□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
— Леорио! — Гон! — доносится позади строгий окрик Дюллахан. Но он ее не слушает. О, теперь он точно в бешенстве: забывает про попытку сохранить их местонахождение тут, вспыхивает, словно фейерверк, ярким нэн. Впивается руками в ржавые прутья решетки, с громким скрипом раздвигает их, ломая, следом за чем пробирается внутрь. Мгновенно забывает про запах, в голове ни одной мысли, кроме той, свербящей, что бьется выброшенной рыбкой на берегу. Леорио тут. Леорио! Они находят его, но тот выглядит так плохо… Почему? Что случилось? Кто посмел!.. (но ты знаешь, Гон) Следом за ним проникают Киллуа с Аллукой, последняя немного стесняется, все же, Леорио для нее — просто человек из рассказов брата, стоит в стороне, когда Гон с Киллуа бросаются на старого приятеля и сжимают его в объятьях. Он костлявый, тощий, от него неприятно пахнет запекшейся кровью и прочей дрянью, которая тут на полу и везде, но Гону плевать. Хотя бы один пункт его путешествия исполняется!.. Боги, как хорошо, что он приходит в этот проклятый город!.. Сложно верить в судьбу; но когда она подсовывает такие сюрпризы… Можно и притвориться, что там, где-то вне их мира, существует некто, кто контролирует жизнь. Схватив приятеля за тощие плечи, Гон быстро осматривает его. Вроде бы никаких серьезных травм нет, кроме истощения. Ногти все на месте… и пальцы, да, главное пальцы. Он многозначительно переглядывается с Киллуа, после чего вновь уставляется Леорио в глаза и более серьезным низким голосом интересуется: — Ты… того, говорить можешь? Вопрос, впрочем, получается крайне нелепый. Кокетливо тычут пальчиком на бутылку воды на поясе у Аллуки; та отдает ее без лишних слов. Вдоволь напившись, жадно, словно жажда мучает его уже несколько дней, Леорио наконец закашливается и шумно вздыхает, после чего с счастливой усталостью смотрит на друзей. Утирает рот грязным рукавом. — Могу, могу. Черт… — трет глаза пальцами. — Извините. Тут такой момент, воссоединение, а я слов не нахожу… Как вы вообще тут очутились? — косится назад, на Аллуку, и та неловко машет ручкой в ответ. — Значит, это твоя сестрица, из-за которой был весь сыр-бор? — Мы… — позади доносится многозначительный кашель Дюллахан, — … просто шли по следам Чидль. Ладно, все потом! Тоже хочется тебя о многом расспросить, но нам лучше не задерживаться! Идти-то можешь? Когда Леорио качает головой, Гон цокает. Это плохо, значит, кому-то придется тащить его на себе. Ну, это несложно, просто на одну пару свободных рук станет меньше. Он уже готовится сам сделать это, но Киллуа его останавливает, подмигивая. Шепчет на ухо: — С учетом, как ты любишь попадать в передряги, со мной будет безопаснее. — Пошел к черту! — Ну и где он не прав? — насмешливо фыркает позади Аллука. Вдвоем с Киллуа они доламывают решетку так, чтобы можно было без проблем выбраться. Киллуа садится на пол и помогает Леорио забраться на спину, поднимается так резко, что у того заметно летят искры из глаз — даже такая перегрузка для истощенного организма оказывается слишком убойной. Когда он выбирается из клетки и кивает Дюллахан, прося ее провести их обратно к ее убежищу — та явно не против — Аллука чуть притормаживает и равняется с Гоном, и, чуточку отставая от остальной группы, замыкая вереницу (не только для единения, но и для безопасности, прикрывая группу со спины), интересуется: — Значит, это тот самый Леорио? — Киллуа рассказал? — Гон бросает на нее быстрый взгляд. — Ну… Это тоже, — она уверенно кивает. — Но на самом деле я больше помню его по тому, как он ругался с Гото по телефону, когда мы ехали спасать тебя. Хе-хе. Гон слышал эту историю. Леорио с годами не меняется… Жаль, что толкового воссоединения со слезами и соплями не выходит, ну, как по канонам дерьмовых драматичных фильмов, но они успеют провернуть все это уже на базе Дюллахан: тут слишком опасно. Его вспышка гнева могла привлечь внимание, значит, им нужно выбираться. Но если Леорио в таком состоянии, значит, на него не действует «заморозка»? Значит, ее можно насильно прекратить? Значит ли это, что он способен спокойно выходить за пределы города, или это чья-то извращенная пытка? Может, его доводят до такого состояния и ставят «заморозку», из-за чего он не может умереть… Нет. На Леорио явно нет никаких эффектов, как на них остальных. Он же напивается водой! Значит, это действительно хацу. Жаль, что не удается исследовать бункер целиком, но найти тут Леорио и ту запись с мутацией — уже невероятная удача. Значит, на один пункт в Великом Списке Дел на Темном Континенте меньше; ну а негатив можно размножить и доставить как и Чидль, если они ее все же найдут (но с Леорио вероятность этого повышается; а если она погибает, то там наверняка есть замена кем-то из «Зодиаков»), так и Пьон с Бенджамином. И, наверное, Морене… Не зря же она фотографирует тот кошмар из форта «Радость». Остается надеяться, что она не пустит это по мутным контактам, что в итоге дойдет до Джайро… Хотя, какая разница, он все равно когда-нибудь узнает, что Гон был тут. Впереди доносится бормотание Киллуа: — Н-да, ты как пушинка, хотя ростом выше меня! — Ну уж извините! — Идем, иначе они друг другу глотки перегрызут, — страшным голосом шипит Аллука, выпучивая глаза. — Идиоты резонируют, и ты это знаешь! Ее правда! Гон это с Хисокой замечает, все истинно! Некоторое время их путь проходит спокойно, без приключений, Дюллахан ведет к выходу обходными пыльными путями, явно избегая мест, где можно наткнуться на солдат Кер-Иса; это даже хорошо. Увидь их сейчас Гон, взбесился бы, ведь они участвуют в том, что вытворяют с его другом… Непростительно! Это даже не угроза, это откровенная пытка. Боги, как хорошо, что он и правда сюда приходит. Сломанный палец, яд хоуи, город-коробка… Все это того стоит. Все, потому что они находят Леорио… Черт! Как только они отсюда выберутся, то расспросят его основательно! Он и сам, явно, хочет спросить так много, но то ли сил не хватает, то ли улавливает намек Дюллахан и решает попридержать это при себе до окончательного спасения из бункера. Но, все же, он делает ошибку, когда приходит в ярость. Когда Аллука оборачивается, он следует за ее взглядом. Хмурится. Там, вдали, кто-то идет сюда. И он знает, что они не дружественные солдаты, а нарушители. Дюллахан раздраженно жует нижнюю губу и кривится так, будто ест целый лимон; лицо у нее при этом крайне смешное, пусть и повод тут серьезный. Цокает язычком. — Опять они. Золдик, — она упирается взглядом в Киллуа, — дорогу назад помнишь? — Отыщу, не боись, — хмыкает тот. — Хорошо. Тогда отправляйтесь, я отвлеку их. Но там явно не один человек… И это вина Гона. Сглатывая, он быстренько переглядывается с Аллукой, после чего подходит к Дюллахан и заявляет: — Я помогу! — Сдурел?! — шипит сзади Киллуа. — Дурила, куда лезешь?! — Я хорошо работаю приманкой, — игнорирует Гон слова друга и смотрит Дюллахан прямо в глаза. — Плюс, думаю, если там появлюсь именно я, это может сыграть нам на руку. Про вторую часть группы они точно забудут. — С чего такая уверенность? Взгляд Дюллахан насмешлив, но Гон качает головой. — Интуиция. Просто доверься мне, хорошо? — стучит пальцем по плечу, и, когда на него заползает жучок Замзы, кивает в сторону приятеля: — Отправляйся с Киллуа. Со мной, боюсь, тебе будет не очень безопасно. Он улыбается, вяло, когда тот слабо светит брюшком и садится на ладонь Аллуке, после чего отворачивается к Дюллахан… Не успевает сделать и несколько шагов, как что-то тяжелое ложится ему на плечо. Оборачиваясь, видит Киллуа: тот, как и Леорио, смотрят на него с такой… непонятной Гону яркой эмоцией, что он поначалу смущается, гадая, гнев ли это. Но потом понимает, что это бессильная злоба, потому что приятель низким угрожающим тоном рычит: — Чтобы вернулись. Вдвоем, в целости. Понял?! — Ну я же не дурила какой-нибудь, — легкомысленно бросает он. И надеется — что да, исполнит хоть это обещание.□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
Они с Дюллахан идут вперед намеренно, чтобы не дать солдатам Кер-Иса нагнать отделившуюся группу, мгновенно погрузившуюся в зэцу: к счастью, Леорио умеет и это, а поддерживать отсутствие ауры проще, чем массово ее генерировать. Бросаются вперед, как волки на охоте, и настигают противника в широком холле, где слабо работают лампы на потолке, висящие на тонких проводах. Атакуют так быстро, что те не успевают ничего предпринять; это грязный и жестокий способ, но крайне эффективный, и сейчас, когда на кону жизни его друзей, Гон готов на все — даже замарать руки в крови. Солдаты перед ними словно в доспехах, но осовремененных: с ярким белым гребнем на закрытом шлеме из серебристого металла, закрытые целиком, так, что ни следа кожи не видно. Штаны, впрочем, из ткани, просто очень крепкой, высокие сапоги с тяжелой подошвой… В руках — короткие мечи и ружья, похожие на старые винтовки со штыками. Они… обучены хорошо, владеют нэн, но хацу не проявляют, Гона слегка задевают защищенной перчаткой по скуле, и кожу словно срезает. Что-то уровня солдатов Бенджамина, полагает он, только с поправкой на то, сколько времени они уже живут. А ведь они наверняка из тех, кто застревает в этой временной аномалии… Интересно, как она повлияет, если ее покинуть… Гон полагает: раз хватает времени отвлечься на размышления, то, стало быть, не столь уж эти солдаты и опасны. Дюллахан рядом с ним проводит рукой по лицу, материализуя костяную маску, кричит что-то непонятное, громкое, угрожающее, напоминающее улюлюканье и дикий вой, вероятно, боевой клич вольных охотников. С ее нынешней одежкой выглядит это сюрреалистично, конечно… Стиль боя у нее крайне отличается от Гона: если он — типичный рукопашник, предпочитает бить руками и ногами, пользуясь старым проверенным «Ка-камнем» (новое хацу пока не слишком-то думается…), хоть и движется, но предпочитает держаться рядом, Дюллахан будто гарцует; четкими движениями рассекает доспехи и конечности, изводит противников, продолжая кружить вокруг… Будто бы копирует «Бумагу», но Гон понимает, что хацу, позволяющее резать все вокруг пальцами довольно очевидный выбор для любого; даже Хисока обладает сходим, просто материализует невероятно острые карты. Страшно представить, на что она способна с гарпуном, если уничтожает доспехи, как шкурки апельсинов, пустыми руками. Но что-то отвлекает Гона. Нечто, словно интуиция, вынуждает поднять взгляд. И тогда он видит. Стоящую чуть поодаль в полумраке фигуру… Низкую, в плотном комбинезоне и газовой маске на лице. Со скрещенными руками, наблюдающую за всем, что творится с плохо освещенном холле… В голове вновь шумно: вой сирен смешивается с криками ужаса, громкие удары о стоящие на парковке автомобили тел тех, кто не выдерживает оставаться наверху пылающего небоскреба… Бам, бам, бам… Узкое женоподобное лицо, кошачьи уши, и глаза цвета талой воды… Он обещал себе не выходить из себя. Обещал Киллуа не быть дурилой. Обещал, что вернется. Обещал, что они с Хисокой еще встретятся. Но все эти слова стираются ровно в ту секунду, когда Гон встречается взглядом с Джайро. Убей его, воет что-то в голове. Это он, убийца, губящий сотни жизней ради какого-то дерьмового манифеста. Тот, кто пытается утянуть тебя на свою сторону, думающий, что ты согласишься. Из-за него в Метеоре творится хаос. Это он виновен в существовании НЗЖ, в том, что о муравьях не узнают вовремя, отчего Кайто умирает, и все те, кто перерождается. Он — истинное зло. Всадник Чумы, Завоеватель. Это он виновен в том, что произошло с Леорио! Это он превратил тех людей в чудовищ! Он, он! Убей, убей, убей! Во имя справедливости мира. — Гон, стой!.. Но он не слушает крика Дюллахан. Зрачок в глазу сужается до игольного ушка, и он бросается вперед, так резко, что пол под ногами трескается. Пытается ударить, бьет рукой, но когда под кулаком плитка разлетается, то осознает, что Джайро тут уже нет, отчего он резко тормозит ладонями по полу, оставляя глубокие борозды от пальцев. Тот же стоит поодаль, в коридоре, словно кошка, играющая в охоту, и, когда Гон вновь бросается за ним, в очередной раз ускользает. Так они гонятся друг за другом, игнорируя все вокруг. Но Джайро даже не пытается обменяться ударами, просто ускользает, подобно воде сквозь пальцы. Остатки здравого смысла в голове бьются, словно бабочки, молят остановиться. Это очевидная ловушка. Джайро разделяет тебя с Дюллахан, заманивает… Но они быстро сгорают в пламени ярости. Убей его!.. Это он, чудовище! Он ничуть не лучше Неферпитоу! Наконец, они вылетают в большой зал, словно старую канализацию: крыша полукруглая, видны большие люки для стока воды, и она сама плещется в углублениях на полу. Оба тормозят, и от скорости бега по земле за ними остаются черные полосы. Кулаки у Гона невольно сжимаются так крепко, что на ладонях остаются алые полумесяцы от ногтей. Он медленно идет вперед, не скрывая жажды крови, и Джайро, глядя на него, поднимает маску. Знакомое юное лицо, напоминающее кошачье, улыбается солнечной приятной улыбой, словно он не террорист, а просто старый друг. Что за больная одержимость Гоном… — Чувствовал, что наши пути пересекутся, — он разводит руки в стороны, словно гостеприимный хозяин. Добродушно посмеивается. — Вот видишь. Я говорил, что мы похожи. В итоге нас даже тянет в одни и те же места. Не передумал еще? Может, все же объединимся! — Я убью тебя! — Вот же заладил, — тот словно искренне расстроен. — Почему ты так злишься? Я ведь не убил никого дорогого тебе. На секунду Гон медлит, вспоминая ИТЦ. Джайро прав… там действительно не погибает никто из его знакомых, но он помнит весь тот ужас, происходящее, следы крови на земле… Помнит бледные лица Зепайла и Линч, смотрящих на записи разрушения башни. И Гентру, мрачного, нервного. Он — тоже враг, тоже убийца, но даже в нем находится капелька сочувствия. Джайро же одним махом руки приговаривает сотни человек к безжалостной смерти либо от огня и удушья, либо от гравитации. Да. В Йоркшине, пожалуй, это чистый порыв справедливости. Но тут, в Кер-Исе… — Ты искалечил моего друга, ублюдок, — рычит Гон, концентрируя ауру в кулаках. — Я убью тебя. Потом убью Церредриха. Вы — грязь под сапогом нашего мира, чертовы психопаты! Лицо Джайро мгновенно принимает легкие нотки задумчивости. — О, Церри? Ты его встречал? — Заткнись! — Он всего лишь позер и богема, не понимающий истинный смысл анархии. Не способный отпустить все, чтобы вступить в новый мир, — голос его принимает высокомерные нотки. — Единственный путь истины, доступный человечеству. И так мало его понимают. Я. Джин Фрикс, Паристон Хилл… и ты. Достаточно разговоров из пустого в порожнее. Так думает Гон; и нападает. В этой схватке нет ни капли элегантности их боя с Хисокой, когда тот придумывает изощренные способы позлить Гона и выйти победителем, не убив его. Ни капли азарта, которую ощущает Гон в битве с Гентру. Ничто не будоражит кровь, как при побеге от Нобунаги. И нет того леденящего душу спокойствия, уверенности в своих действиях, когда Гон приказывает Неферпитоу покинуть комнату и отправиться на улицу, туда, где того и настиг злосчастный финал. Но ярость… схожая. Весь бой Гон уверен: он лучше чувствует нэн, дольше знаком с ним, у него приспособленное подо все хацу. «Ка-камень» для ближней атаки, мощный и дробящий, «Ножницы» для режущего урона, и «Бумага» для атак издалека. Оборона — не главное в его стиле боя, проще рискнуть всем, стать «стеклянной пушкой», но мощной, страшной, лишь бы одолеть. И в начале все происходит так, как он и думает. Да, Джайро быстр, но Гон теперь не с теми зачатками нэн, как в ИТЦ. Они дерутся на равных, вцепляются друг друга, словно дикие кошки, и… Но в какой-то момент находит осознание, что что-то не так. Тело Джайро, принадлежащее муравью, покрыто хитином; удары по нему не столь критичны, повредить внутренние органы почти невозможно. Он гибче, пластичней, плюс банально легче. Джайро использует преимущества нового тела на полную катушку, плюс он террорист с богатой историей убийств, потому его удары более изощрены и опасны. И, продолжая эту драку, Гон осознает, что… Он слабее. Джайро тоже берет нэн за глотку и учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится, учится… И становится на один уровень с чудовищами. Он и сам такое; монстр Темного Континента. Сущность химеры лишь дает ему больше шансов выжить тут, словно милостиво позволяет вернуться в родное лоно дикости и силы. У него нет моральных принципов, нет слабостей, нет людей, которыми он дорожит. Джайро подобен Хисоке, он отсекает все лишнее, но ставит превыше всего не сокровенные воспоминания, а собственное эго, и потому его невозможно победить — потому что единственное, что ему дорого, это он сам. И лишь убив его можно нанести хоть какой-то моральный урон… но в этом уже не будет смысла. Да, Гон. Это то, о чем говорит тебе твое благоразумие. И ты глупо попадаешься в ловушку. Скорее всего, проносится мысль, пока Джайро вытирает им пол, он готовится к схватке с тобой заранее. Его удары не просто усилены нэн, это какое-то хацу… Он готовит его исключительно для тебя. Настолько восхищен твоей персоной, что и убить хочет особо. Но отчего-то все никак не наносит финальный удар, намеренно изматывает… Хочет взять в плен? Попытается промыть мозги, уговорить, а если не выйдет — обернет «эгоистом»? Пьон говорит, что сильные эмоции могут повлиять на становление монстром, Гон жутко зол… но с ним ничего не происходит. Получается, нужны эмоции еще более страшные? Интересно, что с ним станет. Плевать. Даже если он обернется монструозной тварью, он готов на все, чтобы уничтожить Джайро. Тот не сможет его контролировать. Ни за что. И никогда. Так думает Гон. Видит, как Джайро встает над ним, как заносит кулак. Тот опускается, и время растягивается, будто патока: с каждым новым мгновением цвета начинают искажаться, от кислотно-ярких до блеклого монохрома, и лишь одно стабильно — бледный цвет глаз Джайро, смотрящий на него без жалости, без эмоций вообще. О, Гон. Он точно тебя не убьет. Он сделает все возможное, чтобы переманить тебя на свою сторону. Он одержим этой идеей… потому что думает, что вы похожи. Люди, не держащиеся за мораль, когда это нужно им. Готовые на все. Истинные эгоисты. Внезапно, ход времени возвращается в нормальное русло; а сверху на Джайро, неслышно, пикирует нечто маленькое и темное. Начинается возня, тот отшатывается, и, с трудом приподнимая голову, Гон осознает, кто это — Замза, его мясная кукла! Под резко рухнувшим на него весом тот шатается из стороны в стороны, потом рывком за шкирку сбрасывает с себя Замзу, но тот, как и подобно жуку, грациозно приземляется на пол, даже не вспотев. Фыркает, насмешливо: — Хорошая попытка, маленький дру-ужок, но против меня тебе потребуется что-то помощнее. — Все вы, муравьи-химеры, слишком много о себе думаете, — Замза опасно скалит мелкие зубки и тянется к поясу. — Нюхни-ка этого! Выглядит как цветочный бутон или луковица. Джайро небрежно отмахивается от него, отбивает в сторону, но позади, в воздухе, остается какая-то желтоватая пыльца… И на руке тоже. Несколько секунд он тупо на нее смотрит, потом с хрипом вздыхает, так, будто кто-то перекрывает ему кислород… Проносится рассеянная мысль: наверное, это один из тех цветов, о которых говорит Замза, слишком ядовитых для насекомых. Джайро может сколько угодно выглядеть как кошка, но природа его — все еще насекомое с Темного Континента. Замза не дожидается окончания представления: подлетает к Гону, перекидывает его руку через плечо и тащит прочь. Адреналин отступает. Сознание медленно ускользает… Последнее, что видит Гон, свежую яркую надпись на известном ему языке, которая гласит: «БУНКЕР 4».□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
В себя он приходит не в убежище Дюллахан, но немного раньше, чем они добираются туда с Замзой. Вваливаются на чердак, ноги окончательно подводят, но рухнуть лицом в пол, чтобы отключиться и остаться симпатичным бренным тельцем, ему мешает Киллуа: перехватывает раньше и тащит на продавленный диван (кровать в этот раз оккупирована Леорио). Раны, в основном ушибы, синяки и порезы, спешно латают, и, вот, проходит какое-то время, и вся их банда, включая неожиданно присоединившегося обратно Замзу, сидит вокруг растопленной печки, словно костра. Сверху стоит противень с какими-то похожими на сосиски мясными изделиями, которые Дюллахан периодически переворачивает. Леорио тоже рядом: вымытый, перевязанный и постриженный, и, такой, с почти лысой головой и без очков, он выглядит… Как-то очень неправильно. Гон же потирает свежо полученный ушиб на шее, оставленный с большой любовью сначала Киллуа, потом Аллукой, а затем — Дюллахан. — Я пробовал выбраться за пределы города, но моего жука свернуло в симпатичный блинчик, — Замзе, как единственному приверженцу овощной диеты, всовывают некое блюдо, похожее на огромный фаршированный другими овощами кабачок. — Боль была жуткая, пришлось отключить беднягу от моего «улья», чтобы это не ощущать. Скорее всего наша теория про то, что урон идет только по разумным существам оказалась права. Смешно, — фыркает он, — но это тело скорее всего могло бы пройти через барьер, мозг-то мертв, но я не стал пробовать. — Зато мы поняли, что «заморозка» барьера может работать не на всех внутри города, — Гон выразительно смотрит на Леорио, и тот демонстрирует знак «пис». — Скорее всего эти люди могут спокойно покидать Кер-Ис. — Например какие-нибудь подсосы Джайро… — Киллуа косится на Дюллахан. — Не боишься, что нас обнаружат из-за одного драчливого дурилы? Он не дергается даже, когда Гон от души наступает ему на ногу. Дюллахан задумчиво ведет пальцем по губе. На ней после сражения — ни царапинки, даже пальто подозрительно чисто. — Скорее всего они и правда пошлют агентов, но те не смогут нас отыскать. — Смелое заявление! — Я не глупа, Золдик. За пару месяцев мне хватило ума настроить тут нэн-глушилки. Любой, кто подойдет, подумает, что тут просто пустой чердак и не более. Поверь, — она откидывается назад и беспечно закидывает в рот одну из сосисок, — пока ищеек намеренно сюда никто не направит, на подходе они будут спонтанно вспоминать самые разные дела, вроде не выключенной дома печи. Хитрая нэн-территория… Намеренно отводить всех, кто не знает, что тут конкретно, и скорее всего услышать надо из уст хозяйки. Скорее всего, размышляет Гон, Дюллахан вдохновлялась барьером вокруг Кер-Ис с условием. Киллуа надсадно вздыхает. — Но не догадается ли до этого Джайро? — Ваш кошкопарень вряд ли знает тонкости нэн так, как я, — фыркает Дюллахан. — Ага, но Гону-то жопу надрал, хотя тот дольше все учил. — Мне кажется, у него было условие против меня. — Условие? — Как у Курапики против «Пауков»? — предполагает Леорио, и Гон активно кивает. — Правда, это лишь предположение. Но я не верю, что он мог настолько вырасти в силе с момента, как мы дрались с ним в ИТЦ, — затем яростно сжимает кулак. — Убью этого гада! Ублюдок! — Ты, дурила, надеюсь не из-за поражения бесишься. — Блин, нет! Во-первых, он тут! Во-вторых… Он просто один вонючий кусок… — Совсем не удивительно, что Джайро тут, — прерывает гневную тираду Киллуа, понимая, что смысла в ней особо нет, все те же ругательства, что и до этого. Впивается зубами в сосиску и шумно глотает. Слизывает выступивший сок с губ. — Он прав в том, что вас двоих тянет к одним и тем же местам. Вместо головы навоз, вот и ходите одними дорожками. — Иди в жопу! — Сам иди, дурила. — Почему… — медлит Дюллахан, — ты на него так зол? Она слушает рассказ внимательно: поразительно, потому что Гон уверен, что уж кто, а она будет откровенно скучать. Но это история не только для нее: но и для Леорио, который пока не успевает поведать о своих злоключениях, и ярость Гона к Джайро воспринимает скорее как личную обиду за друга… При упоминании взрыва в ИТЦ и охоте в Метеоре его лицо втягивается и становится еще бледнее, чем до этого. Вероятно, он и понятия не имеет, кто становится его мучителем. Теперь-то многое встает на свое место. Однако Дюллахан по итогам рассказа не отвечает, некоторое время размышляет. Потирает пальцы между собой, затем резко опускает взгляд на Гона. Это — вопрос без претензий, обижаться смысла на него нет, потому Гон лишь вздыхает: — Удивительно, что ты все еще злишься из-за той башни… Не пойми превратно, но аргументация кошкопарня проста: это действительно не было вызовом тебе, скорее криком в пустоту, на который, как он надеялся, ты откликнешься… Но ты справедливый мальчик, этого не отнять, — поднимается. — Подобно нашим старым божествам, ратовавшим за справедливость… Имело ли это к ним отношение или нет. Гон хмурится. — Богов не существует. Это чушь. А сильные нэн-пользователи — такие же люди. В ответ ему уклончиво улыбаются, очень вежливо, но Дюллахан не произносит ничего, будто не хочет обсуждать эту тему и дальше.□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
Затем она отчаливает из комнаты, говоря, что хочет провести разведку. Берет с собой Замзу, и банда родом из озера Мебиуса остается наедине. Леорио с трудом перебирается на кровать, ему выдают второе одеяло сверху — настолько отощавший, он начинает мерзнуть от любого сквозняка, а в Кер-Исе отнюдь не жара. Все это напоминает Гону ситуацию с Хисокой, но Леорио — совершенно другой случай, он благодарит за помощь и не смущается своего положения, не упирается рогом, что мешает остальным. Да уж, Хисока — тот еще капризный пациент, если ему что-то не нравится! Вот Мачи наверняка от этого и бесится. Остальные кружочком садятся около его постели, и он смущенно вскидывает руки, бормочет: — Ну-ну! Вам тут не театр! — Иди-ка ты на хер, — Киллуа грозно тычет в него пальчиком. — Мы тебя сколько лет не видели? А? Имеем право рассматривать, как зверушку в зоопарке! — Н-да, думал, с возрастом твой язык станет не таким острым, а он только хуже! — Ты как? — обрывает дальнейшие препирательства Гон. Он внимательно смотрит на Леорио. Тот… за прошедшие года не слишком меняется, все остальное — следствие событий уже тут, в Кер-Исе. Взросление и трудности пубертата тот давно переживает, потому рассматривать особо нечего; в отличие от того, как Леорио глядит на них с Киллуа. Обычно это смущает, но в последний раз они видятся, когда Гону и Киллуа по четырнадцать… Почти пять лет назад! Это очень солидный срок! Неловко потирая затылок, он посмеивается. — Я больше не в той вонючей клетушке, наконец-то сходил в душ и постригся. И поел! Считай, почти рай. — Как мало нужно для счастья. Киллуа и Гон обмениваются ехидными взглядами. — А вы, смотрю, тоже не балду гоняете, — Леорио оценивающе смотрит на каждого из них, ненадолго задерживаясь на Аллуке, но, наверное, потому что не особо ее и помнит. — Оба так вытянулись… Точнее Киллуа, ты, Гон, как был клопом, так и остался. Пока первый на фоне закашливается от смеха, Гон крепко сжимает кулаки. — Тебе повезло, что меня и тебя отделал Джайро, иначе я бы тебя отлупил! — Туше, туше! — потом вздыхает, как-то грустно. Крайне виноватым голосом бормочет: — Если бы я знал, что за ужас вы там пережили в Йоркшине… Не следовало мне вас так просто покидать. Я вроде старше, а все равно. — Да ладно тебе, — фыркает Киллуа, — будто ты смог бы остановить сраного террориста. Забей, серьезно. Вон, зато Гон нашел себе новую любимую немезиду, чудеса! — Иди к черту! — Сам иди к черту, ду-у-урень. — Как видишь, они оба идиоты, — убитым тоном замечает Аллука, хватая Гона и брата за уши, ай-ай-ай, очень даже больно! — Это неизлечимо. — Боюсь даже моя клятва Гиппократу тут не поможет… — О нет, значит, братик неизлечимо болен тупостью?.. — Эй! — возмущается тот. — А ну-ка замолчали! Все вместе смеются. Леорио утирает выступившие слезы, откидывается на подушки и вздыхает, устало. Для ослабленного организма такое приключение явно выше имеющихся сил, но ему слишком много надо рассказать, чтобы так просто впадать в сон. Некоторое время он перебирает пальцами край одеяла, такими тонкими… Нет, то, что делает Джайро — непростительно. И так непринужденно!.. Словно он не творит ужасающие злодеяния! — А что с Курапикой? Он еще не… Проглатывает последнее слово, явно боясь его произносить, но Гон вскидывает руку. — Живой. Беспокоился за тебя. Сейчас вместе с Ойто в Какине, там такая вилла — обзавидуешься. Круче дома Киллуа. — Нет ничего круче моего дома. — У тебя там буквально подвал для пыток! Иди к черту! — Сам иди! — Повторяетесь… — тянет Аллука. — Ладно, пофиг на нас, самое интересное ты уже слышал, — Гон игнорирует ехидный смешок Киллуа позади и серьезно смотрит на Леорио. — Как ты тут очутился? Что случилось с остальной группой? В Гойсане Пьон и оставшиеся «Зодиаки» очень волнуются. Секунда требуется Леорио, чтобы собраться от потерянного выражения, словно воспоминания о былом его пугают, до серьезного. Кивая, он откашливается и просит воды, после чего начинает свой пусть и не самый долгий, но крайне важный рассказ, который Гон записывает на бумажке, которую позже отправит с птицей Клак. Экспедиция Чидль покидает Гойсан и идет так далеко, как может, пытаясь найти полезные припасы, руководствуясь книгой Дона Фрикса, что помогает избежать большей части опасностей и угроз, в общем-то, удивительно, но по пути никто даже не умирает. Однако, это занимает прилично много времени. В какой-то момент путешествие заводит их на край болот, где обитает хеллбел, где они разбивают временную базу, оборудуя местные руины под себя. Однако понимая, насколько передвижение всем составом неудобно, она разделяет свою экспедицию на несколько компактных групп, которые отправляет в разные стороны для поиска сокровищ Темного Континента, под которыми она, разумеется, понимает полезные припасы, вроде нитрориса. Самого Леорио Чидль предпочитает держать поближе к себе, зная, что нэн-специалист из него не самый умелый, плюс его хацу полезно для работы на месте, чем при поисках; сопровождается все это тренировками, благодаря чему он может похвастаться довольно хорошим уровнем сейчас, выше, чем на выборах, и Гон думает, что это неплохо — тогда у него уже есть крайне специфичное и полезное хацу, сейчас, наверное, что-то еще, покруче. В какой-то момент Чидль отправляется назад к Гойсану для связи со старыми товарищами (именно тогда Пьон получает от нее послание), но по пути от аборигенов слышит истории о том, что где-то стоит город, до сих пор хранящий старые технологии павшей Ишвальды, о котором в книге Дона Фрикса ни слова. Что… довольно логично, иначе бы книгу они не получили — во время своих странствий он, очевидно, сюда просто не попадает. Разумеется, как же Чидль и не ухватится за такую возможность? Аж глаза закатываются от того, что Гон и это угадывает верно. — Меня взяли с собой в отряд сюда лишь потому, что мое хацу дает узнать, что находится за стеной. Как рентген. Плюс Чидль был нужен медик в тот отряд, а штатные уже были с другими группами, — Леорио виновато улыбается. — Сначала все шло нормально, мы даже переговорили с градоправителем, и он оказался невероятно великодушен к нам, потому что не видел в наших целях угрозы… Но потом пришел Джайро. С приходом Джайро меняется все. Остальной отряд убивают, сначала пробуя мутацию. Леорио же выживает только потому, что он молодой медик с полезным хацу, и его держат там, внизу, просто в ожидании, пока Джайро разработает свое собственное умение для копирования чужих. Или кражи. И тогда, уже без своего навыка, он бы тоже отправился к остальным. На тот свет. Значит, Гон пребывает вовремя. Успевает забрать Леорио до того, как Джайро убил бы его друга… Жаль, что остальная группа мертва, но, хотя бы, он не позволяет другу стать одной из многих жертв Темного Континента… и Джайро. Закусив губу, он кивает, тем самым говоря, что слушает, хотя мыслями он далеко. Ублюдок, он точно убьет его. Пусть только попробует еще раз устроить нечто подобное, сдерживаться он не намерен. Но Джайро стал сильнее. Каким образом? — Не думаю, что там реально есть хацу против тебя, — сухо подмечает Киллуа. — Скорее всего он находит способ получить всю пользу мутаций без, собственно, нее самой. Он хорошо контролирует себя, поэтому подчинить эмоции и обойти все опасности такой тренировки для него проще, чем бомбу рвануть. Все молчат, раздумывая. — Нам в любом случае надо в ратушу, — наконец, прерывает молчание Аллука и ударяет кулачком по ладошке. — Если Леорио-сан говорит, что градоправитель не видел в опасности до прихода Джайро, значит, его науськал именно он. Но Джайро и есть теперь то «новое добро» в понимании правителя. Он наверняка может покидать барьер свободно! — Ага, решено. Летим туда. — Сначала нужен план, — упрямится Аллука. Смотря на нее с Килллуа, упершихся лбами друг в друга, явно предвкушая спор, Леорио с вялой улыбкой возвращается взглядом к Гону. Уголки рта поднимаются еще выше, и он хрипло посмеивается, следом за чем качает головой. Шумно вздыхает. — Напоминает все наши планы в Йоркшине… Вы все так изменились. Даже странно думать, что я помню вас совсем еще детьми. — Да, теперь они просто опасные индивидуумы, а не малолетние опасные индивидуумы. — Аллука! Какого черта?! — Спасибо за спасение. Когда Леорио это произносит, вся спесь пропадает, и даже Киллуа тупит взгляд. Все они молчат, жутко неловко… Но это даже мило! Наверное. Они наконец-то находят Леорио! И он жив… не в порядке, но это поправимо, намного легче, чем было годом ранее кое с кем другим. Видимо, не он один это вспоминает; лицо Киллуа вдруг приобретает крайне ехидные нотки. — Если бы только ты был единственной целью одного дурилы на Темном Континенте. Леорио удивленно вскидывает бровь, и Гон закусывает губу. Киллуа!.. Дурилья башка! — Ну-у-у… — неловко начинает он и трет кончики пальцев друг о друга, ощутимо смущаясь, — я тут еще и из-за Хисоки?..