□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
Когда Гон воображает разговор Джайро, ему живо вспоминается сцена из какого-нибудь дерьмового приключенческого фильма начала восьмидесятых: завывающая в предвкушении на фоне скрипка, кадры на глазах, и злые речи о превосходстве и мировом господстве. Джайро наверняка выставит руку вперед, так, чтобы камера выхватывала его снизу и делала выше, чем он есть, ляпнет что-то вроде «присоединяйся», а после отказа разразится злобным хохотом. Вокруг будет плясать огонь из папье-маше, а картонные декорации будут нависать сверху, даже не пытаясь казаться натуральными. И бомба, да. Наверняка будет. Лежать рядышком с Джайро, такая, как в фильмах — с маленьким хвостиком и нарисованной рожицей с острыми зубами впереди. Но реальность — не кино. Джайро ниже и меньше, чем Гон предполагает. Выше его самого где-то на полголовы. Походит на подростка, откровенно говоря. Мешковатый костюм химзащиты делает его немного грознее, чем он есть, но Джайро не выглядит пугающим или страшным, скорее просто напрягает своим обликом — скрытым лицом за маской, и только сейчас Гон способен разобрать на ней белый принт черепа — что это не просто дерьмовый реверс теста Роршаха. На поясе у него боевой нож, пистолет, это легко заметить, но тот даже не тянется к ним, чего-то выжидает… Словно он и правда все это время ждет Гона на вершине конца света для какой-то загадочной цели. А есть ли она, эта цель, у Джайро? Когда он начинает говорить, даже пусть приглушенный, голос у него звучит поразительно юно. Вероятно, последствие перерождения химерой. Гону все равно. Вокруг происходит ад, на верхних этажах продолжает расти «роза», а внизу кровавым узором растекается кровь джамперов. Ничто в этом мире не способно оправдать тот ад, что устраивает Джайро. Пусть сам Гон и не самый честный и благородный человек, пусть у него за спиной есть дела, за которые, пожалуй, стоило бы понести наказание, но… Это слишком даже для него. На многих уровнях. Может, Морена права. И он и правда играет из себя героя. Какая разница, в самом деле? — Я ждал тебя, — говорит Джайро. Спокойно, без злорадства или насмешки. Ну точно, не кинозлодей. Ничего общего. Гон ничего не говорит и хмурится, и, видя его явное замешательство, Джайро спокойно продолжает: — Пришлось немного за тобой последить. Прости. Но очень уж интересный ты человек. — Хватит, — низко рычит Гон. — Зачем ты это устроил? Только чтобы привлечь мое внимание? — Ты действительно меня интересуешь, но не настолько, — в голосе Джайро слышна улыбка. — Это приветствие обществу. Но я знал, что это точно привлечет твое внимание и вынудит тебя подняться сюда. Потому что ты — настоящий охотник. Пока что-то не пересекается с твоими интересами, ты готов изображать героя, но схлестнись они… Впрочем, Джайро останавливается раньше, чем Гон успевает оборвать его странную речь. Он делает шаг вперед, навстречу, но получает покачивание пальцем, словно непослушный ребенок. Кровь от такого кипит еще сильнее. Но Джайро абсолютно прав. Гон сейчас играет в героя, потому что это не вступает в конфликт с его интересами. Это то же самое, что мучает его с «Пауками»: стоит ли спасать Хисоку, если тот злодей? Общество только выиграет, если он умрет, как бы это его не бесило. Есть какие-то вещи, которые очевидны всем. Но Хисока все еще важен Гону, поэтому он нарушит правильность порядка просто из собственных эгоистичных мотивов и не почувствует угрызения совести. В чем-то Джин оказывается прав: все охотники жутко эгоистичны. — Морена была лишь наживкой, — внезапно осознает Гон. — Как и вся беготня за бомбой. — В Метеоре? Несомненно. Джайро вышагивает немного по залу. Сверху сыпется штукатурка; здание начинает ходить ходуном. Скоро обрушится. Выжить с хацу будет довольно легко, но Гон вспоминает слова Морены про асбестовую пыль — яд для обычных людей — и чувствует пробегающий по спине холодок. Надо что-то придумать. Надо… Но что он может? Даже с нэн он все бессилен против подобной техногенной катастрофы. Он всего лишь охотник, а не супергерой. — Я хочу заключить с тобой договор, Гон Фрикс. Голос Джайро звучит приглушенно, кажется, сейчас начнется торжественный тон, но от него ни следа. Только слегка деловито. Он, как и Бизефф, прежде всего игрок на потайной политической арене, а не такой же злодей из кинокомиксов. Джайро совсем нет смысла вести благородные и растянутые до невозможности речи. — Я ищу союзников, которые могут меня понять. Ты именно из таких. — С чего бы? — щерится Гон. Как только эта речь закончится — он атакует. Без вариантов. Прелюдия к изматывающему бою… — Потому что мы разделяем бессилие, которое ощущаем при взгляде на мир, — Джайро замечает это просто, словно нет истины понятней. — Когда желаемое идет не по плану, а люди вокруг продолжают играть по своим сценариям, но не хотят помогать твоему. Разделяем давящее на нас превосходство отцов. Я хочу изменить этот мир, Гон Фрикс. Сделать его лучше. Но для этого надо уничтожить старый хребет, раздробить его и склеить вновь, убрав лишние осколки. Взгляни! Он обводит помещение руками. — Мы в центре финансового дворца, где людей вынуждают становиться потребителями против их же воли. Нынешний политический строй не предполагает иного выбора: либо ты в системе, либо нет. Кредиты против нашей воли, долги, постоянная оплата счетов… В по-настоящему честном обществе не было бы столь дикой дележки на богатые и бедные слои. Да, кто-то был бы ровнее других, но их усилия все равно были бы направлены на благо соседей. Но сейчас? Скажи, Гон Фрикс. Ты был в Йоркшине в ночи резни Редана и мафиозных кланов. Видел собственными глазами НЗЖ и Восточный Горуто, был виновником их падения. Ты путешествуешь с принцессой Какина и знаешь, что там изменилось. Так ответь же мне: тебе нравится? Когда нелепые диктаторские режимы сменяются на аналогичные, но названные «свободными»? Ты — охотник. Ты должен знать ответ. Твоя свобода — самое главное, не озвучивает Джайро, но понимает Гон. Что-то такое вполне способен выдать Джин. Свобода — это и правда очень важно. Нет ничего хуже людей, диктующих у тебя над ухом, что надо делать; это отлично понимал председатель Нетеро, а потому давал своим подчиненным полную свободу. Это понимает Джин, Паристон. Но не Чидль. Поэтому Ассоциация при ней будет правильной, но жутко бюрократизированной. А не тем элементом хаоса, не подчиняющимся никому. И именно ее, свободу, ворует Куроро у Хисоки, как последнее средство в их бессмысленной войне. Потому что Хисока в душе тоже настоящий охотник, ценящий лишь свое «я» и «хочу», и Куроро это прекрасно понимает — и отыгрывается сполна. Сложно его осудить, опять же. В этом конфликте прав он. Историю пишут победители, и данчо, как вышедший из этой схватки первым, берет перо в свои руки, в качестве чернил выбирая кровь предателя. — Это чушь. Гон произносит это, но не верит сам. Ему далеки идеалы равенства и прочей дряни, которую лелеют политики вроде Джайро, Бизеффа или уже скончавшегося Мусадора Диего. Не его компетенция. Пока кому-то доставляет несравненное удовольствие играть послушными шашками, Гон делает свои ходы сам. Но он знает, про что на самом деле говорит Джайро, понимает, но не желает принимать ни в коем случае. Это дикость. Это… не то, чего он хочет. Но их точки зрения на какие-то вещи слишком похожи. Выходит, Гон — злодей? Хотя вопрос ли это, в самом-то деле? — Тебе ведь все равно на всех погибших людей. На джамперов и тех, кто сейчас задыхается наверху. Я прав? Да, это так. — Ты ошибаешься. — Разве? — по голосу, почти ласковому, любящему, вновь слышно, как Джайро улыбается. — А по-моему я вполне себе прав. Он знает. Перед следующим ответом Гон медлит. Всего на секунду, на самую малость, но эту заминку видит Джайро и воспринимает по-своему: поэтому, когда он отвечает в следующий раз, что-то в его голосе разительно меняется. Но Гон говорит: — Я отказываюсь не из благородных позывов. Не хочу быть под чьим-то контролем. — Прямо как Джин. Ты и правда его копия.□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
Они сражаются. Дорогая картина за миллион дженни с колесницей, запряженной чумными лошадьми, оказывается уничтоженной в первые же секунды. Джайро быстр и ловок, но Гон легче и знает, как опасны противники его весовой категории. Это не Хисока, не муравьи, даже не Гентру. Джайро сейчас — как его полное отражение, он думает также, чувствует, и инстинкты у них работают зеркально. Сложно ударить того, кто понимает, как ты будешь бить; но в то же время невозможно получить серьезный удар от него же. Это бессмысленная круговерть, разнообразием в которой служат лишь разные разбитые стены. Если они так продолжал, понимает Гон, то ИТЦ не выдержит и рухнет раньше, чем ему пророчат специалисты по кабельному. Гон бьет наотмашь, грубо, Джайро уходит. Они играют: похоже на догонялки, только водящий убьет свою жертву. Никаких тэгов. Кулак Гона разбивает бетонную стену, конференц-зал дрожит, потолок скоро провалится вниз, утягивая их за собой… Но ИТЦ держится. Словно знает, что сейчас на его этажах слишком важное событие, чтобы обрушиться за какой-то жалкий час после взрыва бомбы. Когда-то давно, как помнит история, «Розу» рванули в небоскребе огромного конгломерата в славном городе ночных развлечений, шума было больше, чем в Аламо — но он не рухнул, хотя «Роз» было две, и обе взорвались диаметрально противоположно: на крыше и в лифтовой шахте внизу. Повторит ли этот подвиг самый высокий небоскреб мира? Вывеска ресторана «Над Небом Мира» покачивается, указывая наверх. Обещает вкусную выпечку и эксклюзивные напитки. Сейчас там разве что смерть и огонь. За секунду до схватки Джайро роняет: — Я всегда хотел выйти на Джина Фрикса. Если есть в мире человек более свободный, то он либо бог, либо миф. Джин — икона, на него будут молиться сотни, если правильно его преподнести. Приземление заставляет под Гоном трещать. Бетонная крошка дрожит от напряжения, стонут стальные перегородки. Джайро напрягивает сверху, словно кошка, вцепляется ногтями в лицо и жестоко, не церемонясь, запускает пальцы в рот, пытаясь оторвать нижнюю челюсть. Не удерживая равновесия, Гон заваливается на спину, но это дает ему преимущество: он локтем ударяет Джайро в солнечное сплетение, а затем, в секунду замешательства, выхватывает у того нож из крепления на поясе. Они словно стрелы отпрыгивают в стороны и замирают, как два гепарда, готовящихся к атаке. Секунда, две — кто-то сорвется, вцепившись другому в глотку. В их случае может и не фигурально. До боя Джайро еще произносит: — Но Джин тоже отказал мне. Посмеялся и посоветовал поискать помощи у своего двойника. У тебя. Может получится, так он сказал. Лезвие ножа скользит так быстро, что со свистом прорезает воздух. Джайро уклоняется, но острие все равно прорезает его одежду и броню. На пол брызжет голубая кровь — химеры. Гон перехватывает нож поудобней (он не шибко большой спец в бою с оружием, но сейчас он лишен роскоши выбирать) и собирается пробить ребра, однако его противник в последний миг делает кульбит назад, ловко, словно кошка. — Ты знаешь, как ты появился на свет? Или Джин поведал это мне, незнакомцу, но не своему сыну? Гон тогда хмурится. — Меня это не интересует. — Жаль. Потому что генетически ты — полная копия Джина. Во всем, начиная от ДНК и заканчивая предрасположенностью к вредным привычкам. Ты же играл в Остров Жадности, верно? Выбросив вперед руку, Гон успевает поймать Джайро за плащ и от души тянет назад. Прорезиненная ткань не успевает порваться, и он прикладывает того об пол, так, что Джайро на мгновение теряется (либо уходит сознание). Но когда на его глотку пытаются наступить, чтобы переломить трахеи и вдавить их внутрь, с хрустом, ломая и позвоночник, Джайро вцепляется пальцами в лодыжку и сжимает так крепко, что трещат кости. Бьет под колено, отчего нога у Гона подгибается. Но он успевает защититься от очередного удара, и лезвие запасного ножа не пробивает ему глаз. То, чему учит его Зепайл. Обходной путь. Гон отклоняет голову в сторону, рукой бьет по запястью Джайро, и нож оставляет лишь грубый глубокий порез на лице, но не лишает его зрения и части мозга. В какой-то степени это можно считать удачей. После такого точно останется шрам, но Гону нет дела до этого. Прямо сейчас. — Там есть одна карта… Я не помню ее название или номер. Но она способна дать кому угодно ребенка, его полного генетического клона. Забавно, да? — в голосе Джайро слышна злая насмешка. — Ты не более, чем эксперимент. И правда ненормальный. Как я. Но отказываешься это признавать. Не принимаешь меня, хотя мы оба с тобой знаем, что добиться чужого расположения можно лишь очень хорошо его узнав. Но если ты видишь перед собой свое отражение, то не нужно стараться. Гон не может сказать, что его искренне шокирует это откровение. Наверняка именно об этом Джин и сообщал на записи, которую он отказался слушать. Так даже проще: честно говоря, странно представить Джина с женщиной, но рождение Гона в ходе эксперимента с нэн выглядит куда более подходящим такому человеку, как он. Это отвечает и на вопрос о том, каким образом Гон очутился в детстве на Острове Жадности, при его разработке: об имени Джина в списке, самом первом. Но что это меняет? Даже если он полный клон Джина, он не обязан следовать его пути. Гон — это Гон, и никто больше. Так, во всяком случае, не надо размышлять о собственной матери: чего нет, того нет. Мито-сан может не переживать. Наличие еще одного нестабильного и неизвестного элемента в его жизни Гону совершенно не улыбается, одного Джина (в комплекте с которым всегда идет Паристон) хватает, и это его даже успокаивает. Ну, клон Джина. И что? Не самая большая проблема в мире, где полчаса назад рванула бомба в самом высоком небоскребе в их очаровательном озере Мебиуса. Гон не вздрагивает, когда в ту самую секунду, стоит ему вцепиться руками в глотку Джайро, тот бьет его ножом наотмашь вновь. Слишком мало места, чтобы уклониться; одежду прорезает, через грудь тянется кровоточащий порез… Джайро вновь пытается улизнуть, ускользнуть, и Гон замахивается ногой, словно отменный брейкдансер, заезжает сапогом по лицу… По маске. Та трескается, а балаклава слетает. В драматичном слоумо… Нет, без него. Они все же не в фильме. Джайро хватается за разбитый нос и ругается под нос, затем отшатывается. Поднимает взгляд. Их глаза пересекаются, всего на секунду, но увиденного хватает Гону, чтобы волосы на затылке встали дыбом. Он чувствует, как кровь вскипает так сильно, что боль мгновенно отходит на второй план. Потому что все мысли сосредоточены на одном: на чужом лице. Аккуратном, феминном. С белоснежными волосами и кошачьими ушами. На него смотрит копия Неферпитоу. Лишь глаза голубые, совсем прозрачные. Когда-то давно, прямо перед охотой, Кайто просят найти белоснежную кошку в зоне событий. Видимо, кошек оказывается две — либо королева разрождается двойниками. Стражем и слабой копией. — Я тебя убью! — Миленько, — фыркает Джайро, и его рот изгибается в глумливой усмешке, слишком знакомой. Но он делает шаг назад, два, прямо к окну. — Я бы с тобой тоже обязательно сразился до смерти. И сражусь, думаю. Ты просто так от меня не отцепишься. Но есть небольшая загвоздка… Шаг, еще один. Назад. — Скоро это место рухнет. Стальные балки плавятся. Советую тебе уйти, пока не пришлось выкапываться из-под завалов. — Погоди! Гон бросается вперед, пытается ухватить Джайро за плащ, как тогда, но тот тенью ныряет в пропасть за стеклом, бьет то локтем. И исчезает. Помня прыжок Неферпитоу, не стоит удивляться. Наверняка выживет. Такие твари, как он… точно так просто не умрут. Но ничего. Полный порядок. Действительно. Он подбегает к краю и смотрит за тем, как скрывается вдали крохотная белая фигурка. И чувствует, как растет на губах торжествующий оскал. Гон обязательно его найдет и убьет.