□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
Одно остается неизменным — бьет Хисока все еще крайне больно. Это Гон понимает, когда они устраивают шуточный спарринг. Ну, как шуточный. Тренировка, да, но когда у тебя за спиной стоит Абаки и грозно постукивает по полу учебным мечом, то особо всерьез не разгуляешься, иначе прилетит. Это правило обоюдно, но подтекст довольно ясен: обращено только к Гону, Хисока же слышит это скорее из… какого-то мутного уважения, ну, как обычно. Потому что, как выясняется, он натура крайне обидчивая, пойди убеди его, что любая атака от него Гону ничего толком не сделает — взбесится. Это не та черта характера, которую Гон в принципе ожидает раскрыть в их новом крайне тесном общении, но достаточно забавная. Потому что вот чего, а злопамятности от него Гон не ожидает. Этот человек забывает тех, кто ему проигрывает, дамы и господа. Да, вот, а бьет он все еще больно; у него, в отличие от Гона, никаких проблем с нэн нет, все на мази. И усиленный аурой удар выходит… ну, не таким сильным, как в их славную битву на Арене, когда он одним ударом каблука крошит бетон, а затем эту же плиту отправляет пинком в полет, но все еще весьма и весьма — потому что Гон едва успевает откатиться в сторону, когда на то место, где он находится ранее, опускается кулак и пробивает в паркете солидную такую дырку. Пометка: в этом шуточном бою Хисоке дан карт-бланш на все, а Гона связывают ограничениями. Отличная тренировка, заявляет Биски. Самоубийство, паникует сам Гон и вспоминает ехидные лица Золдиков, которые шепчут, мол, да-да, а ты что ожидал, это все тайный план по твоему устранению. Мысли Абаки куда понятней и проще, потому что она просто хватается за волосы и орет: — Мой паркет! Ты чего творишь?! В общем, идиллия. Не забывай, напоминает себе Гон, твой противник — опасный убийца, пусть и вышедший в тираж, но все еще опасный. Эмоции подпитывают ауру, а ярости в нем через край. Да, теперь он не так ловок и силен, но вес меньше позволяет ему передвигаться быстрее, и Гон это чувствует: то, как мельтешит Хисока и не дает себя коснуться. В чем-то Каффка, несомненно, прав: в том, что тот не успокоится. Верни ему здоровье сейчас, он мгновенно бросится на Редан, но теперь ему приходится выжидать, строить планы, вообще задумываться о тактике. До этого он предает ей не так много значения, особенно выстроенной заранее. Это Гон понимает из их короткого обсуждения битвы с Куроро на Арене. Он — мастер импровизации, но именно это и кусает его в самый ответственный момент: потому что его… манера боя известна каждому второму, даже Кенни из какинской мафии, а Куроро обладает обширнейшим запасом способностей на каждый день. Гон в принципе не может понять, о чем думает Хисока, когда соглашается на подобную авантюру (бой выглядит как красивая показательная казнь), но тот в ответ на любые обвинения лишь пожимает плечами, дескать, так интереснее. Гон зазевывается, и получает точечный удар в затылок — крайне болезненно и неприятно, отчего поневоле сгибается; Хисока этим пользуется, мгновенно, обвивается вокруг, сковывая его простым захватом, чужие руки крепко обхватывают глотку… Воздуха начинает катастрофически не хватать, Гон ощущает давление — паники, но и буквальное тоже — скребет по полу… Аура, словно пламя, выравнивается из неконтролируемого огня в тонкое узкое пламя, и он чувствует, как нэн подчиняется. А потому крепко, так, что доски трескаются, впивается руками в пол, отталкивается — делает кувырок, с такой силой ускорение неплохое — и прикладывает Хисоку спиной об пол. На секунду тот разжимает руку, и, чисто на инстинктах, Гон хватает его за шкирку и швыряет в стену, отчего тот врезается в нее с глухим стуком и оставляет симпатичную такую вмятину. Падает на пол. — Да чтоб вас всех, хватит портить все! — орет на фоне Абаки, которой явно не нравится причиняемый ее залу урон. Гон же в панике смотрит вперед, на Хисоку. Ой. Кажется, это слишком сильно даже для него — еще бы, с такой силой влететь бетонную стену. В панике он подбегает ближе, начинает порхать вокруг — тот не шевелится, ой-ой, наклоняется, уже опасаясь… Но следом что-то резко подсекает ему ноги, и, когда он сам уже падает на пол, садится сверху и заламывает руки. Хисока даже запыхавшимся не выглядит. Вот уродец!.. То есть, он все это время притворяется! Гон пытается вырваться, но положение сейчас неудобней в тысячу раз. Он издает бульк. — Вот видишь, — откуда-то сверху доносится поучительный голос Биски. — Никогда не расслабляйся перед противником. Ну конечно, блин! Он мог бы догадаться, что все в порядке, потому что Абаки больше беспокоилась о поломанном паркете, чем о Хисоке — в ином случае бы начала кружить вокруг, словно коршун. Как это называется… наблюдение за окружением, верно. Хватка позади ослабевает, давление исчезает, и Гон наконец-то свободен. Оглядывается назад, где Хисока тем временем выслушивает какие-то нудные нотации от Абаки. Зная их отношения — вряд ли это про технику боя, скорее всего она ругается за попорченный паркет. Когда рядом вырастает Биски, он бросает на нее быстрый взгляд и кивает на последующее: — Жаль такой талант был. На миллион. — А ты словно знаешь, каким он был, — фыркает. — Еще бы, — Биски хмыкает с видом человека, что проводит обширное исследование, хотя Гон руку на отсечение готов отдать, что она просто любуется на его схватки ради Красоты и прочих радостей, за которыми читает модные журналы. — В любом случае, — переключается, — вот тебе урок о том, что не нужно идти против противников сильнее без плана. — Да я никогда!.. Биски бросает на него настолько пронзительный взгляд, что Гон тут же прикусывает язык. Ну да, точно. Он же там выступает против Неферпитоу… И та клятва… Однако, Хисока все еще жив. И он живее после всех своих безумных приключений, чем Гон — после клятвы. Не у всех есть доступ к чудесным сестрам семейства Золдик, вообще-то. Еще некоторое время он наблюдает за тем, как Абаки ругается на Хисоку, хмурится и угрожающе тычет пальцем в грудь, в ответ на что тот разводит руки с крайне фальшивым удивлением. Хмурится сильнее. Его внимание не остается обделенным, и Биски вздыхает, надсадно. — Я говорю тебе это не просто так, Гон. Я вижу, что вы довольно похожи. И я учила достаточно людей, чтобы знать, чем это закончится. Ты ведь все еще планируешь охотиться на Джайро? В голове всплывает предложение Морены, и Гон с усилием кивает. — В отличие от Редана, на его стороне — техногенный прогресс. В какой-то степени его можно назвать новым великим бедствием — в конце концов, его порождает самка муравья-химеры, пришедшая оттуда. Он — как результат того ужасающего слияния, что может произойти между нашим миром и Темный Континентом. Это опасный враг, Гон, — следом Биски вздыхает и разводит руки в стороны. — Я бы отговорила тебя, да ты не послушаешь, так что решай сам. Но, надеюсь, к моим словам ты прислушаешься. В самом деле, Биски, несомненно, права. Джайро — отражение Неферпитоу, только сильнее и опаснее; последний еще наивен в силу своей недолгой жизни, но на стороне бывшего хозяина НЗЖ знания десятков прожитых лет. Вряд ли, конечно, он дотягивает по опасности до Меруема; но Гон помнит Йоркшин, помнит их схватку. Вряд ли Джайро остановится на достигнутом, на Темном Континенте он продолжит свою стремительную пугающую эволюцию. И это обязанность Гона — с ним разобраться, как сильно бы ему не хотелось махнуть на все это рукой. И все это, пока они будут искать способ найти лекарство для Хисоки… Если тот не решит на все плюнуть и не сбежит раньше. Как бы не хочется ему думать иначе, но он — не тот человек, что стремится в будущее. Какая ирония для того, кто так отчаянно отрицает прошлое. Гон поджимает губы. Хмуро. — Ничего. К тому времени, как я доберусь до Джайро, я либо найду способ его убить, либо он станет слишком большой угрозой, чтобы только один я с ним бодался.□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
Иногда Гона посещают размышления: кто же такой на самом деле Хисока? Что в этом фальшивом образе — правда, а что — очередная маска? Он эгоцентричен. Факт. И жуткий собственник… в том смысле, что не потерпит чужое посягательство на желанного противника; что-то Гону подсказывает, что на фронте любовном тот в подобном не заинтересован, потому как Мачи сто процентов мутит интрижку с Финксом, и если уж Гон об этом знает, то и Хисока до всех столкновений — тем более. Он не вспоминает о прошлом, уверенно заявляет о том, что не помнит имен противников, сломанных на пути, но вместе с этим что-то в нем глубоко держится за прошлые образы: Хоши, Каффка, как странная химера. Весь образ Хисоки — успешная фальшивка, как марионетка в театре бунраку, чье эго и цель — бои насмерть, в которых плещет адреналин. Он и сам такой: яркий, искусственный. Выставляет себя таким, хотя многие: сам он, Абаки и Фугецу — знают о том, что скрывается там, глубоко внутри. Кажется, будто ищет смерти, однако так крепко цепляется за жажду жизни, что нэн возвращает его с того света. Настоящий Хисока может позволить себе огрызнуться и разрушить вечно очаровательный образ. Ему нравятся дерьмовые романтические квесты, математика, а еще он может странно пошутить — Фугецу подтвердит. У него огромная коллекция шрамов, крашеные волосы и, кошмар какой, брови на самом деле нарисованы. Чем ближе Гон его узнает, тем больше разрушается эта маска, тем больше он понимает — Хисока на самом деле такой же человек, со своими слабостями и глупыми привычками, но этого «настоящего» в нем настолько мало, что сложно сказать, где заканчивается образ и начинается настоящее нутро. Честно сказать, его фальшивый образ совершенно не сочетается с тем, что Гон узнает. Хисока выглядит… выглядел тем человеком, которого может потянуть на что-то крайне высоко одухотворенное, загадочное, который распивает дорогие вина и может часами слушать лекции о какой-нибудь затерянной картине Рубенса, попутно размышляя, кого убить вечером. На деле его тянет к этим крайне инфантильным хобби, шутки у него соответствующие, а еще ему нравятся не вина столетней выдержки, а сладкое, неважно даже, если это будет дешевая химозная газировка. Но, видимо, он что-то задевает в его душе: может, даже раньше, еще во время их первой встречи. Гон вспоминает их столкновение на болоте, когда Хисока смотрит на него, пристально, затем говорит со смехом, что он проходит — и скрывается, будто в эту самую секунду видит перед собой не мальчишку с удочкой, что бьет его по виску, а нечто иное, далекое… Он говорит, что чует потенциал, жаждет скорого боя, но наблюдает. Помогает пройти экзамен, раскрывает тайну нэн — он, не Винг — и даже соглашается поиграть на Острове Жадности, хотя в тот момент Гон уверен, что Хисока из тех называемых любителей порушить игру ради развлечения. И он даже ломает ради Гона пальцы!.. На такое соглашается разве что Киллуа. Наверное, будь либо сам Гон старше, либо Хисока — младше, они бы легко подружились, но пока ему двенадцать, Гону несколько неловко. Самую малость!.. То, что это дружба, он понимает позже, примерно, когда торчит на Китовом острове. Хисока настолько доверяет ему, что позволяет узнать эти детали. Скорее всего невольно, до их столкновения тут; сейчас-то, конечно, это происходит больше намеренно, чем случайно, но, видимо, как в случае с раскрытием тайны про актрису, он не слишком-то… хорошо на это реагирует. Что это, смущение? Но он все еще опасный убийца, не стоит забывать. Хисока убивает множество на своем пути просто как легкий каприз. Он вклинивается в планы Курапики в Йоркшине и ломает их, чтобы повеселиться и встретиться с Куроро. Почти все его противники на Небесной Арене погибают, и он сам не видит ничего зазорного, чтобы преподать урок силой. Сила — мера, которой он оценивает людей, и только. Ему плевать на чувства, он руководствуется только тем, что может заинтересовать его или принести пользу в будущем. Может, даже если это и было когда-то давно, изначально, такой же частью образа, сейчас это — суровая реальность, правда настоящего. Хисока — преступник, психопат. Киллуа прав. У него не все в порядке с головой… Может, буквально, бывают же люди, чьи мозги не вырабатывают каких-то гормонов. Вряд ли это про Хисоку, но шанс есть. Но как такой человек получается? Как из сына известной актрисы сначала рождается побитый мальчишка, которому помогает труппа Моритонио, а затем — чудовище Небесной Арены, которого люди восхваляют за умение убивать и даже даруют имя смерти? Почему он отрицает все связи, и все бежит вперед, далеко… Где до него не дотягивается даже Фугецу, лишь он один — Гон? Эти мысли посещают его, когда он смотрит на очередные тренировки: на отжимания на одной руке. Раньше — плевое дело, но сейчас… Но намного лучше, чем раньше. Сам он решает математику, точнее решал, но сейчас его голову посещают иные мысли, и потому в Специальной Тетрадочке для Безделия он выводит какие-то невнятные рисунки, в основном: зарисовки очень злой Биски. Таланта в рисовании у Гона, к сожалению, нет, поэтому выходит так себе, но, к счастью, это его маленький секрет, и никто этих художеств не увидит. — Как ты планируешь одолеть Редан? Вопрос явно выводит Хисоку из равновесия, и он упирается двумя руками в пол и элегантно, как кошечка, опускает ноги вниз. Смотрит на Гона, пристально, затем пожимает плечами, за что тут же получает тычок ручкой под бок. Такого предательства даже Хисока не ожидает, поэтому потирает ушибленное место, крайне подозрительно смотря на виновника, но Гон даже ухом не ведет. С жутко умным видом замечает: — Без плана они тебя, извини уж, поимеют. Хисока вновь пожимает плечами. — Я знаю!.. Как это бесит, я один раз наорал на Киллуа из-за этого! Но ты один раз уже просрал схватку, и я, когда поперся без плана. Не хочешь ты — пофигу, я уже свыкся с твоей безответственностью, поэтому решения тут буду принимать я, — Гона дергают за руку, возмущенно. — Иди в задницу, я уже сказал свое слово! Придется обеспечивать тебе победу, хотя мне вот совсем не хочется никого там убивать! И это — правда. Начинается битва взглядов. Хисоке проще — у него всего один. Но потом вздыхает. Сдаваться явно не хочет, но аргументы Гона убедительны, плюс кого сейчас волнует мнение самого нелогичного человека на всем белом свете? Вот именно, и не надо тут глазками стрелять. Гон кладет бумажку на пол и начинает рисовать уже членов труппы; выглядит так себе, но схематично и понятно. Обводит ручкой Нобунагу. — Так, вот этого игнорируем. В смысле, я понятия не имею, что у него за хацу, но в области эн он что угодно распилит. А это целых четыре метра! Хисока рядом сдавленно фыркает. Ну да, уныло размышляет Гон, вспоминая Неферпитоу с эн под двести метров в диаметре. — Это… не важно! В любом случае, против него нельзя строить тактику, потому что он ближник. Если ты как-то выцепишь его издали своим новым хацу, то может быть, но, мне кажется, Нобу сбежит быстрее, чем ты нанесешь ему ощутимый урон. Следующий… И так они разбирают каждого члена Редана. Даже Каллуто. Гон искренне сомневается, что Золдик сунется в эту схватку, да и сам Хисока пока явно не хочет натравливать на себя еще и Иллуми с остальной бешеной семейкой (а к ним, скорее всего, присоединится и Киллуа, ну так, из чувства солидарности за Гото). Сейчас наибольшая опасность — это Фейтан, потому что если остальных (кроме Куроро, но там особый случай, без должной подготовки любой специалист с соответствующим хацу становится беззащитным) еще можно как-то обогнать или одолеть издали, то этот двигается слишком быстро, плюс, насколько Гон знает от сплетника Нобунаги, его хацу зависит от боли. То есть, еще один любитель пощекотать нервы. И почему они с Хисокой друг другу не нравятся? Загадка… Но новое хацу — отличное оружие, как и тройная комбинация самого Гона, она позволяет достать в удалении, вблизи и ударить массово. Да, разумеется, это потребует определенных усилий, как было с Гентру; тот использует ко для защиты рук, а это отъедает значительную часть защиты, что дает Гону повод врезать ему от души в подбородок и даже попасть. Что будет делать Хисока? Или плюнет? Он же не чувствует боли, а это — грандиозный бой, он не станет тратиться на сохранность оставшихся пальцев. Ну… Это плохо, конечно… Но это решает довольно много вопросов. Но сможет ли он тогда использовать свою способность? Какой-то одноразовый трюк. И как победить Хисоке? Нет, вариант «никак» не принимается, это самое очевидное, Гон и так знает. Надо что-то из области осуществимой фантастики, что может сработать: шанс на миллион, но… Хисока — счастливчик. Он откачивает себя и даже не получает расстройство мозга от недостатка кислорода (нэн творит чудеса; или кто-то просто достаточно безмозглый), а потом переживает год пыток. Большинство после такого останутся в лежачем состоянии до самой смерти, а этот уже бегает и планирует грандиозную месть. Вот в чем, а в удаче Хисоке явно судьба не отказала. Тот в ответ на это заявление вдруг смеется и трясет головой. — Да ладно мне тут заливать, взгляни на себя! Хисока фыркает и стучит по замененной ноге. Звук… довольно глухой. — Блин, я не про это. Давай честно, из той схватки ты выбираешься еще довольно целым. Тебя вообще могло разорвать на мелкие кусочки, а в итоге ты отделываешься всего одной конечностью и пальцами. Ну и, э, лицом. А это крайне мало! Аргумент работает, поэтому Хисока закатывает глаза. Скрещивает руки, нетерпеливо, мол, что дальше. — А что еще? Это ты меня тут убеждаешь, что это не так! «Если это называют удачей…» Не дописывает; Гон закатывает глаза. — Ты сам дурак, что сунулся против Куроро. Я тебе сто раз сказал, и повторю сто первый. Это не твой калибр. Нет ничего плохого в том, чтобы быть слабее кого-то!.. Я вон слабее Джайро, а потому буду думать, как его убить. А до этого передо мной маячил твой образ! Иногда полезно… оставаться на таком уровне. И следовать за кем-то, как за морковкой, — он неловко улыбается и скребет пальцем скулу. — Если бы не ты, я бы многого не знал. Просто уясни что-то полезное из боя с Куроро. Опять этот Взгляд. Ну и что тут сказать? Гон вздыхает и вскидывает руки, сдаваясь. — Да помню, помню. Я просто не теряю надежды тебя переубедить. «Почему». И вновь этот пристальный взгляд в глаза. Но в этот раз без раздражения, закономерный вопрос… Они уже говорили об этом, но, видимо, Хисока все равно не понимает — то ли те аргументы кажутся ему глупыми, то ли он просто хочет услышать их вновь, убедиться, что все это — не шутка подсознания, а взаправду. Что есть человек, который не хочет его убить, вот тут, рядом. И не пытается переубедить, обвиняя в глупости. То есть, конечно, Гон все еще его в этом винит, но хотя бы не упирается рогом, как Каффка или Фугецу. Абаки в этом плане ближе к нему, к ее же удобству. Поджав губы, некоторое время Гон размышляет. Но потом понимает, что обдумывать короткий рациональный ответ — глупо, Хисоку сто процентов больше убедит искренность, пусть и размазанная на кучу слов. — Не знаю, просто я вспоминаю нашу с Киллуа ссору, когда я точно так же, как и ты, взбесился и решил полностью окунуться в месть… Я помню, что чувствовал сам тогда. Но потом я понял, что чувствует и Киллуа, и мое поведение тогда выглядело… Ну, несколько тупо, — он кусает губу. — Так что я не могу винить тебя, но теперь я понимаю эту ситуацию с двух сторон! И это бесит, потому что это бесконечный круг, я вроде как не хочу мешать, иногда надо удариться башкой о стену, но, с другой стороны, ты себя угробишь. Плюс я уже говорил. Ты мой друг. А я не люблю, когда люди, которые мне нравятся, себя губят. Ты уже слышал про Кайто, и помнишь, чем это закончилось. Последнее он произносит с легкой угрозой, нажимом. Это не угроза — просто факт. Неферпитоу выжил бы, не убей он Кайто. Может, сумел бы ускользнуть. Но он признался, и… Вот и все. И с Хисокой то же самое. Конечно, его гнев на Куроро будет намного мягче; они знают друг друга, плюс, в этом случае, прав все же он. Питоу убивает Кайто играючи, а Куроро делает это все из той же мести за товарищей. Может, врежет ему… Но Гону хочется верить, что эта история никуда не приведет. Что наконец-то он получит желаемое: и все останутся живы. Но никто не получает то, что хочет. Хисока в этот раз не изображает из себя самого огромного в мире упрямца, вздыхает. Садится рядом, скрестив ноги, барабанит пальцами по коленям. «Я уже говорил. Это дело принципа». — Но почему? Из-за той ненависти?.. Так он говорил тогда… «Если остановиться — то все мосты будут сожжены окончательно». — Да что же это за мосты?.. — Гон хмурится. Наклоняется ближе. — Это поэтому ты не ладишь с Каффкой? Что вообще тогда произошло? Ты же мне расскажешь? То есть… не сейчас. Когда-нибудь. Последний гвоздь в крышку. Хисока на последней ступени; он легко может раскрыть Гону этот маленький секрет, это чувствуется. Чуть-чуть надавить — и вот она, истина. Но это будет неправильно, Гон не хочет… чтобы это было так. Нечестно. Хисока должен сам решиться, сам сказать ему: «ну, думаю, время», и раскрыть, какую эволюцию переживает его эго, чтобы в конечном итоге выродиться в того человека, которого все знают под именем Хисока. Тот смотрит в пол некоторое время, затем вновь поднимает взгляд. «Тебе это важно?» — Мне интересно!.. — отчаянно выдыхает Гон. — Плюс, я хотел бы узнать тебя поближе. Особенно всю эту мутную историю с Каффкой… Никто не признается, а я ему вообще не нравлюсь. Ты не представляешь, как я страдаю! Даже Куроро знает, если подумать. Говорит, что понял; наверное, как-то заглядывает в память и видит крохи. Но этого он не произносит, протягивая ладонь для очередного письма. «Я расскажу», медлит. «Попозже. Дай мне время». Но затем добавляет, неожиданное: «кроме Каффки». — Почему-у-у? «Там нет никакой мутной истории. Нечего раскрывать. Кафка пытался меня убить, но струсил». Вот так и говорит. Просто в лоб выдает этот секрет, отчего Гон выпучивает и не без этого круглые глаза и моргает несколько раз, пытаясь понять. Каффка пытается убить Хисоку… но не добивает? Ну да, это вяжется с его словами про «закончить тогда», что-то в этом духе. Но почему!.. Почему пытался? Гон может понять трусость, это даже логично — не хотеть добить своего ученика, с учетом, что тогда Хисоке сколько? Его ровесник, сопля совсем. Но… Это объясняет, осознает он, почему Хисоке не нравится жалость. Потому что она напоминает о Каффке. О несостоявшейся смерти. — Но зачем?.. — невольно сбалтывает он. Моргает. — Каффка же спасает тебя сейчас… Почему он пытается убить тогда? История явно не нравится Хисоке, не та, которую приятно вспоминать; он сводит брови у переносицы, некоторое время продолжает бурить взглядом пол, затем просто пожимает плечами, словно ничего сверхъестественного в этой истории нет. Странное равнодушие к такой истории… Но это прекрасно поясняет напряженность в их отношениях, ненависть и горечь со стороны Каффки. «Потому что бешеных собак усыпляют, Гон». — Я не понимаю. «Нечего понимать. Он посчитал, что мертвым мне будет лучше. Но не сумел закончить собственное же дело. Трус». Сжимает кулак. Затем, неожиданно, расслабляет руку. «Никто не получает то, что хочет». Гон уже открывает рот, чтобы спросить еще — почему именно незавершенность злит Хисоку больше, чем попытка убийства — но Хисока резко останавливает его жестом. В его взгляде странное отстраненное чувство, неясное, будто ему жаль, что он делится хотя бы этим, и, все так же молча, он поднимается на ноги и направляется к выходу. Гон провожает его взглядом, пристальным. Затем хмурится сильнее. Ничего. Все в порядке. У него много терпения в запасе, а Гон уж постарается, чтобы добиться того, что хочет он.