□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
Хоши Морро… мертва. Не фигурально выражаясь. По-настоящему. Ее не возвращает нэн, не откачивают, она окончательно и бесповоротно мертва — можно даже сходить на ее могилу, правда на кладбище известных актеров своих эпох ее не найти; но в каком-то семейном склепе определенно. Хоши Морро мертва, она — мать Хисоки, то есть, он застает ее кончину будучи в возрасте… даже младше, чем Гон сейчас. Примерно, его возраст — такая же энигма, как и прошлое в целом. Он застает это, будучи всего лишь сопливым мальчишкой, и Гон размышляет, не может ли это небольшое событие заложить первый кирпичик в фундамент того, что сейчас является его основной маской — самоуверенного бойца, не боящегося гибели. Сказать, что Гону слегка неловко — ничего не сказать! Это довольно личная тема. Нельзя так просто… о таком спрашивать. Да, конечно, Гону это чувство неизвестно, но, когда он еще пятилеткой думает о (фальшивой) смерти родителей, то его жутко злят сочувствующие взгляды со всех сторон, сожаления и легкие похлопывания по плечу. Но Хисока — не Гон, плюс ему за тридцать, сформировавшаяся личность. Их взгляды априори не могут быть одинаковыми, сколько бы схожего в них нет. Поэтому это скорее нормально, что он выводит этот факт без какой-то паники или потаенных эмоций. Но Гону все равно жутко стыдно. — Извини. Я как-то… не подумал. Хисока лишь пожимает плечами и продолжает вычерчивать символы на коже: — Ничего страшного, — проговаривает Гон для себя. — Это случилось очень давно. «В каком-то роде это был закономерный финал», — резюмирует он, и Гону становится почти любопытно, что же именно происходит с Хоши Морро. Если подумать, то в фильмах, которые они смотрят с Фугецу, она выглядит молодо, быть может, ей лет тридцать, не больше. То есть, умирает она достаточно рано, скорее всего по какой-то Причине — не по воле природы. Такой вывод он делает. Сейчас ей было бы, может, шестьдесят. Но это меркнет перед фактом, что Хисока — из всех людей — говорит об этом так сухо. С другой стороны, эта смерть может быть не кирпичиком, а просто невероятно скучным фактом для него. Киллуа прав — Хисоку так и тянет на ту сторону, быть может, все дело в каких-то проблемах с головой. Гон не врач, чтобы ставить диагнозы, да и у него самого явно несколько шариков укатываются за ролики. «Ненавижу жалость», — добавляет Хисока, когда видит мрачное лицо Гона. Ну да, это вот он заметить успевает. Ну, если он так говорит, то повода грустить нет, и правда — хотя Гону все еще как-то… странно об этом думать. Хисока не из тех людей, у которых он может представить подобную драму, кого в принципе может представить плачущим. Он убеждается в этом в те мелкие моменты, когда тот скорбит по утраченному — вся тоска Хисоки уходит в ярость, упертость. Упрямство. Он будет раз за разом рвать мышцы и ломать кости, но вырвет желаемое, чем проявит толику грусти. И это хорошо. Тоска, она такая — душа от нее изнывает гораздо сильнее. Конечно, Хисока все еще несусветный еблан, Гон словами описать не может, что думает о его жажде мести, но это хотя бы не доламывает старый образ окончательно. А слезы… А может ли Хисока вообще плакать? Но Гон решает оставить этот вопрос при себе. На такое тот явно если не обидится, то выдаст то свое классическое смущение, когда он сводит брови на переносице и хмурится, поджимает губы. Так он демонстрирует озадаченность, забавное наблюдение: Гон запоминает еще на Острове Жадности, когда честно отвечает на вопрос о цели прибытия к озеру, что явно ставит Хисоку в тупик. — Зато я теперь понимаю, почему ты весь из себя такой… — Гон стопорится, пытаясь подобрать нужное слово, — излишне драматичный. Откуда в тебе столько театральности, вот. «Ну вот ты раскрыл мой страшный секрет». — Я все еще не могу осознать, что Абаки знала тебя подростком, а ты говоришь!.. Хисоку явно веселит подобная искренность, и он сипло посмеивается. Потирает руки — на улице достаточно прохладно даже для Гона, а он тут один из самых закаленных. Видя это, он кивает вниз, на лестницу, быстро интересуется: — Хочешь, вернемся? В ответ — покачивание головой. Хисока сейчас… другой. Как это назвать? Более искренний? Нет, просто — совершенно другой. Без маски загадочности и пугающей ауры кровожадности, обычно он не делает вещи так, не говорит подобным образом, это тоже выбивает из колеи, как и его странная паника при упоминании той актрисы. Но он не замечает подобного даже с Каффкой или Абаки. Получается, только Гон заслуживает такого? Гон и Фугецу… Странный выбор. И если про себя он еще может более-менее понять, то Фуу-тян? Они люди совершенно далеких категорий. Или это его «жалость» к ней, так бездарно влюбившейся в человека, не способного ответить на чувства? Хисока хоть кого-то любит? Свою сгинувшую мать, хотя бы? — Почему ты не рассказывал про… нее? — Гон все еще не может произнести словосочетание «твоя мама» Хисоке, поэтому решает избегать того, что вызывает у него столь явный диссонанс. Ерзает, пытаясь устроиться поудобнее. — Блин, это же так круто! Быть сыном актрисы. Знаешь, я вот сын известного охотника, и у этого есть свои плюсы. Если бы ты сказал какому-нибудь киноману, что вы связаны, он бы, э, не знаю. Или режиссеру. Ты же такой крутой лгун, почему не пошел в актеры? Вся эта белиберда, сказанная на высокой скорости, веселит Хисоку еще больше, и он трясет головой. По глазам видно, что улыбается. Он все еще сидит рядом, неподвижно, в такой холод это как смертельный приговор, и Гон покрепче хватает его за руку, пытаясь хоть как-то поделиться теплом. Хотя, естественно, гораздо проще будет спуститься вниз. Но спорить с Хисокой — занятие довольно бесполезное в своей сути, потому что тот упертей Гона. А Гон, вообще-то, целый месяц вбивает себе в голову, что очевидный труп Кайто еще жив. Он качает головой. «Обязательства перед режиссерами — тоска». — А ты шаришь? «Припоминаю. На Небесной Арене веселее. Там я сам себе режиссер». — Тебе просто нравится драться. Хисока подмигивает — единственным глазом это… невозможно, но Гон понимает, когда он быстро моргает. Учится по таким небольшим жестам понимать чуть больше, чем до этого. Странных мелких привычек у того отбавляй: как он отводит взгляд в сторону, когда не знает, что сказать, или перебирает карты — задумавшись. У него богатая мимика: и много морщин, особенно в уголках глаз, хотя ему чуть больше тридцати. Сейчас это заметить труднее, но местами Гон еще видит. Он скрещивает руки, фыркая. — Ты просто дурила. «Это ты мне говоришь?» — Да!.. Послушай, я, э, сейчас скажу очень странную вещь, но у тебя до… всего этого… Э… Короче, ты был красивым в той степени, чтобы Биски втихую пускала на тебя слюни. Только ей не говори, она меня придушит, — он потирает затылок, неловко. — Понятно, от кого это у тебя… Но я не понимаю, почему ты, обладая всеми качествами, чтобы стать новой звездой экранов, решил выбивать из людей все дерьмо. «Это весело». — Это весело, — не отрицает Гон, — но это не отменяет моего вопроса! «Не этот вопрос ты мне хочешь задать». Гон недоуменно моргает. — А какой?.. «Мне так кажется. Не задумывайся. Просто я думал, что ты спросишь, что с ней случилось». Под «ней», вестимо, подразумевается мать. Хисока не спрашивает — утверждает, Гон понимает это по их условному жесту, когда после вопроса он два раза стучит пальцем в центре ладони, но сейчас этого нет. Некоторое время он помалкивает, обдумывая ответ, но затем кивает. Но более простым тоном, чувствуя, что какие-либо Особые Интонации тут будут не к месту, роняет: — Мне очень интересно. Но если ты не хочешь, чтобы кто-то о ней в принципе знал, то я не буду лезть. Я могу потерпеть! Если ты захочешь, то можешь сам рассказать, но я пойму… Блин, серьезно, мне супер интересно, но я не могу просто так об этом сказать! Он выразительно смотрит Хисоке в глаза. — Видишь? Я жертвую любопытством! Я никогда им не жертвовал! На него смотрят, пристально, несколько секунд точно — Хисока словно не верит, что эта тема закроется так просто, но потом плечи его опускаются. Видимо, он и правда думает, что сейчас его ждет допрос, но его отсутствие заставляет расслабиться. Что же там такое происходит, в его прошлом? Гон вспоминает вечно мрачного рядом с Хисокой Каффку, мертвую актрису, умершую слишком рано, Абаки и убитого Моритонио — и все это никак не стыкуется. Он ерзает на месте, зябко. Гон подвигается ближе. — Идем вниз, ну. Отморозишь задницу — мне потом свою откусит Каффка. Хисока смеряет его взглядом. — Но все же нехорошо ты это сказал Киллуа, — замечает Гон, садясь вплотную. Хисока рядом с ним, с острыми углами, напоминает мешок костей. Локтем тоже больно тычется, ой-ой-ой. — Вот ты говоришь… Хоши Морро. Но ведь на тебе наверняка отразилась ее смерть. Ну… э… если ты ее любил, конечно. «Семья — слабость». — И что? Не обязательно было хамить! «Киллуа сам напоролся». — С каких пор ты такой мстительный говнюк? Хисока сконфуженно на него смотрит, явно обозначая а когда я им переставал быть. — Дорогие люди — это важно, — замечает Гон. — С их помощью можно хоть горы свернуть! «Ими можно шантажировать». — А тебя шантажировали? О, Гон знает этот взгляд. Хисока сто процентов что-то скрывает, но история тут явно куда темнее, чем простое «да». Он лишь хмурится, когда тот пожимает плечами, всем видом намекая, что кое-кто ответа не дождется, и затем сердито смотрит вперед, на город. Теперь вид не кажется столь уж и чудесным, скорее пошлым. Ну да… Прямо как маска Хисоки. Хотя нутро у него такое же поганое. Помнится, на Острове Жадности был какой-то разговор о нэн, тогда Биски попросила Хисоку (для примера) сделать тест на воде, и та на вкус была жуткой кислятиной. Многое говорит о человеке, да-да! Гон обдумывает, какой бы еще убойный аргумент придумать, потом замечает: — Ну смотри. Ты мне… э… дорог в каком-то смысле. Но благодаря этому я стал лишь сильнее, а не слабее. Что-то тут по твоей схеме не складывается! «Просто у тебя все через одно место». Это безобидная шутка, Хисока явно бросает это просто ради того, чтобы в ответ кое-кто попыхтел и позлился. Но в чем-то он, наверное, прав: у Гона все идет не так. Он дружит с ассасином из семьи Золдиков; в неполные двенадцать проходит экзамен на охотника, затем участвует в йоркшинской резне, а следом — штурмует дворец в Восточном Горуто. И это не говоря о победе в Острове Жадности. Дружба с Хисокой такая же неправильная, ведь тот преследует исключительной бой насмерть, а сам Гон… Он не уверен. Он не то, чтобы реально жаждет реванша с Хисокой, но ему комфортно, когда тот рядом. Страх перед таким человеком ломается, Гон просто видит в нем союзника — поэтому, в отличие от Киллуа, который раньше рядом с ним был всегда как на иголках, может позволить себе ткнуть Хисоку картой в лицо и объяснить, чем различаются заклинания. А еще позвать поиграть. Но Хисока… это постоянный элемент в жизни Гона. Жаль, что он не принимает участия в охоте на муравьев — ему бы понравилось. Но, вместе с этим, их встречи приносят странное удовлетворение, спокойствие. Он пугает… пугал, сейчас в нем еще есть малые крохи того, что вызывает подсознательный ужас, но Гон уже не видит в нем угрозу себе лично. Он тоже важен Хисоке, как точка стабильности, тот будущий соперник, что не убежит, как Куроро. Гону позволяют взглянуть на какие-то мелкие крохи искренности, недоступные даже Мачи: жесты, хобби, даже та глупость после волейбольного матча — Хисока позволяет себе отпустить маску и сказать что-то, что явно понравится Гону, что с его образом совершенно не вяжется. Поэтому Гон и соглашается на предложение Фугецу: потому что Хисока для него — часть «нормальной» жизни. И если он хочет вернуть все, как было… то там нужен и Хисока. Их встречи каждый раз до глупого внезапны и странны, начиная с экзамена. Гон должен чувствовать только ужас, как Киллуа или Леорио — но вместо этого сердце в груди бьется, словно у охотника, выжидающего в засаде. Хисока манит к себе таинственной аурой, загадочным образом и силой; он — столп, который Гон жаждет сломить, но не до конца, потому что ему нравится наличие Хисоки рядом. Нет ничего зазорного в том, чтобы испытывать симпатию к тому, кто, один из многих, как Кайто, Винг или Биски, вводят его в мир охотников и нэн. Да, он растет, и какая-то загадочность исчезает — Гон просто понимает какие-то вещи, и Хисока становится скорее просто взрослым с причудами, чем энигмой, но само ощущение от их встречи даже сейчас не исчезает, хотя от прошлого него остается так мало. Хисока не перестает быть Хисокой, если сорвать с него маску. Важно — нутро, ядро образа, а оно все то же. Поэтому, несмотря на то, что что-то меняется, Хисока все еще остается тем самым странным человеком, к которому Гона тянет, как магнитом. Кажется, это как-то называется… — Многие тебя боятся, — вдруг произносит Гон, не поворачивая головы. Хисока смотрит на него из-под полуопущенных ресниц, не двигаясь, и сверху, словно одеяло, накатывает тяжелая пелена, липкий нэн. — Киллуа так точно. Иногда я его понимаю… Смотрю на тебя — и не могу понять, почему ты что-то делаешь. Но я не могу сказать, что по настоящему напуган рядом. Скорее возбужден, знаешь? Как когда ты видишь что-то, что тебя жутко манит, хотя может убить. Вот такое у меня чувство. Я готов добровольно прыгнуть в пасть к дракону, чтобы вновь это ощутить. Он чувствует, как аура вокруг становится тяжелее, почти обжигая холодом. Но Хисока — само спокойствие, он просто сидит рядом и смотрит, наблюдает. Вероятно, ему интересно; поэтому Гон не чувствует угрозы, лишь это потаенное неразборчивое ощущение, словно кто-то очень пристально на него смотрит. Как ни крути, даже потеряв много, Хисока все еще остается Хисокой — человеком, что в состоянии на грани смерти способен дать бой Куроро. Повернув голову, он пристальное вглядывается в чужие черты лица. Хисока смотрит на него, чуть сузив глаза. — Один раз я… Только никому не говори! В общем, я тайком читал некоторые любовные романы, которые купила Мито-сан… — Гон вздыхает, надсадно, вспоминая это недоразумение. Конечно, у него есть оправдание, он еще ребенок, но это все равно очень глупо. — И там рассказывалось, что это странное чувство, когда тебя тянет к кому-то… Я сначала думал: бред, но теперь смотрю... И, может, там все же была доля истины. Гон выразительно смотрит в глаза Хисоке. — Знаешь, я много такого видел. Когда тебя словно тянет к тому, что скорее тебя убьет. Как Куроро говорил о тебе, в первые дни нашей совместной работы в Редане, или как Стражи муравьев-химер смотрели на Короля — хотя тому было достаточно просто щелкнуть пальцами, чтобы их убить. Это чувство может разниться, но всех их словно тянуло к этим людям… Наверное, этому чувству есть название. Живо вспоминается Питоу: как он смотрит на Гона и озвучивает, что обязан убить его, ради Короля. Неферпитоу понимал, что не выживет — чувствовал нутром, что так просто это не закончится, и подтвердил свои опасения, когда Гон использовал клятву. Но он все равно пытался — и все ради Меруема. Гон готов рискнуть собой, когда лезет к «Паукам». И Фугецу тоже. Но Фугецу вполне прямолинейна в своих чувствах. Белеранте не вызывает в ней ужас, Хисока — да, но она видит одно ядро, и оно манит ее, ведь она прекрасно знает — это один и тот же человек, и насколько мастерски не играй он роль. Гон же… Как это назвать? Фугецу — любит Белеранте, выходит, любит и Хисоку. Неферпитоу и другие стражи любят Короля, Куроро… он не убивает Хисоку, смотрит, смотрит на его страдания, и эта ненависть вырождается во что-то неестественное, больное. Искажает само понятие привязанности, любви. Как тяга к нерадивому сыну. Значит, Гон… — Не знаю, но каждый раз, когда ты рядом, у меня встают волосы дыбом. Как от статического напряжения. Я смотрю на тебя… Но я не чувствую желания убежать, скорее подойти поближе. Коснуться… — он облизывает внезапно высохшие губы, язык пробегается змейкой. — Я вспоминаю наш бой на Арене, и это было великолепно! И все наши интеракции. И… Я ощущал такое лишь единожды. Знаешь? Когда встретил Киллуа… Но Киллуа мне очень дорог. Значит… Гон приподнимается, садится рядом; Хисока все еще пристально смотрит ему в глаза, почти снисходительно, но давящая аура исчезает, лишь на краю сознания мелькает нечто подобное — эфемерное, едва ощутимое. Он поднимается, но не вытягивается — просто движется вперед, к Хисоке, и нависает над ним тенью. Только сейчас он видит разницу с былыми временами явно: раньше их разница в росте феноменальна, но теперь едва заметна, с учетом, что он намного сильнее и жилистей. Проходит столько месяцев, но он до сих пор не видит в Хисоке даже пародию на старого себя. Год пыток… Это слишком для многих. Но, кажется, Хисоку это не слишком задевает. Морально. Да, есть… отличия, но Гон не может сказать, что видит что-то еще. С другой стороны, он не то, что особо знал Хисоку до, а сейчас тот видится ему более открытым, более… идущим на контакт хотя бы с ним. И с Фугецу! Это хрупкое доверие, включая секрет про актрису, явно демонстрирует, насколько сильно в нем что-то ломается. Маска еще есть, но трещит по швам. Может, все дело в том, что они вдвоем решают вытащить его из подвала. Это могло дать импульс для действий дальше. Весь этот договор с Иллуми тому пример. До этого Куроро постоянно рядом, как и Фейтан, сменяли друг друга, тут никак не связаться ни с кем из внешнего мира, но Гон вносит хаос в эту систему, он — нестабильный элемент, как и Фугецу. И все это вместе… Он не открывается так даже Мачи. — Думаю, это называют любовью. Такой вывод делает Гон. Он упирается руками в крышу над головой Хисоки, тот продолжает лежать под ним, смотрит — прямо в глаза, и что-то в этом взгляде явно выдает его замешательство. Но не испуг… он скорее обескуражен. Тишина висит добрых пару минут, и, когда Гон наклоняется ниже, чтобы припомнить, что там такого делали в дешевых романах Мито-сан, вдруг получает чужой ладонью прямо по лицу. Это не удар, Хисока просто его отпихивает; глаза у него веселеют, и несколько он сипло смеется, когда Гон пытается преодолеть (незаметную, на самом деле) защиту. Затем медленно качает головой. — Почему? Я тебе не нравлюсь? Вновь это отрицание. Гон хмурится. — Тогда я не понимаю. Его руку аккуратно берут: пальцы Хисоки делают это аккуратней, чем обычно, и он старательно выводит каждое слово, видимо, чтобы вся речь дошла до Гона в полном ее смысле. Это очень странное зрелище: честно говоря, сейчас Хисока выглядит еще меньше собой обычным, но фантомом того далекого образа, что знаком скорее Абаки и Каффке. «Гон, это не любовь». — Почему-у-у? «Когда ты любишь человека, ты не жаждешь сойтись с ним в драке. Как Фуу-тян. Не пойми неверно, я понимаю твое замешательство, но ты путаешь любовь и привязанность. Киллуа же ты не любишь?» Гон задумывается. — Э, ну, он мне дорог, но… «Вот видишь». — Но это глупо! Типа, что же я тогда к тебе чувствую? «Просто привязанность. Любовь выражается в других деталях. Это довольно смежные понятия, и в чем-то ты даже переходишь границы простой дружбы, но то, что ты испытываешь — это не любовь. Я давно с тобой общаюсь, и понял, что так ты просто показываешь симпатию. Интерес». — Я не понял. «Гон, если я умру, ты просто пойдешь своим путем. Это не разобьет тебе сердце, просто ты взбесишься. Ненадолго. Но Фугецу, например, будет мучиться, долгое время. Возможно, конечно, ты просто мыслишь какими-то другими незнакомыми мне абстракциями, но я не думаю, что ты в меня влюблен». Понимать такие длинные реплики простым начертанием на коже становится проблематично, но Гон старается. Это серьезный разговор. На важную тему! Он и сам не уверен, что верно понимает смысл «любви» как таковой, это что-то весьма далекое, но он испытывает привязанность к Хисоке… Поэтому делает вывод. Видимо, неверный? «Ты эгоистичен. Твоя любовь не вписывается в стандарты женских романов, которые читает твоя тетя. Там все довольно преувеличенно». — Ага, а ты прямо в них шаришь. Хисока молчит некоторое время, после которого издает лишь одно ехидное «хе». Так… Так, что это значит?! Гон просто в ужасе. — Ты читал такое?! «Интересовался». — Заче-е-ем?! «Мне было скучно». — Даже мне они не понравились! А я прочитал всего два, и очень бегло! А ты… «скучно», поверить не могу. «Вот поэтому ты и не понимаешь, что такое любовь. Делать вывод на двух романах своей тети — кощунство». Гон зло поджимает губы и смотрит на него, подозрительно. — А ты что, разбираешься? В любви? И кого это ты любил? — внезапно, его посещает страшное озарение, и он выпучивает глаза, едва не отшатывается, но все же решает не отскакивать в сторону; крыша не настолько широкая, а навернуться с высоты пару метров ему совсем не улыбается. — О нет! Только не говори, что это из каких-нибудь игр! Я помню, как ты водил нас по Острову Жадности, там был целый город на эту тему! Хисока-а-а! В ответ он вновь получает ладонью по лицу, мол, захлопнись, но Хисока снисходительно фыркает. Ну хоть не по играм, а то это было бы ничуть не лучше Целых Двух Женских Романов. Особенно вспоминая, какие там были сценарии. Он чуть отклоняется назад, выпрямляясь, и Хисока поднимается на локтях. О чем-то размышляет, но затем кивает. И следом поясняет: «Да. Такой человек был». — И это не я? Хисока медленно качает головой. Интересно, кто это. Но Гон и так узнает непозволительно много, лезть настолько глубоко… как Хисока говорит? Кощунство, да. Поэтому он просто кивает, резюмируя, что тот — просто кладезь секретов. Вряд ли разговор про Мачи. Или Куроро. Ну, последний совсем маловероятно, но, может, Хисоку тоже клинит, как и того. Иллуми? Сомнительно. Или… Абаки? Может, Фугецу? Хотя нет, иначе он бы от нее не сбежал. Да и от Абаки. А может, он тоже неправильно понимает чувство любви. И его странная одержимость квестами в городе Айай — следствие банального интереса, как на самом деле это работает. Тогда, конечно, вопрос, зачем он зачитывает Гону всю эту лекцию… Но ладно, это как-нибудь на потом. — А я тебе нравлюсь? Ну, как ты говоришь… привязанность. Хисока опускает взгляд и смотрит вниз куда-то, словно тушуется. Может, ему неловко это признать? Или он и сам до конца не уверен, что чувствует к Гону? Обычно он куда более скрытен насчет своих истинных эмоций, Гон понимает это все на том же Острове Жадности. Кивок. Короткий. На душе становится теплее, приятно. Значит, даже несмотря на их короткую ссору до схватки с Куроро, Хисока все еще ценит его внимание, все старания до. Гону это льстит. После того, как он предает Мачи, что даже предлагает ему помощь после возвращения с того света… Это многого стоит. Значит, настолько много он значит. Это… очень интересно! Гон даже не знает, что и чувствовать. «Сначала это был просто интерес. Потому что ты не испугался. Твоя самоуверенность показалась мне забавной. Потом… Ты мне и правда симпатичен. Но ты все еще ребенок, в том смысле, что мыслишь подобным образом. Может, я поменяю мнение, когда ты перестанешь вести себя как инфантильный балбес». Как он его назвал?! Вот это нож в спину! «Фугецу в сто раз собранней тебя, но она слишком зациклена на мне. Она мне тоже симпатична, забавная девочка, но я не могу ответить на ее чувства взаимностью. По некоторым причинам». Интересно… «Мачи очень весело бесить». — Ага, — сухо замечает Гон, — я заметил. Хисока фыркает. «Не в том смысле. Хотя нет, в том тоже. Но мы с ней максимум друзья». — Были. «Да. Были». На мгновение он стопорится, задумываясь. Затем дышит на замерзшие пальцы — настоящие ледышки, и Гон вновь кивает вниз, намекая, что пора спуститься — нет, опять трясет головой, вот же упертый. Хисока некоторое время явно раздумывает, это не то легкое смущение, видно по тому, как бегает взгляд, но затем все же поднимает глаза на Гона вновь. Вздыхает, так надсадно, будто своими вопросами и вообще этой темой Гон пробуждает в нем не самые приятные воспоминания. «Даже хорошо, что ни ее, ни Фугецу надежды не оправдаются. Давай признаем, я не самый приятный человек для подобных отношений». — Ну не знаю… «Попробуй посмотреть на картину в общем, а не только со своей стороны». Уй, блин! Ну, вообще-то, Хисока прав: Гон сам знает, что Мачи просто в бешенстве от предательства, это ранит ее до глубины души — потому что все это время она считает их если не на тонкой грани странных отношений, то хотя бы друзьями. А все, что Фугецу делает из-за Хисоки в начале — только плачет, потому что смертельный бой с очевидным исходом ему интересней. Может, это связано и с тем человеком, о котором говорит Хисока до этого… Кто знает, что случается там, в прошлом? Сейчас оно слишком загадочно. Гон так крепко задумывается об этом, что пропускает момент, когда Хисока садится рядом. Из мыслей его выводит крепкий щелбан по лбу. Такой неожиданный, что тот взвизгивает и едва не откатывается назад, а уже оттуда — вниз. Ну, умереть он явно не умрет, но вот стукнуться головой об асфальт будет довольно неприятным опытом… Хисока смотрит на него с прищуром, словно этого и добивался. Вот… засранец! В следующее мгновение Гону в нос тычется уже телефон. «Может, я расскажу тебе попозже». — Это что, какой-то завуалированный разговор про секс? Я и так все знаю! Молчание, слишком долгое. И весьма многозначительное. Хисока крайне пристально на него смотрит. Следом опускает взгляд в экран. «Не буду спрашивать. Нет. Не про это. Ладно. Идем вниз. У меня замерзли пальцы. Заодно покажу тебе, что такое настоящая любовь». … а вот теперь это звучит, как угроза!□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
В следующий раз, когда Абаки спускается вниз, она слышит какую-то возню в гостиной. Сначала это не так сильно привлекает ее внимание, но реплики односторонни и принадлежат Гону, из чего она делает вывод, что тот сейчас с Хисокой. Всего на пару мгновений ее терзает смутный интерес, чем же они могут заниматься… Все же, как ни крути, ей довольно смутно представляется дружба между ними. Понятна с одной стороны, но с другой? Хисока не особо любит тратить время на людей, которые могут помешать ему в дальнейшем. Так она рассуждает и, на цыпочках, подходит к двери. Чуть приоткрывает. Внутри полумрак, видно лишь свет от экрана. Там, вопреки всем ее ожиданиям, даже не какой-то фильм — ей думается, наверное, эти двое могут сойтись на каком-то абсурдном кинематографе. Но там… нет, не кино. Какой-то силуэт, статичный, унылая мелодичная мелодия, и окно диалога внизу. О, черт, в ужасе понимает Абаки, она знает, что это! Когда была помоложе, то видела такое: в магазинчике, напротив которого работала. Кажется, это одна из тех романтических новелл… Там было что-то про кошек в названии… Но не это шокирует ее: а то, что эти двое, бойцы высоких навыков, между прочим, смотрят на это, а судя по джойстику в руках у Гона — еще и играют. Тот весь пыжится, переключаясь между вариантами ответа. — Знаешь, когда я дрался с Питоу, было в миллиард раз проще! Абаки смотрит на это добрую минуту: как Гон сомневается, пока, наконец, не выбирает один из ответов, и затем ругается, потому что персонаж реагирует как-то не так. Опускает взгляд и видит, как на нее украдкой смотрит Хисока — того, впрочем, разворачивающееся перед носом зрелище веселит куда сильнее, чем ее неожиданный визит. Пожалуй, я не хочу ничего знать, делает она для себя вывод и медленно закрывает дверь.