□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
Вчетвером сидят в офисе Бизеффа наверху. Небольшое собрание. Болтовня по душам. — В общем, я порыскал немного рядом с их притоном… Разворачивает бумажку Киллуа настолько громко, что, кажется, специально. Нельзя так невыносимо шумно открывать леденец. Шуршание сбивает серьезный настрой их диалога, потому что… ну, в общем-то, о каком сосредоточении может идти речь, если тут такой шорох? Но взгляды тот успешно игнорирует, как и все, что его не устраивает, и вгрызается зубами в пластиковую палочку, так, что она трещит. Затем облизывается, как кошка, следом за чем щелкает пальцами, дескать, сейчас начнется самая интересная часть. — Поганое местечко, скажу я тебе. Темно, на отшибе, плюс грязи навалом. Ну, с другой стороны, — фыркает, — мы же в Метеоре. Это помогло мне пошнырять рядом достаточно долго, но с другой стороны лишило возможности подобраться ближе. Никого не интересуют мусорщики, если они копаются где-то далеко, но стоит перейти черту? И все. В общем… Потирает затылок. — Пробраться внутрь я не сумел. Звиняй. Глазел в основном снаружи. Не хотелось бы попасться, как в прошлый раз… — Какой-такой прошлый?! — мрачно интересуется Аллука. Невинное дитя. Аллуке определенно точно не рассказывали про все злоключения Гона и Киллуа в Йоркшине, включавшую в себя слежку за «Пауками» и более интимное с ними же знакомство, завершившееся побегом. Судя по тому, как бегают глазки Киллуа — молчал, как рыба об лед. Было бы неплохо прерваться на уморительный допрос о том, что же там такое случилось в том самом Йоркшине, но у Гона нет времени на болтовню не по теме: они и без него чудесно справятся, он уверен. Пока Аллука пытается дотянуться тонкими пальчиками до глотки братца для поучительного придушения, тот добавляет: — Я видел там одну комнату с заколоченными окнами. Она окружена супер густым эн. Ну, ты думаю, намек понял. Значит, там Хисока, подытоживает Гон. Если история про цепь Курапики правда, то эн — от таких любопытных, как они. Хорошо. То есть, плохо, но они хотя бы предполагают, где тот теперь — а это уже огромный шаг. Остается только придумать, как вытащить его оттуда, и сейчас это самая сложная задача: ладно там Нобунага, но Фейтан точно не подпустит. А учитывая, какой он быстрый и скользкий ублюдок… — Когда полезем? Фугецу настроена решительно, это хорошо; но на четверых у них сейчас только один владелец хацу, что как бы сводит все шансы на успешное тайное проникновение на ноль. Тут нужен другой подход, более элегантный, хитрый. Не в духе Гона, к сожалению. — Просто так мы туда не пойдем, — у Фугецу сразу лицо такое разочарованное, будто съела несколько лимонов подряд. — Это самоубийство. Мы тут, конечно, настоящие чемпионы мира в подобном, но надо как-то иначе действовать… — Гон задумывается и скребет подбородок. — Надо подлизаться. — И как это поможет? Логичный вопрос. Но ответ прост. — Я нравлюсь Нобунаге, — пожимает плечами. — Напоминаю ему скончавшегося приятеля, а он весьма сентиментален. Так что я уломаю его пустить меня внутрь, или скажу, что подумывал присоединиться… Скажу, что найду им Морену Прудо, она сто процентов что-то знает о делишках в городе. Побольше, чем мы. Так что они не заподозрят в этом злого умысла, ну… Потому что я и правда работаю на Бизеффа и ищу Морену. Правдой обманывать проще всего. Это самое простое, что способен придумать Гон. Он все еще не уверен, что поступает правильно… Потому что прекрасно понимает чувства «Пауков» про потерю друга и желание отомстить, сделать обидчику как можно больнее. Хисока все же не святой. А еще агрессивный дурак. Да, конечно, он все равно его спасет, потому что, ну, ничего другого и не остается, а Гон для себя уже все решил, но… Блин! Как же тяжело пересекать моральный горизонт событий. Просто отвратительно. Если бы у него еще было хацу, таких шпионских игр не потребовалось бы. Все просто: пришел, пригрозил, ушел. Редан наверняка бы поняли, что лучше с ним не ругаться, потому что они были на довольно таки близком уровне в некотором роде. У Гона простое и эффективное хацу усилителя, с ним справились разве что те, кто быстрее. Но хацу и нэн нет — как и разговора. — Нам надо больше тренироваться, — стонет он и прячет лицо в ладонях. Надо звонить Биски. Киллуа, конечно, помнит ее наставления и методы применения насилия (почему-то исключительно на Гоне!) в поучительных целях, но он все равно сопляк и его ровесник, когда как Биски — ас в обучении. Она бы и Фугецу, небось, смогла бы научить за какие-то жалкие несколько месяцев. Но та слишком занята помощью королеве Севанти и разбором дел в Какине, чтобы броситься сюда. Жаль, жаль. — Надо просто не лезть на рожон, как дурила. Это кто это говорит? Кто? А?□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
Остаток вечера проходит в размышлениях. Стоит лезть или не стоит? Но ведь они так долго шли к этой цели! Да и Гон сам не против спасти Хисоку, наорать на того (обязательно) и сказать, мол, я уже повзрослел, так что вижу, что не слишком-то ты загадочный, просто безалаберный придурок с какими-то странными маниями и своеобразным вкусом. Но это так опасно!.. Да и что они потом будут делать? Хисока сто процентов захочет мести. Он уже один раз на этом погорел. Можно попытаться уговорить его, но… Они же говорят о Хисоке. Даже если он поймет, что это тупо, его принципы не дадут ему просто так взять и плюнуть и забыть. Он же упертый. Это, несомненно, жутко похвальное качество, но не когда ты нарываешься. Гон с ужасом осознает, что Хисока вовсе не загадочная и гениальная энигма. Он что-то среднее между самим Гоном и Биски: обворожительный лгун с логикой усилителя. То есть, короче говоря, тупица. Удивительно, что у него вообще тип трансформации… Нет, ну, то есть, одновременно логично, но. И ему надо его спасти. Цель выглядит нерациональной и не стоящей своих средств. И усилий. Самое смешное, что Фугецу это вроде как тоже понимает, но они оба слишком уверены в успехе своих хитрых планов, а потому не отступают, хотя в то же время Гон поклясться готов, что впереди лишь безнадежность. Хисока — это Хисока. Все равно что об стенку горох. Можно помочь, конечно, но Гону совершенно не улыбается вступать во вражду с «Пауками». Это Киллуа может: Аллука к тому времени научится нэн и сможет постоять за себя, а остальную семью он ненавидит. А еще они ассасины. А Гон? У него, между прочим, Мито-сан. Вот поэтому Хисоке и легко. У него нет близких. … это какой-то хитрый план? В комнате с ним только Аллука. Она разбирает кучу купленных по пути открыток в аккуратные стопочки и рассматривает мультяшных животных на некоторых. Проводит пальцами по выпуклой поверхности, а затем кладет к остальным. То, с каким старанием она это делает, вынуждает Гона отвлечься от размышлений. Некоторое время он пристально наблюдает за тем, как Аллука разбирает пожитки, пока вдруг та — словно чуя его внимание — не интересуется: — Ты видел Каллуто? Гон вскидывает бровь. — А я должен? — Он вступил в «Пауков». Может, вы встречались. В руках у Аллуки открытка с улыбающейся белочкой. — Почему ты… — Мы редко говорили. Интересно, какой он сейчас. На ее лице мировая сосредоточенность. Некоторые открытки выглядят дешево, почти некрасиво. Похожие рисунки, зверюшки, какие-то нелепые яркие надписи. Такие продавались всюду, типичные, не оригинальные — самые дешевые. И на каждой — ровные мелкие буковки текста. Словно письма из разных мест. Но ни одно не отправлено, все собраны тут. В Метеоре Аллука тоже находит какие-то самопальные открытки и расписывает на них, наверное, недавние приключения. Очередное письмо завершается. Аллука переворачивает открытку и долго смотрит в глаза мультяшному зайцу, чтобы затем положить ее в общую стопку. Вздыхает и качает головой, когда Гон бросает: — Кому пишешь? — Папе и маме. — Но не отправляешь? Гон и сам направлял открытки Мито во время первого большого путешествия. Но старался найти покрасивее, пусть и стоили дорого. Но такие… — Зачем мне отправлять? — тон у Аллуки неожиданно ровный, нейтральный. Она берет пачку открыток в руки и судорожно их поправляет в единую ровную стопку. — Они их порвут. Все равно родители меня ненавидят. Мне просто нравится сам факт… знаешь, написания. Подбор открыток, письма. Не хотелось бы, чтобы с ними так жестоко расправлялись. Ее пальцы пробегаются по самой верхней. — Не могу это описать, но мне нравятся эти мультяшные звери. Они милые, улыбаются со своих картинок… Да, они неживые, но мне становится не по себе, когда я вижу порванный флаер с такими персонажами, или помятую открытку. Или брошенные игрушки. Становится так тошно. Милые зверюшки, но никому не нужные. Забытые. Поэтому я покупаю самые дешевые открытки. Ведь их никто не берет. Они никому не нужны. Зато я пишу на них письма себе. И представляю, как отправляю их родителям… Будто у меня есть жизнь, которой у меня никогда не было. И у них. — Но тебе же нравится? Твоя нынешняя жизнь? Аллука поднимает на него взгляд. Он смотрит в ответ, слегка удивленно. Подпирает голову рукой. Ответ, на самом деле, довольно очевиден. Но Гон обязан спросить. Что-то вроде маленького необходимого ритуала. Аллука долго рассматривает его, будто проверяя, но затем улыбается. Мягко. Очень схоже с Киллуа. — Да. Очень нравится.□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
По итогу, самым простым способом проветрить голову остаются бои. Появляться на публике после того кровавого избиения немного неловко; Гон отыскивает бедолагу, над которым невольно поиздевался, извиняется, и тот прощает — дескать, в боях это дело привычное, а у Гона хороший удар. Иногда они болтают с Нобунагой после выступлений, но это только наталкивает на ненужные размышления и сомнения — и Гон пытается оттянуться в спаррингах с Фугецу. Там надо думать только о бое: иначе он ее покалечит. Эдакая сосредоточенность. Жестокость — это плохо. Жестокие люди должны понести наказание. Жестокие… Хисока… Зачем он дерется? Что им движет? Оттачивает навыки, восприятие, хацу — ради чего? У всего есть причины. Получается, и у странных наклонностей Хисоки тоже. Он, конечно же, никогда ничего не расскажет, такой уж он, но можно догадаться, по намекам, поведению… У Хисоки определенно есть тяга к более невинным развлечениям. Как на Острове Жадности с тем городом Айай. Выходит, не вся его личность построена на желании сразиться с сильнейшим и вкусить здоровской дозы адреналина, есть еще какие-то детали. Крупицы настоящего «я». Какой Хисока на самом деле? Он довольно нелюдимый, если так подумать. Проще нацепить на себя маску отчужденности, неприятную улыбку, чем пытаться продемонстрировать настоящее «я». Четко сформулированный образ не терпит отхождений, и, в ту минуту, когда Хисока поздравлял их с выигранным матчем в вышибалы, Гон чуть-чуть приоткрыл что-то его истинное. Но вряд ли он драматичный злодей. На него не похоже, честно говоря. Хисока кажется тем, кто мало тоскует об ушедшем, вне зависимости, в своей ли он маске или нет. И это нормально. Глупо горевать о том, что уже случилось. Гон тоскует по нэн, но, в итоге, это скорее злость на бездарную трату времени. Было ли у Хисоки так же с проигрышем Куроро? Ох, он был зол. Наверняка. У него всегда проскакивает нечто такое во взгляде, когда что-то идет не по плану. А Куроро — это что-то за гранью. Тем более, он его убил! Это жутко странно. Гон, конечно, имеет опыт дышащей в затылок Костлявой, но он все равно был жив, на самой грани — а Хисока через нее перемахнул. И решил отомстить. За этот опыт. За обиду. За что-то еще, подозрительно смутное… «Больше всего я люблю наблюдать за самоуверенными ублюдками, поверженными на колени; смотреть им в глаза, когда они не понимают, как так вышло». — Гон! Но в итоге поставили на колени именно Хисоку. Злая ирония, не так ли? — Гон! Да твою ж… В следующую секунду ему прилетает крепкий подзатыльник. Мысли уходят на второй план; остается только чердак, который они используют для тренировок. Гон промаргивается пару раз, потом осознает: все это время нависает над Фугецу и крепко держит ее запястье, еще чуть-чуть — и переломит. Она тяжело дышит, смотрит ему в глаза, и, всего на секунду, он видит вместо нее совершенно другого. Того, кто смотрел на него с такой же смесью ужаса и нежелания отступать. Волосы стремительно белеют, завиваются, а глаза приобретают яркий алый оттенок. На секунду Гон видит Питоу. От этого ему становится дурно. Тошно. Он поступил верно, убив его. Питоу был опасен для человечества. Он мог бы вылечить Короля, и тогда всем им пришлось бы несладко — а жертва Нетеро стала бы бессмысленной. Питоу издевался над телом Кайто, он убил его… Но Питоу всего лишь хотел защитить Короля. Он даже спасал девушку, совершенно неинтересную себе, потому что она была важна Меруему. Сломал руку, чтобы продемонстрировать покорность. И согласился вылечить Кайто, лишь потом уже сказал, что тот мертв. Но Питоу хотел убить его. Питоу. Заслужил. Смерти. Это. Было. Правильно. Заслужил… Поднявшись на ноги, он разжимает руку и стремительно уходит прочь, не обращая внимания на голоса позади. Надо повременить с размышлениями. Это до добра не доведет. Ведь то же самое произошло на ринге, он просто чуть-чуть отвлекся и едва не убил человека. И намного раньше — с Морау. Чуть-чуть опоздает, не поймет, что делает, и… Пиши пропало. На крыше дома хорошо. Прохладно. Некоторое время Гон бродит туда-сюда, словно хищник в раздумьях, но затем останавливается. Надо перестать гоняться за силой. Это тупиковая ветвь. Если он так продолжит, то закончит как Хисока. — Что, размышляешь? Фугецу. Когда Гон оглядывается, она одаривает его кривой улыбкой. Подсаживается рядом, на бортик крыши, свешивает ноги вниз. Пару минут они молчат, раздумывая каждый о своем, пока Гон не решает сделать то, что, в общем-то, логично в свете произошедшего: — Извини. — Все в порядке. Он опускается рядом. — Как ты? — Да так, — Фугецу ведет плечом. — Ничего не меняется. Я вроде как могу видеть ауру теперь… Но все равно проигрываю раз за разом, хотя ты не можешь ее использовать. Многое говорит о моей полезности, да? — Не сказал бы. — Белеранте бы не понравилось, — фыркает она. — Но я понимаю. Почему ты ему… гм, приглянулся. В тебе что-то такое есть. — Но ты ему тоже нравишься. — Я не… — Он не стал бы тебе помогать уже после побега, будь это не так, — Гон жмет плечами. — По-моему, это весьма просто. Да и будь ему плевать, он бы не оглянулся. Значит, ты ему и правда приглянулась по каким-то неведомым причинам. Ну, знаешь! Это же Хисока. Он как кот. Ты никогда не поймешь, о чем он думает. А он просто состроит хитрую морду и опрокинет стакан вниз. Потому что он засранец! Но причины? Даже у котов есть причины. — Но я плохой боец. И почти ничем не могу помочь в поиске Морены. — С чего ты взяла? Они переглядываются. Фугецу склоняет голову набок, задумчиво, прося продолжать. Честно говоря, Гон не понимает, почему она не догадывается. Он осознает все в ту самую секунду, когда ее приветствует Кенни, а она отвечает. Они знакомы. Не важно, что там говорит Фугецу; она все еще принц королевства Какин, и, следовательно, обладает достаточно обширным влиянием и связями. Первого у нее точно больше, чем у Гона. Эй, он просто какой-то пацан с Китового острова. Это вам не быть наследником, вообще-то. — Кен’И наверняка доложил своим, что ты сейчас тут — потому что он работает на Халкенбурга. Позвони своим, кому угодно, — Гон не может назвать кого-то более конкретного, чем «мама», поэтому уклончиво бормочет бессвязное под нос. — Свяжись с ними и узнай что-нибудь про Морену. Наверняка остались те, кто на нее работал, но перешел на сторону остальных семей. Вдруг это поможет нам ее найти? Фыркает. — В конце концов, информация — тоже весьма опасная сила. А ты вполне неплохо ею орудуешь. Помощь Кенни и «Паукам». Нахождение Морены. Шажок за шажочком… До Хисоки остается совсем немного.