ЧАСТЬ 4: ИНФЕРНО
«Тото, у меня такое ощущение, что мы уже не в Канзасе…» Дороти по прибытии в Страну Оз
□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
И вот оно — долгожданное почти-совершеннолетие. Что значит, можно распрощаться с учебой, проклятой математикой и, конечно же, зачетами. Сказать, что Гон счастлив — не сказать ничего, но в момент, когда он, семнадцатилетний лоб, прощается с Мито-сан и искренне обещает писать письма так часто, как только возможно, он старается сохранить постное и даже немного тоскливое выражение лица. Тут все же немного грустный момент, окей? Нельзя слишком сильно радоваться столь быстрому возвращению к невероятным приключениям, это как минимум неуважительно по отношению к Мито-сан… Ее и так до этого бросает Джин, потом сам Гон, когда отправляется на экзамен Ассоциации. А то вдруг опять запьет? Но Гон все же обещает, что все будет. И смотреть назад почаще, и писать письма, и, конечно же, присылать деньги. С последним проблем никаких, просто часть своего обещанного дохода от ранее заключенной сделки он перенаправляет сразу на счет Мито, чтобы, ну, вдруг такое случится, если приключения на Темном Континенте его все же приведут к бытию закуской для местной фауны, то все будет не столь удручающе. На время. Мито-сан, разумеется, расстроится, как и бабуля, но Гон уверен, что они эту потерю переживут. Привыкают уже, после всего, что происходит до этого. Он, разумеется, расписывает свои приключения крайне расплывчато, стараясь не слишком углубляться в подробности того, как его калечат тут и там, но Мито-сан умна и догадлива. А еще Джайро оставляет ему на память столь примечательные шрамы на лице, да-да… Это уже не скроешь, он — не Хисока с его столь удобной «Текстурой». Но прощания тоже не могут длиться вечно. Как бы не хотелось Мито-сан. Гон — из тех людей, что помогают истории двигаться вперед. Ему все равно, быть ли на главной роли или нет; в сущности это неважно, его ведет интерес, и, о, он готов на многое, чтобы удовлетворить его. В этом они, несомненно, слишком похожи с Джином. Но ничего удивительного. Пусть и с разным воспитанием, но Гон все еще оставался его копией, так или иначе; поэтому в чем-то их путь будет невероятно схож. — Я привезу тебе каких-нибудь сувениров, — шутит Гон на прощание на пристани, и Мито-сан дает ему пощечину. Да уж. Грустно все это. Но он не в обиде; это у тети такой способ показать, что она очень сильно волнуется, поэтому подобный жест воспринимается скорее как финальное «прощай» перед долгим расставанием. Кто знает, когда он сумеет вернуться назад? Гон уверен, что выживет, просто потому, что уже встречался с химерами и понял, как примерно работает все на Темном Континенте, их родине — черти как. Так что… Вроде бы, ничего сложного? Они обнимаются еще раз, после чего Гон восходит на корабль. Все это веет ностальгией по дню, когда сюда приплывает Фугецу. Когда все возвращается на круги своя, а его вновь втягивают в самые громкие истории нового времени. Следующая остановка в его невероятно долгом путешествии — Темный Континент. Ну, фактически нет, но… Просто надо переплыть море до самого крупного порта Какина, откуда уже идут суда до границы с проклятой землей. Затем повстречаться со Стражем на вратах — чистая формальность, сложно даже понять, что сухонький старичок в соломенной шляпе и есть тот легендарный охранник границы, который раньше никого не пропускал. И уже оттуда — до самого крупного порта новой земли, выстроенного первыми переселенцами и исследователями, доплывшими сюда еще со времен первой экспедиции, той самой, где теряется Леорио и Чидль, «Зодиаки», и так далее, так далее… Гойсан. Так называется это место: жаркое, влажное, адские тропики. Вместе с Гоном на корабле прибывает целая свора охотников за сокровищами, жадных до быстрой славы первых исследователей — почти на все сто процентов Гон уверен, что они помрут в первой же вылазке. Но он вежливый мальчик, а потому молчит, решая, что не его ума это дело. Он-то, в отличие от этих на вольных хлебах, прибывает сюда почти с официальным приглашением, а на фоне просто сорвавшихся с места ребят это знатно выделяется. Но на Гона не косятся, о, нет, отнюдь — его окружает аккуратное пустое пространство, потому что местные искатели приключений знают, что связываться с представителями Ассоциации опасно. Что бы там не творили нынешние руководители охотников, но славу создают… любопытную. Гойсан — странное место, по его мнению. Оно не плохое, о, нет даже в какой-то степени уютное. Каменные коробки только начинают заполонять его, поэтому никакого второго Метеора Гон тут не видит, хотя, очевидно, все к этому и идет. Не самые высокие наспех выстроенные друг на друге дома, узкие улочки, целый ворох ярких знаков и рекламы, зазывающих зайти именно к ним. И в центре этого хаоса — высокая тонкая башня с залом, напоминающим тарелку, на самом верху. Здесь полно услуг самого разного характера, что обыкновенно запрещены в старом мире: включая психотропные препараты, интимные услуги… Амдастер на фоне такого даже теряется, почти приличное место! Но здесь почти нет «обычных» людей, нет туристов, детей, стариков. Только искатели сокровищ и те, кто знают, как на таких заработать. Когда Гон пробирается к нужной ему точке рандеву, его пытаются сманить женщины с пышными бюстами; зазывают попробовать местной флоры в дешевой самокрутке. Смеси, запахи, стоны, крик, гам, кровь… Гойсан — словно Содом, но ничто его не покарает, потому как он находится вне ока единого бога старой земли. Тут, на Темном Континенте, верят лишь в деньги и силу, а религия… сопроводит разве что на похоронах, если кто-то сумеет доставить обратно хотя бы косточку, хотя бы ноготок. Но, вместе со всем этим, в Гойсане не царят вечные перестрелки. Кто-то все же хранит тут порядок, в каких-то условных рамках. Укради, но не убей, это все. Гону, в общем-то, плевать, он не самый огромный праведник в мире, чтобы осуждать других за их деяния, вот уж нет! На его руках тоже кровь, за ним — череда невзгод для других. Поэтому он смотрит на творящееся вокруг сквозь пальцы, хотя в душе что-то неприятно отзывается. Думается: раньше, тот Гон, что впервые вступает на экзамен, такого бы не допустил. Но где он теперь, тот невинный юнец? Многие бы посмеялись, мол, не особо-то ты и меняешься. Хисока точно. Вот уж кто разбирается в полном преображении, а Гон? Ну да, чуть посуровел, потерял наивности во взгляде, но сложно сказать, что он прямо так жутко отличается от себя старого! Иначе бы с ним никто из старых друзей не водился. Да уж… В рюкзаке самый ценный груз — коробка. Та самая, которую создает Абаки; та самая, какую он крепко закрывает в Новой Мекке до того самого времени, пока не отыщет решения… Понравилось бы тут Хисоке? Он наверняка бы пошел сыграть в местное казино, одно из сотни. Обманул бы всех, а потом слинял, вот так бы и поступил. Попробовать бы сделать аналогично, но, к величайшему разочарованию самого Гона, он еще в состоянии не поступать совсем уж дико, да и, признаться, он не настолько уж хитер и умен, чтобы так жульничать! Карточные шулеры — это что-то далекое, не его… В толпе, полной бывалых мародеров и намников, он, семнадцатилетний оболтус не самого высокого росту, выглядит чудно — и вслед ему оборачиваются. Насколько Гон успевает понять, в Гойсане уже образовывается несколько крупных группировок и целый ворох мелких: в основном из тех, кто теряет надежду найти себе славу в каком-то свершении в опасных дебрях Темного Континента, и, хотя они тут явно имеют огромное влияние, никто из них не пытается даже сунуться против профессионального охотника. Одного лишь взгляда хватает, чтобы приструнить. Нэн тут знаком многим, но на крайне поверхностном уровне, так что для мастодонтов, вроде самого Гона, их потуги больше похожи на шуточные угрозы. Однако надо помнить цель! Он тут не местную шпану пугать пришел. А по делу, настоящему! (и даже не только из-за Хисоки!) Путь Гона лежит в небольшой офис недалеко от окраин Гойсана; местечко тут поспокойней, чем самый центр, но улочки еще грязней и уже. Найти нужное место не составляет труда, потому что карту ему разрисовывают как для дурачка… Обидеться бы, но Гон скорее благодарен. В городах его отточенная интуиция и навигация, которые он так мастерски может использовать в лесах, работать перестает. В итоге он замирает на пороге заведения, аккуратная надпись на котором гласит — «Офис Крысиного Хвоста». Мнется для приличия некоторое время, пока изнутри дверь не открывается, и на порог не выходит человек, чье лицо моментально вызывает у Гона широкую улыбку. Они подходят друг другу ближе, смотрят глаза в глаза, после чего Кайто — разумеется, это Кайто — с легкой издевательской ухмылкой произносит: — Н-да, я думал, ты вытянешься, а ты такой же клоп, как и Джин. Да пошел ты! Разве так встречают старого друга?! Что за любовь подмечать его проблему с ростом! Лицо у него явно такое кислое, что Кайто веселеет еще сильнее. Хлопает его по плечу. — Расслабься. Я рад, что ты приехал. Все боялся, что не сдашь эти проходные тесты, или что там сейчас у молодежи… Нет, он реально издевается! Бьет по всем больным местам! Внутри помещение довольно тесненько: стол-приемная, за которым сидит знакомая Гону девчонка в кепке, кажется, Спиннер, которая вместо приветствия надувает огромный пузырь жвачки; далее — два дивана друг напротив друга с кофейным столиком посередине, заваленным сейчас упаковками из-под лапши быстрого приготовления (производители еды тоже чувствуют возможную прибыль и медленно тянут руки к Гойсану). Еще один диван — спинкой ко входу, на котором кто-то развалился и играет в приставку на большом экране. В этом балагане единственным ответственным выглядит неизвестный Гону муравей-химера, выглядящий, как розовая коала — он бросает на него неодобрительный взгляд, но ничего не произносит. Всех присутствующих, кроме, собственно, коалы, Гон помнит еще с экспедиции в НЗЖ, поэтому никаких неловких пауз не происходит. Его наперебой приветствуют, и Кайто обводит офис рукой, говоря: — Они прошли экзамен и стали охотниками за новыми видами, и вместе со мной отправились сюда в экспедицию. Ты тут не знаешь только Коалу. Коала по имени Коала. Ага. Некоторое время они с Гоном смотрят друг на друга, пока он не роняет: — Да уж, с фантазией у тебя хуже, чем у меня! — Я тебя убью, — резонно замечает Коала сухим строгим голосом. Ах, «Ка-камень», еще живо твое наследие… — Хватит друг друга бесить, бестолочи, — Кайто жестом отводит Коалу обратно за компьютер и просит его что-то сделать, на ухо, в ответ на что тот лишь горестно вздыхает и начинает что-то набирать маленькими когтистыми пальчиками. Потом приглашает Гона на диван. — Располагайся. Я хотел бы отблагодарить тебя праздничным ужином за то, что ты уговорил принцессу Какина на спонсирование нашей экспедиции, но в округе из кафешек только небольшой ресторан, в котором в прошлый раз Диннер траванулся и забил нам весь уни… — Заткнись! — отчаянно звучит откуда-то рядом. Гон лишь усмехается и пожимает плечами. О да, настает время корчить из себя крутого парня! — Без проблем!□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
… ладно, все же, он немножечко привирает, потому что после прибытия в Какин, перед самой отправкой, занимается парой мелких делишек. Совсем маленьких!.. Но, вероятно, они все же стоят того, чтобы о них упомянуть. Для лучшего понимания, вот этого всего. В Какине, неожиданно, у него находится крайне много знакомых. Но первым делом Гон отправляется по делу скорее личному, чем официальному, тому, о котором упоминает Кайто. Давно пора было сделать. Раньше была учеба, личные дела, затем — вся эта беготня за Хисокой (и с), и вот только сейчас освобождается время… Верно многие говорят, что взрослея, начинаешь реже видеться с друзьями. Но Гон не хочет этому соответствовать. Он, вообще-то, ценит своих друзей, тех, с кем начал этот сложный и долгий путь! Поэтому, оказываясь в Какине, перед аудиенцией у нынешнего монарха он решает посетить одно маленькое тихое местечко, о котором узнает из одного личного письма. Не самое примечательно, в одиночку он бы и не нашел его вовсе. Это скромное поместье где-то на окраине столицы; не бедное, но без лишнего лоска, просто просторное и уютное. Построенное в форме квадрата, внутри оно прячет аккуратный цветущий сад с яблочными деревьями и прочим, что при цветении крайне сладко пахнет. В этом месте, помимо прислуги, обитают еще трое: одного из которого Гон знает крайне хорошо, а о двух других лишь слышал. Речь, разумеется, о Курапике, Ойто и Вобль. Благодаря Куроро… (странно думать о таком) и всему «слому» войны за престол младшим принцам удается уйти от неизбежной судьбы, и Вобль — в их числе. Сейчас она уже старше, разумеется, носится по внутреннему саду, широко расставив руки, изображая при этом самолетик. У нее темные волосы и такие же почти черные глаза, отчего она начинает походить на Фугецу… неудивительно, учитывая, что они сестры. Ойто на веранде перед спуском в сад нет, чем-то занята, поэтому тут только они втроем, то есть, с Курапикой. Тот почти не меняется со времени последней встречи, может, волосы чуть длиннее, но больше этого Гона поражает его болезненная бледность и худощавость. Что бы там не происходит с его дикими условиями на хацу, оно явно высосало из него почти все силы, но Курапика держится. И это хорошо. Он вежливо улыбается Гону, когда тот сидит рядом, напрягшись. Пальцы без перерыва барабанят по коленям. Какинская культура тут, в поместье, во всей красе: куча подушек и низких столиков вместо обычной мебели, на Курапике тоже что-то из их местной моды, домашней. Сейчас Гон ерзает на одном из таких пуфов, невероятно цветастых. Даже как-то неловко, прямо с улицы на такую красоту! Мало ли, вдруг на корабле было грязно. — Ничего себе ты местечко отхватил! — потом спохватывается. — Как там мафиозные делишки? — Пока меня заменяет Башо с Сенрицу, — Курапика продолжает внимательно наблюдать за Вобль. — Ничего нового, на самом деле. Теперь, когда не надо искать и выкупать глаза, все намного проще. Союз с какинской мафией, поднявшейся после произошедшего, дал отличный буст бизнесу. Гон с важным видом кивает, хотя, в самом деле, понятия не имеет, что за бизнес у семьи Ностраде, жив ли ее предыдущий патриарх, и что, собственно, может дать союз двух мафиозных группировок. У него настолько простые проблемы в жизни в сравнении с этим, можно даже поразиться! Черт. Да все поиски Джайро выглядят проще, там всем рулил Бизефф, а Гон так, просто исполнял роль кулаков. Поэтому он неловко улыбается. — Круто. А я, э, не завалил математику. В ответ — смех. — Уже неплохо. Ты уж прости, — он криво улыбается, — что не помог с твоим… делом. Я слышал от Кен’и, что ты занимался чем-то в Метеоре, мне стоило бы поинтересоваться. — Ой, да не! Все пучком! Я там со всем сам разобрался… Ну, точнее, Бизефф, но, э… Неожиданно Курапика сводит брови на переносице. Хмурится. — Бизефф? Я слышал это имя. — По-моему, это какая-то важная шишка из бывшего Восточного Горуто. Я не слишком шарю. — Ах… Этот. Интересно. То есть, он в Метеоре. Ну да, Кен’и что-то такое говорил. И ты с ним работал? Гон просто жмет плечами. Ну разумеется. А что тут такого? — Знаешь, с учетом, как ты строгаешь друзей и приятелей среди всяких важных политических шишек, я не удивлюсь, если скоро ты станешь одним из самых влиятельных охотников в Ассоциации, — Курапика улыбается, потому что, очевидно, шутит, но что-то в его тоне явно сквозит серьезностью. — Мне не распространялись о том, что именно ты там искал. Это было связано с той женщиной из семьи Хей-Ли? — Э… Вообще-то… И Гон рассказывает невероятную сагу о поиске Хисоки. Все, что считает важным: от прибытия Фугецу до кое-чьего самоубийственного броска Куроро по итогу. Курапика слушает это неожиданно серьезно, лишь иногда произносит удивленное «о». Больше всего, пожалуй, в этой истории его удивляет тот факт, что Хисока скрывался под личиной Белеранте — потому что они работали вместе некоторое время, и у Курапики не возникло ни единого сомнения, что это просто охотник. Но чтобы именно Хисока? Остальное же Курапику не удивляет вообще. Он лишь кивает, и, когда Гон завершает рассказ, некоторое время молчит, явно размышляя. Берет в руки маленькую чашечку с чаем, одну из тех, что ранее подают им служанки, отпивает. Взглядом он продолжает поглядывать в сторону Вобль, находящей интерес в ближайших цветах, что пытается вырвать с корнем. Гон тоже на нее косится, в основном потому, что думает, что за такое поведение ей должно прилететь по шее, но, видимо, это уже не первое посягательство на клумбы. Потом Курапика возвращает чашку на место. — Когда мы встретились с Куроро на корабле, я принял свою ярость, — четко произносит он, не отворачиваясь от Вобль, как от причины, почему он отказывается от мести. — Тогда Куроро Люцифер был моей единственной надеждой на то, чтобы вывести Ойто и ее дочь живой из той передряги. Я был в отчаянии, но и Куроро — тоже. Может, мы сошлись в том, что он испытал жалость к ребенку… Кто знает? Я просто рад, что поставил точку в той истории. Хмурится. — Но Хисока так не сумел. Неудивительно, зная его. — А ты прямо его хорошо знаешь. Когда Курапика выразительно на него смотрит, Гон давится чаем. — Ты ведь разбираешься в этом, — резко уводит он тему, — в мести. Она реально настолько гнетет? Не пойми неправильно, я тоже таким занимался после смерти Кайто, но у меня эта фаза длилась месяц от силы, а не столько лет, как у вас двоих. Мне кажется, спустя годы я бы уже не так сильно ненавидел Неферпитоу, просто принял тот факт, что Кайто умер. Может, конечно, взбесился бы при личной встрече… Но вряд ли бы искал его намеренно. — Месть бывает разной. Она зависит и от человека тоже, — Курапика наклоняет голову вбок, отчего сережка сверкает в лучах заходящего солнца. — Тебе проще жить настоящим и будущим, это заметно. Ты постоянно принимаешь все новое и уверенно смотришь в лицо завтрашнему дню. Гибель Кайто научила тебе не предаваться мести, но даже не убей ты королевского стража тогда, думаю, ты бы и правда махнул рукой. Это нормально. Но для меня и для него, месть — это последняя связующая ниточка с прошлым. У тебя их еще много, а у нас не остается ничего. Он постукивает ногтем по резному столику. — На самом деле, признаюсь тебе, отвлекись я, как сейчас, то тоже забыл бы про месть. Но я думал об этом каждый день, не давал ей потухнуть. Поддерживал огонь ненависти. С Хисокой… Хилояном все сложнее. Думаю, подсознательно он тоже поддерживал жажду крови тем, что держал чужой ему образ. Ты сам говорил, что наедине с тобой он был другим человеком. Конечно, по итогу его ненависть перешла от брата к Куроро, но это лишь передача эстафеты. Проекция образа, иначе говоря. Гон вновь кивнул. Иногда Курапика говорил невероятно замысловато, но в общем и целом он был прав. Хисоку уничтожил собственный же фальшивый образ. Не держись он так за облик брата, то не извратил бы собственное нутро, а не сделал бы это — не было бы нужды бросаться на Куроро, и так далее… Так сросся, что совсем не сумел обрубить связь. Хочется верить, что после возвращения он откинет все глупости, но это же Хисока, он состоит из глупостей на девяносто девять и девять процентов. Да уж… — Ты немного вытянулся, — вдруг роняет Курапика, пристально смотря на него. Да! Ха-ха! Так и надо! Вот так, наконец! Потом отворачивается. — Говоришь, отправишься на Темный Континент, чтобы его вернуть… Мне тебя не понять. Он ведь тебе угрожал, Гон. Пытался убить. — А еще он самый огромный дурила на свете, который увлекается всякой чушью, — Гон насмешливо фыркает, но беззлобно. — Да ладно, я это уже думал. И решил, что когда Хисока перестал изображать себя, ну, знаешь, того самого Хисоку, которого мы встретили на экзамене, то он оказался нормальным. — «Нормальные» с подобными инсинуациями не разговаривают… Да уж, Курапика все еще невысокого о нем мнения. Но это даже нормально. Было бы странно, переключись! Даже Киллуа, который узнал настоящего Хисоку, все еще его ненавидит, а уж Курапика, который с ним работал… С той его неприятной стороной, которая, к счастью, спала перед Гоном… — Ты уверен? — Ну, я поищу. Почему нет? Курапика замолкает и продолжает смотреть в сторону Вобль, хотя Гон чувствует — скорее в пустоту перед собой. Он думает о Пайро. Об убитых соплеменниках. Их останки остаются в земле, это не прах, который невозможно вернуть, если Гон все же отыщет тот источник… Курапика сможет вернуть все свое племя, всех… Он словно читает его мысли и кривится, болезненно. — Все же, думаю, мертвые должны оставаться таковыми. Это логичная и правильная точка зрения; проблема в том, что сам Гон не особо стремится ее придерживаться. А когда он чего-то хочет, он будет пытаться добиться этого до самого конца. Неважно, разумно это или нет. Хисока может сколько угодно возмущаться после своего возвращения, но Гон озвучивает ему идею еще при жизни, так что знал, на что шел! Потом, подумав, добавляет: — Ну, не только за ним. Это как побочный важный квест, но я хочу найти Леорио! Это Курапику неожиданно радует. — О, я уже боялся, что мне придется тебя просить. — Эй! — морщится тот. — Я не настолько дурила! — Настолько-настолько. — Не правда! — Но я правда рад, — улыбается он, — что ты его поищешь. Сам я немного не в том состоянии, чтобы так далеко путешествовать. Да и мое хацу лучше работает на людях, чем на… что бы там не обитало. Состояние, да? Гон темнеет лицом. — Сколько тебе осталось? — Не так много, как хотелось бы. Но, как видишь, пока живу, — Курапика вновь отпил немного чая и цокнул языком. — Не забивай себе голову. Это последствия моих не самых разумных решений, но я рад, что сумел сделать все, что только мог. Вернул большую часть глаз, а оставшиеся вместе с головой Пайро похоронил в океане. Там их никто не потревожит. — Я привезу тот нитро-рис. Или что там продлевало жизнь. Сделаешь себе столько рисовых каш, возненавидишь! Потом ко мне присоединятся Киллуа с Аллукой, вот увидишь, втроем мы весь Темный Континент перевернем! В ответ вновь слышит вялый смех, но эта глупость явно заставляет Курапику повеселеть. Он выглядит счастливей, все еще плохо, но без этой раздражающей тоски, которая настолько сильно ненавистна Гону. Этот же взгляд он помнит и у Хисоки, когда тот даже мечтать не может о волшебстве Аллуки. Смирение с ненавистной участью, вот, что это. Гон терпеть подобное не может, и, о пусть боги будут свидетелями, он не позволит своим друзьям о таком тосковать. Он все равно привыкает ломать здравый смысл. Неважно, что стоит на пути. Темный Континент — место, где логика работает иначе. Поэтому он сделает все, что хочет: отыщет Леорио, найдет лекарство Курапике, вернет Хисоку. Ради них… Ради себя. Все же, Джайро говорит верно. Все охотники — огромные эгоисты. Позади слышатся шаркающие шаги, словно внезапный гость надевает слишком большие тапочки, и, когда Гон оборачивается, он видит Ойто; та улыбается вежливой ласковой улыбкой, и в ее взгляде что-то меняется, теплеет, когда им она натыкается на Курапику. Как и у него. В руках у Ойто поднос с какими-то сладостями, и она мягко произносит: — А вот и угощение.□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
Из Кайто лидер — хоть куда, если он не только вновь собирает группу, явно травмированную своей… предыдущей смертью, но еще и заставляет их всех пройти экзамен на охотника. Гон только поражаться может, поэтому, когда он проводит планерку в их захламленном офисе, он лишь наблюдает, сидя на стуле рядом с Коалой. Они решают заключить мир, в конце концов, Коала высоко ценит тех, кто не убивает его товарищей просто так, а Гон дружит с целой кучей муравьев, и, разумеется, самим Кайто. Крысиный хвост у того ходит из стороны в сторону, когда он с назидательным видом ходит туда-сюда по кабинету, пожираемый целой кучей внимательных глаз: — Наша первая задача, не только как охотников за новыми видами, но и наемников, спонсируемых королевством Какин — отыскать что-то неизведанное, такое, что сумеет оправдать затраты нашего нанимателя. Думаю, тут такого будет полно, чем больше найдем — тем лучше. Голос его звучит звонко. Зачем пальцем Кайто стучит по карте, в которой Гон узнает картину из книги про Темный Континент, сильно увеличенную и дорисованную; скорее всего новые места — это то, что успевают отыскать предыдущие группы. Думается, несмотря на высокую конкуренцию, любые искатели приключений тут обмениваются опытом, потому что Темный Континент готов убить любого, кто ступит в его земли. Указывает куда-то вниз. — Наш путь лежит на юго-восток. По заказу Ассоциации мы также будем искать тут нитро-рис, однако он не является нашей основной целью. Прошу учесть, что Великое Бедствие, обитающее в данном регионе — Хеллбелл. Прошу изучить материалы о нем в брошюре, приготовленной Лином. При упоминании своего труда, низенький азиат в огромных не по размеру очках довольно хихикает. Гон же слушает все это вполуха. Он обсуждает план с Кайто ранее, поэтому повторная лекция ему ни к чему. Продолжая краем глаза наблюдать за другом, с которым они наконец-то вместе отправятся в путешествие, все, о чем он может думать — его вторая цель в королевстве Какин, ради которой, честно говоря, он туда и прибывает изначально. Та самая цель, что обеспечивает сейчас Кайто полное финансирование экспедиции, и та, что ставит точку в его старом уговоре с Фугецу. Что ж, Гон хорошо работает на благо Какина, помогая в устранении подчиненных Морены, пора пожинать плоды. Так он думает в тот момент, когда входит в тронный зал. Там пустота: в огромном зале с множеством подушек перед троном, рудиментом старой эпохи, оставленным для министров скорее для красоты во время церемоний, чем из реального функционала, лишь три человека, окромя самого Гона — Фугецу, стоящая рядом с троном, и нынешний монарх Какина. Халкенбург. Рядом с ним она выглядит тенью: сложив руки и прикрыв глаза, она не шевелится вообще. Но ей и не нужно, ведь сейчас диалог пойдет не между ней и Гоном, а с ее братом. Халкенбург выглядит замученным, уставшим. Глаза западают, волосы лежат не так гладко. Это не его стандартный прилизанный образ, Халкенбург позволяет Гону увидеть себя таким, чтобы начать диалог. Ведь искренность, как известно, всегда дает больше поводов доверять. Но Гон осторожен. Лишь кланяется, неумело. — Я рад, что ты согласился прийти, — произносит Халкенбург четким звонким голосом, словно у кинозвезды. Он подается вперед и уже тише — почти шипя — произносит то, что и терзает мысли Гона в этот самый момент, как он выслушивает Кайто. То, что он не слишком рад услышать… но готов принять, ведь пользы от этого он видит намного больше. Для себя, разумеется. — Я хочу дать тебе личное задание. Могу доверить его только тебе, — не тянет время зря, переходя к делу моментально. — Найти мне источник вечной жизни, о котором говорилось в книгах… Место, где произрастает оно, Древо Познания. И за это я профинансирую любую твою миссию вглубь континента. Так произносит Халкенбург Хой Гоу Джоу.