□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
От Дюллахан не разит жаждой крови, но Гон все равно чувствует опасность. Что-то во взгляде; хищный, самоуверенный, такой же он видит у Хисоки — пьяное торжество самоуверенности, когда тот смотрит на Гона на Небесной арене, зная, что намного сильнее. Но сейчас: нет, не вызов. Дюллахан приходит сюда явно с иной целью, и эта цель?.. — Я видела, как ты пытался войти в город. Милая попытка, — Дюллахан обходит его кругом, пристально рассматривая с головы до пят, пока не останавливается почти вплотную. Она гораздо выше, чем Гон, даже выше Киллуа, и такое соседство… слегка смущает. Но Гон и бровью не ведет, лишь шикает на Замзу, чтобы тот не изображал из себя злого сторожевого пса. — Тебе повезло, что с тобой ходячее противоядие от яда хоуи. Не каждый столь удачлив… Как тебя зовут, юноша? На секунду он медлит, думая, представляться ли. Но что ей даст его имя? Ничего. — Гон. Это, — кивает в сторону шипящего улья, — Замза. От меха ее накидки пахнет землей, лесом; от самой Дюллахан — мускусом, словно от дикого зверя. Глядя на нее, такую, легко понять, почему местные опасаются вольных охотников Ишвальды; признаться, Гон и сам бы таких обходил, но он, к сожалению, гораздо ближе к подобным дикарям, чем к светлому цивилизованному обществу. Некоторое время он сомневается, что отвечать на столь… своеобразные реплики, потому что вторжения в свое маленькое уютное логово никто тут вроде как не просит, но потом решает не быть писькой. Никогда не отказывайся заводить полезные знакомства с аборигенами! Вон Замза оказывается невероятно выгодным союзником, а он всего лишь гнусный жук. Дюллахан выглядит опасно… А сила на Темном Континенте явно ценится с лихвой. Тем более дружественная! Пару мгновений он кокетливо смотрит в сторону, потом тянет: — Ну, может и повезло… А ты вообще как нас нашла, а? Дюллахан стучит пальцем по носу. Когти у нее острые, толстые, как у зверя. Да уж, явно не человек. — Нюх. Шутка. Просто шла по пятам. Слежу за входом, нашла вас. Вот и все. Затем присаживается рядом, так нагло, что Гон диву дается: вот уж кто явно не заинтересован в том, чтобы спрашивать разрешения. Лишь фыркает, но Дюллахан, вновь же, не разит угрозой. Плюс, пока она сидит рядом, от нее веет теплом… Как огромная кошка по соседству, пушистая и мягкая. Черт, думается, вот бы сюда Кона. Гон хмурится… Хмурится сильнее, как и Замза, когда Дюллахан подвигается ближе очень резко и наклоняется; нависает практически. Чем ближе ее лицо, тем проще рассмотреть странные зрачки с белым ободом, прожилки у искаженной части черепа и чуть заостренные клыки. Его дружески хлопают по плечу, за что тут же получают ручкой по ладошке, ни-ни, милые похлопывания только для друзей, которых знаем хотя бы дня три! А не три минуты. Когда Дюллахан улыбается, от нее начинает разить мясом. Так пахнет Кон. — Я понимаю твою цель, мальчик. Попасть в город, а не торчать тут… Хожу парой путей, но это так неудобно… Там столько всего полезного, но нас, вольных охотников, там боятся. Глупость, скажешь, но лучше пусть страшатся, чем презирают. Ладно, если без долгих вступлений. Меня просто впечатлила твоя глупая попытка пойти напролом. Не каждый день встретишь столь безрассудное поведение. А я-то в этом спец. Посмеивается, и Гон раздраженно цокает. — Ну да, ну да. — Не веришь? В вольных охотников только такие и идут. — Нет, я верю… — медлит. — Потому что у нас все точно так же. В смысле, дома. — В Каппадокии? — Уши развесила, смотрю, — Дюллахан невинно пожимает плечами. — Нет, мы из старого… э… из центра озера Мебиус. На секунду та медлит, словно сопоставляя факты. Задумчивость ей явно не к лицу, смотрится противоестественно. — Ах. Ну да. Озеро. Я слышала о том, что сбежавшие вернулись, — под этим, она, вероятно, подразумевает предков человечества, что живут в старом мире и перебираются туда с Темного Континента. — Даже встречала парочку… Тогда тебе должно быть привычно то, как живет этот город. В том смысле, что, — задумывается, — ты знаешь, каково это — быть запертым в «кошачьей коробке». Умные выражения-то какие! Дюллахан ухмыляется, явно видя его недоумение. Резко поднимается на ноги, то ли воодушевленная внезапно приоткрывшимся незнанием Гона, то ли просто знакомством в целом. Ну, это Гона, пожалуй, и не удивляет. Он помнит восторг Замзы… Видимо, это та самая харизма. Черт, он реально настолько хорош?.. А ему думалось, что нет. То есть, конечно, Бизефф с абы кем не стал бы говорить, но, э… Когда он был юным, жаждал много друзей, но, типа, не политиканов и всяких опасных прохвостов, а обычных! Черт, да у него даже ровесников такими не назовешь. Вот об этом, Гон, тебе и говорит Мито-сан. Жизнь охотника похожа на идиотский карнавал, а ты в нем — главный клоун. (ни слова про Хисоку, ни слова) — Хозяева этого места запирают его на замок, боясь гнева Зверя Конца. Будто это остановит такую непобедимую тварь, — Дюллахан ухмыляется так криво, кажется будто скалится. Затем манит к себе пальчиком, кивая на выход. — Идем. Раз уж мы теперь товарищи, то ты обязан это увидеть! Точнее, попробовать. Попробовать… покинуть это место. Как закрепление наших новых уз; дарую тебе мой самый страшный дар — знание. И болтает, болтает… Гон отчаянно смотрит вслед. — В смысле «товарищи»?! Но нет, мнение Гона не волнует в этом месте никого.□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
Впрочем, слова Дюллахан — которая явно в восторге от того, что в озере Мебиуса есть свои аналоги вольных охотников, из-за чего она по неведомой причине проникается Гоном — подразумевает вовсе не «убирайся», о, нет, она просто просит выйти за границу города: довольно видимое местечко, потому что город кончается там, где и каменная плитка. Строить дороги эти ребята либо разучились, либо намеренно не хотят. Выводит его сюда, на дорожку, откуда они с Киллуа и остальными приходят, вполне целенаправленно, а потом кивает, мол, сделай шаг. Несколько секунд Гон на нее подозрительно смотрит. Нет, жаждой крови все еще не пахнет. И выглядит не так, будто вот-вот пырнет в спину… По лицу довольно просто прочесть подобные эмоции. Некоторое время он сомневается, не зная, пытаться ли или же нет, потом косится на Замзу… Тот жмет плечами; если уж он не протестует, то, наверное, все должно быть в порядке. Должно быть. Он на всякий случай косится назад, но город окружен густым туманом: даже если эти лучники хоуи где-то прячутся, то дострелить сюда не смогут — слишком плохая видимость. Отворачивается, поглядывает в дикий лесок в паре метров, размышляя, не поджидает ли его что-то там… Но интуиция молчит. Интуиция — лучший инструмент охотника. — Окей. Я сделаю это. Но если ты попытаешься меня убить, — он грозно тычет пальцем в Дюллахан, — пощады не жди. Я серьезно. Та делает ручкой, мол, вперед, вперед. Нет, что-то тут не так!.. Она говорит «попробуй выйти», значит если попытаться, то что-то произойдет. Может, там кислотный дождь или еще какая-нибудь гадость, кто разберет! Поэтому для начала Гон решает просто вытянуть руку. Идет вперед, держа ее навесу, подходит ближе к краю плитки, делает еще один шажок… Наконец, та нависает уже чуть дальше конца дороги, и, когда ничего не происходит, он хочет развернуться к Дюллахан и объявить, мол, здорово она его дурачит, а он уже верит, как вдруг палец отдается резкой острой болью. Гон отдергивает руку, отпрыгивает от края, словно ошпаренная кошка, в замешательстве смотрит туда — в пустоту, где нет ничего, то есть, все тот же лес и заросли, потом медленно опускает взгляд вниз… Палец на руке, которую он вытягивает вперед, напоминает очень кривую самокрутку: буквально свернут, о целостности костей и говорить не приходится. К счастью, нервные окончания он убивает себе еще раньше за все время приключений, так что особо орать и плакать не хочется, хотя боль заметная. Пялится на палец, раздумывая, затем оборачивается к Дюллахан; да, обещает ей смерть, если она попытается его убить, но видимо улавливает тот легкий намек в словах и не суется за границу целиком. На всякий случай сжимает и разжимает кулак… Нет, нервные окончания в ладошке в порядке. Замза, стоя рядом, вновь угрожающе шипит на Дюллахан, но та не реагирует; поэтому Гон кивает в сторону дороги: — Ну окей, и что это было? — Кер-Ис, это место, окружен барьером, который уничтожает все, что пытается из него выйти, — голос Дюллахан настолько полон яда, что можно не дивиться, почему местные в ужасе от вольных охотников; встреть ее, такую, во время прохождения экзамена на охотника, Гон подумал бы, что Хисока еще неплохой и дружелюбный парень. — Кошачья коробка, аналогичная той, что была вокруг вашего мира в озере Мебиус. Можно войти, но не выйти. Только если в вашем случае поток времени был стабилен, то тут… Она аккуратно берет Гона за руку и касается ладони; несмотря на грозный вид, прикосновения у нее сейчас крайне нежные, легкие. Она водит рукой над изломанным пальцем, и на секунду Гону видится, будто что-то темное мелькает над его рукой, как газовый след; и, по мановению руки, палец начинает «разворачиваться», мясо — нарастать, а кожа восстанавливаться. Когда она раскрывает руки, то Гонов палец в полном порядке. И даже не болит! Какое интересное хацу. Не лечение, но будто отмотка назад. Но ничего удивительного, что у Дюллахан есть нэн, раз уж они с Кайто решают, что это одно из бедствий, просто не причисленное к числу официальных. Было бы логично предположить, что у местных хацу еще заковыристей, раз они знают про ауру намного дольше и лучше. Он вертит им из стороны в сторону, разглядывая с подозрением (и Замза; принюхивается даже), пока Дюллахан продолжает свой рассказ: — Это место застывает во времени. Поэтому местные твердят про Ишвальду, — ухмыляется она. — Они ее действительно помнят. Живут тут так… долгие века, уже свихнулись. Неспособные умереть, измениться, застывшие с теми же ощущениями, что и столетия назад. Вечные дети, которые никогда не вырастут. Женщины, неспособные родить. Не способные закрыть глаза навечно старики. Кер-Ис — ад. Выбраться из которого можно лишь добравшись до его сердца. Куда путь всем нам заказан. Сжимая и разжимая кулак, Гон с подозрением на нее смотрит. — Ты много знаешь, да? — Торчу тут около месяца. — И зачем сюда сунулась? — В старых городах часто можно найти море полезного добра, — Дюллахан пожимает плечами. Что ж, во всяком случае она искренно признается в своей жажде наживы, неплохо. — Никто не говорил, что Кер-Ис обитаем, но вестимо, потому что отсюда никто не возвращался. — Но разве тут можно умереть? Ну, вообще логично. То есть, это место как капкан: выбраться невозможно, выйти нельзя, чтобы, как предполагает Гон, не разозлить того самого Зверя Конца, или как его, неправильными действиями, ведь если ничего не покидает Кер-Ис, то никто об этом и не узнает. Значит, мотив Дюллахан еще проще: она видит в Гоне свежую кровь, готовую поискать пути выхода из столь щекотливой ситуации. И, раз уж Гон настолько рисковый (безмозглый, поправил бы Киллуа), что браво ступает прямо через центральные ворота, то, ну… Отчаявшейся Дюллахан нет товарища лучше. Тем более он не один! Сплошь выгода. Как и с Бизеффом, гораздо проще работать с теми людьми, кто искренен в своем желании нажиться и использовать. Все лучше громких пустых слов. Видимо, лицо Гона ощутимо меняется с подозрения и недоверия на спокойное, отчего и новая подруга по беде перестает выглядеть столь же опасно. Но, несомненно, нечто эдакое в ней остается. Как в Хисоке. Даже Зазма перестает угрожающе шипеть. Дюллахан угрожающе хмыкает. — Те, кто владеет этим местом, наверняка способны либо подчинить себе смерть, либо же сотворить с человеком такое, что гибель будет райским даром. Никогда не недооценивай тех, кто запирает себя в подобные коробы. — То есть, ты хочешь, чтобы мы помогли друг другу отсюда сбежать. Ему в ответ улыбаются, и Гон думает: что ж, ему везет, что они натыкаются на кого-то с лечащим хацу и знаниями о ситуации. Выяснять все эти подробности самому ценой собственных пальцев… даже с возможность Аллуки вылечить его — ни за что.□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
Киллуа новая знакомая, конечно же, не нравится; но ему не нравится и Замза, а Замза пусть и подозрительный жучище, но все еще свой подозрительный жучище. Аллука, впрочем, в восторге; носится вокруг, смотрит, а Дюллахан такое внимание явно льстит. Встречаются они чуть поодаль от деревеньки, рядом с границей («стеной уничтожения», как пафосно называет ее Киллуа). Как выясняется, тот тоже натыкается на теплый прием от хоуи, но природная стойкость к ядам и в целом высокая скорость не дают лучникам крепости попасть в него вообще; Аллука, разумеется, так близко к опасности не суется, расследуя все рядом. Про границу они узнают случайно: Аллука просто чует, что что-то не так, хотя ни Киллуа, ни Гон не ощущают давление чужого нэн рядом вообще. Так что же такое эта «стена уничтожения»? Чужое хацу? Или какая-то старая технология? Дюллахан предполагает: — Думаю, это зона окончания эн одного из правителей. — С таким-то свойством? Впервые встречаю, — Киллуа непреклонен. — Техники использования нэн у вас и нас могут различаться, — парирует она. — Но это объясняет, как наши передвижения видят хоуи. — Они — наемники, конечно они следят за новыми людьми! Все так делают! — И ты? На секунду тот теряется. — Ну, да? — Я не думаю, что это эн, хотя, возможно, используется похожая тактика, — встревает Гон. — Иначе бы они видели вообще все наши передвижения, но ты сама говоришь, что знаешь пару ходов в город, и никто тебя не ловит. Скорее всего по периметру раскиданы условные точки, на которых эта «коробка» и держится. Разрушить одну — полетит к черту все хацу. — То есть, ты за то, что это нэн?.. Да ладно, Гон, не будь дурилой. — Ну не технология же! Или у Ишвальды были такие? — Было похожее поле, но оно аннигилировало целиком, — Замза потирает подбородок. — Но без свойства заморозки времени, просто «стена смерти». Плюс у него были заметные границы, а тут в областях без дороги не разобраться, где можно словить жучка. — Чего сделать?! — «Море Дирака», — задумчиво роняет Дюллахан, игнорируя препирательства между Замзой и Гоном. Стучит ногтем по предплечью. — Не полная аннигиляция, но разрушение. Если бы не условия этой зоны, то любой пересекший границу умер бы. Но так, думаю, он останется жив… Пусть и в таком состоянии. На секунду все замолкают, представляя себе подобные искаженные трупы; но их нет, в зоне видимости точно, хотя Киллуа и Аллука обходят Кер-Ис по периметру. Кто-то их убирает?.. Но куда? Страшно представить судьбы тех, кто не может пошевелиться, сказать что либо, испытывает боль ежесекундно… но не способен умереть. Это место… действительно словно ад. Лимбо. И они застревают тут… А хотели лишь узнать про группу Чидль. Остается молиться, чтобы ни ее, ни других охотников тут не было. Аллука вдруг дергается: — Эти трупы… прямо как при не исполненном желании! В нее мгновенно впивается несколько пристальных взглядов, и она торопливо загибает пальцы: — Ну, когда у Наники не исполняют прошения, людей так же сворачивало… — Наника — это аи, — сухо поясняет Киллуа, и Дюллахан проводит пальцем по губам. — То есть, это может быть не просто хацу, но бедствие. Хм… — Может, это дело рук мужика с шаром на башке? — Это не Брион, — качает головой Дюллахан. — Однако мысль хорошая. Возможно, это действительно связано с аи и не исполнением желания: может, условие такое, что никто не может выйти, иначе это нарушит контракт. Но ответ на это мы узнаем лишь когда доберемся до хозяев города… Для этого нам нужно пробраться в самый центр. — Ты говорила, что пробиралась в город. Ну-ка, ну-ка? — Самый простой ход — через канализацию, — Дюллахан пожимает плечами, и следом Киллуа начинает кивать, явно успевший выведать и эту информацию тоже. — Есть пара дыр в стене, но велика вероятность наткнуться на хоуи. Обычно, чтобы проникнуть через такую, я устраиваю подрыв где-то подальше, чтобы на меня никто не обращал внимания, но это тоже сопряжено огромным риском. — То есть, не через канализацию? — Киллуа скребет подбородок. — Каналы обитаемы. Мне проще увернуться от стрелы, чем разбираться с ними. — Обита-а-аемы? — Искаженные твари, напоминающие тени жителей. Гротескные монстры, от одного взгляда на которых выворачивает наизнанку. Вот такие обитатели, — Дюллахан сверкает угрожающей улыбкой. Наматывает прядь на палец. — Не так опасны, как хоуи, но крайне проблемны. Будь Гон лишь с Киллуа — да, пожалуй, стоило бы пойти путем Дюллахан; он предполагает, что она не так уж и часто выбирается за пределы города, лишь в попытке исследовать пути отхода, и сейчас намеренно выбирается к ним, но в остальное же время не рискует. Но с ними Замза и Аллука… Честно, сложно сказать, готов ли он рискнуть ими перед опасностью хоуи. Даже с противоядием. Стрела в плечо была лишь предупреждением, эти ребята явно могут прострелить и голову, если очень сильно захотят. Канализации выглядят немного надежней, ну а монстры… Скорее всего — такие же «эгоисты», каких он видит с Мореной… Лишь местные вариации. Как и мутации местных. На секунду его взгляд задерживается на рогах Дюллахан. — Что думаете? Когда Киллуа выжидающе смотрит на Гона, явно подразумевая скорее его совет, тот пожимает плечами. — Лучше понизу. С лучниками надо действовать быстро, а там внизу можно и выдохнуть. Я не думаю, что те канализационные «друзьяшки» столь же разумны, как натренированные на убийство ассасины, а у нас с тобой достаточно опыта убийства всяких трудно убиваемых выходцев с Темного Континента. Речь, конечно же, о муравьях. Но Дюллахан, услышав, чуть приподнимает брови и подается вперед, явно заинтересованная. Охотница душой всегда останется таковой, даже если это может прозвучать как угроза. Неловко улыбнувшись, Гон искренне обещает ей рассказать эту историю попозже, и она щелкает пальцами, указывая на него острым когтем: — Договорились. — Я останусь тут, — влезает Замза. — В городе от меня пользы не особо много, но я могу разослать своих жуков посмотреть все вокруг и доложить уже вам. Может, насекомых пропустит «завеса». — Птицы пролетали. Возможно, все дело в наличии эго… Пока Дюллахан гадает, один из жуков Замзы садится Гону на плечо, другой — уже Киллуа. Сам же импровизированный улей хмыкает. — Одним жуком можно если что пожертвовать. Я еще похожу в округе, если что — доложу все вам. — Уверен? А если что-то случится? — Даже если это тело разрушат… с тобой всегда останется один из моих жучков. А с твоими похождениями найти новое пристанище с мертвым мозгом будет не так уж и сложно. Замза говорит это без угрозы, просто констатирует факт, посмеивается — да, путешествия Гоны действительно опасны и разрушительны, и часто в них гибнут, но отчего-то ему самому это жутко не нравится. Переборов ползущий по хребту холодок, он вновь вежливо улыбается, надеясь, что нового тела не потребуется и вовсе.□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
— Фу-у-у! — голос Аллуки эхом разносится по узким коридорам канализации. — Я во что-то вступила! Надеюсь, это не то, о чем я думаю! Какой ужас! — Да ладно тебе, Аллука, зато зацени, какая тут гусеница! Следом доносится звонкий шлепок. — А ну убери от меня эту мерзость, негодный братец! Вход в канализацию Киллуа обнаруживает в деревушке, где ранее проходит опрос населения: видимо, люком давно не пользуются, потому что он ржавый и зарастает мхом, но открыть его с помощью нэн не составляет особого труда. К счастью, проход не завален: видимо, просто в самой деревне никому не нужна канализация, теперь ею пользуется разве что город и местные обитатели. «Эгоисты»… Любопытно, не являются ли мутанты отсюда теми самыми неудачниками, попытавшимися выбраться за барьер. Палец Гона скрутило, но не факт, что этот эффект одинаков для каждого. Неизвестно, как вообще эта мутация работает. Стоило покопаться в документах в форте «Радость», пока была возможность!.. Но поздно сожалеть, слишком поздно. Как и говорит Дюллахан, лучников тут нет. Ну еще бы, с естественной-то охраной. Некоторое время они идут в совершенном спокойствии, и Гон гадает, может, им повезет не попасться ни на кого. Вряд ли эти чудовища живут тут в тесноте! Скорее всего бродят туда-сюда, а если что он и понимает из всех уроков математики, так это то, что вероятности существуют. Никогда нельзя быть в чем-то уверенным в подобных задачках. Дюллахан явно знает, куда идти, и на закономерный вопрос поясняет: — Заучила карту на всякий случай. Никогда нельзя быть уверенным, что дырку не заделают на следующий день. Звучит необычайно разумно. Хорошо, что они знакомятся. Неизвестно, сколько бы они тут сновали без хорошего проводника. Удача ли это?.. Или Гон просто работает магнитом для странных личностей, которые так и тянутся к нему, так и тянутся. Повезло, что тут с дружелюбными намерениями, а не как вышло с Джайро!.. Хотя, вдруг приходит мысль, Джайро ведь тоже пытается сначала Гона завербовать… Хм… (это какое-то проклятье!) Киллуа, как обладатель самого четкого слуха и способный отлично видеть в полутьме, идет впереди, сразу следом за ним шагает и Аллука с похожими, пусть и более скромными, умениями. Гон чуть отстает; он чувствует, как с ним равняется Дюллахан, чей взгляд четко сконцентрирован на Аллуке, как одном из проклятий Темного Континента, после чего тихо — вероятно, так, чтобы для идущих впереди это показалось ничем не значащей болтовней — интересуется: — Это действительно аи? — Почему спрашиваешь? — Обычно они напоминают маленькие сгустки дыма, похожие на глиняных человечков. Поместятся на руке, — она сжимает кулак. — Не многие из них обладают выразительным характером. Но тут? — Ну-у-у… Тут, типа, две личности. Объяснение явно удовлетворяет ее скромный интерес. Но взгляда не отводит. — Почему тогда не загадаете выбраться отсюда? Вы легко сбежите. На самом деле, резонный вопрос… Сил Аллуки наверняка хватит, чтобы так сделать, и с возможностью Киллуа загадывать желания без последствий — тем более… Но душа у Гона к такому не лежит! Это как-то неправильно, пользоваться бесплатными желаниями вот так просто! За усилия нужно платить, в этом смысле логика аи проста до безобразия. Плюс это все равно не уберет проблему такого капкана, существующего в глубине Темного Континента. А вдруг тут застрял кто-то из экспедиции Чидль? Да если даже нет, то они могут сюда попасть. А пока кто-то играется с чужими жизнями, как делал Джайро… Это совершенно несправедливо. Киллуа, скорее всего, разделяет эту точку зрения. И Аллука, которая не стала бы так просто просить Нанику помогать им в побеге. Это он озвучивает Дюллахан, и та криво улыбается в ответ: непонятно, нравится ли ей услышанное или же нет, но ее рука ложится на плечо, похлопывает в добродушной манере, и Гон едва сдерживается, чтобы вновь не скопировать Бабимайну и не отряхнуться. Не потому, что он ее не уважает, но дружелюбные похлопывания — только для друзей! Даже пара часов их таковыми еще не делает! — Ты очень забавный и честный человек, Гон. — Говоришь, будто это плохо. — Неправда, — качает головой. — Искренность в наши дни — крайне редкое качество. — Знаешь, каждый раз, когда я говорю что-то искренне, то встречаю множество лжецов. Кто-то врет просто потому, что это весело. Кто-то намеренно водит за нос десятки или даже сотни людей. Ложь не смешна. Он произносит это на выдохе, сам не понимая смысла подобной искренности. Но Дюллахан, уже не смотрящая на него, кивает, будто невозможно не согласиться. Но не добавляет ничего; прижимает палец к губам и рукой останавливает, кивком указывая вперед. А там, явно тоже почуявшие угрозу, Киллуа и Аллука встают в позу диких кошек, смотря куда-то в темноту. Вперед. Гон вытягивает голову… Он не ощущает ничего, хотя начинает слышать приглушенные шаги. Один, два… Пока, наконец, на свет не выходит оно. Похожее на муравьеда с огромными кулаками, отливающее в свете фонариков стальным покровом чешуек. Длинный язык волочится по полу… И размером с лошадь. Что ж, вот и повод начать охоту, проносится неосторожная мысль.