□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
Проходит несколько месяцев. Не самый долгий срок, но вместе с тем — невероятно длинный, если задуматься. Проходит ужасающе много времени с момента, как он вновь уезжает с Китового острова и покидает Мито-сан. Как пожимает руку Фугецу и принимает ее предложение. Скоро ему будет шестнадцать, и он чувствует это на себе: как тело становится менее пластичным, но более выносливым и сильным. Приходиться учиться многому (не только математике): думать о налогах, которые высылает ему правительство их маленького острова, размышлять о накоплениях и, даже, бриться. Самая большая проблема. С щетиной в отражении он все больше напоминает Джина, и Гон вспоминает слова Джайро. Просто его клон. Полная генетическая копия. Но Джин, даже в свои... сколько там ему лет, все еще остается не самым высоким, хотя немного и опережает Гона, и это приводит его в бешенство, самую страшную ярость: получается, он так и останется низким?! Ужасно! Надо придумать хацу, чтобы вытянуло его в высоту, потому что уступать Киллуа, который сто процентов унаследует рост своего отца — то есть за два метра — Гону совершенно не улыбается. Ужасающая проблема, он жалуется об этом Хисоке, и тот лишь хрипло сипит — смеется таким образом — после чего замечает, что он всю жизнь был клопом, и таким и останется. Судьба. Издевательство от Киллуа Гон еще готов стерпеть, но вот от Хисоки? Ни за что в жизни! Но, да. Проходит несколько месяцев. Близится зима, и на улице становится значительно холоднее. Тренировки проходят успешней, чем опасается Гон. Он выявляет определенную закономерность: аура подчиняется в моменты, когда ему грозит смертельная опасность, по его мнению, естественно. Это очень интересно… Выходит, Гон подсознательно готов защищаться, но в другие моменты его собственный нэн шлет его к чертовой матери и попросту игнорирует все сигналы, даже если сейчас ему очень пригодится все для той же самообороны. Например, когда из него выбивают дерьмо на арене Абаки. Но возникает еще одна проблема… Аллука и Киллуа весьма воодушевленно воспринимают указание, поэтому устраивают на него самую настоящую круглосуточную охоту. Круто, конечно, что аура часто подчиняется, но не такими же блин, методами! (он старается не думать о том, что за человек такой этот Каффка, если рядом с ним аура всегда подконтрольна Гону) В остальном, впрочем, все спокойно. Фугецу постигает нэн, не супер быстро, но достаточно неплохо, чтобы Биски была довольна; выступления на арене приносят ему славу (и деньги!), которые он отправляет Мито-сан. В городе его даже начинают узнавать, и Гон чувствует смутное пьянящее ощущение известности — но держит его в узде, не желая зазнаваться. Но теперь он знает, что чувствовал Хисока на арене в моменты, когда толпа скандировала его имя: нелепый восторг, вот на что это похоже. Изредка он созванивается с «Пауками», но Куроро, вероятно, понимает, что ему нужно время, а потому на том конце провода обыкновенно висит Нобунага, пересказывающий подробности очередного ограбления. Хисока же… Да. Хисока тоже тут. Продолжает существовать у Каффки на втором этаже, словно неприкаянное приведение. Тот пристально наблюдает за своим бывшим учеником, за медленным процессом выздоровления. Сказать, что Хисока «плох» — значит приукрасить. Он — развалина, месть Куроро удается. С трудом он может садиться на кровати, не говоря уже о чем-то другом; хотя Каффка сжаливается над ним и просит местного мастака протезов (в городе, где властвуют банды, такой человек незаменим) сделать хоть что-то — и, в итоге, он может ходить… Недалеко, правда, недолго, сил у него сейчас меньше, чем, наверное, когда Гона едва не убивает лисомедведь в памятный день знакомства с Кайто. Протезы для пальцев, ноги, какие-то искусственные сухожилия. Сломается одно — и он вновь превратится в беспомощного калеку. Это его явно угнетает, сильнее, чем потеря нэн Гона. Но он молчит — не только из-за вырезанного языка, может долго смотреть в стену, молча, мысленно переживая одни и те же дни в подвале. Если подумать, то меняется лишь декорация: по сути Каффка держит его на привязи, как и Куроро, пусть чуть более милосердно. Мастер протезов под громким именем Конфигуратор Плоти делает ему идеальную маску для лица: кусками, конечно, но сам факт ее существования — того, что Каффка задумывается о ее необходимости — злит Хисоку так сильно, что он отказывается от нее, намеренно, соглашаясь разве что на нос, чтобы скрывать обезображенную нижнюю половину лица под медицинской маской. И шрамы, конечно… У Хисоки их теперь огромная коллекция. Больше, чем была — тогда, наверное, он прячет часть под «Текстурой». Но самый крупный, свежий — на груди и спине, в месте, где клинок Каффки пробивает его насквозь. Пытки с проволокой тоже оставляют следы, змеевидные рубцы, тянущиеся вверх. Гон видит это, когда приходит к Хисоке поболтать — он часто это делает, желая того подбодрить, но Хисоку, кажется, это гнетет еще больше: раньше он в их тандеме сила, а теперь роли меняются.□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
На улице уже вечер, но отопление еще не включают — поэтому даже в помещении прохладно. Гон вваливается в комнату, потирая руки: ему хочется рассказать обо всем увиденном на арене сегодня, плюс просто скрасить время до того, как Биски начнет выбивать из него все дерьмо. Но замирает, понимая, что врывается слишком рано: видит, как Хисока сидит без майки спиной к нему, наверное, переодеваясь. Шрам сразу привлекает его внимание, тот, что на спине, но больше этого Гону неловко — потому что Хисока тут же бросает на него уничтожительный взгляд и отворачивается. Игнорирует, когда Гон крадется ближе и подсаживается рядом. Сам он в простой майке: на улице прохладно, конечно, но он носится туда-сюда, да и закаляется. Полезно для здоровья. Хисока не обладает подобной привилегией — он все еще напоминает обтянутый кожей скелет (чуть получше самого первого дня, но все равно очень плохо), а потому быстро замерзает; когда-то существовавший иммунитет добивает подвал. Когда он натягивает на себя безвкусный персиковый свитер на несколько размеров больше — явно от Каффки — Гон подсаживается вплотную и заговорщически заглядывает Хисоке в глаза. Тот смотрит на него насмешливо, но делает вид, что не хочет даже говорить. Ну да, ну да. — Ты уже спать? Хисока, чуть медля, кивает, что вызывает смешок со стороны Гона: — Ого! Ты ложишься спать так рано, мне прямо напомнило, как меня Мито-сан в детстве гоняла, чтобы я вернулся в комнату. Хотя, — он оглядывается по сторонам и заметно ежится, — у тебя тут тот еще морозильник. Под одеялом то наверняка теплее… Он стягивает ботинки и забирается на кровать, потом ложится рядом — Хисока с жутко высокомерным видом забирается под то самое упомянутое одеяло, но явно злится не всерьез: все это просто продолжение затянувшейся шутки, которой Гон совсем не против. Всяко лучше унылого мрачного настроения, когда из Хисоки ни слова не вытянешь. Он ложится сверху совсем вплотную, когда как Хисока продолжает елозить на месте. Да уж, совсем крохотные активности уже забирают у него все силы, и Гону его искренне жаль — но он решает, что жалость только убьет настроение, поэтому подбирается еще ближе, пока между их лицами не остается неприлично мало пространства. Подкладывая руки под голову, он ухмыляется. — Крутая у тебя кровать. Такая мягкая. Мне вон продавленный диван выделили, типа, я много выпендриваюсь, и вообще — нахлебник. Хисока смотрит на него с иронией. — Ой, да ладно!.. Я тут типа селебрити. А сплю на диване! Не жизнь, а несправедливость. Затем он подробно пересказывает все, что случается за день; как и всегда, в общем-то. Хисока слушает его не слишком внимательно, но кивает, иногда задает вопросы — все еще с помощью телефона. Наверное, думается Гону, это ему льстит — что он единственный, кто не относится к нему, как к калеке, просто обращается как всегда. Но делает исключения, маленькие, незаметные, вроде того, что не просит идти за собой, а если хочет что-то показать, то приносит фото. Затем разговор перемещается в область традиционной рубрики перемывания косточек Киллуа, и, уже следом, Гон решает поддаться своему потаенному желанию и заглядывает в глаза. Громким шепотом роняет: — Блин, теперь у тебя столько шрамов, отпад. А у меня всего… парочка? Самые страшные постоянно лечат, что на Острове Жадности, что после муравьиной охоты… — он оголяет плечо и показывает старый рубец. — Меня в детстве чуть лисомедведь не сожрал, тупая история. Но это не бой!.. Не круто, в общем. Это большой риск. Гон решает сыграть в рулетку и попытаться показать, что последствия подвала — это не повод для меланхолии, просто лишнее доказательство, что Хисока сильнее и все это переживает. И даже сохраняет рассудок. Последнее — самое ценное. Ну и… Нет, Гон всерьез считает шрамы, полученные в бою, крутыми. Забавно, что судьба, при всем том, насколько часто он получал увечья, отказала ему в шрамах — кроме тех, что оставляет ему Джайро. Хотя нет, не забавно, довольно обидно! Шрамы — это круто. Можно быть героем кино. Рубцы на лице выглядят отпадно, и ими Гон доволен… Хотя Биски верно замечает, что это просто следы его неосторожности, а не крутости. «Тебе правда нравится?» Пальцы слушаются Хисоку еще плохо, но он старается: скорость набора сейчас выше, чем в самом начале. Но Гон терпелив. Он заглядывает в экран и громко причмокивает. — Ну конечно! Блин, ты как… Не помню названия, но тот какинский боевик, где у героя шрам на груди в форме звезды. У тебя не так, конечно, но похоже. Правда… — он критично осматривает Хисоку, — там была еще парочка каких-то, которых я не помню… «С чего бы тебе помнить?» — Я видел тебя голым, дурила. Ура! Ура! Он наконец-то использовал это против кого-то! Справедливость восторжествовала! Хисока задумывается. Судя по взгляду, с трудом вспоминает. «Текстура». — Ага, я так и знал! Хотя я смотрел, как тебе на Небесной Арене отчекрыжили руки, ты всегда так дерешься? Главное — спросить не в прошедшем времени, словно бои у Хисоки еще будут. Видимо, то, как быстро Гон это делает, без лишнего умысла (хотя все это хитрый план), льстит Хисоке еще больше, и он откидывается назад на подушку, продолжая сверлить его довольным взглядом. Затем вздыхает, неимоверно тяжело, словно делает огромнейшее одолжение своим ответом. И кивает. Гон причмокивает. — Страшно представить, что там такое происходит, если у тебя их так много! Тебе надо было на Небесной Арене брать кличку не «Ленивый Шинигами», а «Бессмертный». «Некрасиво». — Не шаришь, — резюмирует Гон. «Под таким прозвищем представляют кого-то грубого и в шрамах, кто выживает, а не элегантного убийцу. Она бы больше подошла тебе. Тебя тоже трудно убить». — А ты прямо шаришь. «Я приценивался». Гон издает задумчивое «хм». Он опускает взгляд вниз, затем — на Хисоку, умоляюще, и тот закатывает глаза, но свитер все же задирает. Открывающаяся коллекция шрамов поражает Гона — не потому, что их много, но… тем, что они есть, такие заметные! Мачи наверняка о них знала. Свежие заметно, но больше этого его привлекают совсем старые, почти слившиеся с и не без этого бледной кожей. Особенно на животе, весьма крупный. Гон смотрит на него, схожий с тем, что сейчас красуется на груди, и уже с любопытством тянет палец… Простая душа, но тут же получает по руке. Хисока самодовольно натягивает свитер обратно и затем хватает телефон. Тычет в лицо: «Мы еще не в тех отношениях». — Но я видел тебя голым?.. — пытается оправдаться Гон, но чужой взгляд его быстро затыкает. Ладно, может, нормальные люди так и правда не делают. Но как же хочется посмотреть на текстуру шрама!.. Как там говорит Леорио? Чисто из научного интереса, да!□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
С Хисокой они… мирятся, да. Хотя сложно сказать, что они на самом деле «ссорились», но теперь Гону не хочется дать тому по роже и наорать. В целом, все идет более-менее хорошо: но Гона не покидают смутные опасения человека, которого он плохо знает; человека, обладавшего настолько выдающимися и пугающими способностями, что сумел одолеть Хисоку в считанные секунды, хотя тот давал фору даже Куроро. Человека, чье присутствие рядом вынуждает ауру Гона ощетиниться, словно дикий зверь, хотя тот даже не смотрит в его сторону. Кто такой Каффка? Его стиль боя чем-то схож с Хисокой; какие-то движения, удары. Приемы. Но вместе с этим он более четкий и собранный, выдержанный в одном стиле, когда как Хисока явно перенимает себе некоторые условности уличных схваток. Он и учит его драться, это понятно, да и Абаки говорит — первый учитель, до Моритонио. Но почему он не учит Хисоку нэн? Или не успевает из-за раскола? Что вообще между ними случается? Хисока ненавидит Каффку, но Каффка относится к нему снисходительно, почти с нежной заботой. «Мне стоило поставить точку много лет назад». Так он говорит. Они очень схожи в манерах и стиле. В тоне и повадках. Хисока — словно его маленькая копия, но они явно никто друг другу по крови, слишком разные формы лица и глаз, плюс акцент: падокейский у Каффки и какой-то неясный, сравнявшийся, у Хисоки, когда тот еще способен на речь. Хисока его ненавидит, но берет что-то из его образа и фальшивого амплуа Моритонио… Так кто же ты, Каффка? Способный обмануть «Редан», одолеть Хисоку за секунды и все это в самой неудобной на свете одежде? От размышлений Гона прерывает удар свернутым журналом по голове. Глянец — страшнейшее оружие против макушки. Когда он распахивает глаза, на него грозно смотрит Биски. Поначалу Гон тушуется, но потом вспоминает: ну конечно, они тут, кажется, занимаются медитацией с Фугецу и Аллукой. Эти двое, как прилежные ученицы, сидят на подушках рядом и даже не отвлекаются на громкое «ой». Вот уж точно погружаются в себя. Но он не может просто сидеть и… делать это! Это так скучно. У Гона слишком много мыслей в голове, и если он погрузится в себя, то просто начнет перебирать их по второму кругу. Журнал вновь приземляется ему на голову, но не так болюче. — Опять отвлекаешься? Гон потирает ушибленное место и причмокивает. — Ну блин… Внимательные очи Аллуки и Фугецу раскрываются (по одному на каждую), и они косятся на их диалог. Тут же зажмуриваются, стоит Биски повернуться в ту сторону. Вот это да, вот это игра! Захотелось сдать их, но Гон не писечка, он не будет вот так кого-то подставлять! — Гон, — голос Биски звучит жутко строго. — Нэн-тренировки, нормальные, а не то, чем мы занимались на Острове Жадности, требуют концентрации и преданности делу. Если ты будешь считать ворон, то так и останешься без нормальных способностей. — Но почему-то до этого мне не требовалась медитация, — ворчит тот. — Ты был особенным, — Биски и бровью не ведет и шлепает его журналом еще раз, для проформы. Вздыхает. — А сейчас потерял весь потенциал. Будь добр тренируйся, как все остальные, и не выпендривайся. — Ну Биски!… — скулит он. Она смотрит на него, снисходительно. Затем отмахивается, как от безнадежного. — Вижу, сегодня ты совсем не в настроении заниматься чем-то полезным. Ладно уж, иди, проветри голову, — все тем же свернутым журналом Биски указывает прочь, на выход. Сегодняшние мучения завершены, но это не совсем тот результат, которого добивается Гон… Нет, в самом деле, он бы с удовольствием помедитировал, если бы умел и понимал, зачем, но сейчас у него слишком много забот. Плюс, его все еще не отпускают странные ощущения от Каффки, и природное любопытство с каждым днем берет вверх. Он покидает предбанник тренировочного зала и выходит на улицу. Вдыхает морозный воздух. Скоро выпадет снег. Дома, на Китовом острове, он видит его нечасто: другой климат. Если бы не долгое путешествие до, то, наверное, местные морозы показались бы ему ужасающими: но так он ощущает лишь легкий дискомфорт. Он решает прогуляться. На дворе то время дня, когда Глэм Газ Ленд затихает, и улицы пусты — можно подумать и провалиться в размышления, не боясь, что тебя кто-то собьет. Хватая куртку, он по-быстрому натягивает ее и уже чешет прочь, но слышит позади оклик — оборачивается. Там, чуть запыхавшись, стоит Фугецу. Лукаво смотрит на него и затем, фыркая, бросает: — Не позволишь пройтись с тобой? Вдвоем они бредут куда глаза глядят. Фугецу, если подумать, тоже меняется с дня их встречи. В конце концов, она тоже всего лишь подросток, и ее, как и Гона, настигает волна ужасающего взросления с кучей проблем: только вот налоги и прочие Взрослые Вещи она знает давно, не зря же принцесса. Это не считая связей с мафией собственной страны, участия в государственном перевороте (когда переизбирается Халкенбург) и прочих мелких действий, которые вмиг выводят ее в статус довольно необычной девочки. Забавно, размышляет Гон, Фугецу считает себя заурядностью, но на деле — довольно необычный человек. На фоне старших родственников меркнет, конечно, но это нормально, когда твой старший брат — генерал какинской армии, вместе с солдатами отправляющийся на Темный Континент, а какая-то из сестер — извечная обитательница подполья с уродливым шрамом через глаз. Под тусклым светом зимнего солнца неоновые лампы выглядят блекло, и Фугецу фыркает: — Не понимаю, зачем они жгут электричество. Все посетители приходят вечером. — Это красиво, — умничает Гон, подражая Хисоке. На него смотрят, как на величайшего придурка. — Не экономично. — Мне кажется, тут люди в деньгах купаются. Не думаю, что их такое заботит. — Вряд ли, — Фугецу обводит рукой окружение. — Ты легко различишь китч и по-настоящему богатых. Вторые редко помпезничают, за редкими исключениями. Для них это норма. А вот те, кто либо поднимается со дна, либо усиленно делает вид, что он богач — другое дело. Тут полно таких фальшивок. — Очень интересно, — уважительно отзывается Гон. Ему, человеку, половину детства пробродившего в диких лесах вместе с дикими животными, такое не понять. Иногда он с тоской вспоминает родной остров и оставленного Кона; интересно, как там сейчас он? Лисомедведи не приручаются, но Кон принял его и даже давал поспать на животе. Они вроде как расстались… когда Гон отплывал на экзамен, но после возвращения с Киллуа его все равно поприветствовали горой фруктов и выловленной рыбы. Значит, Кон помнит. Будет интересно показать ему Хисоку, размышляет он, есть в их повадках что-то похожее. — Ты думала, что будешь делать дальше? — вдруг интересуется он. — Не знаю… Скорее всего буду кем-то в офисе у брата. После массового исхода на Темный Континент вакансий в управляющем органе куча. Она скептически фыркает. — Никогда бы не подумала, что стану этим заниматься. Самой скучной работой в мире. — Не знаю… Если ты хочешь сделать мир лучше, то политика — самое оно. — У каждого свое персональное понятие «лучшего» мира. Кто-то, как Сале-Сале, плевать хотел на людей, лишь развлекаться. Сэр Бенджамин жаждал строгого тоталитаризма, а Церредрих — хаоса. Брат Халкенбург… — Фугецу медлит. — Он жаждет лучшего, но случившееся на «Ките» здорово на нем отпечаталось. Легко сказать по некоторым привычкам. Раньше мы часто обедали вместе, ему нравилось налаживать контакт с младшими принцами, чтобы, в будущем, заручиться их поддержкой. Но сейчас он стал более нервным. Гон скудно знает о событиях на «Ките» вне совместных приключений Фугецу с Хисокой, но не удивляется. Он слышит от Биски, что там происходила настоящая резня. Неудивительно, что даже самый спокойный и рассудительный принц в конечном итоге сдается под напором обстоятельств и убивает кого-то — это не оглашается, но Гон уверен, что именно так и происходит, и именно это и гнетет Халкенбурга. Он довольно честный парень, если интервью не врут. Он косится на Фугецу. — Когда убиваешь кого-то, всегда тяжело. Особенно первый раз. Та поджимает губы, хмурится. — Мне тоже придется. — С чего бы? — настает очередь Гона удивляться. — Ты всего лишь принцесса. — Гон, я уже работала с мафией, плюс у меня есть связи с тобой и Реданом. Халкенбург этого так просто не оставит. Думаю, скорее всего он попросит меня курировать дела с подпольем, в отличие от Марьяма, я в этом хотя бы разбираюсь. Плюс я старше, а помощь ему потребуется довольно скоро. — Почему бы не назначить кого-то, вроде Кенни? Или попросить Морену вернуться? — Престиж, — Фугецу загибает палец. — А Морена не захочет ему подчиняться, я уверена, они связывались до этого. Поэтому Какин сквозь пальцы смотрел на ее дела в Метеоре, пока переворот Сян не стал угрожать отношениям с местными. Она нестабильный, но предсказуемый элемент. Вот после настолько уверенно сказанных слов пойди скажи, что Фугецу безнадежна. Гон лишь фыркает, но никак это не комментирует, и она продолжает: — Весь инцидент позволил нэн-пользователям спокойно войти в правление, и Халкенбург с помощью своего хацу проверяет, кто ему по-настоящему лоялен… Многое меняется. Ему точно потребуется рядом кто-то, кто знает основы нэн и понимает, как работать с людьми по ту сторону. Я не очень хотела этим заниматься, мне больше нравились хобби попроще, но, видимо, судьба против. Она улыбается, тоскливо, но Гон думает: нет. Хорошо, что ты будешь рядом с Халкенбургом. Вся эта безумная история укрепляет твой характер, а еще ты видишь, что на самом деле творится рядом. Это не просто очередной политик из кожаного кабинета, Фугецу была на «Ките» в гуще событий, работала с Мореной и Кенни, а еще — с ним. У нее связи не только в Метеоре, но и в Ассоциации. Обширные, благодаря его предыдущим приключениям. Если Гон постарается, то сможет выбить что-то у Чидль через Леорио, но для этого надо найти их на Темном Континенте… Ладно, этот момент еще не очень продуман. Он задумывается: — Если будет лицензия на нэн в Какине, то к вам поедут всякие лекари с особыми хацу. Можно будет развивать индустрию медицины. — Тоже верно, — отстраненно кивает Фугецу. — И, может, ты найдешь способ вылечить Хисоку. — Не выйдет. Они останавливаются. Гон удивленно смотрит ей в глаза. — Почему? — Халкенбург против, — Фугецу недовольно поджимает губы. — Я уже думала, чтобы перевезти его, но решила сначала уточнить у него. Видишь ли, эти их догонялки с «Пауками» вызвали много шума в подполье в свое время, поэтому помощь Хисоке будет расценена как открытая война Метеору. Сложные политические игрища. Он не запретил мне, конечно, искать помощи, но дал понять, что во дворец мне его лучше не тащить. Продолжают прогулку. Да уж, сложные политические заморочки. Хотя Гон может понять Халкенбурга. Тот на удивление рассудителен: дает четкий ответ, хотя, как кажется Гону, проблема не только в Метеоре, но еще и в нежелании владеть под боком таким опасным человеком. Хисока как возведенная бомба. Вдруг захочет сразиться с новым королем? — Тем более Хисока наотрез отказался. — Ну конечно, — Гон сердито закатывает глаза. — Вот бестолковый придурок. Хисока бывает жутко загадочным, но порой — ужасающе предсказуемым. Ну конечно он отказывается от предложения Фугецу. Наверняка думает, что это жалость, а как же он может себе такое позволить! Придурок. Хорошо, что хотя бы предложение Гона его заинтересовывает достаточно сильно, видимо, потому что это грозит проблемами. Но это так… немыслимо глупо! Гон не понимает, почему он просто не может принять помощь по стороны. Какой-то ментальный блок в голове, что ли? Или простая упертость? Он отвлекается, когда замечает, как резко останавливается во второй раз Фугецу. Чует ее волнение и косится в сторону; тут же понимает, почему. Там, впереди, начинается окраина города — включая различный недострой или просто разрушившиеся со временем ветхие здания. Не самое приятное место. Но не унылый вид задворок лоска и шика привлекает их внимание: фигура. Стоящая рядом с какими-то обломками, темными от времени и погоды. Вытянувшаяся, словно по струнке… — Что он тут делает? — хмурится Гон. Хисока. Как он доходит сюда? Хотя, конечно, он знает, что иногда Каффка отпускает того в город, недалеко. Знает, что если совсем запереть, то тот точно слиняет — а так хоть какая-то иллюзия свободы, плюс повод размяться, полезно для здоровья. Они быстро переглядываются и, не сговариваясь, направляются вперед. Но Хисока — вблизи он убеждается, что это точно он — совсем не реагирует на их присутствие. Все его внимание устремлено на стену впереди, глаза лихорадочно блестят, зрачок — узкий, как игольное ушко. На нем полный комплект протезов и все та же маска на лице, с виду и не сказать, насколько тяжело, наверное, ему сюда добираться. Но он делает это. Потому что?.. Никакой куртки. Наверное, чертовски холодно. Гон хмурится сильнее, не понимая, почему из всех мест Хисока приходит именно сюда, что тянет его в эту дыру? Краем глаза наблюдает за тем, как Фугецу стягивает пальто и накидывает на чужие плечи сверху, шепчет что-то на ухо и мягко, насколько может, тянет за собой, обратно домой. Хисока даже не сопротивляется, не делает ничего, лишь отворачивается — молча. Такое послушное поведение — не в его духе. Тут что-то явно не так, но он не может понять, что именно. Или все дело опять в Каффке? — Идем. Рано еще так далеко гулять. Он в последний раз бросает подозрительный взгляд в сторону разрушенной стены и затем, хмурясь, отворачивается и направляется следом. Это место… Что-то тут ему не нравится. Но сложно сказать что. Он не склонен доверять своей интуиции, как Мачи, но именно она сейчас и кричит. Гон разберется. Позже.