□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
Бенджамин в своих приказах крайне скуден и точен: он знает, что такое Древо Познания, и, конечно же, как и любой приличный диктатор крохотной банановой республики, жаждет получить сие нечто себе. Гон сначала озадачивается, мол, что это за хрень такая, это Древо, раз за ним охотятся уже трое известных ему крайне влиятельных людей, но, честно, даже не ждет особого пояснения его свойств, разве что описания, но Бенджамин, неожиданно, раскошеливается и на него: — Это золотая ветвь, обладающая крайне огромным запасом энергии, предположительно, нэн, — он, сидя в своей скромной палаточке напротив Гона, складывает руки у груди и смотрит на него внимательно из своих мелких злобных глазок. — Предполагаю, правда, что оно состоит из тончайших материй света, эссенции эмоций, а не настоящего золота. Легенды гласят, что Древо Познание может исполнить любое твое желание, воплотить его из ауры, не требуя взамен ничего, в отличие от газовой формы жизни аи. Его свойства безграничны… — То есть, Вы хотите исполнить желание? Гон крайне озадачен. Бенджамин выглядит как тот, кто захочет прибрать к своим рукам исполняющую желания машинку, но, в то же время, он не похож на Джайро или Халкенбурга, которые действительно выглядят так, будто им что-то нужно. Скорее будто это исключительно ради того, чтобы это самое Древо не угодило в чужие руки. Особенно цепкие лапы Джайро. Ответ, однако, еще более прост: — Оно вырабатывает энергию. Бесконечный источник электричества, более эффективный, чем кристаллы, за которыми охотятся Ассоциация и большие шишки из мирового правительства. А, ну. Логично. Для Бенджамина, во всяком случае. Теперь не выглядит, будто он делает что-то просто ради того, чтобы, гм, сделать. Энергия — весьма желанный многими ресурс, так что в жажде получить такую бесконечную батарейку Гон не видит ничего удивительного, хотя все же удивляется: — Почему же они тогда не охотятся за этим Древом?.. — Потому что оно одно, а их — целая свора. Кристаллы в этом плане уничтожают грозящую войну за монополию, — Бенджамин кривит губы в насмешливой ухмылке. — Эти люди с трудом пошли на уступки друг другу, поверь, если кто-то из них добудет Древо… … как того хочет Халкенбург, который, между прочим, является частью этого самого мирового правительства. Но зачем он это делает? Разве он не «хороший парень»? Ну, то есть, нет, конечно, Фугецу не зря говорит, что он с ее помощью пытается выйти на нормальный контакт с Кен’И и прочими прекрасными людьми из подполья (и Гон уверен, что через нее же он связался с Бизеффом). Но он все равно явно поспокойней всего остального своего бедового семейства, включая Морену, Церредриха и прочих-прочих крайне невероятных личностей. Выходит, он намеренно решает пойти на риск? Может ли быть, что с уходом старших принцев королевская семья теряет доверие со стороны народа и влиятельных людей, из-за чего ему приходится разрешать кризис подобными методами? Откуда он вообще прознал про это Древо? Что-то не помнится, чтобы его упоминали в книге про Темный Континент. Опять какие-то интриги и передачки отсюда? Вполне возможно, что Халкенбург держит связь с кем-то из братьев и сестер, кто оказывается здесь, и те сжаливаются достаточно, чтобы раскрыть секрет… Аналогичного вопроса про Джайро нет, потому что он крыса, и, как у любой порядочной крысы, у него своя агентурная сеть и слухи. Но Халкебург вроде бы не такой. Однако, из приятного, это позволяет убить двух зайцев одновременно. Теперь Древо хотят двое, все, на кого он работает. Вопрос, конечно, как это делить, но Гон раздумывает, что в конце концов может просто честно сказать Бенджамину про Халкенбурга; тот, вроде бы, несмотря на свою жажду тоталитарного контроля, не такой уж и придурок, так что скорее всего даст добро брату, либо с ним переговорит. Гон на все сто уверен, что Бенджамин все еще горит душой за родную страну.□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
В общем-то, дальше опять идут путешествия к болотам, о которых многие упоминают, и за которыми, теоретически, находятся крайне опасные неисследованные земли. Они вчетвером — с Юриковым и Бабимайной, первый из которых довольно воодушевлен грозящим, а второй все так же усердно изображает из себя булыжник — следуют дальше… Все идет довольно мирно, и даже без особо любопытных моментов, кроме любования местной кислотной фауной, разумеется, пока в какой-то из моментов размышлений, что же делать дальше, Замза не подзывает Гона к одному дереву. То — высокое, не секвойя, конечно, но может дорасти. Вспоминается, что Нетеро упоминал что-то о гигантизме, и он продолжает наблюдать подтверждения этим словам: чем дальше, тем огромней тут становится… все, начиная от ласок и заканчивая цветами. Но не само дерево интересует Замзу, о, нет, он указывает пальцем вниз, и Гон с крайне озадаченным выражением смотрит в нужное место… Потому что там по корням размазано что-то крайне пахучее и соответствующего темного бурого цвета. — Говно! — радостно лопочет Замза. — Говно-о-о? — очень удивленно. — Зацени, — он начинает вертеться вокруг. — Самое настоящее! Вот это кто-то тут кучу наложил! — Я думал, ты не жук-навозник. Замза даже не обижается, впрочем. — Ты не шаришь, просто! По какашкам можно определять, кто тут живет! Чувствуешь? Воняет! Значит, эта тварь ест мясо. У травоядных дерьмо не так пахнет, и обычно оно не жидкое… … почему они вообще рассуждают о помете? Гон крайне снисходительно смотрит на корни дерева, улыбается, криво, потом скрещивает руки на груди. — Ну даже не знаю! У меня дома животные помечали территорию тем, что резали кору. Как-то у вас тут совсем не цивилизованно! — Ой! Насмешил. Слово-то какое. Мы вообще про какахи! — Какахи — важная часть цивилизации!.. Ну да. Разговоры о какахах. Крайне важно. Почему жизнь Гона мотает сначала от политического триллера до какой-то сортирной комедии? Это непорядок… Так не должно быть! Он вроде как старается быть Серьезным Парнишкой, чтобы всякие ребята, вроде Джайро, воспринимали его не просто как равного, а еще и боялись, заслуженно, но, в итоге, порой ему отводится роль Смешного Элемента! Он вообще в этом не так уж и сильно хорош, это все больше про Леорио!.. Прости, гм, Леорио. Но это все еще так! Но, в итоге, тот отправляется в далекую опасную экспедицию раньше Гона, и не ему достается лицезреть говно. Черт. Даже Замза его всерьез не воспринимает!□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
Трагедию собственного существования Гон обдумывает, когда они все вместе сидят у костра; готовят пойманных зверей (еще нормального размера, похожих на белок), попутно заедая все это сухпайками, риск отравиться которыми минимален. Сам Гон вполне спокойно относится к местной фауне… в кулинарном смысле, он на Китовом острове и не такое ест, но вот Юриков явно предпочитает нечто более… адекватно приготовленное, из-за чего ежевечерняя рубрика, помимо будничных разговоров — его ругань с Замзой о местных обитателях. Как о еде. Вот и сейчас эти двое сцепляются, смотрят друг на друга, и, пока Юриков наматывает на вилку лапшу, он возмущенно бормочет: — … мало того, что ты не понимаешь, насколько это мерзко — жрать насекомых, из-за их хитина и прочей дряни, так еще и мяса практически нет. Прости, но я как вспомню тех пауков, что ты притаскиваешь вчера, мне плохо становится, особенно от мыслей об их волосатых лапках, — его заметно встряхивает. — Так что нет. Мерзость. Мер-зость! — Неженка из внутреннего мира хочет что-то тут сказать? — надменно фыркает Замза, и тут же получает угрожающее указывание вилкой на себя. — Неженка? Уволь. Я один из лучших солдат. Но вот пауков жрать не стану, как и тараканов. — Слабак. — Жук-навозник. — Привереда! — Таракан. — Это даже не оскорбления! Это просто виды! — Клоп-вонючка. В общем, все стабильно на Темном Континенте. Интересно, как там поживает Кайто, нашел ли мокриц или что-то интересное? И когда уже прибудут Киллуа и Аллука… Это, кстати, весьма замечательный вопрос, потому что вычислить момент, когда ему будет нужно вернуться в Гойсан для их дальнейшего посвящения в свои коварные делишки, будет сложновато. Они еще тянут, но Гон понимает, почему; в отличие от них, уже бывалых, Аллука не так уж и хорошо владеет нэн. Черт, столько забот. Встреть тех, найти то, еще и Хисоку верни. И Джайро, конечно же, куда же без Джайро. Пока он размышляет над своей горькой судьбой с миллионами планов, рядом подсаживается Бабимайна; ему явно откровенно до фонаря на продолжающуюся ругань и обмен любезностями у Юрикова с Замзой, он лишь сухо кивает и опускается рядом. Некоторое время они молчат, после чего тот неожиданно роняет: — Значит, говоришь, Хилоян был на корабле. — Ага. Изображал из себя телохранителя принца Фугецу. Может, видел, — Гон старается изобразить то, что описывают ему сама Фуу-тян и Курапика. — Квадратная челюсть, вьющиеся волосы, крайне дебильное поведение. Секунду Бабимайна молчит. Потом издает тихое «о». Что-то осознает? — Белеранте? — Ага, как-то так его и звали. — Странно. Мы работали вместе немного, но он ничего не сказал, — по лицу, однако, удивления не видать совершенно. — С другой стороны, действительно, о ком я. Может, он не посчитал это важным в тот момент. А может, это было одной из причин, по которой вся ситуация с Фугецу стала фатальной, из-за чего его схватили «Пауки», размышляет Гон. Бабимайна — человек из прошлого; Фугецу, являющаяся полным его отражением… После возвращения обратно с того света после убийства от рук Куроро у Хисоки явно немного течет крыша, вот и выходит, что все это просто его добивает. Но эти комментарии Гон решает оставить поближе к себе, и подальше — от остальных. Не зря Хисока рассказал все это лишь ему и Фугецу, даже Каффке и Абаки ни в чем не сознавшись. Многое говорит, да-да… — Ты бы помог ему, знай, что это Хило? — А он бы принял мою помощь? — парирует Бабимайна. — Вспомни, о ком мы говорим. Блин, даже не поспоришь! — В конце концов, ему всегда проще было одному, даже когда брат был все еще жив. Жалко, конечно, — задумывается. — Может, и помог бы, но если бы он продолжил рваться в бой, то сдерживать бы не стал. Если Хило так сильно хочется себя прикончить… Тут ничего не попишешь. Но я понял, почему ты ему так понравился. — Сегодня ты необычайно многословен. — Не умничай, — Гон насмешливо фыркает, когда его одаряют недовольным взглядом. — Ты — как Хисока… настоящий Хисока, — поправляет он себя, резко. — Такой же взбалмошный и живущий эмоциями, думающий только о сегодня. Тот никогда не умел планировать, хотя постоянно гонялся за всем подряд. Ну, это неплохо. Во всяком случае, в тебе Хило нашел островок стабильности. С его ментальным состоянием это даже хорошо, что ты даешь ему столь… — он неопределенно взмахивает рукой, — желанное. — Ты не думаешь, что это плохо? Они смотрят друг на друга. — Он продолжает цепляться за прошлое, и, ну… — Это выбор самого Хило. Он старше тебя, оставь выбор дорожки на него самого. Но ты своим осуждением все равно даешь ему пищу для размышлений, иначе бы он просто кинулся на Редан без секундного промедления. А тут даже запись записал… Бабимайна задумчиво смотрит на то, как Замза пытается вырвать из рук Юрикова бутерброд с жучиным мясом. — Говоришь, Каф был там? — Ага. Пытался переубедить этого упертого барана, но ты и сам понимаешь, чем все закончилось. Гон выразительно закатывает глаза. Хисока неисправим… и приносит всем неудобства даже после смерти! Черт, почему они с Бабимайной должны ощущать ответственность за этого болвана?! Почему это работа Гона!.. Бабимайна прав в том смысле, что Хисока уже взрослый, и сам должен разбираться со своими проблемами (ну, теми, что сам устраивает). Это же говорит и Каффка. А в итоге… Удивительно, что при всех расспросах о друге детства Бабимайна остается максимально спокойным, без ярких вспышек эмоций. Видимо, кирпичелицо это реально болезнь… Хотя в разговорах с Хисокой надо научиться подделывать, будет полезно. — И как он? — Э… — Гон медлит. — Да как обычно. Все такой же цветастый и мутный. — Хорошо, — сухо замечает Бабимайна. — Я боялся, что он примет смерть Хило слишком близко к сердцу. Опять. Да уж, весьма солидная причина беспокоиться… Особенно с учетом, что Каффку это серьезно трогает. Некоторое время Гон почесывает подбородок, думая, что бы еще такое умное спросить. — Ну, он же куратор, да? Солдат Какина. Так что, думаю, он умеет держаться. — Он все еще слишком подвержен эмоциям. — Но выглядел довольно спокойно, когда все случилось. И не убил Куроро, хотя тот пришел к нему в бар вернуть оружие, — Гон пожимает плечами. — Ты ведь стал солдатом, да? Значит знаешь, через что он прошел. Небось Юриков тоже… Правда дурости из него это не выбило. Тем временем названный вместе с Замзой пытается перетянуть шампур с запеченным жуком. — И Хило… хм. — Мы участвовали в программе по выращиванию беспризорников в солдат, — роняет Бабимайна, убирая пустую миску обратно в рюкзак. — Свою эффективность она не показала, в том числе из-за того, что устроил старший брат Хилояна. Так что не знаю. Может, и нет. По этому неучу не поймешь. Взгляд его приобретает крайне нехорошие нотки. Они смотрят на очередную возню между двумя главными виновниками ежедневной шумихи. Неожиданно, Гон роняет: — Я хочу вернуть его. — Хилояна?.. — Да. Найти способ и воскресить его обратно. Бабимайна мгновенно приобретает сконфуженный вид. — Это вообще возможно? — Понятия не имею, — честно фыркает Гон. Жмет плечами. — Но почему не попытаться? Он мой друг, и я не хочу, чтобы он уходил на такой… нехорошей ноте. — Не знаю, стоит ли. Он наконец упокоился с миром, а ты вновь его дергаешь. Это я решу, когда он упокоится, проносится злая мысль в голове, но Гон даже рта не успевает открыть, как драматичная драка за шампур с жаренным жуком перед ними оборачивается неожиданным поворотом: Замза подпрыгивает в воздух и тонкой острой коленочкой заезжает Юрикову прямо в подбородок, в эту смешную странную бородку, после чего подскакивает и расправляет… крылья?.. Черт, Замза, ты говорил, что это просто тело с мертвым мозгом, но внутри ты хранишь жуков и даже одарил тельце похожими на себя крыльями, это уже не похоже на простой контроль марионетки! Пока Замза уплывет куда-то в воздух, провожаемый разъяренными воплями со стороны Юрикова, теряющего от столь гнусной атаки всю спесь, Бабимайна разъяренно — неожиданно яркая эмоция для его — цедит сквозь зубы: — Поцапался с малявкой. А дальше что, попадешься в ловушку Джайро?□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
Найти Замзу довольно легко. Никакой психологии и схожих приемчиков, просто жаренный жук довольно заметно пахнет. Возможно, местная живность тоже это чует, но не реагирует, во всяком случае, до беглеца Гон добирается довольно спокойно. Находит его на дереве, где тот, сидя на вершине, наблюдает за лесом впереди… Это одно из высоких деревьев, но все еще незначительно крошечное на фоне того, где Гон встречается с Джином нормально в первый раз. Забраться не составляет труда. Подсаживается рядом на ветку, и вдвоем они любуются видами. Лес — цветной, листья тут бывают и синими, и розовыми, и все — на одном дереве, и от этой смеси рябит в глазах, но вместе, в картине пейзажа, дают дикому и опасному лесу крайне приятный вид. Словно с полотна какого-то безумного художника, складываются в ковер, и тянутся до горизонта… Но это — не фальшь. Реальность. Кто бы подумал, что такое безумное место действительно существует. Дальше — еще выше, еще больше… Что же тогда скрывается там, на той стороне планеты, противоположной озеру Мебиус? Джин говорит, что Мировое древо — всего лишь росток. Отсюда не видно настоящего такого, выросшего до звезд, впивающегося корнями в магму… Но он дойдет до туда. Исследует тут все, что только возможно! Небо над головой темное, звезды сияют так ярко, что мгновенно вспоминается Китовый остров, откуда было возможно рассмотреть каждое созвездие, каждую даже самую тусклую звездочку. Так и тут — но их больше, но оно и логично, потому что озеро Мебиус — лишь малый кусочек мира, когда как Темный Континент — весь мир. Интересно, как скоро Гойсан станет таким же, как Йоркшин, загадившим небо световым загрязнением. Ведь по ним наверняка ориентировалась первая экспедиция с Чидль во главе… Надо будет найти местных. Тех аборигенов, от которых она связывается с Пьон. Гон озвучивает эту мысль как бы между делом, и Замза пожимает плечами, мол, без проблем. У него наверняка нюх на то, чтобы искать какие-то местные диковинные племена, Гон уверен! Вот уж жук… Жук во всех смыслах! — Все еще не понимаю, почему ты таскаешься за мной следом, — со вздохом замечает он. — Ладно бы я реально находил что-то важное, или убивал всех, а ты заселял их трупы насекомыми… — когда бровь у Замзы медленно поднимается, он тут же добавляет: — Без обид, просто как пример. Но все, что я сейчас делаю — работаю мальчиком на побегушках! У парня, которого интересует только какой-то террорист!.. Это вообще от тебя все жутко далеко. — Ты думаешь слишком глубоко. Замза закидывает ногу на ногу и беспечно добавляет: — Я живу довольно давно. Намного больше любого человека, помню времена сразу после Ишвальды… И поверь, я уже встречал людей вроде тебя. О, они тоже говорили, что в них нет ничего особенного, но в итоге их судьба завершилась крайне интересно, — он дружелюбно скалится мелкими острыми зубками. — Сильный человек способен своей волей подчинить нэн и изменить все. Помнишь тех людей в подвале? Слабаки. Тут, на моей земле, выживают лишь сильнейшие. Лишь безумцы. Такие, как ты. Проще говоря, я хочу увидеть, чем все это закончится, когда все разлетится на кусочки. Из первых рядов… как это было в час падения Ишвальды. Гон смотрит на него несколько секунд, не мигая, после чего проводит ладонью по лицу и со стоном, пока на фоне откровенно гогочет Замза, бормочет: — Твою ж мать… Какой же ты больной!□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
Однако путешествие без неожиданностей — хреновое путешествие, поэтому в какой-то момент они все же встречают странность. Хотя скорее даже «нормальность» в дикости Темного Континента; в один момент просто выходят из леса, а впереди, на просеке, вместо ожидаемого поля и травы по пояс — настоящая железная дорога, и, судя по насыпи, весьма и весьма свежая. Некоторое время Гон смотрит на это зрелище с видом кра-а-айне озадаченным, пока как Юриков деловито подходит вперед и пинает рельсу. Потом вскидывает голову и придирчиво причмокивает. Отмечает с крайне умным видом: — Это-с, собственно, новодел. Даже если предположить, что все могла выстроить павшая Ишвальда, мир ее праху, то больно тут новенький металл и технология плавки. Да и не знаю, были ли во времена этой вашей хреноматери поезда вообще. А? Замза, ну, жучище, раскалывайся. — Ты нас за дикарей-то не держи, — милостиво огрызается тот. — У нас много чего было, о чем вы только мечтать можете. — Да вы самые настоящие папуасы, взгляни на себя. — Хамло! — Тупица. — Я может и тупица, зато у меня не самая тупая в мире бородка. Пока эти двое задорно ругаются (особенно Юриков, задетый столь жестоким оскорблением своей любимой бородки), Гон присматривается к рельсам. Он, честно признаться, не спец в железнодорожных делишках. Он мельком слышит про войны на путях, только не буквальные, а где воюют компании за разные ширины колеи, где те различаются на пару сантиметров, вроде бы некритично, но невероятно удручающе для производителей поездов… Такая чушь происходит из-за того, что одно крупное неназванное королевство на одном континенте ворует технологию у другого такого же неизвестного государства уже на другом; вполне вероятно, что в деле участвует Какин, потому что у них, помнится, те дебильные узкие рельсы, и тут именно они… Значит, опять Какин? С другой стороны, столько принцев сбежало на Темный Континент, что даже неудивительно, что все опять сводится к ним. Интересно, какой это из всех тех умников? Рельсы — признак постройки цивилизации, стабильности… Честно сказать, Гон ожидал бы подобного от Бенджамина, но, нет? Может, третий принц? Курапика отзывался о нем, как о человеке крайне спокойном и наблюдательном. — Нет смысла гадать, — прерывает Бабимайна попытку Замзы укусить Юрикова за руку. Кивает вперед. — Идемте по рельсам вперед. Выйдем к одному из лагерей, основному, либо же строителей, а там и узнаем. Невероятно разумная мысль в этой клоаке безумия! Путешествие по железной дороге имеет свои плюсы: во-первых, не нужно продираться сквозь растительность, дорога расчищена; во-вторых, никаких кочек! Прямая удобная дорога, не изгибающаяся всякими дебильными способами. Замза глядит на полотно под ногами подозрительно, с заметным неодобрением, когда как Бабимайна и Юриков спокойны, абсолютно. Ну, для вида, впрочем, Гон видит, как поглядывает по сторонам первый, и как распускает эн вокруг второй, не слишком далеко, но так, чтобы ни у кого, засевшего в кустах, не возникло желания остаться во тьме. Спустя час путешествия впереди начинают мелькать огни, пока, наконец, они не выходят к небольшому поселению. То, что тут живут аборигены — легко понять. Постройки похожи на юрты, сами они одеты ярко, под стать растительности, в широкие юбки с множеством украшений, перьев и костей. Но они не люди, о нет, отнюдь — напоминают муравьев-химер, такие же жучинообразные головы с усиками, просто более однотипные. Скорее всего, рассуждает Гон, чем дальше от побережья озера Мебиус, тем более странные формы будут принимать разумные формы жизни. Тут больше всего насекомых: начиная от просто болтливых жуков, вроде Замзы, и заканчивая такими гибридами. Вероятно, они тоже произошли от муравьев-химер, просто изъяли из себя тот геном, что отвечал за бесконечные мутации, но оставили сущность насекомых. Скорее всего, какой-то их предок зажевал человека, потому что следы в облике видны — прямохождение, способность мыслить и говорить, культура и средства труда… Говорят они плохо, но, в целом, когда Гон и остальные прибывают, их довольно мирно приветствуют, прося не атаковать. Видимо, хмыкает про себя он, инциденты уже были. Юриков и Бабимайна напрягаются; Замза же чувствует себя вольготно, когда их проводят к вождю племени после вопроса о том, кому принадлежит железная дорога. Поясняет: — Это химеры-отшельники. Ага, значит, угадывает верно. — Они довольно безобидные, существуют лет триста… Примерно с того времени, как люди начали возвращаться сюда. Думаю, некоторые из них были съедены муравьями-химерами и мутировали, но потом просто уединились… — Замза задумчиво потирает подбородок. — Что-то вроде ритуала Гу, только вместо единственного выжившего в драке у нас есть эталонный потомок. — Евгеника? Кажется, это то, чем занимаются Золдики. Некоторое время Замза тупо на него смотрит. Потом резко добавляет, вскидывая руку, мол, погоди-погоди: — Момент, я связываюсь с ульем. … то есть, вот так это работает? Он использует собственную матку, как справочник? Это вообще нормально? Потом вдруг Замза улыбается, солнечно, и кивает. — Да! Как это самое слово! Жуть-то какая! Жители деревни приводят их к своему главе: еще более усатому насекомо…человеку?.. У которого помимо усов еще есть рога на голове, как у одного жука. По человечески он, несмотря на челюсти, говорит более внятно, и кратко поясняет, что деревня жила длительное время в изоляции, пока сюда не явился некий «доброжелатель», предложивший упростить редкие вылазки в окружающий мир, мол, так будет проще, взамен прося лишь место для временного убежища. Гон зуб дать готов был бы, что это Джайро, но Джайро явно не из тех, кто будет строить железные дороги. Он скорее ближе к той категории людей, что их подрывают, партизаня… Да ладно, что уж тут, не ближе, а самый конкретный любитель делать большой бум. Но «доброжелатель», да? Может, и не один из принцев… Вполне возможно, что это Чидль! Она же связывалась откуда-то с Пьон, причем от «аборигенов», значит, у тех была возможность обеспечить ее техникой для короткого разговора, и они были достаточно дружелюбны. Местные вполне на это тянут. При этом Чидль наверняка агитировала бы проложить дорогу, чтобы не тащиться на исследования пешком… Ратует за прогресс. Вождь говорит, что скоро «доброжелатель» вновь прибудет. Мол, сегодня особый праздник. Приглашает новых гостей к столу. Сначала Гон хочет отказаться — моментально, мало ли, чем могут завершиться празднования аборигенов, но сомнения развеивает Замза: — Это праздник провожания усопших. Тут не жрут… гм, живых. — Что это еще, блин, должно значить?! — У местных, — ухмыляется он, — лучшими проводами является поглощение их мумифицированной плоти. Ой, нет! Это значит, что им тоже предложат?! — Вам предложат максимум фрукты и свежее мясо. Вы — гости из новой земли. Посмотри на них… Скорее всего в геноме у них сокрыто доверие к бывшим сородичам, не мутировавшим, так что тебе-то бояться точно нечего. Плюс единственный яд, который они могли бы использовать — растительный, — Замза пожимает плечами. — Я готов поклясться, ты, дружище, и ртуть заглотишь без проблем. Вообще-то Замза может наврать, чтобы скормить их своим дальним сородичам, но Гон не чувствует от него угрозу, лишь легкую скуку. Скорее всего эти странные ритуалы — правда. Гон смотрит на него некоторое время крайне хмуро. Потом поднимает палец. — Нет! Но на праздник они решают остаться, чтобы, конечно же, поглазеть на того самого доброжелателя. Кстати о целях… Он ведь обещает Пьон найти Чидль! Если это действительно она, прибывшая сюда ради праздника, то будет в миллион раз проще. Заодно можно будет разузнать у нее… всякое. Праздник настает вечером. Между юртами раскидывают цветные лепестки, как поясняет Замза — якобы дороги для духов усопших. По местным поверьям мертвецы отдают плоть живым для дальнейшей жизни, а затем их дух направляется в совершенно иной мир, место, где сильные души перерождаются и возносятся на новые уровни существования… Почти аналог путешествия в бардо. Забавно, но и тут сохраняется манера верить в мир после смерти — когда как очевидно, что там ничего нет. Пустота. Забытье. Бумажные фонарики колышутся от ветра. Их четверых, как гостей, сажают за роскошный стол, пока глава деревни вместе с приближенными ему людьми выносят мумии в цветочном и фруктовом обрамлении и начинают их разделывать — какими-то золотыми ножами, наверное, созданными специально для этого ритуала. Раздают каждому из местных по кусочку, Гон замечает, как Замза смотрит на зрелище во все глаза и часто-часто облизывается. Бабимайна и Юриков насторожены, чувствуется — что случится, то сразу рванут прочь. Гон же чуть более расслаблен. Принимает мясо — обычное — в дар, оно не ядовитое, просто сочное, приготовленное с кровью. Даже пару фруктов. И, в общем-то, все в порядке, пока к нему не подлетает юная отшельница и не протягивает яблоко, одно из тех, что лежат вокруг мумий, и что теперь раздают остальным. Все бы ничего, Гона не смущает нахождение мумии рядом, но проблема в том, что… От яблока разит нэн. Очень сильно. Несколько секунд он тупо на него смотрит, чувствуя на затылке пристальные взгляды Бабимайны и Юрикова, и, конечно же, Замзы, но если первые два явно опасаются, то второй глядит на это лениво, словно на фактор раздражения. Вежливо улыбаясь, Гон отводит руку девочки в сторону и сбивчиво поясняет: — Спасибо, но не…. Та продолжает совать ему это сраное яблоко. Кто знает, что станет, съешь он его. Оно дело — остаться на праздник и отведать местной кухни, вполне сносной для человека, но совсем другое — подобное. Нэн может среагировать неожиданно. Плюс, не совсем понятно, откуда вообще у яблока появляется аура… Он на всякий случай косится на мумии, сглатывая. Видимо, его отказ выводит девочку из себя. Усики начинают топорщиться, она что-то чирикает на своем непонятном языке, и Замза громко цокает языком. — Сраные придурки с их традициями… Может, это и привело бы к чему-то… Но ни он, ни Замза, и ни тем более уж девочка не успевают ничего сказать друг другу, потому что синхронно оборачиваются на шум подъезжающего багги. Вместе с Юриковым и Бабимайной он вскидывает голову, хмурясь; но слышит радостный голос главы деревни, который приветствует кого-то… Это тот доброжелатель, верно? Гон оборачивается к товарищам, которым видно лучше, ждет, что те кивнут, мол, да, это Чидль, все в порядке, но оба неожиданно темнеют лицом и поднимаются, пригибаясь к земле. Отходят прочь. Замза щурит глаза, и Гон оборачивается, резко, туда, где из багги выходит человек. Высокий и тонкий. С элегантным самодовольным лицом и длинными русыми волосами, собранными в небрежный пучок. Чуть небритый и одетый в стильного покроя комбинезон в армейской раскраске… Даже так, даже в столь необычном амплуа, Гон все равно узнает его с фотографий из газет, рассказов Фугецу и Курапики. Гость пока не замечает его, но Гон с ним хорошо знаком… Лучше, чем требуется. Церредрих.