□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
Воспоминание вспыхивает в голове, словно вспышка сверхновой — яркая, ослепительная и болезненная. Гон обращается мыслями к моменту в прошлом, в ту секунду, когда лицо ему разрезают когтями, а впереди он видит бетонный монолит, медленно кренящийся; голубую кровь на полу, танец смерти, и глаза, бледные, словно талая вода. И вновь та секунда, когда наверху, там, далеко, что не достанешь, видна крохотная человеческая фигурка, отчаянно цепляющаяся за самодельную веревку: пытается снаружи выбить окно, раскачивается, раскачивается… Срывается, и этот момент, вечность длиною в секунду, когда она вытягивается ровно по струнке вертикально, вдоль угла монолита, отпечатывается в памяти. О, эти ужасающие мгновения он будет хранить в памяти вечно. Как ранение Кайто — оно будет топливом, источником ненависти, и тем, что вынудит продолжать двигаться вперед, безостановочно. В момент, когда сердце захватывает ужас и ярость, сплетаясь в причудливый дуэт, смешиваясь, глубоко внутри что-то пробуждается, лениво, тягуче-медленно. Аура, словно древнее хтоническое чудовище, медленно пробуждается, открывает глаза, и на Гона камнем падают ощущения: он вновь чувствует все вокруг до мельчайший деталей, чужое дыхание, эмоции, далекие даже, и, главное, ощущает ее — силу. Нет больше этой ужасной беспомощности, теперь в его руках — инструмент, способный сломать невозможное. Теперь… — Страх, как эмоция, и правда работает. Когда Гон раскрывает глаза, перед ним стоит Биски. Она ходит туда-сюда, задумчиво поглядывая на него, словно все еще сомневаясь, но увиденное зрелище ее скорее устраивает — видно по тому, как щурит она глаза, и как дрожат уголки губ. Быть может, рассуждает Гон, с таким в своей менторской практике она сталкивается впервые, потому что, ну… Такие дебильные клятвы на себя ставят только дурилы, да-да, Мало кто после такого выживает. Но у Гона всегда не все в порядке, включая даже знакомство с таким чудесным мастером ломать разумное и нет — Аллукой. Он тяжело выдыхает и опускается на стоящий рядом диван. Пот катится по лицу и спине градом, хотя на улице ничуть не тепло. Ну и жесть, думается ему, способ рабочий — еще бы, Джайро как инструмент запугивания просто десять из десяти, но от воспоминаний обо всем случившемся тогда как-то… Нехорошо, в общем. Биски продолжает свой марш вокруг. — Я бы советовала тебе почаще обращаться к этому способу, но, — щелкает пальчиками, — чем больше ты будешь смотреть на эту сцену со стороны, тем менее страшной она будет казаться. То есть, это будет отличное временное средство. Но не навсегда. — Ну и хорошо, — сипит Гон. — Надолго меня и не хватит. — Так плохо? Биски смотрит на него обеспокоенно, и это его почти удивляет. Обычно она более жестока в своих методах обучения, хотя куда там избиение — и подобные воспоминания? Это в системе ценностей у самого Гона все сломано хуже некуда, а Биски — нормальный человек, пусть и со своими странными замашками. ИТЦ почти все видят ужасающей трагедией, и, наверное, она считает, что это отразится на психике Гона точно также, как и на тысяче очевидцев и выживших… Но проблема не только в… этом. Наверное, как и Фугецу — та смотрит на него слегка озадаченно, настороженно, но она-то точно понимает. Это как смерть ее сестры. Дело не в общей трагедии, это все супер грустно, конечно, но Гону как-то нет дела. Проблема в том, что он имеет к этому отношение, и что, ну, частично, это даже его вина. Биски-то об этом вряд ли знает, а если и представляет, то явно не видит эту картину именно в таком ключе — да и зачем ей хитросплетения мтееоровский гонки за Мореной? Она думает, что Гон злится из-за того, что видит этот кошмар. Но проблема в том, что он просто ощущает себя знатно проебавшимся. А это очень сильно злит! Он стирает пот со лба и несколько секунд молчит. Потом трясет головой. — Не плохо, но… Не супер приятно во все это окунаться. Повторно. — Это нормально, Гон. Значит, с тобой все в порядке. Будь иначе — вот тогда я бы озадачилась. — Почему? — теперь его очередь удивляться. Биски смотрит на него, не мигая. — Ты знаешь, что о тебе говорил Винг? — Э-э-э… Что я хороший ученик? Вряд ли, конечно, но… — И это тоже, — усмехается она, и Гон разевает рот. Ну ничего себе! — Но Винг сказал, что он тебя боится. Ты талантливый ученик, способен быстро понять, что от тебя требуется. Превосходный охотник. Но Винг смотрел на то, как запросто ты рисковал собой, как добровольно шел на бой с Хисокой, и его ужасала сама мысль, что для тебя это нормально. Он считал, что ты социопат. Ты знаком с Хисокой, Гон, — Биски перестает улыбаться, и он замирает, медленно понимая, к чему идет разговор. — Ты сам видишь, к чему может привести такой путь. Конечно, я верю в то, что ты способен научиться на чужих ошибках, но ты сам понимаешь. Не всегда вера работает. О, Гон прекрасно понимает. Хисока — это вообще прекрасный пример всего хорошего. И всего плохого. Пойти по его дороже легко, достаточно слишком увлечься местью, и один раз Гон так и поступает. Проблема в другом: сделает ли он тот же глупый шажок еще раз, или наконец подумает, прежде чем падать в огромную трясину, под названием «О Да Это Случилось Опять Тупица». — Но отставим разговоры о подобном, сейчас ты явно не будешь этим заниматься, так что разговора и нет, — Биски качает головой, вновь возвращаясь к хождению кругами. Фугецу наблюдает за ней украдкой, затем пересекается взглядами с Гоном и показывает ему язык. — Ты теперь — специалист. Значит, тебе нужно соответствующее хацу. Ты все еще волен использовать свои старые способности, но теперь ты на диаметрально противоположной стороне системы нэн… Конечно, — вздыхает она, — это не отменяет того, что ты родился усилителем. Поэтому слабее ты не станешь. Но возможностей у тебя теперь намного больше, так что я советую подумать. Считай, что сейчас тебе доступно все, что угодно. У специализации гораздо меньше ограничений. Вообще, блин, проблема! Еще тогда, в осенние деньки в Йоркшине, он с трудом доходит до «ка-камня» (а потом запарывает название, спасибо, Наккл!). А теперь? Специализация — это удел всяких любителей повыпендриваться, типа Куроро. Как тут!.. Придумать что-то? Он любит драться на кулаках, да, ближняя дистанция, в общем, все то, что губит Хисоку. Но у него есть тузы в рукаве, вроде способа расправиться на расстоянии, та же «бумага». Но… Что еще нужно? Какая еще способность? У него есть все для эффективного боя! Чем больше Гон размышляет, тем сильнее у него начинает трещать голова — от всех этих вечных проблем, вроде очередного нового хацу. И ладно бы у него была идея, как, например, у Пакуноды — чтение мыслей супер крутая вещь, но самому Гону такое не сдается вот вообще, да и он и так может это провернуть — как, например, Линч, которая для выбивания информации использует самое обычное хацу выделения. Но не всегда супер переусложненное хацу нужно как таковое. Чем больше условий, тем труднее их соблюдать. У Курапики эти конструкции доходят до абсурда, например. Воровство способностей у Куроро тоже. Но у той же Пакуноды? Вообще все элементарно. Но вот что такое придумать, что-то невероятно сложное для обычного человека, но простое — если у тебя специализация. Что же… Гон продолжает свои тяжелые размышления, пока к Биски выходит Фугецу, кланяется, ну, все по канонам, а затем начинает показывать — что же такое она там выучивает. Ее тип — трансформация, значит, она преобразует свою ауру во что-о-о-о? Когда из руки у нее вырывается яркое пламя, не особо сильное, но настоящее, чувствуется по тому, как Гону чуть не сжигает нахрен брови. Видимо, управляется она с хацу еще не слишком хорошо, но у Фугецу хотя бы получается, так что, ну, э, какие претензии, да? — И все? — тупо спрашивает он. На него мгновенно оборачиваются два взгляда. — Я думал, ты что-то сложное придумаешь. Огонь!.. Скукотень. До огненного хацу только ленивый не догадается. Фугецу невольно тянется рукой к стоящей поодаль лампе, явно припоминая правильный замах, но Биски смотрит на него так… Ну, не словно он сбалтывает самую большую глупость, но близко. Затем потирает переносицу с видом, мол, ой, Гон, ну ты и тупица, времени объяснять у нас нет, но я все равно объясню. — Хацу не всегда должно быть сложным. Особенно первое. Фуу-тян еще в процессе тренировки, если потребуется — придумаем новое. Твой друг, Курапика, очень серьезно переусложняет свою первую способность, но, опять же, взгляни на Хисоку, — Биски пожимает плечами. — Насколько я знаю, это хацу с ним с момента, как он обучается нэн. И оно его полностью устраивает, потому что не требует задействовать слишком много сил на создание. Ага. Как говорил Хисока в бою с Кастро, тем парнем с двойниками — тот тратил слишком много памяти на двойника, поэтому облажался. В целом, идея разумная… И, да, опять же, он и сам говорит, что не нужно что-то слишком сложное… Но это не про него! Потому что это не первое его хацу, плюс у него специализация, тут нужно что-то особенное, эдакое… Чтобы удивить. Он лишь виновато трясет головой, дескать, каюсь-каюсь. Боги. Ну и проблема. Может, спросить у Хисоки? Тот доходит до своего нового хацу так быстро… Плюс, он мастер боя. Наверняка подметит что-то такое, о чем сам Гон не догадывается даже. Видит, как Фугецу опускает руку — пламя исчезает вместе с этим движением, вспышкой, и затем она потирает кулак. И сухо, словно просто пояснение ему самому, бросает: — Все просто, Гон. Самый простой концепт рождается из эмоций, — она лениво осматривает руку, щелкая пальцем по свежему крохотному ожогу. — Это пламя берет источник из моей ненависти. За сестру, за то, что происходит с Белеранте… Пока живы мои братья и сестры, пока существует Редан, оно не угаснет. Я буду хранить эти воспоминания в своем сердце. Так, чтобы ненависть не погасла. Может, поставить на условие ненависть к Джайро?..□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
Нет, слушайте, ему все же надо брать откуда-то идеи! Поэтому Гон вспоминает, как делают нынешние творцы истории — то есть, та группка журналистов на подкормке у крупных правительств, которые и всю возню в Какине замалчивают, оборачивая это «второй тишайшей революцией» (Гону иногда думается, что Халкенбург просто копирует действия своего папаши, и, может быть, остается недалеко от истины так таковой) — и решает провести… Как это называют? Масштабным исследованием, да? Соцопрос! Скажите пожалуйста, оправдываете ли вы убийство редких видов магических зверей ради собственной мести? Хм-м-м, как бы вам сказать, на самом деле все это время я просто питаю страстную ненависть к кошкам! И смотря на этого магического звереныша все, о чем я думаю, это чужие следы коготков на моей ультра дорогой мебели. Ах, ну разве же это повод? А вот у меня… Да, как-то так они и проходят. Так думается Гону. Он журналистов видит только после ИТЦ, неожиданно находит в себе харизму ответить не простое «э», но даже слегка загадочное «э, ну, в общем-то, да». Первым делом он оккупирует кабинку в церкви, наворачивает круги на старом проводном телефоне — да-да, где надо крутить Штучку, чье имя он так шкодливо забывает — и звонит первым делом человеку, с которым может поговорить свободно о трудности бытия специалистом, а еще тому, с кем лишний контакт не помешает. По причинам активного подлизывания, хотя оно сейчас, в целом, уже бесполезно. Но Гон — свой парень, как он может просто так взять и послать кого-то к черту? Да и такой полезный контакт, тут не избавиться, в самом-то деле. Звонит Куроро, в общем, с деловым вопросом «а как, а почему». — Почему у тебя хацу основано на воровстве? Прямо в лоб. Куроро на том конце провода издает задумчивое «хм-м-м», чешет подбородок. — Хочешь развить свое, значит. — Да блин. Мне тут все вещают о том, насколько важно быть специалистом с особым хацу, а я… ну… — Умом не блещешь? — И сразу обзываться! — Это не мои слова, — фыркает Куроро. Нобунага!.. Гнусный предатель. — Когда я создал «Охотника за способностями», я, честно говоря, думал только о том, что сам не придумаю что-то лучше, чем кто-то другой с интересным для меня хацу, — он задумывается. — Нет смысла копировать и учить что-то самому, если кто-то сделал это за тебя. Экономия времени и здоровья, если там какое-то дикое условие, как у нашего дражайшего общего знакомого с цепями. Яркие сокровища проще взять, чем мучиться с их созданием самому. То есть, в общем-то, у Куроро точно такая же проблема, как и у Гона, но он подходит к ее решению элегантно: как и любой выходец из Метеора, он просто решает украсть. В общем-то, сложно осуждать подобный выбор, поэтому Гон у-кает, задумчиво, затем кивает — скорее себе, потому что данчо все равно не увидит. Он косится в сторону, на стенку, за которой должен сидеть служитель церкви и выслушивать покаяния в грехах, и размышляет, нет ли там какого-либо записывающего устройства. Как покаяние, только более современное (а еще можно шантажировать). Но у них тут не такие преступные темы, если подумать… Хорошо было бы спросить у Пакуноды. Она была хорошей, и хацу у нее не со столь явным источником вдохновения. Жаль, правда, что умерла. Гон вспоминает, как плохо чувствовал себя Курапика после всей этой беготни, размышляет о последнем вопросе от Пакуноды. Она бы быстро его прочитала. Хорошо, что ее больше нет — но, в то же время, очень и очень жаль. Может, она всегда знала, что не так с Хисокой на самом деле, знала, но молчала — вероятно, это сработало бы и сейчас. Легко сочувствовать кому-то, когда ты видишь его душу насквозь. Хисока никогда не упоминает Пакуноду, не как остальной Редан, и Гону думается, что между ними был некий абстрактный договор о том, что они друг друга не трогают. Из-за всего, что происходит в прошлом. Из-за… Каффки? — Не советую слишком сильно думать над этим прямо сейчас, — монотонный голос Куроро отвлекает Гона от ковыряния пальцем в стенке. — Иногда идея о нужной способности приходит сама. Никто не заберет у тебя специализацию, твой учитель просто советует тебе не зацикливаться только на твоих старых хацу при новых возможностях. — Блин, ну вот теперь, когда ты об этом так сказал, я чувствую себя тупым. — Тебе сколько, пятнадцать? Еще полно времени. Пакунода, например, долго не могла ничего придумать, и смогла что-то вообразить только в двадцать. Да и то, потому что ее осенило. Гон мгновенно вслушивается. — Ну-ка? — Как, думаешь? — Ну, блин, вы, ребята, крутые воры. Может, она просто хотела узнать у какой-то важной шишки информацию… Пакунода — человек серьезный. — Ага. Мечтай. Она разозлилась, что кто-то съел ее пудинг и не признавался. Куроро произносит это таким тоном, словно, да, не очень-то хочет посвящать в подобное. Потому что это глупо. Ну, да! Так оно и есть. Но… Что за странное сожаление? О. О-о-о… Ну да… Сила момента… Продолжая раздумывать о хацу, он возвращается обратно в гостиницу. Отправляется в спортивный зал для долгого выпытывания у Хисоки информации о том, почему, блин, жвачка — тот сто процентов там, он все свободное время занимается восстановлением формы — но понимает, что там есть кто-то еще. Слышит стук дерева, ругательства, сдавленные, и заглядывает внутрь. А там Абаки с Хисокой — ну да, как и обещает. Истошно лупит его тренировочным мечом. Видимо, делает для себя вывод Гон, он решает прибегнуть ко всем средствам в будущем реванше, но… Это так странно — видеть его с другим оружием, помимо карт! Потом до Гона доходит, что Хисока из тех людей, что наверняка умеют пользоваться и огнестрельным оружием. Это еще более странно!.. Но их схватка — это что-то с чем-то. Опять этот странный стиль, выточенный, и Гон невольно засматривается. Абаки дерется как типичное дитя улиц, исподтишка, хаотично, но в стойке Хисоки чувствуется это неясное вновь, крайне странное… Как держит этот боккэн. Как замахивается и уклоняется. Он, конечно, сейчас в сотни раз слабее Абаки, да и выносливости былой не будет; пусть сухожилия ему и сращивают, но это же не полное лечение, двигаться как и раньше он не сможет уже никогда, но все равно дает настоящий Бой. То есть, этот странный стиль позволяет ему кое-как вести схватку с Абаки, несмотря на множество слабостей. Да что же за стиль это такой, невероятно странный? Видимо, Гон озвучивает это вслух — потому что Хисока дергается и оборачивается назад, на него, их взгляды пересекаются… И вот так он совершает ошибку, потому что Абаки не дает и секунды на передышку и от души заезжает ему боккэном по хребту. Это явно уже сильнее всех его сил, и он падает на колени, взмахивая рукой — дескать, сдаюсь-сдаюсь. Это еще более странно, просто невероятно — такому гордецу приходится просить о пощаде, но то ли Хисока и сам понимает, что сейчас иначе никак, то ли потому, что Абаки не читает ему нотаций и лекций о глупости мести, никаких злых взглядов нет. Он просто тяжело дышит, сидя на полу, и хватается за руку, когда ее предлагают. Абаки рывком поднимает его на ноги, так легко, словно он ничего и не весит. Хотя, учитывая его нынешнее состояние… Как-то так и есть. — Привет, Гон! Абаки кивает ему и затем резко поворачивается к Хисоке. Тут же темнеет лицом и сводит брови на переносице. Ударяет боккэном о землю, смотрите, просто не женщина — гроза. О, о, о. Она сто процентов еще и поэтому нравится Хисоке — что-то такое есть и в ней, и в Мачи. — И что это за самонадеянность? Думал, если отвлечешься, я этим не воспользуюсь? Это твоя главная проблема, ты внимателен, пока этого хочешь. Думаешь, я не смотрела твои бои на Небесной Арене? У тебя сейчас не будет возможности получить хоть один удар, это может тебя моментально убить. Дебил! Следи за своим тылом, дурень. У Хисоки такой оскорбленный вид, но он кивает, в мыслях явно проговаривая: туше, туше. Тут не оправдаться, удар по хребту был за дело. Гон же вспоминает рассказ Фугецу: как та выбегает к нему в бою и окликает, отчего он отвлекается и тут же проигрывает. Слова Абаки правдивы, но.. Это, наверное, связано с тем, что они Хисоке еще что-то значат, проникают за эту его завесу безразличия. Мачи он кое-как отсекает, но с Фугецу тогда еще не успевает — она же говорила, он почти не спит, а истощение бьет по головушке ой-ой, а с Гоном сейчас нет нужды что-то там обрушать. Хисока отряхивается, хрустит шеей — ну и звук, отвратительно! — затем берет боккэн еще раз в руки. Абаки цокает. — Еще раз? Тебе не хватит? — когда тем взмахивают пару раз, закатывает глаза. — Только потом чур не блевать кровью. Я отмывать не буду. И вновь столкновение. Гон аккуратно садится у стеночки и наблюдает: не только потому, что весело, еще и весьма познавательно. У Абаки тоже интересная манера ведения боя: она явно привыкает полагаться на гибкость и юркость, как бывший циркач, и явно не слишком налегает на нэн, как оружие, предпочитая ударяться в дарованное природой. Хисока чем-то схож с этим, но ему явно нравится заигрывать с нэн… Хотя свое новое хацу он сейчас не использует. Опасается? Тренирует только физическую силу? Или Абаки обещает свернуть ему шею, если он тут что-то подорвет? Все три варианта звучат реалистично… Сбоку его кто-то подвигает, естественно — Киллуа. Тоже смотрит на схватку с любопытством. — Что, зыришь? — У меня тут важный разговор планируется, — важно замечает Гон. — Ой, умоляю, дурилка, у тебя каждый разговор с Хисокой важный. Гон хочет возразить… но задумывается. — Нет, в этот раз реально. Я думаю над хацу, — тут же добавляет. — У него боевого опыта вагон, думал, может чего посоветует. — А как же спросить у своего лучшего прекраснейшего друга?.. Гон смотрит на него, как на величайшего дурилу. — Киллуа. Я бы еще подумал, если бы мы с тобой долго были порознь, и в это время ты сражался. Но я помню твои фото с Аллукой, и знаю, что ты херней страдал. А до этого мы были вместе и так всем делились! Так что иди в задницу. Аргумент явно заходит, потому что Киллуа в ответ только фыркает с самодовольной ухмылочкой и поудобнее устраивается рядом, наблюдая за схваткой. Бой недолог — выносливости не остается, Хисока пытается оттянуть невозможное, но, в итоге, пропускает удар в плечо. Битва проиграна, больше на сегодня Абаки ему точно продолжить не даст. Но, сам по себе… Гон припоминает их самый первый спарринг, когда Хисока и пяти минут не выдерживает, и потом еле стоит, и сейчас. Результат на лицо. Но до момента, когда он сможет выступить против Редана… Еще очень и очень далеко. Может, теплится где-то глубоко в душе надежда, он в итоге передумает, и… — Н-да, — цокает Киллуа разочарованно. — Взгляни на это. — Хороший бой, — думается Гону вслух. — Может, и хороший, но с таким отношением в схватке долго не продержаться. Абаки права, — замечает он, когда хищный взгляд Хисоки впивается в Киллуа. — Ты слишком много ебланишь и отвлекаешься на все подряд. Раньше это работало, потому что у тебя были возможности для этого, но не сейчас. Но даже так ты все равно всрал бой с Куроро. — Киллуа!.. Гону не хочется нового конфликта, но Киллуа отчего-то непреклонен. Он поднимается на ноги и вскидывает голову. Они с Хисокой сейчас одного роста, так что эта дуэль проходит в горизонтальной плоскости, без какого-либо давления. — Ты хочешь восстановиться, но не избавляешься от старых привычек. Без обид, но это херня. Хисока смотрит, выжидающе. Этот взгляд Гону ой как не нравится. Киллуа, наверное, в чем-то прав — не надо ворон считать, но сейчас он только-только восстанавливается, встает на ноги. Можно же сделать поблажку, ну. Он пытается сказать об этом Киллуа, но тот неожиданно бесится: — Ты даешь поблажки, а потом бегаешь по всему Метеору, пока кто-то сидит в плену! — рявкает он, но затем трет висок. — Ладно, слушай, извини. Но ты, — вновь столкновение взглядов с Хисокой. — Это твоя главная слабость. Даже будь ты силен, как и раньше, с таким отношением ты бы ни за что не одолел… ну, возьмем наших дворецких. В опыте и умениях они тебе не ровня, но зато выигрывают во многом другом. Если и стоит брать пример, то с них. Ни единой лишней эмоции, ни одного движения в сторону, нацелены только на результат. Головой подумай, хоть раз. Абаки смотрит на него озадаченно. — С чего это вдруг все это? В ответ Киллуа громко цокает, не скрывая раздражения. Вновь смотрит на Хисоку. Зрачок у того сужается, словно игольное ушко, едва заметный, и Гон чувствует повисшее напряжение в воздухе, в которое вкрапляется что-то сродни ярости. — Да потому что сначала мы кучу времени проебали в Метеоре, теперь я вижу, что все катится к повторению того же сценария. Послушай, — он разводит руки в стороны, явно пытаясь сгладить предыдущее выступление. — Я все понимаю. Честно. И я… э-э-э, благодарен, что ты не дал нам с Гоном убиться на Небесной Арене и у «Пауков» в Йоркшине. Но заканчивай. Ты сейчас прыгаешь на те же сраные грабли, и… Он не успевает договорить, потому что, неожиданно, Хисока начинает смеяться. Сейчас это не походит на хриплое сипение, голосовые связки у него в порядке, нет лишь языка, но этот тихий истеричный хохот заставляет кожу Гона мгновенно покрыться липким ледяным потом. Хисока никогда так не смеется. Настоящая истерика — его сгибает пополам, Абаки странно на него смотрит, но он продолжает и продолжает, будто в словах Киллуа есть что-то невероятно смешное. Но, когда Гон поднимается, намереваясь спросить, что же случилось, Хисока вдруг замолкает. Он берет телефон в руки и печатает что-то. Затем протягивает Абаки, явно прося ее зачитать. Та вскидывает бровь, но послушно опускает глаза в экран. Голос ее монотонно раздается в повисшей тишине зала. — Ты так отчаянно стараешься унизить мое достоинство, но сам точно так же не способен заметить собственных недостатков. Кичишься навыками своих дворецких, но ты знал? Абаки делает паузу, глаза щурятся сильнее. Странно. — Я здорово повеселился, когда убил одного их твоих семейных цепных псинок. Он оказался не самым простым противником, но он не сумел нанести мне ни единой раны, когда как я вскрыл ему глотку. Как же его звали, кажется… Пауза. — … Гото, верно.