□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
В следующий раз Фугецу просыпается от плеска воды. Проходит еще немного времени на нижних уровнях. С верхних ярусов доносятся тревожные новости о том, что грызня старших принцев между собой и нападающими продолжается, младших, кажется, эвакуируют куда-то пониже, к Охотникам. Иногда она слышит короткие передачки между Белеранте и еще кем-то, но даже и не думает спрашивать, что там у матери или остальных. Как-то тошно. Если она услышит мамин голос, то наверняка расклеится и потеряет маску уверенности, когда как сейчас ей более-менее удается сохранять состояние спокойствия. Как приключение. Белеранте прав — про игру, это сложно. Еще чуть-чуть, и что-то пойдет не так. Сохранять лицо весьма тяжело. Плеск воды продолжается. Фугецу на цыпочках поднимается с кровати и аккуратно ступает вперед. Старается не производить шума совершенно. В комнате царит полумрак, тут тесно, а потому не издавать лишнего шороха сложно. Прислоняется головой к щели в дверном проеме, натыкается взглядом на широкую спину Белеранте. Видит его лицо, фрагмент, сосредоточенное. Она редко видит его таким, рядом Белеранте предпочитает дурачиться и вести себя, словно самый огромный в мире простофиля. Ей почти жаль, что она не знает его настоящего. Или, быть может, такой он и есть? Но тогда бы он не говорил про тяжесть поддержания образа. На пальцах у него кровь. Остальное, видимо, смывает раньше. Тщательно трет пальцы, из-под ногтей… Она слышит тихое бормотание под нос. Едва слышное, так, что почти не различает. Лишь одно четкое. Чье-то имя, кажется, которое он произносит несколько раз подряд, подобно мантре: — Куроро. Но Фугецу делает еще один шаг, слишком громкий. Белеранте оборачивается. Он не выглядит рассерженным или злым, в его глазах все та же усталость, и Фугецу думается — он на пределе. От него разит кровью, ее жаждой, чужой, скорее всего он вернулся из боя. Рубашка порвана. Фугецу смотрит на Белеранте и размышляет о том, что это чушь. То, что он делает. Но она уверена, скажи она ему об этом, Белеранте рассвирепеет по-настоящему, поэтому просто замечает: — Ты плохо выглядишь. — Тут не самое лучшее место для того, чтобы выглядеть хорошо, — отшучивается он, но ей совсем не смешно. — Капилляры полопались. Ты себя видел? На ногах еле стоишь. Продолжишь в таком духе — и вырубишься где-то, а потом тебя убьют, — Фугецу медлит. — Отдохни. Поспи немного. Тебе станет легче. — У меня нет времени на отдых. Теперь его голос звучит жутко строго. Ледяной тон, отстраненный, будто направленный не на нее, но скорее себе. Но Белеранте не уходит, не делает ничего, просто продолжает смотреть, и Фугецу понимает, что может додавить: и тогда он сломается. Остается совсем чуть-чуть. В свете мигающей лампы он выглядит пугающе, но она знает, что за этим странным и нелепым образом скрывается другой человек, который… наверное, испытывает к ней нечто сродни симпатии, раз все еще помогает и не уходит прочь. Поэтому Фугецу решает обнаглеть и подходит ближе, аккуратно берет его за руку. Ладонь у него шире. Холодная. Кожа шершавая, стертая. Так непривычно. Фугецу тянет его за собой. — Идем. Совсем чуть-чуть. В этот раз Белеранте не сопротивляется. Странное чувство. Постель в их комнате одна, она целиком отдана в распоряжение Фугецу и Нэнчо, но сейчас она вынуждает устроиться там его. Пытается вспомнить, как делала мама, когда укладывала их с Качо, наблюдает: за тем, как опускается тот на кровать, отчего та прогибается (матрасы тут дешевые), как ложится. Устраивается, ерзает. Затем, прикрывает глаза, выдыхает, и некоторое время в их комнате — полная тишина. Он даже дышит неслышно, словно и вовсе — уже мертв. Это чертовски пугает, откровенно говоря, и пару раз Фугецу присматривается, с опаской. Но нет. Все в порядке. Она кивает Нэнчо, прося ее последить за периметром — та, все же, создание из нэн, ей не нужен отдых, она куда внимательней. Затем оборачивается и рыщет в ближайших шкафах, и, когда находит какой-то плед, мастерски — насколько позволяют умения — накрывает его сверху и начинает нервно поправлять одеяло на плечах. Видимо, слишком уж явно, отчего Белеранте вдруг открывает глаза и резко опускает взгляд на нее. — Ты чего? — А ты чего? — фыркает он. — Ну… Так принято. — Никогда не слышал. — Это потому, — чеканит Фугецу, — что ты чудила. Кажется, это его искренне удивляет. — Вот так, значит? Грубиянка. Я так и знал. Так и знал, что ты на самом деле малолетняя хамка. — Фу, лишь бы… Фугецу хочет сказать «грубить» или «хамить», но такими словами ее называет Белеранте, поэтому она остается без оружия. Хмурится и отворачивается, когда слышит смешки, грубо посылает спать дальше. Лучше пусть молчит. Вот глупости. Ей даже нечего сказать. Видит лишь косые взгляды Нэнчо со стороны, но та молчит — даже не посмеивается, отчего в комнате повисает тишина. Уже настоящая. Она медленно опускает взгляд вниз. На Белеранте. Рассматривает его лицо, каждую черточку. Даже абсолютно дурацкую бородку. Нет, не красивый. Совсем. Но она помнит то странное отражение, абсолютно другое… Может, то был настоящий Белеранте? Но зачем он прячет свое лицо? Эта кровь, его слова про «друзей» тут… За ним кто-то охотится? Уже много дней и ночей он не смыкает глаз, а все ради чего? Что же ты скрываешь, Белеранте? Неспешно ее рука опускается ему на лицо. Проводит по скуле, ниже. На ощупь кожа горячая, почти кипяток, но руки при этом ледяные. Он защищает ее, помогает, хотя Фугецу не видит смысла, изводит себя… зачем? Интересно, что он сам об этом думает, об этой игре в спасателей. Интересно… что он думает о ней? Заслужила ли она спасения? Сестра умерла. Фугецу ощущает себя бессильной, слабой. Даже ее нэн-зверь не способен атаковать, лишь дает возможность сбежать. Чего стоила жертва Качо? Лучше бы она выжила. Она готовилась к войне, смогла договориться с Сенрицу, а что Фугецу? Сбежала один раз в самый низ, а в итоге ее все равно поймали. Слабачка. Бесполезная и глупая… Момозе хотя бы понимала, что она ничего не может, согласилась отдать всю охрану Марьяму. Лучше бы Фугецу сделала так же. Лучше бы… Дыхание Белеранте слабое. Тихое. Фугецу чувствует, как невольно наклоняется вперед, аккуратно заправляет за ухо выпавшую прядь. Что она чувствует к Белеранте? Привязанность? Или нечто большее? Когда-то давно она читала книгу, в которой молодая героиня глупо втрескалась в персонажа намного старше. Выглядит похоже. Но это бессмысленно. Она знает Белеранте не так уж давно. Или все потому, что он защищает ее? Потому, что, несмотря на отсутствие внятного мотива, он продолжает делать что-то ради нее? Каково это — целоваться в первый раз? В историях это всегда описывают как нечто жутко серьезное. Важное. Первый поцелуй надобно отдать тому, кого по-настоящему любишь, чтобы потом не жалеть. Но Фугецу не уверена, что доживет до завтрашнего утра, так что… Зачем ждать? Уж о таком поцелуе она хотя бы не будет жалеть. Она прикрывает глаза. Наклоняется еще ближе… — Фугецу. Это первый раз, когда он называет ее по имени. Вздрагивая, она резко распахивает глаза и испуганно смотрит на него, неловко, но на лице Белеранте нет ни насмешки, ни презрения. Даже удивления. Словно именно такого он и ждет. Глупо отнекиваться, он наверняка все понимает, поэтому Фугецу распрямляется и замечает между делом: — Лицо… отходит. Она видит это: словно маска «отклеилась». Чуть заметный след на коже, на ощупь — как резина. Это тоже нэн? Он способен на многое, если взглянуть. Жаль, что Белеранте упрямый козел, который не хочет ее обучать. Было бы полезно, и ему самому легче. Даже касается того места, и Белеранте поднимает руку туда же; накрывает ее пальцы, Фугецу чувствует, как прикасается он к коже, и видит, как стираются там следы. Его неожиданная улыбка ее удивляет, и отстраненно — словно задумавшись, ведь это адресовано не ей — бормочет: — Забавно. Попался на том, на чем когда-то поймал учителя. Затем добродушно фыркает. — Ты пыталась меня поцеловать? Вау. — Не пыталась. — Пыталась-пыталась. — Абсолютно не… Вдруг, он тянет ее к себе. Нагло. Очевидно, это прелюдия к очередной дурацкой шутке, а потому Фугецу даже не меняется в лице, закатывает глаза; но потом мгновенно краснеет, потому что на самое ухо Белеранте нагло — потому что иначе это и не назвать — шепчет жаркими губами: — Я мог бы научить тебя, только попроси… Не пихайся! Смеется, когда Фугецу заезжает ему локтем прямо в бок и притворно охает, вздыхает, весь из себя жертва. Ну и комедия. Ему бы не телохранителем, а королевским шутом, но Фугецу оставляет эту мысль при себе, потому что понимает: за таким последует еще больше дурацких шуток. — Послушай… — вдруг начинает она и видит на себе пристальный взгляд. — Почему ты мне помогаешь? — Я уже отвечал. — Хочу настоящую причину. Этот вопрос явно ставит его в тупик на некоторое время. Белеранте выглядит ошарашенным. Смотрит на нее внимательно, с прищуром, кривит губы. Затем, подумав, словно покатав слова на языке, он замечает: — Больше всего я люблю наблюдать за людьми на грани отчаяния. Тогда они способны на что угодно. Как загнанные в угол крысы. Не обессудь за сравнение. Видеть такой прогресс, от слабых и немощных, до тех, кто наводит ужас… Самое лучшее. И ты — именно такая. — Только это? — И щепоточка ностальгии, — подмигивает. Больше он явно не скажет. — Ты так со многими? — Не совсем, — смех у Белеранте лающий, ломанный. Он подвигается в сторону и позволяет ей лечь рядом, и, честно говоря, она не собирается отказываться. От него все еще веет жаром, и в прохладе неотапливаемой каюты это даже очень кстати. — Но был один малец, который жутко напоминал мне тебя. Он тоже всегда варился в центре событий, а еще у него был светловолосый хамоватый друг, который был готов рисковать за ним всем. Прямо как твоя сестра. Есть в этом что-то любопытное. — Это твой друг? Который тут? — Нет, к счастью. Ему тут делать нечего. Он, — Белеранте закатывает глаза, — из тех людей, у которых ветер в голове. Простофиля. А не политические интриги и предательства. Но он тоже охотник. Его зовут Гон. — Гон… Фугецу катает это имя на языке. Оно звучит странно, непривычно, как все имена с западного полушария (хотя теперь, с известием о существовании Темного Континента — скорее с западной стороны озера Мебиуса). Сам Белеранте произносит его тоже странно, тянет «о», а золото в его глазах темнеет до пугающего. — Но он твой друг. Белеранте некоторое время странно на нее смотрит, но затем, задумавшись, кивает. — Да. Он мой друг. Интересно, какой же этот Гон, если сам Белеранте — такой? Часто по дружбе многое можно сказать о человеке. Белеранте утверждает, что Гон — простофиля, которому интересны лишь приключения… Так ли это? Или это какое-то поверхностное суждение? Фугецу рассеянно вздыхает. В эту секунду на нее пристально смотрит Нэнчо, внимательно. Чувствует. — И он точно так же дал своему тому другу умереть, да? Как я — Качо? — Нет, — рядом фыркают. — К их счастью. Хотя они столько всего делали, что я бы не удивился такому исходу, — затем кто-то похлопывает ее по спине, совсем незаметно, словно Белеранте не уверен, с какой силой это сделать. — Не переживай. Ты не виновата. Тебе хочется винить себя, это понятно, и чужие слова о невиновности лишь сильнее убеждают тебя в обратном… Но не ты начала эту войну. Переживать — это нормально… Но не переусердствуй. Иначе эта дорожка заведет тебя куда-то не туда. — Говоришь, будто знаешь. — Я много чего знаю, — Белеранте хитро смотрит в ответ. — Вряд ли твоя сестра была бы рада знать, что ты так горюешь. Хотя ей бы наверняка польстило… Но знаешь? Как говорят? — он стучит костяшкой пальца ей по спине, видимо, выбирая самый невинный вариант прикосновения к нужному месту. — Близнецы делят душу одного человека. Когда умирает один, второй становится полноценным. Думай о том, что теперь душа Качо в тебе. Живи ради нее… Черт. Не знаю. Не мастак вдохновляющих речей. Думаешь, звучало пососно? Последнее пробирает Фугецу на смех. Она смеется так, как не смеялась уже давно. Настоящая истерика. Все это так глупо, так… Неправильно? Ее жизнь летит в тартарары, наверху происходит настоящий кошмар, ее сестра мертва, а Фугецу смеется. Она не знает, трясет ее от истерики, слез, или же ей и правда смешно. Не знает, но не может остановиться, и все продолжает этот хохот. Это ужасно. Но она ничего не может сделать. На глаза наворачиваются слезы. Белеранте задумчиво улыбается и фыркает, когда Фугецу сдавленно выплевывает: — Очень. Очень пососно. — Ну-ну, не уподобляйся мне и не используй такие мерзкие словечки. — Что хочу то и использую. Рядом он начинает ерзать. — Ну все. Ладно-ладно. Давай спать. — А Нэнчо? Нэн-звери же исчезают, когда ты спишь. — Ага, твой нэн-зверь. А это хранитель твоей сестры. — Спать валите, — бодро отзывается та, и выбора им, кажется, не оставляют.□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
На следующее утро, когда Фугецу открывает глаза, Белеранте рядом нет. Очевидно, куда он уходит — на очередную охоту, опять рисковать. Постель еще не остыла, значит, далеко он уйти не может; об этом говорит и Нэнчо. Тенью Фугецу выскальзывает из комнаты и спешит следом, ведомая собственным зверем-хранителем. Вокруг никто не обращает на них внимания, никому нет дела до каких-то девчонок — люди не догадываются, что они принцессы (она одна, точнее), даже те, кто работает на Морену Прудо. Не задумывается даже, что людей вокруг все меньше и меньше. Фугецу бежит, бежит, вперед, туда, где Нэнчо чувствует жажду крови, а в мыслях вращается лишь одно: зачем? Зачем он это делает? Что преследует? Белеранте говорил о мести, он жаждет отомстить? Тем «друзьям»? Он не выглядит человеком, которому на самом деле есть дело до мести, в их разговоре, по крайней мере… Но ведь этот образ, напоминает себе Фугецу, тоже фальшивка. Может, он вовсе и не Белеранте. И просто отыгрывает свою роль до конца, так, чтобы в финале выйти на бис и склониться перед зрителями, ведь мастерства актера лучше они и не видели. Надо его остановить. Надо… Он ведь наверняка послушает. Фугецу уверена. Белеранте — не дурак. Нет, дурак, точнее, но поймет, когда она к нему обратится. Как ночью. Надо просто чуть надавить, нажать, и тогда он послушает. Взять за руку… Контакты — это очень важно. Телесные, прикосновения. Даже тот неудавшийся поцелуй. Пока ты знаешь, что важен кому-то, намного проще двигаться дальше. Ведь где-то тебя наверняка ждут. Да. Точно. Она уговорит его, попросит присоединиться после этой бойни к себе. И тогда все будет хорошо. Настоящий хэппи энд. Так думает Фугецу. И ноги выносят ее в столовую, пустую. Почти. Потому что там сейчас — бойня. Она видит Белеранте… она понимает, что это он, потому что на нем все тот же мятый костюм, что и на верхних ярусах, с эмблемой Ассоциации. Но лицо — совсем другое, молодое, волосы лежат иначе. Более острое, хищное. На губах — торжественный оскал, а руке несколько игральных карт. Судя по всему — острых, как ножи, потому как парочку из них Фугецу замечает в стене. Она резко тормозит, не замечая Нэнчо перед собой, и в ужасе смотрит на схватку между Белеранте и человеком в плаще с перевернутым крестом. Тот не улыбается. Серьезен, как никогда. Но в его взгляде тоже сквозит чем-то хищным, словно эти двое давно ждали повода добраться друг до друга. В руках Белеранте — карты. У человека с крестом — какая-то цепь. Это схватка насмерть, понимает Фугецу. Победитель будет лишь один. Она не должна помешать… Так думает, понимает это, но вид этой схватки заставляет сердце пропустить удар, и Фугецу, понимая, что совершает огромную ошибку, все равно кричит: — Белеранте! Окликает его по имени. Фальшивому, наверное, но какая разница. Он все равно оборачивается. Да, это он. Глаза те же. Белеранте смотрит на нее в замешательстве, отвлекается всего на секунду, мешкает — но этой заминки хватает человеку с крестом, чтобы нанести удар. Цепь обхватывает глотку так крепко, что, кажется, сейчас треснет кожа. Они оба кубарем катятся по полу, а следом, подобно теням, к ним бросаются еще несколько: женщина с нитями и два человека с клинками. Всего за секунду они пригвождают Белеранте к земле, как бабочку в энтомологической коллекции. Самый главный ее шедевр. Белеранте шипит, поднимается, несмотря на препятствия, кровь пузырится у него на губах, но затем человек с крестом делает что-то. Тогда еще Фугецу не знает о хацу. Она просто с ужасом смотрит, как распадается еще одна красивая маска, фальшивая, обнажая изуродованное нутро. Пальцы на одной из рук пропадают, и она постепенно понимает, отчего руки у того были настолько холодными. Зрелище выглядит ужасно. Пугающе. Это ее вина. Если бы она не окликнула его… Кровь под ним начинает растекаться яркой алой лужей. В пугающем монохроме окружения она кажется самым ярким пятном, неказистым в этом грязном черно-белом мире. Фугецу видит, как битая плитка под его ногтями трещит от давления, когда Белеранте начинает царапать ее, видит… Как человек с перевернутым крестом пленит его цепями, как… И, игнорируя крик Нэнчо, бросается вперед. — Стойте! Погодите! Она сама понятия не имеет, что скажет этим людям. Они — убийцы. Наверняка Белеранте им здорово насолил, боже, это совершенно неудивительно. Он такой бестолковый. Что она сейчас может сделать? Даже Нэнчо вряд ли выдержит атаки кого-то из них. Фугецу понимает это, но все равно бежит вперед, пока, совсем рядом, ее не ловит высокий парень в спортивном костюме. Он держит крепко, но несильно, на лице явное недоумение, и Фугецу шипит: — Отпусти меня! Когда Нэнчо прыгает к ним, тот угрожающе качает пальцем. И Фугецу вместе с ним, головой. Он не причинит вреда, она это чувствует. Да и сейчас ей не до себя, совершенно. — А Вы кто, мамзель, позвольте поинтересоваться? — бросает человек с высоким хвостом на голове, совсем беззлобно, но Фугецу плевать. Она вцепляется зубами в руку типу, что ее держит (это его скорее удивляет), и истерично визгливо бросает: — Я одиннадцатый принц Какина! Почему вы напали на моего телохранителя?! Кто вам дал право… — Оп-па, — мужчина-куст многозначительно переглядывается с остальными. — Вы проспорили. — То есть ты скрывался все это время наверху, — тянет цепь мелкий парень с клинком, отчего Белеранте приходится вскинуть голову. — Трусливая собака. Но тот молчит. Гордо, во взгляде лишь насмешка, даже несмотря на искалеченное лицо. Фугецу видит на шее страшные рубцы, словно голову пытались отодрать, и ей страшно представить, что же такое с ним случилось, раз он получил их. Было ли то красивое лицо его настоящим? Или очередная маска? Но Белеранте не смотрит на нее вообще, лишь на человека в плаще, хищно, будто дай ему возможность — бросится вперед и вцепится зубами в глотку. Она пытается вырваться еще, но парень в спортивках цокает: — Давай без этого. — Отпусти моего телохранителя, — страшным голосом говорит она. — Отпусти его. Ей кажется, в эту секунду женщина с нитями смотрит на нее с искренней жалостью, и ей становится еще более тошно. — Девочка, ты знаешь, кто это? — мужчина-куст ножнами указывает на Белеранте. — На самом деле? — Мне плевать. Он Охотник и защищал меня. Этого достаточно. — Защищал… — пораженно тянет тот же. — Отличная актерская игра, собака, — мелкий парень кривит рот в безобразной ухмылке. Так сильно давит на клинок, вбитый в ладонь, отчего слышен даже хруст кости. Фугецу ощутимо передергивает, и она не знает, от ужаса, или от очередной волны чувства вины. — Смотри, девочка. Эта мразь убила всех своих товарищей лишь ради мести за свой позорный проигрыш. Видишь эти шрамы? Это метка за то, что он трусливая и слабая крыса. Поверь, ему до тебя нет никакого дела. — Да что ты понимаешь?! — Данчо, — он поднимает взгляд на человека с крестом. — Не хочу сюсюкаться с малявкой. Разреши убить. В обычное время это должно напугать ее, но внутри Фугецу клокочет такая ярость, что она, кажется, попросту пропускает эти слова мимо ушей. Очередную попытку вырваться прерывают, но парень в спортивках не слишком-то груб. Он бросает недовольный взгляд на мелкого товарища. — Заткни хлеборезку, Фейтан. — Зачем терять время? — шипит тот. — Смотри, как дергается ради этой псины. Раз уж так хочет к нему, давайте прибьем обоих. — Нет. Впервые за весь разговор начинает говорить человек с крестом. У него приятный бархатистый голос, в целом он не выглядит плохим, скорее уставшим. Он с громким вздохом убирает волосы со лба, проводит пальцами по глазам, хмурится, но затем его взгляд пересекается с ее. Бездонные глаза. Честно говоря, завораживают. Но в них Фугецу чувствует что-то еще, что-то, что заставляет ее содрогнуться. Будто тот факт, что он не дает Фейтану убить ее — просто одно огромное одолжение. Вставая со спины поверженного Белеранте, он отряхивает руки. — Вы и сами знаете, насколько хорошо Хисока втирается в доверие. Тем более, это просто ребенок. Нет смысла проливать еще больше крови. Он называет Белеранте иначе, другим именем. Хисока… Отчего-то оно, с его «вторым», красивым лицом, кажется Фугецу куда более подходящим. Какие-то части паззла встают на свои места. Затем, он опускает взгляд вниз, на Белеранте, и всякая туманная загадочность исчезает из его взгляда. Этот человек — убийца, понимает Фугецу, но страха не остается, она просто вновь смотрит на эту сцену, дергается, уже слабее, и понимает, что это — финал. О боже, сейчас Белеранте убьют. Боже, боже, боже. Как бы она хотела, чтобы он не умирал. Чтобы ушел с ней, в Какин. Даже обезображенный. Они ведь так хорошо подружились. Ах если бы только. — Нравится? — голос данчо звучит вкрадчиво, угрожающе. — Узнаешь это хацу? Эту цепь передал мне Курапика. Потому что отбросил прошлое и месть ради женщины с ребенком. У него хватило духу отпустить, как и у меня. Но ты продолжаешь бить в спину, хотя получил то, чего сам и хотел. Белеранте не отвечает, лишь смотрит в ответ волчьим злым взглядом. Любая обходительность из него исчезает, и, с искалеченным лицом, это больше походит на оскал. Животный. — Пришлось внести свои коррективы, но это было легко. Всего одно условие — и цепь подчинилась. Данчо наклоняется ниже и хватает Белеранте за волосы. Они уставляются друг другу в глаза, словно вот-вот вновь сорвутся в схватку. — Что она работает только против тебя. — Пользуешься приемчиками своих врагов? Белеранте начинает смеяться. Он гогочет, словно нет ничего более смешного, и его настоящий, без искажений, голос звучит страшно, пугающе. Незнакомо. Будто он совершенно другой человек, не тот, что отпускает глупые шутки и носит безвкусные гавайки для прикрытия. Фугецу замирает и перестает дергаться, это явно ощущает парень в спортивках, чуть ослабляет хватку. Это шанс. Она выжидает. — Необходимое зло, — рокочет данчо, и на его губах проявляется кривая ухмылка. — Бахвалишься перед смертью? — Еще бы я ее боялся. — Это хорошо. Очень даже… — он сужает глаза. — Но я не собираюсь убивать тебя, Хисока. Это будет слишком милосердно по отношению к тебе. Поэтому, — рокочет, — ты будешь жить. Жить и искупать свои грехи. Поверь, я за этим прослежу. — Трус, — шипит Белеранте, и Фейтан тянет цепь наверх, резко. Кожа под ней приобретает болезненный синюшный оттенок. Кровь на губах у Белеранте начинает смешиваться с пеной. Он сейчас — как дикое животное, с таким же больным взглядом. Он опасен, понимает Фугецу, скорее всего эти люди правы — ей будет намного лучше, если она покинет его. Белеранте… нет, Хисока — лгун. Но он помогал ей. Спас. Глупо шутил… помогал отвлечься от смерти сестры. С его вежливыми противными улыбками, глупым смехом. Фугецу плевать на то, злодей он или нет. Сейчас весь мир жаждет ее смерти, и она не собирается так просто упускать человека, который помог ей. Поэтому одними губами она произносит: — Качо. И когда та толкает парня в спортивках в спину, а тот разжимает хватку на чуть-чуть, Фугецу выскальзывает, как змея, и бросается к Белеранте. Она знает, что не успеет, не сможет, это глупо. Эти люди владеют нэн на уровне мастеров. Но она все равно попытается, потому что без усилий… Она не простит себя. Чтобы не вышло, как с Качо. — Беле… Но не договаривает. Потому что Белеранте опускает взгляд. Пустой, холодный. Равнодушный. Будь у него губы, он бы, наверное, скривился, но он не может — но одних только глаз хватает. Выразительный взгляд. В конце концов, все они правы. Это всего лишь игра, притворство. Не было ничего между ними. Ни дружбы. Ничего. И насмешливым голосом, булькающим из-за крови, цедит: — Мешаешь, — поднимает взгляд на данчо. — Заканчивай уже. В следующую секунду Фугецу под руку ловит женщина с нитями, а Белеранте получает один точный удар рукояткой меча по виску — и падает на землю. Взгляд его мутнеет. Все, финал. Люди вокруг ликуют, они что-то говорят этому данчо, улыбаются, но Фугецу не может понять, что тут радостного. Может лишь продолжать смотреть на человека перед собой… Чувствовать странное опустошение. — Идем, — слышит она голос женщины рядом. — Я отведу тебя в безопасное место.□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
Женщину зовут Мачи, и, несмотря на грозный вид, у нее доброе сердце. Нэнчо подтвердит. Она ведет Фугецу безопасными путями, где их не смогут найти люди Морены Прудо, терпеливо ждет, помогает забраться наверх. Прямо к Ассоциации, где сейчас скрываются Марьям и Вобль. Она жалеет ее, и с каждым новым обеспокоенным взглядом Фугецу чувствует лишь большее отвращение. К себе самой. Опять оплошала. Опять ничего не смогла. Опять… — Не забивай себе голову, — говорит Мачи, не оборачиваясь. — От Хисоки всегда проблемы. Молчание. — Он тебе нравится? — Может быть, — уклончиво. Хотя ответ весьма очевиден. — Так всегда, — на лице Мачи мелькает свирепая улыбка. — Легко попасться на его уловку, очарование... Но у него гниль в голове. И нет сердца. Не задумывайся, серьезно. Этот человек живет лишь боем, он совсем не знает любви. Ему плевать на людей, которые искренне о нем беспокоятся. Все, что его интересует — только адреналин в крови. Слова человека, попавшегося на эту же удочку. Скорее всего, Мачи он тоже нравился. Может, между ними даже была интрижка, или что-то наподобие их дружбы, но закончилось оно… Наверное, предательством, тем самым, о котором велась речь. Поэтому Мачи ее жалеет. Потому что знает это мерзкое чувство в груди. — Что вы будете с ним делать? — равнодушно бросает Фугецу, и Мачи ведет плечом. — Скорее всего данчо будет его пытать. Долго и мучительно, за каждого убитого товарища. — Он вам здорово насолил… — От «четвертых» всегда проблемы. Молчание вновь. — Ты правда думаешь, что… не было ничего искреннего? В его словах, действиях?.. — Хисока никогда не делает ничего искренне. Он забудет о тебе уже завтра. Забудь про него, живи своей жизнью. А он же… Неважно. Ей вновь видится та сцена. Когда Белеранте смотрит на нее и равнодушно рычит, что она мешает. Просто помеха на пути к сладкой цели — новому бою. Ему не интересно спасение принцессы, вся эта мишура — лишь удобное прикрытие для приближения к данчо… Отчего-то у Фугецу остается стойкое ощущение, что это очередная ложь.