тебя не брошу. Я уже говорил, ты весьма забавная. Я не люблю бросать тех, кто развлекает меня пусть даже… скажем, ты не входишь в число людей, на которых я обычно заглядываюсь. — Надеюсь ты не про внешность. — Увидим через пару лет. Подмигивает. Фугецу хочет изобразить тошноту, но стойко держится. В эту секунду Белеранте сдвигается со своего места у стены и, неожиданно, делает шаг вперед. К ней. Так быстро, что у Фугецу на мгновение захватывает дух — слишком рядом. От него пахнет приятно, каким-то дорогим одеколоном, в целом, ближе, она понимает, что он не вызывает у нее такого отвращения, как до этого. Наверное, просто сместились ценности. Раньше она была настроена враждебно, а сейчас… Нэнчо напрягается, но Фугецу останавливает ее жестом. Она смотрит, как Белеранте опускается перед ней (она на кровати) на одно колено, настолько он высок. Их лица на одном уровне. Глаза у него светлые, легкого золотистого оттенка. Словно янтарь. Очень странное сочетание. Когда он протягивает к ней руку, Фугецу мгновенно вспыхивает. Ее не касались никто, кроме служанок, семьи и друзей. Не кто-то настолько незнакомый. Она дрожит, чувствуя, как его пальцы все ближе и ближе, пока, вдруг, он не хватает что-то и не резко поднимается. В пальцах у него… пусто? Но взгляд Нэнчо устремлен прямо туда. Некоторое время Белеранте вертит нечто в руках. — Ты видела это? — обращается он к Нэнчо, и та, неожиданно холодным стальным тоном, как машина, произносит: — Да. Это хацу солдата Бенджамина. — Почему не уничтожила? — Он не подходит близко из-за твоего присутствия. Эффективней ловить на живца. У Фугецу отличает кровь от лица. Ну да. Как она забывает. Нэнчо — не ее сестра, это просто зверь из ауры, который имитирует ее поведение. Логично, что оперирует он другими понятиями, в которые входит исключительно устранение опасностей. Не более. Белеранте так щелкает пальцами, будто что-то лопает. Ту вещь, невидимую. Скашивает взгляд на дверь и цокает недовольно. — Юшохи понял, что его раскрыли. Думаю, на его место возьмут кого-то другого. — Рихана? — осведомляется Нэнчо. Скорее всего она знает всех, кто пытался ей угрожать. — Я бы сказал, скорее Юрикова, — разводит руки в стороны, словно это очевидно. — Сейчас внимание парочки солдат Бенджамина будет на мне, а не на тебе или твоей сестрице. Они пошлют кого-то, чтобы погасить мое внимание. С Юриковым мы уже знакомы, так что… Выбор очевиден. Белеранте болтает еще, рассуждая о возможных действиях Юшохи, о том, что убивать его сейчас неразумно — привлечет лишь больше внимания от Бенджамина, еще и еще… Но Фугецу его не слушает. Она сверлит взглядом стену и пытается осознать, что только что произошло. Ее пытались убить — по-настоящему, человек. Это не странные ограничения ритуала, слишком таинственные для осознанной злости. Но человек. Которому она ничего не сделала. От этого в глотке становится совсем сухо. Голова кружится. Фугецу видит, как говорят Нэнчо с Белеранте, но не может разобрать ни единого слова, потому как в ее ушах — только гул. Бам, бам, бам — сердце пропускает удар. Ей тошно; хочется пойти к этому Юшохи и высказаться, но… Тому — все равно. Как и всем. Никому нет дела. Прижимая ладони ко рту, Фугецу чувствует — сейчас вырвет. Ужасное ощущение. Она стрелой слетает вниз, сопровождаемая взглядами, но места, куда выплюнуть завтрак нет — лишь несчастная ваза для икебаны. Особо не развернешься, поэтому Фугецу тянется к ней… — Фуу-тян! — у Нэнчо глаза на лоб лезут. — Ты что такое творишь, совсем из ума выжила? Положи вазу на место! Белеранте же наблюдает за этим с нескрываемым смехом. Даже не пытается помочь, лишь улыбается, пока Фугецу корячится над дурацкой вазой, а рядом с ней носится Нэнчо. Засранец, зло думает она. Еще и смеется. Но, вместе с этим… Страшно подумать, что было бы, не окажись его рядом. Одна мысль об этом вынуждает ее склониться над вазой еще раз, пока на фоне визжит Нэнчо: — Фуу-тян, это просто супер мега отвратительно!!□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
Некоторое время Гон смотрит на Фугецу подозрительным взглядом. Ему странно думать, что при всем описанном она испытывает к Хисоке настолько теплые чувства, чтобы отправляться за ним даже в Метеор, но сейчас его волнует отнюдь не это. Его забавляет рассказ. Он бы сказал, что это совсем не в духе Хисоки, но Хисока (если хочет) способен творить что угодно. Остров Жадности это доказывает лучше всего, особенно те две недели тренировок перед Рейзором. Он не может понять, чего именно такого тот увидел в Фугецу… Но, опять же, может, он чует в ней потенциал? Просто соврал, чтобы не заниматься тренировками. Некоторое время он кокетливо потирает пальчиком скатерть. Затем поднимает взгляд. — То есть, самым запоминающимся моментом между вами было то, как ты наблевала в горшок? Когда волосы у Фугецу от гнева и еще каких-то потайных чувств встают дыбом, а Реджи и Бахем погружают лицо в ладонь (натерпелись еще от Хисоки), Гон лишь невинно улыбается. Шалость удалась.