□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
Надо действовать осторожно. Морена Прудо — самый настоящий макгаффин. Все ее ищут, но не знают, где она, и имеет ли отношение к творящемуся в Метеоре кризису. Секта Сян растет как грибы под дождем, и если она передаст свой «вирус» и дальше, то в скором времени весь город будет молиться на ее покровителя и так далее, что, разумеется, никому не сдалось. Из местных. Может, культ личности не так уж и плох, но Гон бывал в Восточном Горуто и знает, чем такое может обернуться. Плохо сокрытые следы насилия в домах, подмеченные Киллуа, в голове всплывают весьма четко; но Метеор — не Горуто, не страна, сюда не вторгнутся силы Шестерки для подавления восстания и уничтожения заразы. Сян может скрыться, и тогда никто ее не найдет. А ее хацу, вероятно, прекратит свое существование ровно в тот самый момент, как перестанет дышать она. Кенни рассказывает, что один из нэн-зверей принцев на «Ките», Сале-Сале, обладал схожим явлением: он распылял вокруг газ, заставлявших людей вокруг его обожать. Из короткого диалога с одним из солдат Бенджамина он сделал простой вывод: если зверь Сале-Сале станет слишком сильным, то Какин превратится в диктатуру со всеми восхваляемым тираном. Но эффект прекратился, когда того убили. Выход прост. Значит, Сян надо убить. Нельзя доверять ее очаровательному лицу и миловидной улыбке. Сян — первостепенно враг. Не важно, что Гону не так уж и нравится Метеор и «Пауки», никто не заслуживает участи быть подконтрольным (тем более невольно) такой психопатке. Свобода — это самое ценное, что есть у человека. Свобода… Куроро пленил Хисоку именно для того, чтобы забрать у него свободу. Потому что Хисока не подчинялся никому. И ничто не могло его сдержать. Это жутко хитроумный план со стороны Куроро… Он действительно решил отомстить самым ужасным способом. Для Хисоки. Пытки тот вынесет, но такое издевательство? Но, выходит, их план с Фугецу тоже своего рода лишение свободы. Он был прав, когда подсознательно чувствовал, что Хисоке это не понравится. Конечно, они попытаются мирно, но, боги, он говорит о Хисоке. Если и есть люди более свободолюбивые, то Гон их явно не знает. Разве что Джин. Но Джин — другой сорт, он просто себе на уме. Подчинялся же он Нетеро! Но Хисока… Хисока явно не из Метеора, если подумать. Но поступает он как самый заправский житель этого гадюшника. Поэтому Гон прекрасно знает, во что выльется афера Сян с «вирусом». Ему очень сильно не хочется убивать кого-то, но в данном случае такой выбор будет меньшим злом. Конечно, он может лишь выманить Сян, а дело сделают Финкс и Нобунага, но это все равно будет его вина… Детали тут не важны. Но если она погубит множество, то не проще ли пожертвовать лишь ею? И ее ли это вина, или хитроумная ловушка? Ответ знает лишь Морена Прудо. Рассматривая ее фотографию, Гон размышляет: чем-то похожа на Фугецу. Наверное, когда последняя повзрослеет, то будет выглядеть также. Темные глаза, один овал лица. Только волосы светлые. И уродливый шрам через глаз. Улыбка блаженная, больная какая-то. Всем своим видом она напоминает ему полную противоположность Куроро, но вместе с тем — карикатуру: тоже глава, тоже объект обожания, странный взгляд… Гон совершенно не удивится, если во всем будет виновата именно Морена. Но странно, что ни разу за все время он не слышит ее упоминаний. Получается, тут какая-то схема? Ее прячут? Кенни говорит: — Она — нестабильный элемент. Преследуя только порядок между природным и техногенным хаосом, она стремится только к разрушению и смерти. Нет никого более опасного, чем Морена Прудо, потому что своим существованием она несет угрозу самому обществу. Фугецу же фыркает. — Она порезала кучу народу на «Ките», чтобы отомстить отцу. А Бизефф… — Когда Восточный Горуто еще существовал, — он складывает руки у груди и вздыхает таким тоном, будто ему до сих пор горько за падение своей маленького диктаторского рая, — семья Хей-Ли была основным поставщиком наркотиков и человеческого ресурса. Незаконных органов для пересадки тоже. Морена была одним из новобранцев. Внебрачная дочь короля… Еще тогда мы опасались, во что это выльется. К счастью, возможно, — фыркает, — Восточный Горуто пал раньше, чем мы успели узнать. Но она всецело поддерживала политику партии. Думаю, это тебе уже скажет о многом. Выходит, Морено Прудо — такой же злодей, как и Сян. И убить ее тоже будет правильно. Но почему же о ней ничего не слышно? Надо узнать у Сян. Пока он может с ней говорить, а она не загордилась окончательно (благо статус охотника позволяет действовать несколько вольно). Но надо действовать аккуратно. Откуда Гон может знать о Морене? Ему сказала об этом Биски? Или Ханзо. Про Курапику упоминать опасно. Его нэн-уроки поломали планы многим. Поэтому, на одном из собраний, уже после его завершения, Гон осторожно подходит к Сян. Она сидит на сцене, свесив ноги, что-то заполняет в тетради, и издали заметно, что это просто череда бессвязных чисел. Последовательность «пи». Некоторое время Гон стоит рядом и усиленно пыхтит, потому что вопрос мягко говоря опасный, но потом ему надоедает разыгрывать карту стеснительного мальчика и он наклоняется к Сян. Их взгляды пересекаются, и Гон невпопад бормочет: — Слушай… — Да? — Я тут созванивался со своими друзьями-охотниками. Ну, из Ассоциации, — когда Сян подозрительно щурит глаза, он давит в себе нарастающую панику. — Думал, попросить помощи в поиске Фугецу, — кажется, работает, благосклонность возвращается. — И мне мой учитель рассказала, что слышала про этого вашего Тсэ. Когда работала на «Ките». — Про господина Церредниха? Видимо, понимает, что скрывать больше нечего. Гон активно кивает. — Ага. И она рассказывала, что его люди что-то там взбунтовались, отчего он бесился, и там была какая-то девчонка со шрамом… — И к чему ты ведешь? Блин! Срочно придумывай. Гон поджимает губы, потирает подбородок с таким видом, будто ему очень неловко говорить, и только затем замечает: — Ну, она типа, умела даровать ауру… А у меня с ней проблемы. Вот я и подумал, если вы подружки, то, может, ну… — Ах, Гон, — Сян вдруг улыбается. — Твои друзья ошибаются. Мы действительно участвовали в том… бунте, но все остальное… — задумчиво: — Я не очень понимаю, о чем ты говоришь. Ты уверен, что понял учителя правильно? Врет. Видимо, операция проваливается. Ясно. Возможно, Сян еще не догадывается, что он шпионит, но теперь точно будет держать ухо востро. Поэтому Гон разыгрывает карту дурака, разводит руки в стороны и нарочито глупо пожимает плечами, после чего рассеянно бормочет: — Ну, или она ошиблась. Жаль! Я думал, что мне удастся получить ауру обратно… Видимо, не судьба. — Не отчаивайся, — Сян дарует ему еще одну милосердную улыбку. — Ты наверняка найдешь способ вернуть нэн. Даже без таких загадочных способов. И хлопает его по плечу. Гон улыбается в ответ, они немного болтают о всяком, и, когда Сян покидает зал, он мгновенно мрачнеет. Разворачивается на пятке и быстрым шагом направляется к выходу. По пути бросает одному из любопытствующих, что у него есть задание, и его пора выполнить. Вряд ли это закончится хорошо. Интуиция просто визжит, словно сирена. Скорее всего, совсем скоро Сян что-то поймет, сложит два и два и пошлет за ним людей. Повезет, если просто наблюдать. Но, зная ее… Гон вспоминает, как справились с его и Киллуа слежкой «Пауки» и делает неутешительный вывод, что это, к сожалению, самый простой метод. Плутать, выждать и атаковать самому. Допрашивать смысла нет, но он хотя бы делает для себя один простой вывод, который облегчает хоть какие-то задачи. Это дело рук не Морены Прудо. Видимо, произошел конфликт? Сменилась власть? Но ее тут нет, раз отнеслись к упоминанию так настороженно. Гон по пути достает телефон и быстро набирает Велфина, после чего кратенько описывает ему ситуацию. Разыгрывает сцену, если слежка уже на хвосте — способ вернуть нэн не срабатывают, тут такой женщины знать не знают. К счастью, комедию ломает только он, Велфину необходимости в этом нет. На той стороне провода фыркают: — Я скажу Бизеффу. Не обосрись там. — Пошел-ка ты нахрен. — Ага, ага, бывай, — посмеивается и отрубается. В это мгновение по спине пробегают мурашки. Слежка начинается. Тот, кто сидит у него на хвосте — человек явно не самый умелый. Ауру Сян не дает, только подчиняет, и, следовательно, он просто идет по пятам. Даже не может в подсознательное зецу. Но Гон не оборачивается, не дает понять, что заметил. Это опасно. Во-первых, он спугнет слежку, и Сян доложат; во-вторых, скорее всего охота на Фугецу начнется с новой силой. Сейчас они еще сомневаются. Надо немного поводить человека за нос… И ни в коем случае не вывести их на офис Бизеффа. Поэтому Гон резко сворачивает с дороги и направляется на рынок. Там он проводит длительное время, обедает и невольно вступает в демагогию с каким-то стариком. Все это время он даже не оборачивается; и слежка продолжается. Честно говоря, Гона абсолютно не устраивает работать наживкой, он один раз уже сглупил и сыграл в нее — в той самой афере в Йоркшине, когда спасал Курапику. И это было довольно опасно, плюс закончилось смертью Пакуноды, которая, вообще-то, Гону довольно сильно нравилась. А тут ставки еще выше. Курапика хотя бы морально был готов ко всему, а сейчас позади Гона Фугецу (и Аллука, чисто технически), которая этого как бы не просила, и даже не планировала влезать. Но это ради благого дела, настоящего; плюс, он подмажется к «Паукам» и получит проход к Хисоке. Можно же постараться, да? Чем дальше это продолжается, тем больше походит на какой-то шпионский фильм категории «Б». Только без порнухи. И слава богам, на самом-то деле. Слежка, потом наверняка бой, только напряженной музыки со скрипкой на фон не хватает. И резкой смены кадра. Но жизнь — не кино, нет смысла напяливать его шаблоны. Жаль, на самом деле. Иначе в конце Хисока бы перестал творить дичь и согласился бы плюнуть на месть. Типа, завершение сюжетной арки персонажа в истории Гона. Только у Хисоки свое кино. То, которое обычно завершается довольно драматично. Сможет ли он повлиять? Изменить сценарий в последний момент? Некоторые люди склонны к изменениям, другие же тяготеют к застою и больной стабильности. Из года в год. Ничего не меняется. Хочется верить, что на Хисоку можно повлиять, но они знакомы столько лет — и тот ни разу не выходил из образа. Ну, ладно, единожды — и то было случайно. А не в результате логичного прогресса. Хисока говорит, что не помнит прошлого, потому что глупо держаться за то, что ушло; но в то же время из уже устаревшего образа и держится его эго. Хм-м-м… За этими мыслями Гон не замечает, как ноги выносят его на пустырь. До ближайших домов далеко. Из укрытий — только редкие кучи мусора. Он вскидывает голову и с прищуром смотрит на вошедшую луну; та отвечает ему внимательным взором слепого ока. Здесь все и решится. Хвост позади останавливается, видимо, не решаясь, но потом Гон чует жажду убийства, давящую так же страшно, как и тогда, в день встречи с Хисокой на Небесной Арене. Но в этот раз он не боится. Нет смысла. Гон просто знает, что сильнее. Даже без нэн. Он оборачивается; как раз вовремя. Позади него пацан с ехидной ухмылкой замахивается бейсбольной битой. Вот так и начинается драка. Без нэн драться тяжело. Хацу здорово помогало. Сейчас бы использовать «Ка-камень», одного раза хватит — и проблема решена. Да уж. Было бы хорошо. Жаль, что аура решает послать его далеко и надолго с тем, чтобы подчиниться. Ну, ничего. Он еще сумеет заставить ее вернуться. Выбора-то особого и нет. И дело даже не в будущих вероятностях, где он, наконец, дает реванш Хисоке или отправляется на Темный Континент с Джином, там же находит Леорио… Дело в принципах. Он потерял ауру по собственной глупости. Да, рисковал всем ради пустого звука, пусть и не знал этого тогда. Это справедливое наказание за глупость и невежество. Но когда-нибудь чувство вины отступит. Когда-нибудь он отпустит прошлое. Как Хисока. Поэтому клятва не лишила его ничего — лишь приумножила. Слишком долго ждать. У Гона нет столько времени. Впереди у него миллион важных дел. Спасать, искать, отправляться в приключение. И если он будет терять время, смакуя собственную вину, то ничего не добьется. Пустая трата невосполнимого ресурса. Надо найти способ обмануть себя и внутреннее правило. Как хацу Морены — договориться с ней, получить назад свое, а потом дать ей сбежать. Пусть Бизефф и остальные ищут ее сколько влезет, его это абсолютно не касается. Сыграть в злодея ради себя. Но это же… неправильно. Сян, Морена — злодеи. Как и «Пауки» с Хисокой. По-хорошему, Гон должен дать им перегрызть друг другу глотки, а потом прикончить оставшегося — сыграть в благодетель. Они этого заслужили. Они совершили множество плохих поступков, то, что нельзя простить ни в коем случае. Неважно, что хочет Гон — главное, что требуется. Что будет правильно. Но где «правильность» общества граничит с твоей истиной? Когда ты можешь закрыть глаза на что-то, а когда — нет? От чего это зависит? Нетеро считают героем, победившим Короля и спасшим множество жизней тем, что не дал угрозе химер просочиться на континент; но в то же время он добровольно оттянул момент убийства Меруема ради собственной забавы, зашил себе в сердце «Розу» ради финального триумфа — и убил множество граждан Восточного Горуто. Счетчик Гейгера в тех землях до сих пор скачет до опасных значений. Выходит, Нетеро злодей, хотя общество считает иначе? Почему ему можно поступать плохо ради себя, но не Гону? Нет. Это бессмысленно. Нельзя ровняться на других в злодеяниях. Думай сам. Да, ты поступаешь плохо, выбирая Хисоку. Помогая «Паукам». Но это крохотное злодеяние окупается тем, что ты помогаешь Метеору избавиться от Сян. В целом, получается не так уж и плохо, да? Что бы сказала Мито-сан? Ты убьешь его. Эту крысу, севшую тебе на хвост. Он заслужил смерти, потому что он — злодей. Ты принесешь правосудие тому, кто калечит беззащитных. Убивает невинных. Сначала он, потом — Сян. Да. Так будет правильно. Только так. В конце концов, иного выхода и не остается. Либо ты их, либо они тебя, да? В этом мире историю пишут победители. Кто победил — тот и прав. Поэтому Гон выжил после боя с Питоу. Потому что он был прав. Потому что тогда героем был он, а Питоу — злодеем. Герои проявляют милосердие, поэтому он убил его, а не дал приблизиться к Королю и заразиться радиацией. Герои всегда правы. … да. Именно так. — Гон! Остановись, черт возьми! Прекрати это! Наваждение спадает, и Гон моргает. Затем, оборачивается и ошарашенно смотрит в сторону — на Киллуа. Тот держит его под руки, оттаскивает в сторону, прочь. Лицо перекошено, становится почти смешно от того, как нелепо и бледно он выглядит, но Гон не может издать смешок — потому что переводит взгляд на Велфина рядом, а затем — вниз, к тому, что тот рассматривает. Уже не «кого». Вокруг на земле кровь, земля пропитывается насквозь. Даже в воздухе пахнет. На лице у жертвы лежит пропитавшийся алым платок, неестественно глубокая вмятина посередине. Велфин качает головой. Поднимается. — Сдох. Кожа на костяшках горит. С каждым движением чувствуется, как ходит над мышцами мясо. Ему дают смачную пощечину, и голова у Гона откидывается назад, как болванчик. — Какого хера ты устроил?! Решил повторить, как тогда, с Питоу?! Совсем мозги растерял?! — Киллуа даже не пытается понизить тон. — Я, значит, ради него рисковал своей шкурой и жизнью Аллуки, а он опять это устраивает! Ебень тупой! — И-извини… Я как-то… Эм… Черт. Он убил этого парня. Слишком увлекся. И видимо бил продолжительное время, раз там такая вмятина. Это не входило в его планы. Точнее, входило, но не настолько жестоко! Киллуа абсолютно прав. Адреналин постепенно отступает, и тело начинает отдаваться болью в тех местах, где ему, очевидно, заехали битой. Но он все равно играючи расправился с ним, даже несмотря на отсутствие нэн. А нужен ли он ему? Может, лучше не стоит? Если так выпадает из реальности? — Прости, — бормочет Гон и трясет головой. — Ты прав. Пиздец какой-то вышел. — Ну хоть понимаешь это! — ворчит Киллуа на фоне и резко встает. Начинает кружить. — Еще раз так начнешь себя вести — я тебя убью, усек? Без шуток. Мне не нужны психопаты под боком. Таких только могила исправит. Хисоку туда же. Ну и что тут сказать? Абсолютная правда. — Ну и дела, — фыркает на фоне Велфин. — Я такое только один раз видел. Думал — да ну нет, слишком больная картина. Не повторится. А тут… Затягивается сигаретой и быстренько топчет ее. — Прямо как с Джайро.□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
Где-то далеко, на краю строений, человек в полном комбинезоне и газовой маской опускает бинокль. Затем, поднимается на ноги и бросает последний взгляд назад, на пустырь, прежде чем окончательно раствориться в ночи.