□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
Честно говоря, в такие моменты Гон ощущает себя главным героем какого-то дешевого шпионского триллера: все по закону жанра. Вот он сидит в тесной клетушке в местной церкви, которая по совместительству является чем-то вроде связующего центра между подпольем и людьми высшего сорта, занимающими чуть более высокое положение; телефон тут проводной, но вокруг столько глушилок, включая из нэн, что его подслушает разве что местная настоятельница, очаровательная одноглазая бабулька с огромным тяжелым револьвером на поясе. На том конце звонка — Куроро, «данчо», как надо его называть, но Гон слишком привыкает к имени, поэтому подобное обращение кажется… странным? Он наматывает провод на палец и косится по сторонам. Его не то, что особо беспокоит, если его услышат, но вся эта конспирация начинает порядком утомлять. Он не шпион! Почему его постоянно затягивают в какие-то подобные истории? Серьезно, это как-то ненормально. Хотя, уныло думается Гону, именно об этом и говорит Джин тогда на дереве — все это просто последствия бытия охотником. Приключения сыплются на него сами. Хотя, если можно, он попросил бы судьбу давать ему что-то… про исследования и путешествия, а не политические игрища или близкое к ним. Афера с «Пауками» и Хисокой, к сожалению, попадает под второе. Он уже некоторое время продолжает выступать на арене Абаки под новым чудным именем и тренировать нэн. В целом, жизнь идет своим чередом: Фугецу мучается вместе с ним, Аллука обскакивает их всех и уверенно идет к статусу очередного нэн-монстра семейства Золдик… Биски все так же уверенно меняет наряды на новые ядовитого цвета фуксии и заглядывается на некоторых бойцов. В какой-то степени это можно даже назвать повседневностью. И иногда связывается с «Реданом», продолжая играть роль послушной ищейки. Это не первый его звонок им, и, вероятно, не последний. — Думаю, — произносит он, — я вышел на его след. Речь, разумеется, о Хисоке. Куроро лишь мугыкает в ответ, очевидно, намекая продолжать. — Пока только ищу, но есть… Следы? Как это назвать? Короче, думаю, он относительно недалеко от меня, но пока не знает, что я за ним рыскаю. Типа, я тут работаю, так что это дает какой-никакой плюс к маскировке. Так что не советую вам сюда приезжать. Ну, на данный момент. — Ты уверен, что это он? — Я предполагаю, — отрезает он. — Хорошему охотнику нужно время. Скорее всего это именно он. Ты мне не доверяешь? — Верю, — добродушно фыркает на том конце Куроро. — Просто немного устал. Ты молодец, Гон. Продолжай в том же духе. Как только подтвердишь свои догадки — дай обратную связь. — Ага, бывай. Он тупо смотрит на трубку, из которой уже доносятся протяжные гудки. Ну, свою часть работы он делает. Как Хисока и хочет — бессмысленно и глупо, конечно, но не его судьба, так что кто он, чтобы судить? Он вешает ее на место, выходит из клетушки и благодарно кланяется госпоже настоятельнице; затем быстрым шагом направляется обратно, в сторону гостиницы Абаки. Ноги несут его по знакомым улицам, он ловко огибает товарные повозки и автомобили, но мысли его сейчас совершенно в другом месте, далеком, и вместе с тем — столь ужасающе близким. Проходит около двух недель с момента, как он говорит с Хисокой. Для столь нетерпеливого человека, как он, это ужасающе огромный срок — но он решает не нарушать обещания и не заглядывает к нему, совсем. Обида ли это?.. Глупо обижаться на дураков. Киллуа в этом плане прав (поэтому не обижается на Гона). Но Хисока ведет себя по-детски, словно действительно не видит ничего плохого в своих действиях и решениях. И ладно бы только желание подраться с Куроро, это еще можно понять, но все, что следует за этой битвой? Хисока оказывается мстителен; как и «Редан», и они лишают его буквально всего. Всего!.. Здоровья, красоты, возможности говорить… Берут слишком много. Но Гон понимает, почему; не понимает лишь того, почему Хисока все это продолжает. Это же его убьет!.. Можно добровольно соглашаться на опасные действия, но не на те, что больше походят на жажду умереть. Хисока словно намеренно преследует смерть, пытается дотянуться до нее, но та ускользает; что-то подобное, наверное, происходило между ним и Куроро. Он не хочет жить? Но его хацу его откачало. Значит, еще как хочет. Тогда в чем причина? Зачем продолжать гнаться за смертью? Или это что-то глубоко в подсознании, о чем Хисока и сам не догадывается? Иногда подобное лучше видно со стороны. Да, но… В какой-то момент он не выдерживает и жалуется на это Киллуа. Они вдвоем сидят на крыше и делят добытый ужин: за столом его приятель неосторожно бросает шутку про возраст Биски, и теперь внизу на него объявлено настоящее сафари. В ответ на претензии тот лишь фыркает с таким видом, будто вещи очевиднее никогда не было. — Ты типа только сейчас догадался? Киллуа смачно откусывает от бутерброда. — Браво. Поздравляю тебя с открытием. Хисока всегда таким был. — Прямо вот всегда? — Гон хмурится. — То, что ты этого не замечал, не отменяет факта его дебильного поведения и суицидальных наклонностей… в такой обертке, — пожимает плечами. — Я знаю таких. Слышал от отца про работу, встречал… тебя тоже, в том числе. Адреналиновые маньяки гонятся за ощущениями, которые вынудят их почувствовать себя живыми. Это плохо заканчивается. Обычно это следствие… чего-то, может, случилось что-то. Знаешь, когда теряешь волю к жизни? Ты-то точно знаешь, не надо мне тут башкой вертеть. На лице Киллуа мгновенно зловещая ухмылка. — Напоминает бой с Питоу, да? — Ты мне вечно будешь это припоминать? — возмущенно пищит Гон, и Киллуа бросает на него многозначительный взгляд. Ухмыляется. — Да. Так что смотри, теперь у тебя эталонный пример, к чему может привести дебильное поведение. Мотай на ус, так сказать. Этот спор может продолжаться бесконечно, как и ругань из-за всей той ситуации с Питоу, но… это глупо! По мнению Гона. И дело не в Питоу, а в Хисоке. Да, он поступает необдуманно, и Гон абсолютно согласен с утверждением, что тот явно зависим от адреналина, но… Потерять волю к жизни? Разве это про него? Хисока не похож на человека, который даже задумывается о возможности покончить с собой. Это бы обязательно всплыло, хотя бы на Острове Жадности. Но он соглашается сыграть с ними в волейбол, тратит время на то, чтобы рассказать про дурацкие романтические квесты в городе Айай, в общем, ведет себя совсем не так, как, например, Курапика. Вот про Курапику так сказать можно. После новости об аукционе тот абсолютно теряет остатки старого себя, зацикливается на мести. Да и до, что уж там. Проступало. Но Хисока?.. Хисока тоже зацикливается на мести, пробегает холодок по спине. И готов рискнуть всем, чем только может. Он просто надевает одну из своих бесчисленных масок. Опять. И, может, все происходящее до этого — не более чем очень красивый спектакль. Но Хисока до боя с Куроро и после — абсолютно разные люди. Может, эти наклонности лишь следствие? Может… Но Гон все равно отказывается верить. Глупость. Тут есть другая причина, точно, не только поиск задорного способа сдохнуть. — Ты можешь думать что угодно, Гон, — замечает Киллуа усталым тоном, словно учитель, раз за разом повторяющий истину нерадивому ученику. — Но я вижу это. Абаки тоже. И, думаю, даже сам Хисока это прекрасно понимает. Он обреченный человек, Гон. Он ищет смерти. Но зачем искать ее, когда есть такая чудесная жизнь? Курапика осознает это, знакомясь с Ойто и ее дочерью на смертельном круизе Какина. Он находит новый смысл существовать и дальше в маленьких радостях, что заставляли его вновь ощущать себя живым. Да, это потребовало много. Но он нашел свое счастье — потому что были люди, которые за него волновались. Всем нужен кто-то, кто о нем беспокоится. И Хисоке тоже надо просто понять эту маленькую истину, осознать, что у него есть Фугецу и Гон, нет смысла продолжать. Это круговорот мести не принесет ничего хорошего, лишь дальнейшие страдания всем — и ему, и «Редану». Только разочарование. Эти мысли гонят его прочь, в сторону клиники. Он добирается до нее стрелой, влетает внутрь и кивает владельцу, после чего резко поднимается наверх, в нужную палату, хочет сказать что-то вроде «давай помиримся, плюнем на месть и лучше сыграем во что-то, в те дурацкие романтические квесты», но, когда он, окрыленный этим решением вторгается внутрь, то понимает, что вместо знакомого едва ощутимого запаха медикаментов его встречает пустота. Кровать ровно заправлена. Но здесь — пусто. Несколько минут он лупоглазо оглядывается, надеясь, что Хисока просто отошел, но затем чувствует, как на лестнице раздаются шаги. Стоит ему поднять глаза, как в проходе он встречает Абаки — та улыбается, виновато, и неловко потирает затылок. Затем поясняет: — Мне позвонил хозяин… Ты так быстро убежал, он даже ничего сказать не успел. Хорошо, что я тут рядом была. Он испугался, что ты... — Где Хисока? — тупо спрашивает Гон. Он же не мог… с собой… да? Сердце начинает биться чаще. Наверное, это отражается на неподконтрольной ему ауре, и Абаки это чует. Она проходит несколько шагов вперед, к кровати, затем присаживается на ее уголок. Взгляд ее серьезен, это явно не гадания на облаках или попытка успокоить. Она не станет врать — Гон это чувствует, и искренне благодарен за то, что она не пытается использовать раздражающий аргумент возраста. Рукой разглаживает смятое одеяло. — Он слинял, — признается она. — Уже как пару дней. — Слинял?.. Лицо Гона, видимо, перекашивает очень сильно, что пробивает ее на улыбку. Она фыркает. — Ага. Использовал выданные ему нэн-протезы для мышц по полной и вывалился в окно. Я много мест прочесала, но так его и не нашла. Он чего-то выжидает. Засранец, да? — Не то слово, — все еще в шоке соглашается Гон. Да ну нет. Быть того не может. Этот… придурок, Гон тут приходит к нему, наконец, после двух месяцев молчания, решает наладить контакт, а он просто берет и сбегает! Наверное, он должен ощущать опустошение, но у Гона просто дергается глаз. В основном от возмущения. Просто невероятно. Он забирает все слова назад, Киллуа прав на все сто, Хисока — идиот, и если он его найдет, то устроит сладкую жизнь. Но не это самое ужасное во всей ситуации, Гон просто в тихом ужасе от того, что знает, зачем Хисока это делает — свой грациозный пируэт прямо в окно. «Дай мне немного времени». Так он говорит. Это начало конца. И знак — Гону. Хисока его хорошо знает, либо понимает, что к нему в конце концов обратится Абаки. Пора звонить «Паукам». Хисока выходит на охоту. Он может бесконечно долго сопротивляться, делать вид, что нет, этого не случается, но если будет тянуть, то Хисока сам подаст им знак… Это не выход. Слишком опасно. Плюс, размышляет Гон, он может организовать ему более выгодные условия для боя. Вопрос, конечно, как, но Гон подумает. Сделает что-то… Как же это сложно. Он сглатывает. — Думаю, в этой ситуации мы уже ничего не сделаем, — бормочет он, виновато смотря на Абаки. Та щурит глаза. — Это его та самая… больная мозоль. Он не отступит, пока это не закончится. — Значит, выхода нет. Вздыхает. — Так и знала, что так это закончится. Ну и бестолочь. Ты же работаешь, да? С теми людьми, которые на него охотятся? Когда Гон кивает, она пожимает плечами. — Нет смысла ждать. Чем быстрее это произойдет, тем больше нервов мы сохраним. — А это нормально? Местные франшизы не взбунтуются, когда сюда придет «Редан»? — Владельцы франшиз будут только рады, если они разберут собственные проблемы, — Абаки хмурится. — Ну, это если они узнают. Но я уверяю тебя, эти люди бесконечно далеки от забот таких простых обывателей, как мы с тобой. Для них вся беготня за Хисокой — не более, чем крошечное недоразумение. Интересно, включает ли это Каффку. Абаки, в отличие от Фугецу, более трезво смотрит на ситуацию. Что ж, работать с этим легче. Гон вылетает из клиники и замирает, вслушиваясь в окружающий шум. Город вокруг не спит, никогда — выжидает, словно хищник. От этого места и правда веет Хисокой, старым, тем, кого он встречал еще на экзамене. Словно неприятное напоминание об утраченном. Словно Хисока пытается влиться в это место вновь, подражая ему и живя старой жизнью, хотя его организм уже не способен. От предстоящего напряжения контроль над аурой пробивается, частично, и эн обхватывает дома вокруг, тянется, тянется… Но никого, кроме местных жителей и Абаки он не обнаруживает. Ну конечно, фыркает. Разумеется, что Хисока не будет прятаться так близко. Затем, он оборачивается назад. Абаки, наверное, не нравится все это — но она знает Хисоку, а потому понимает, что это не остановить. Пусть. Пусть играется в свою глупую месть. Внутри Гона ворочается злость. Если Хисока так хочет, то пускай. Но у Гона тоже есть желания, и сейчас он не готов уступать. Хисока просто ни черта не понимает, не ценит людей, которым он дорог. Ну ничего. У Гона есть время, а еще возможность подготовиться. Он отворачивается, припоминая, где именно заседал Каффка, а затем достает телефон и набирает номер. Прикладывает к уху. Сначала — Куроро. Потом бывший учитель Хисоки. — Это я, — коротко сообщает он. — Я узнал, где он.□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
Заведение, принадлежащее Каффке, очень сильно веет им самим — от вырвиглазных ярких обивок на диванах и заканчивая странным ароматом в воздухе, густым и пьянящим. Обычно это место забито битком, Гон знает это со слов Абаки, но сейчас оно пусто: и единственные посетители сейчас, помимо владельца и, собственно, Абаки — это сам Гон и «Редан». По-хорошему, сюда стоило бы позвать Фугецу и Киллуа для чистоты эксперимента, но их присутствие вызовет скорее больше вопросов. Сидя на высоком барном стуле, он нервно барабанит пальцами по коленям и с опаской смотрит по сторонам. Куроро и остальные прибывают в город как можно быстрее, почти что на следующий день. Они — словно посетители, стройным рядом. Лицо у данчо угрюмое с глубокими тенями под глазами, и Гон понимает — он не спит ровно с момента звонка. Все в нем, словно у Хисоки, напряжено перед предстоящей схваткой. Абаки с Каффкой стоят по другую сторону стройки, и владелец места разливает напитки с мрачным лицом — не как обычно, с очаровательной улыбкой. Однако, со стороны и не скажешь, что это важные деловые переговоры между представителями Метеора и местных франшиз. Когда-нибудь, обещает себе Гон, это закончится, и его перестанут затягивать в подобные дела! Ему самому предоставляют безалкогольную газировку. Затем, Каффка все с тем же крайне нейтральным выражением лица замечает: — Итак, думаю, мы пришли к единому мнению на этот счет. Позади него кивает Абаки. — Морро Хисока представляет для нас крайнюю опасность, как тесного сообщества. Несмотря на некоторую причастность к нам в прошлом, он все еще является нестабильным элементом, не способным сдерживать кровожадные порывы. Это не самое редкое зрелище в наших краях, — Каффка поднимает один бокал и выразительно смотрит на Куроро. — Однако франшизы не терпят тех, кто переходит дорогу влиятельным людям, к которым относитесь Вы, Люцифер-се. Он говорит почти без акцента, но Гон впервые слышит это странное обращение. Вероятно, причуды местных. Абаки обходится без них, но он уверен, что это просто особенность местного языка: как некоторые обращения на Китовом острове, которые он старается не применять на большой земле. Или разные боги. Его личные божества вряд ли помогут тут, где властвует один, единый. — Вы согласны помочь нам? — Убить Хисоку? — Каффка отпивает из своего бокала и чуть щурит глаза. Голос его звучит вкрадчиво, опасно. Как у Хисоки. — Разумеется. — Мы не будем нарушать местных законов и постараемся свести разрушения к минимуму. Если возникнут какие-то проблемы, мы возместим стоимость и даже добавим сверху. Однако, — четко проговаривает Куроро, — нам нужно убить этого человека. Любой ценой. Наверное, размышляет Гон, Хисока знает, что именно Каффка предполагает о том, где его искать. И что он согласится помочь «Паукам». Это логично. Он все же его учитель: Биски, например, тоже предугадывает некоторые паттерны его поведения. И дает наставления Киллуа… Очень неприятно… Ладно, оставим это на момент, когда у него не будет кое-каких других проблем, вроде той, что перед носом. Некоторое время взгляд Каффки скользит по окружению, на мгновение задерживаясь на Гоне. Наверное, думает о том, что его названный «друг» его же и сдает. Впрочем, Гон и ухом не ведет, потому что у него есть Планы, и сейчас он должен научиться искусству вранья, чтобы ни одна живая душа не заподозрила в нем предателя. Боги!.. Он идет по стопам Хисоки. Докатились. Вся эта грандиозная подготовка к финальному сражению начинает напрягать. И утомлять. Но Хисока не будет Хисокой, если не захочет закончить все на своей ноте и уйти красиво. Театрально, даже. Гону вспоминаются слова Киллуа, и он размышляет: неужели мечта Хисоки — это уйти из жизни в бою? Но тогда почему его хацу оживляет его после схватки с Куроро? Потому что она была не один на один? Столько вопросов. Затем, Каффка замечает: — Любой, говорите? — Разумеется. Куроро настроен решительно. — Как владелец франшизы, на чьей территории вы проводите охоту, я буду участвовать в ней тоже. Мне не нужны проблемы, Люцифер-се. Этому мероприятию необходим контроль со стороны, который Вы вряд ли способны обеспечить. — С какой стати?! — рявкает рядом Фейтан, но Куроро останавливает его жестом. Выразительно смотрит на Каффку. — Я не вижу смысла. Позволите поинтересоваться, зачем? — А если я откажу пояснять, ты потеряешь интерес? — Каффка добродушно скалит зубы. — Я видел его сражения на Небесной Арене и знаю, на что он способен. Боюсь, если оставить все на вашу совесть, вы устроите сущий хаос в моем районе. Не поймите превратно, я уважаю ваше мастерство, а конкретно Ваше, Люцифер-се, видел на записях с того самого боя. Но я владею этим местом и обязан содержать его в порядке. — Просто контроль? — удивляется Куроро. Каффка цокает: — Не понимаю, почему Вы отказываетесь от лишней помощи. Скажите, Ваша цель — убийство Хисоки любой ценой, или же месть? Когда данчо лишь сцепляет зубы, его награждают улыбкой. Ну конечно. Куроро ищет мести, хочет убить его лично. Но они на чужой территории, поэтому его препирательства скорее усложнят всем охоту. Поэтому, спустя несколько секунд, данчо все же кивает. Это решение явно огорчает остальных «Пауков», Нобунага разочарованно цокает, но, судя по взгляду, он прекрасно понимает причины. Да и лишняя помощь — не помешает. В свое время именно мафия Какина позволяет им добраться до Хисоки в первый раз. Понятно, что тогда Куроро не увлечен жаждой мести настолько, тогда он не проводит целый год наедине с живым трупом, не в силах его прикончить — ведь это так милосердно, но… Сам факт. Нобу наклоняется к Гону и шепчет: — Ты с нами, поц? — Он меня прикончит, — фыркает тот. Не важно, что причина отказа — другая. Куроро он поясняет это тем, что его хацу нестабильно, и в основных действиях он участвовать не будет, но поможет по возможности. Ясное дело, что это вранье, и Гон будет занят совершенно другими вещами. — Да ладно, ты живучий таракан. — Иди в жопу! — Когда ж ты уже овладеешь нэн обратно? — тоскливо вздыхает он. — Я скучаю по драке в дуэте. Интересно, поработают ли они когда-нибудь вместе?.. На этот вопрос ответа у Гона нет. Он лишь пожимает плечами и вслушивается в продолжающийся диалог. Следующая фраза Каффки заставляет его зло сузить глаза, однако, он удерживает мнение при себе. Сейчас это все равно не играет никакой роли. — Если я найду Хисоку, я убью его первым. Несколько секунд Куроро сомневается, ему явно это претит, но затем кивает. — Но я проверю, мертв ли он. — Разумеется, — Каффка словно не обижен, хотя звучит так, будто его способности подвергают сомнениям. — Я слышал про то, что он откачал себя. Лишняя осторожность не помешает. Рассуждает равнодушно и жестоко. Гон бы так не сумел. — Надо отрубить ему голову… — Иногда и это не помогает, — возражает он. — В истории нэн полно инцидентов, когда разъяренный дух проклинает своего убийцу и превращается в проклятье, покидая искалеченное тело. Чем более мягко вы его убьете, тем меньше поводов у него будет создать проклятье или условие. Гон припоминает Питоу и размышляет: скорее все это правда. Того возвращает к жизни, подобно кукле, лишь из-за страха гибели Короля от рук Гона. Действуй тот иначе, исподтишка, то, возможно, ничего бы и не было. Нэн зависим от эмоций, чем ярче она при смерти, тем ужасней выходит проклятье. Хисока и так жутко зол, если эмоции обуяют его под конец… Да уж, Куроро не повезет, если он окажется рядом в этот самый момент. — И еще одно… Он щурит глаза, когда видит, как Каффка наклоняется к Куроро, непозволительно близко, и затем шепчет ему что-то — так тихо, что никто не слышит. Чувствует, как напрягается рядом Нобу, но, судя по тому, как они обмениваются взглядами, это остается их маленьким персональным секретом. Сказанное явно не нравится Куроро, он темнеет лицом, но не возражает. Видимо, это одно из тех условий, что его не устраивают, но за которые будет дан зеленый свет охоте. Куроро и правда готов на все. Он хмурится и медленно, сквозь зубы, цедит: — Это все? — Это все. Каффка улыбается ему, мягко, словно больше не потревожит, и Гону эта улыбка — с чуть изогнутыми уголками губ, узкая — кажется жутко знакомой.