□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
Хисока. Настоящий. Прямо тут! Гон подлетает к нему так быстро, что, видимо, искренне озадачивает Иллуми. Но плевать, честно. Даже чувствуя на себе внимательный взгляд, Гон кружит вокруг чужой постели и внимательно вглядывается в чужие черты: лицо (то, что от него остается), смотрит на застарелые раны, морщит нос от явного запаха гноя. Сейчас бы расспросить его, узнать, какого черта все это было — особенно финальный побег от «Пауков», когда Гон уже науськивает Киллуа это сделать, но все, что он сейчас может получить — разве что крепкий пинок от Иллуми, потому что Хисока в глубоком ауте, и, кажется, наслаждается обмороком изо всех сил. Тот факт, что столь громкое вторжение не заставляет его проснуться, говорит не то, что о многом — просто орет. В итоге Гон присаживается рядом и внимательным взглядом буравит… кого, приятеля? У них с Хисокой настолько запутанные и сложные отношения, что он искренне не знает, как это обозвать. Дикость. Самая настоящая. Он осторожно тянет руку вперед, проводит пальцами по ранам, огибая свежие, вертит подбородок. Да уж, так просто это не вылечить. Хисока вряд ли из тех людей, которые страдают психологическими проблемами или будут — потому что он и так поехавший, смеяться здесь — но Гону кажется, что даже на нем подобный бешеный год оставит самое что ни на есть неизгладимое впечатление. Он ожидает, что Иллуми отгонит его или скажет что-то вроде «не лапай», но тот смотрит на происходящее со свойственным ему спокойствием и отсутствием интереса. Скорее всего, он прекрасно осведомлен об их отношениях, а потому, даже если он и знает про вступление в «Пауков» (от кого, Каллуто, разумеется), то вполне себе предполагает, что все это фарс. Лишь деловито отряхивает руки и выдыхает, затем замечает с тем же странным легким равнодушным энтузиазмом замечает: — Вообще-то, у меня назначено рандеву с одной женщиной, но раз ты тут, то так даже лучше. — Это еще почему? — таращит глаза тот, но Иллуми уже направляется к выходу. И что еще за женщина?! У того, впрочем, замирает и оборачивается. Несколько секунд они буравят друг друга взглядом, игра в гляделки, в которой Гону ни за что не победить. Иллуми, вероятно, размышляет, стоит ли знать Гону больше?.. Видимо, он все же склоняется в сторону доверия — во всяком случае Гон в его глазах явно из союзников Хисоки, и, может быть, вся эта чушь с аурой и кровью было намеком ему — а потому поясняет: — Ты его доверенное лицо. Одно из. Он заплатил мне за то, чтобы доставить его сюда… и связаться с той женщиной, — взгляд Иллуми на мгновение скользит по Хисоке, но затем вновь упирается в Гона. — Но не более. Сейчас он несколько ограничен в финансах. Да, значит, мысль про тайники оказывается верной. — Ты прибыл раньше, но та женщина уже в пути. Ты тоже ознакомлен с ситуацией, твое присутствие тут может выгодно сыграть Хисоке на руку, а меня лишит бюрократической возни с объяснениями. Мы все в выигрышной позиции. Так что нет смысла задерживаться. Последняя его фраза звучит равнодушно, но взгляд все же опускается на Хисоку. Интересно, они друзья? Или есть между ними хотя бы какое-то подобие товарищества? Тот факт, что Иллуми все же берется за эту работу — переходит дорогу Редану, хотя Киллуа божился отцовским наказом так не делать, многое говорит. Но Иллуми — чудила, вряд ли он делает это осознано, скорее считает выгодной инвестицией или работой по знакомству, не более. Когда тот делает шаг за порог, Гон вдруг бросает: — Вы связались через Каллуто? Замирает. Медленно оборачивается. Гон не вздрагивает, когда в него впивается ледяной взгляд, Иллуми не выглядит так, словно угрожает, скорее проверка — но он явно недоволен тем, что Гону это известно. Несколько секунд он молчит, и, кажется, они тянутся бесконечно долго. Главное не отвести взгляд. Упертость все же дает свой результат: давление уходит, и Иллуми бросает все тем же тоном: — Да уж. Хорошо, что это узнал именно ты. Младшему надо больше тренироваться. То-то Каллуто испугался, когда Гон нашел бумажку. Многое встает на свои места. Больше Иллуми не произносит и покидает комнату. Гон внимательно смотрит ему вслед. Он почти упускает из внимания приход владельца лавки, низенького старичка, неохотно объясняет всю рокировку, но тот принимает все достаточно быстро, чтобы не вывести Гона из себя и не вынудить бежать за Иллуми (искать того даже с нэн проблематично, а без…). Он мрачно наблюдает за тем, как тот колдует над чужими ранами, сам же в это время рассматривая их, все, гораздо пристальней, чем в подвале. Думается, не все тут дело рук Фейтана — последствие, но не более. Выпавшие волосы — просто результат отсутствия нормального питания, как и часть зубов. Работа Фейтана филигранна, какую ненависть не испытывай к нему Гон: выполнена так идеально, что ни одна рана не воспалилась, рубцы тонкие и едва заметные. Кроме самых крупных на животе и конечностях, словно там есть внутри, что-то, бугристое… Это замечает не только Гон, владелец лавки тоже, охает что-то, качает головой… Это явно не в его силах, потребуется помощь врача с большим арсеналом. Кто-то в Какине, размышляет Гон. У Фугецу найдутся ресурсы. Она из тех людей, что запросто сократит собственное пособие до нуля, лишь бы спасти своего ненаглядного Белеранте. Он извиняется и выходит, слоняется по округе пару часов и пропускает даже телефонные звонки от Биски и Киллуа; только потом догадывается по-быстрому перезвонить последнему и пояснить случившееся. Его пересказ тот слушает настороженно, напряженно. Часть с Иллуми, разумеется, не нравится ему больше всего. — Он просил передать тебе привет. — Пусть нахер сходит, — огрызается Киллуа, по звуку слышно, что скалится. — Батя нас убьет. Это точно. Только Миллуки не тронет, вот потеха. Затем немного молчит, размышляя. — Ну и? Как твой Хисока? — Он не мой, — цокает языком Гон, и слышит в ответ такой насмешливый фырк, что мгновенно суровеет. — Не надо мне тут ля-ля! — Гон, если Иллуми сразу все понял и свалил на тебя всю ответственность, то ваши тупые взаимоотношения очевидны просто… я даже не могу сравнение подобрать, просто вот настолько. Я бы наорал на тебя опять, но у тебя там опилки вместо мозгов, бесполезное занятие. Ну так? Что с Хисокой? Биски вон уже облизывается в предвкушении, мне ее расстроить? — Крепись духом, Киллуа, в этом доме ты останешься самым близким к ее идеалу мужчиной… Киллуа стонет. Следом Гон выдерживает солидную паузу на разного рода ругательства с той стороны провода и все потихоньку рассказывает: свои наблюдения, какие-то слова Нобунаги, составляет общую картину и с невеселой улыбкой бросает о схожести этого зрелища с тем, что они видели ранее, с Кайто. И у Гона вновь нет нэн. Только вот Хисока еще жив, его еще можно спасти. Но стоит ли? Он не признается в этом вопросе даже себе. Это не потеря рук, которые может пришить Мачи. Все гораздо страшнее. Вероятно, в мире есть лекарь, способный все полностью исправить (Аллука), но… Он знает, что никто не возьмется. Хисока создал себе репутацию, и теперь та работает против него. Он навсегда останется калекой, неспособным жить без чужой помощи. Это убьет его быстрее, чем пытки Куроро. Там, хотя бы, он чувствовал себя в какой-то степени нужным, не нуждался ни в ком. А сейчас?.. С этими мыслями он возвращается обратно, проходит вперед, в гостевые комнаты, кивая попутно лекарю. И замирает на пороге комнаты, чувствуя в воздухе запах антисептика и чужой крови. Старается не вздрогнуть, когда на него обращается чужой взгляд, мутный, а воздухе повисает неясное хрипение — попытка что-то сказать. Да. Язык — тоже отрезали. — Ты выглядишь как мумия, — криво улыбается Гон и подсаживается на соседнюю табуретку. Странно чувствовать себя сильнее, чем Хисока. Динамика их сил не менялась так долго, но сейчас… Это что-то совершенно неправильное. Он видит, как тянется к нему чужая рука, тонкая, словно там лишь кость под кожей, и спешно перехватывает ее перед падением обратно на простыню. Даже страшно думать, сколько стараний потребуется чтобы вернуться хотя бы к минимальной былой форме. Невероятно. Пальцы — холодные, и Гон неуверенно поглаживает их своими, пытаясь согреть. Поднимает взгляд и смотрит в чужие глаза… глаз. Один. Точно. — Стоило оно того? Тот бой? Стоила ли того месть Неферпитоу… Плевать на ответ. Гон знает, что Хисока заплатил слишком много, он сам виноват, все это — лишь последствия его неблагоразумия. Это так. Нет смысла злиться на Редан. Фугецу ведь уговаривала его, предлагала отправиться с ней. Не каждый день с тобой хотят работать особы королевских кровей! Жизнь во дворце была бы райским наслаждением, тем более, там могли вылечить его старые раны и вернуть настоящее лицо. Но… это ведь золотая клетка. Для него. Это ведь… Хисока отказался, потому что свободу он ценит сильнее всего. Куроро лишил его этого; запер в подвале на год, а следом лишил возможности двигаться дальше в одиночку. Зависимость от кого-то — как яд для Хисоки. Искусная страшная месть. В коридоре доносятся шаги, и Гон резко поднимает взгляд. Щурит глаза, когда делегация из трех — единственным знакомым среди которых остается лекарь — проходит в комнату. Первая — невысокая девушка сбитого телосложения. В хорошей форме, видно по мышцам и легкому следу ауры, скорее всего даже владеет нэн. Она не слишком приметна, теряется в толпе, если уж честно, но сейчас вся во внимании Гона: с уверенным взглядом. Больше этого его привлекает лишь косичка сбоку, короткая с цветной лентой. У Гона стойкое ощущение, что они виделись. Что где-то… Он точно помнит ее лицо. Вторая же фигура… Персона… Гм. Что-то похожее Гон ощущает, когда видит Хисоку в первый раз на Небесной Арене. Трепет, ужас от ощущения, что перед ним кто-то опасный, но в то же время абсолютное недоумение: тогда Хисока озадачил его каблуком в добрые несколько сантиметров, эта же персона… Просто своим обликом. Но он определенно точно ощущает тонкое чувство дежа вю, когда видит осветленную белилами кожу, зализанные в странную прическу волосы, яркий макияж и цветастый наряд с туфлями, которые больше подойдут женщине. Это заставляет его застопориться потому, что мужчина перед ним — мужчина, высокий и хорошо сложенный. С ним о наличии ауры сомневаться нет смысла, она почти оглушает в ту самую секунду, когда Цветной Человек заходит внутрь. — Значит, это правда, — говорит он, когда бросает быстрый взгляд на кушетку. Чужие пальцы царапают ладонь Гона, и тот хмурится. Хисока его знает? Затем говорит девушка, уже с лекарем: — Я принесу деньги с утра. Или выписать чек? — Предпочитаю работать со старыми-добрыми чемоданами, — хихикает старик. — Я заплачу, — Цветной Человек отмахивается так, словно это не проблема, и Гону остается лишь гадать, сколько стоили проведенные манипуляции. Затем чужой взгляд впивается в него, и он вздрагивает, невольно вытягиваясь по струночке. Такое же ощущение, как и у Биски… Ужасно! Но Цветной Человек не угрожает, лишь цокает. — А, ты, наверное, тот наемник. Верно? — Я не Золдик, — трясет головой Гон, не отпуская чужие пальцы. — Я, эм, друг. — Друг? Голос Цветного Человека звучит насмешливо, снисходительно почти, но более он не произносит ничего. Сухо кивает лекарю и девушке, затем шумно — стук каблуков отдается эхом довольно громко — покидает здание, словно цветной ураган с цветочным ароматом. Странная личность. Гон некоторое время размышляет, что может связывать его и Хисоку — в голову лезут смутные подозрения — пока вдруг не видит, как к кровати подходит та самая женщина. На ее лице тоска и ужас, и, качая головой, она бормочет: — Ну и до чего ты себя довел, Хисока? — затем опускает взгляд на него. — Ты же ученик Бисквит-сан, да?□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
Женщину зовут Абаки. Владелица гостиницы, в которой они останавливаются — ну точно. До этого он видит ее лишь один раз, но в тот момент слишком занят размышлениями о Хисоке, поэтому как-то не запоминает. Но сейчас же — лицом к лицу. Оказывается, она его тоже знает... Причем довольно давно. Странное совпадение, что хозяйка гостиницы, где они останавливаются, оказывается его близкой подругой юности, но вся эта история, начиная от встречи с Фугецу, и без того веет чем-то ненормальным, так что Гон воспринимает это скорее как данность. Все идет наперекосяк. Джайро, бомбы, возвращение нэн и Хисока — его жизнь превращается в маленький круговорот хаоса, и, честно сказать, он уже не находит это плохим. Скорее как наследие Джина; с тем, судя по всему, тоже по молодости постоянно происходило что-то невероятное. Абаки — судья на той самой подпольной арене, куда так активно гонят Гона Биски и Киллуа, кажется, она же ею и владеет. Гон не слишком уверен… Он занят другими мыслями, когда Цветной Человек возвращается с увесистым чемоданом в руке и выгоняет их из комнаты, и, не зная куда себя деть, он бродит вокруг, кругами. Абаки смотрит на него снисходительно — как типичный ответственный взрослый, видящий перед собой идеальную будущую версию своего старого друга с деструктивными наклонностями. Затем предлагает поболтать на улице, на крыше. — Никогда не видела других друзей Хисоки… Знаешь, как говорят? Скажи кто твой друг, и так далее. Подмигивает. Манера общения у Абаки приятная, и Гон абсолютно не может соотнести тот факт, что она и Хисока когда-то давно тесно общались. Что-то за гранью нормального: у того всегда знакомые либо пришибленные, либо… Да ладно, шутка, нет у него других знакомых. Крыши, как помнит Гон, всегда отличное место для размышлений и болтовни, а потому довольно легко соглашается. Тут воздух пахнет иначе, не как в Метеоре, и вдыхать его приятно — пусть и с легкими ароматами пыли и далеких шахт, это хотя бы не горящий мусор. Он поудобней устраивается на черепице, когда как Абаки опускается рядом и виновато улыбается. Похожа на Фугецу, вдруг понимает он. Неужели та нравилась Хисоке именно поэтому? — Ты давно с ним знаком? — вдруг бросает она, и Гон неопределенно пожимает плечами. — Ну, лет пять? — Обычно столько его «друзья» не живут, — скептически замечает она, и Гон не сдерживает смешка. Ну-ну, уела. — Я с ним… ну, больше десяти точно, — вздыхает и откидывается назад. Взгляд у Абаки блуждает, пока она не уставляется вверх, на звездное небо, едва различимое за неоновым светом. — Мы, правда, почти не общались. Иногда случайно сталкивались, да и я пару раз ездила на Небесную Арену посмотреть, а там, ну, ты знаешь. Хотя первый месяц почти все время рядом были. — Как лучшие подружки? Обмениваются ехидными взглядами, и Абаки фыркает. — Ага, лучшие в мире. — То есть ты знаешь его с того возраста, когда он был сопляком типа меня? — Примерно, — подмигивает ему она. — Правда он был чутка повыше… Эй, а вот это уже низко. Что Гон и озвучивает. — Да уж, понимаю, почему ты ему понравился. Чувство юмора у вас двоих примерно на отметке минус сто. Это его дурное влияние, да? Он весь такой загадочный, а потом как начнет. Абаки качает головой с таким видом, словно это самое настоящее преступление. Кощунство в высшей степени. Но затем улыбка ее слегка меркнет, и она косится вниз, туда, где сейчас творит неизвестно что Цветной Человек. Закусывает губу. — Ты хорошо его знаешь, Гон? — Достаточно, чтобы так же плохо шутить. Гон невинно улыбается, когда его одаривают порцией осуждающих взглядов. Но ответ засчитывают. — Я знала его не так долго, но достаточно, чтобы… ну, прочувствовать. Глупо, да? — внезапно горько улыбается Абаки. — Он исчез одной ночью, когда и наш учитель, и я все гадала — куда? А потом поняла. Он его просто убил. Это в природе Хисоки… разрушать все дорогое себе. Ни за что не цепляться. — Учитель? — Да, — медлит. — Учитель. Его звали Моритонио. Мы… познакомились тут. Затем она кратко рассказывает то, что было: про то, как труппа одного нэн-циркача находит брошенного подростка, выхаживает, а тот становится Проблемой — аналогичная история вхождению Хисоки в Редан, только без драматичной первой части. Моритонио видит в Хисоке потенциал, опасность, и, как думается Гону, в какой-то момент они просто не сходятся во взглядах и пытаются друг друга убить. Странно. Он думал, что подобная жажда адреналина у того появилась гораздо позже, но, выходит, Хисока носит эту странную маску очень давно. Настолько, что почти с ней срастается. Он избавляется от людей, с которыми переходит черту. Но в итоге все равно остается четверо. Абаки, Мачи, Фугецу и он сам. Четыре просчета. Любимое число Хисоки, да? — Мне казалось, он не стал бы идти к тебе за помощью, — Гон задумчиво скребет подбородок. — Это не в его… характере? Не знаю. Он же не любит болтовню о прошлом. — Просто я единственная, кого он кое-как терпит, — Абаки накручивает косу на палец и неловко улыбается. — Что-то вроде сентиментальной дружбы, не знаю. Ему иногда свойственно человеческое. Думаю, ко мне он обратился просто потому, что я уже видела его избитым в кровь и не стану этому удивляться. Скорее потому, что Редан о тебе не знает, а больше у Хисоки никого нет, не озвучивает Гон. — Ну или в его учителе… — Моритонио? Он же мертв. Абаки резко косится вниз. Ее лицо меняется всего на секунду, но это непозволительно много — и Гон догадывается, о ком она говорит. Краски, образ. Неприязнь Хисоки. Все это не просто так. — У Хисоки… был еще один учитель. До Моритонио… — она поднимает на него взгляд. — Это человек, который пришел сегодня со мной. Ты видел его. Его зовут Каффка.