□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
Наверное, так сражаются гладиаторы: окруженные пьяной до зрелища толпой, утонувшей в своем однообразном времяпрепровождении, они дерутся за свою жизнь, пока остальным это — зрелище. Отсюда не сбежать, слишком маленькое пространство, плюс Гон с Аллукой против сей этой толпы с градоначальником разом не выстоят: при вторжении они используют элемент неожиданности, но тут даже трупы Аллуки не помогут, и… Внезапно, осознание бьет его так резко, что он едва не получает по лицу от Двойки: удар его по полу рядом крошит пол в пыль. Трупы! Аллука говорит, что они мертвы! Да, они устраивают массовую резню, но тогда Гон думает, что боль настолько адская, что «убитые» солдаты попросту теряют сознание, потому больше не шевелятся. Но Аллука же контролирует тела! Значит, они по-настоящему мертвы! Но Дюллахан утверждает обратное, и они проверяют это, выходит, на солдат ограничение не действует!.. Чтобы они не сошли с ума? Местные давно тронулись, но солдаты нужны Джайро в разумном состоянии, а не безумстве… Или же это не солдаты Кер-Иса. Его люди. Градоначальник говорит на их языке; Джайро тут как свой. Вполне возможно, что такое бессмертие его лишь забавляет, но никак не привлекает, вот он и не дает исказить собственных подчиненных. И именно они могут спокойно покидать барьер… Сражение с Двойкой напоминает танец, где каждый удар способен разорвать голову, как спелый арбуз. Его удары очень сильны; всякий раз, как он замахивается, Гону приходится уходить, потому что прямой атаки он точно не выдержит, не надо быть провидцем. Хорошо, что у него нет сформировавшегося хацу, он просто усиляет конечности, но это все равно крайне-крайне скверно, потому что даже столь скудные способности с подобной страшной аурой делают его в несколько раз быстрее и сильнее Гона, что тренируется, ну… Прилично времени. Приходится выкраивать окна во время замахов и бить в незащищенные места, но Двойке словно все равно. Он источает столько ауры, что Гону невольно становится боязно: выходит, пока он не теряет свой потенциал из-за Питоу, он — точно такое же чудовище? Этого боятся Винг и Морау? Питоу… Опять все из-за него. Одна только мысль, что он дерется против своего клона, вводит в ступор. Как, почему? Это неправильно… Словно драться против близнеца или брата, но они с Двойкой никогда друг друга не видят. Тот, вроде, немного младше?.. Но это все равно слишком странно, слишком… Слишком. Интересно, выпусти подобного против Хисоки, что бы случилось? Он бы, наверное, взбесился. Впал в бешенство, как тогда, в бою с Куроро, когда услышал несколько слов. Нет, нельзя о таком думать. Даже предполагать. Это неправильно. А Двойка… Двойка Гону не брат, вообще никто. Просто пустышка, копия. Хотя он сам такой же. Нельзя поддаваться сомнениям. Гон — не тот, кто будет страдать из-за экзистенциального кризиса. Но, выходит, Джин видит его точно таким же: просто копией. Какая разница? Он — это только он. Их личности разные, их прошлое отличается, единственное, что у них едино — ДНК и внешность. Не геном делает человека, его жизнь. Они обмениваются несколькими короткими ударами; кости начинают болеть. Аллука тоже бьет, но ей не хватает времени использовать свое страшное хацу, Двойка слишком резвый. Мясных кукол он уничтожает всего одним пинком, и останки разлетаются по полу, окрашивая побитый кафель в алый. Толпа подается вперед, и Гон понимает: они такие же, как и Джайро. Их не интересует спасение и справедливость, удел таких — лишь зрелища и утешения собственного эгоизма. Еще удар — стальная колонна позади, скрытая за слоем мрамора, гнется, как тростинка. Крыша начинает трястись. Гон бьет в ответ, вкладывая весь нэн, какой только может, но Двойка играючи отпрыгивает назад, делая кувырок в воздухе, и, забравшись на балкон, уже оттуда в хаотичной траектории скачет там, после чего камнем падает вниз. Еще секунда, и от головы Гона остались бы симпатичные осколки! Но он не теряет времени даром и бросается наперерез, падает на Двойку и хватает его за торс, не давая сдвинуться с места. Пальцы того впиваются ему в плечи, так сильно, что начинают трещать кости, это жутко больно, но Гон держится. Потому что это — шанс!.. Шанс для Аллуки! Она вырастает тенью позади, касается спины Двойки… Вдруг широко распахивает глаза и отпрыгивает; крайне вовремя — тот пинком отбрасывает Гона прочь и пытается достать до нее, вновь разбивая каменный пол. Да уж!.. У этого парня мало фантазии, но он такой быстрый, что даже предсказуемость не помогает! — Он аннигилирует хацу! — рявкает она, приземляясь рядом с Гоном. На лбу у нее заметно выступает испарина. — Все, что касается его, не работает! Только чистая аура! «Все, чего я жажду — мира без нэн». Гон не попадает «Ка-камнем» по Двойке, поэтому этого не замечает, но простые атаки, которые удается использовать, работают. Смысла врать нет. Джайро хочет избавиться от нэн… Зачем? Что это ему даст? Это настолько бессмысленно, что он вновь начинает злиться, только в этот раз из-за пустоты подобного желания. За ним ничего не стоит! Опять бессмыслица! Но Двойка, выходит, первая ступенька на пути к его желанию? Уже уничтожающий хацу, прикасающееся к нему… Возможно, это работает лишь на таких, как у Аллуки или Гона, зависящих от прямого касания, но какой-нибудь материализованный огонь оно не погасит… Он все равно не проверит; это сумел бы Киллуа, но у Гона подобных хацу нет. Но все это напоминает ему кое-что, что крайне заинтересовало бы Джайро, знай он о существовании подобного инструмента. Нэнорезка. Он хорошо помнит эффект этого проклятого меча на Хисоке, как за секунды та лишает его ауры и насильно вводит в состояние зэцу. Если Джайро получит подобное оружие, много хороших людей пострадает. Эти разработки необходимо прекратить, уничтожить прямо тут… Вместе с Двойкой. Несмотря на то, что у него лицо Гона. Несмотря ни на что. Они обмениваются еще парочкой ударов, потом тот резко переключается на Аллуку. К счастью, его атака не задевает ее так уж и сильно, она просто отъезжает назад, тормозя руками и ногами по полу, и, прежде чем пересечь невидимую границу, за которой ее атакуют солдаты, грациозно бросается вперед, уже к Гону. Он вскипает, хочет схватить Двойку за волосы, но Аллука моментально материализуется у него за спиной. Шепчет так быстро, что он едва успевает разобрать слова: — Не парься. Джайро ушел. Я отвлеку охрану. Тут тесно, они будут мешать друг другу. Выберись в место, где ты сумеешь убить его. Киллуа ему швею свернет, если узнает, что Гон бросил его сестру на растерзание этим психам. Но она права: так будет намного проще, с его способностями и привычкой вести ближний бой без конкретного хацу у него намного больше шансов против Двойки. Кивнув, он бросает на Аллуку последний взгляд, после чего она криво улыбается — но не ухмылкой, какая у Киллуа, отнюдь. Нечто, напоминающее их старшего брата, Иллуми. Манипуляция плотью, да? Боится ли Киллуа сам стать похожим на брата, или боится за Аллуку? Но он не говорит ничего. Отворачивается. И, затем, они бросаются в разные стороны: Гон сбегает в коридоры ратуши, а Аллука — навстречу солдатам, занося руку.□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
В темных широких коридорах они играют в догонялки. Гон пытается спрятаться, на секунду перевести дух, но Двойка всегда его находит. Он как ищейка: неостановимая, все следует и следует, и сколько Гон не пытайся улизнуть, не получается. Но он пока не атакует, выжидает, размышляя попутно: что же делать? Аллука предлагает успешный план, но Двойка все еще машина убийства, которую невозможно одолеть простой физической силой, его аура в сто крат превосходит Гона. Однако, он все еще немного предсказуем… Признаться, это единственное, что помогает Гону остаться в живых. Словно Джайро намеренно растит подручного себе супермена, но не дает ему разума, оставив безвольной куклой. Этого он хочет? Безропотного подчинения? Или это такое же следствие первых неудачных экспериментов, которые Джайро только робко пробует, чтобы потом развернуть страшную фабрику смерти? Клоны Джина, способные уничтожить нэн… Неспособные исказиться от собственного эго, ведь его не будет. И «эгоисты», полностью контролирующие себя, как градоначальник. Опасно. Но как Двойка его так быстро отыскивает? Чует? Нужно провести эксперимент. Вдвоем они ныряют в большой темный зал с высокими колоннами, начинают догонялки вновь. Выждав удобный момент, когда поле зрения двойника будет ограничено, Гон ныряет в зэцу и прячется за другой колонной, после чего замирает, задерживает дыхание. Это глупо, свербит мысль в голове, просто невероятная тупость! Только дурак не поймет, где ты! Дешевый прием! Сейчас он просто использует эн и моментально тебя обнаружит, а с его скоростью не факт, что у тебя выйдет так быстро активировать нэн! Но он все равно решает: не то, что у него сейчас есть какой-то иной выбор. Эксперименты — единственный шанс хоть как-то одолеть Двойку, иначе они могут бегать бесконечно долго; и Гон сомневается, что аура первым истощится не у него. Он подползает к краю колонны и осторожно выглядывает. Двойка стоит на месте, озираясь по сторонам. Сначала словно растерянно, не понимая; потом начинает тыкаться по углам, словно слепой котенок. И так некоторое время. Это дает Гону возможность зайти ему за спину, аккуратно, и в то же время прийти к выводу: его ставка сыграла. Джайро создает двойника, дает ему огромные запасы ауры и способность бесконтрольно уничтожать хацу при прикосновении к нему, но никаких специальных техник он не знает, поэтому Гона для него рядом словно и нет — Двойка попросту не знаком с концепцией зэцу. Все, что он умеет: контролировать и гонять ауру по конечностям, усиливая удары. Несомненно, полезно, но слишком мало. Он — стеклянная пушка, рассчитанная на панику и людей, слишком сильно полагающихся на хацу с крайне специфичными условиями. Скорее всего поэтому Джайро уходит, оставляя все на градоначальника: он не видит смысла в просмотре кино с однозначно плохим финалом для его творения. Гон — крайне неудобный противник для Двойки. Кто бы подумал, что его бытие усилителем и выработанные привычки во время отсутствия нэн помогут!.. Значит, единственный способ убить Двойку — сделать это без нэн. Гон приближается к тому за спиной; и, когда тот не видит, резко обхватывает ему шею и берет в захват, моментально выходя из зэцу — хорошо, что успевает, потому что руки Двойки впиваются ему в запястья и пытаются разжать. Удушение — гнусная и противная смерть, но выхода нет. Спасибо Абаки, спасибо Хисоке — он теперь знает, насколько это эффективно против даже самых страшных противников. Вместе они заваливаются назад, на пол, но Гону так даже удобней: ногами он не дает рукам Двойки добраться до глотки и продолжает, продолжает, продолжает… Тот задыхается, трепещет, словно пойманная бабочка. Гон видит, как стремительно краснеет его лицо. Он маленький и глупый, этот Двойка, но… Он ведь лишь жертва обстоятельств. Надо попытаться… спасти его, да! Он ведь наверняка просто не понимает, что делает, и… — Почему ты с Джайро?! — рявкает он. Ответа нет, Двойка шипит, рычит, у него на губах пузырится пена. — Он тебя убьет! Ты сам присоединился?! Или он тебя заставил?! Никакого ответа. Вялые попытки отбрыкнуться. Силы постепенно покидают его. За короткий период после выигрыша Гона на Острове Жадности Джайро успевает не только встретиться с Джином, но и выцепить его ДНК; создать полного двойника с желаемой способностью. Гон растет сам, как нормальный мальчик, но Двойка его ровесник… Может, чуть младше, но слишком мало времени проходит с момента, как он покидает Остров Жадности. За такой период нельзя вырастить человека, значит, Двойка «рожден» намеренно взрослым. И не факт, что его разум соответствует облику… Ты понимаешь, Гон? Ты душишь пятилетнего мальчика, который не знает больше ничего. Это ты называешь благородным делом? К горлу подступает тошнота. … нет. Нельзя прекращать. Двойка надрессирован только атаковать, и, пока его не убить, он не остановится. Джайро крепко вбивает ему в голову заданную программу. Разговаривать с таким… просто делать себе хуже. До слома шеи остается совсем чуть-чуть. Гон чувствует, как утекает чужая жизнь сквозь пальцы. В последнюю секунду он слышит слабый хрипящий голос, немного проглатывающий гласные: — Мама… Обними меня… А затем — хруст.□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
Ощущения не из приятных, но Гон давит в себе всякое отвращение, когда возвращается обратно. Там, в зале, смердит кровью — просто дикость, и в центре этого фаршированного ужаса стоит не только Аллука, но и крайне хорошо знакомая парочка в лице Киллуа и Дюллахан. Становится очевидно, что большую часть солдат убивают именно они. Ему приветливо машут в ответ, и, видя их, облепленных кровью с головы до пят, Гон думает: ну и дикость. По многим… причинам. Они вторгаются сюда, приносят мир — но какой ценой? И Джайро, да… Джайро тоже безумен. Он не дает своим солдатам бессмертие, меняя невозможность умереть, крайне ценную для солдата, на благоразумие. Слишком странно. Слишком… Неправильно! Джайро должно быть все равно! Он же чудовище, да и срок тут не такой уж долгий, чтобы свихнуться от бессмертия… Или он настолько дорожит своими людьми?.. Чушь! Что насчет Двойки?! Обратно в зал он выходит, неся на руках тело, обмотанное простыней. Надо бы похоронить его по-человечески… На Китовом острове они расстаются с мертвыми так, как полагает их конфессия, не придерживаясь единого стиля для всех. Все равно что банальная вежливость. Но Двойка — неразумный ребенок, которого заставляют пойти против слишком уж опытного противника. Для Джайро он никогда не станет личностью, так и останется простым прототипом. От этого… крайне мерзко. Ты мог быть таким же, шепчет подсознание, Джин мог сделать ровно то же, что и Джайро. Единственное, что его останавливает — лень и собственный еще более страшный эгоизм. Ему просто не хочется видеть других Джинов, вот и сплавляет «сына» Мито-сан, полагая, что та, обиженная, не позволит ребенку вырасти охотником. В этом, пожалуй, его единственный просчет: неужели он действительно полагает, что его копия не повторит весь путь?.. Странно. А может, это тоже был своего рода эксперимент. Гону все равно. Он хмуро смотрит в сторону лестницы, где на ступенях сидит градоначальник, практически вжимается спиной; над ним нависают Киллуа с Дюллахан с явно недобрыми намерениями. Видимо, Гон прибывает в самый разгар допроса, потому что острый гарпун почти упирается бедолаге в подбородок, а сам он едва ли не плачет. Лицо их новой знакомой так и горит раздражением, будто от убийства прямо тут и сейчас ее останавливают разве что забытые всеми в этих диких землях нормы этики и морали. — Все могло быть лучше! — скулит тот, явно продолжая напирать на своем. — Я мог создать идеальный закрытый мир, без грязи и греха! Все были бы намного счастливей, не знай ужаса смерти!.. Смерть — нормальное явление для мира. Без смерти все начнут сходить с ума от скуки и рисковать слишком многим. Прямо как жители тут. Прямо как Хисока. Такие рассуждения понятны, но они крайне жалки. Нельзя бесконечно бегать от смерти, когда-нибудь салки с ней закончатся проигрышем, как ни крути. Гона не пугает мысль, что когда-нибудь его дух покинет плоть, а кости поглотит земля. На Китовом острове они учатся единению с природой и знают, что дух станет камуем, переродится в нечто высшее. Убитая рыба всегда становится речным богом, убитый лисомедведь — защитником леса. Лишь убийцы превращаются в алых камуев, разъяренных божеств, но и они необходимы для мирового порядка. Потому что боги выше мирских желаний и целей, даже такие чудовища, как Джайро, найдут ту точку спокойствия в вечном декадансе своей жизни. Смерть — нормальное явление круга жизни. — Я просто хочу оставить все, как до того, как умер мой любимый… Хисока… Хило тоже этого хотел. Это его и сгубило. Нельзя вечно держаться за прошлое. Нельзя убегать от него. Его нужно принять и пережить, и только тогда можно пойти дальше. Все пережитое — опыт, топливо для того, чтобы двигаться в будущее, и отрицать любую его часть… Просто глупо. Неожиданно, это злит его куда сильнее, чем должно, и Гон на секунду задумывается… Потом кладет тело на пол и подходит к градоначальнику, расталкивая Дюллахан и Киллуа. Смотрит на градоначальника сверху вниз… Крепко сжимает кулаки. — Говоришь, значит, предпочитаешь эскапизм за чужой счет? Тот скулит еще громче. В следующем избиении нет ничего, кроме хорошо поставленной техники удара: лишь жестокость и злость. Он игнорирует окрики сзади, руку на плече, и просто садится сверху на этого ублюдка и бьет, бьет, бьет… Надо было избить так Хисоку. Потому что он такой же. Человек, понимающий лишь язык силы. Только если Хисока ее не боится, то этот едва ли не хнычет. — Придурок! Забиваешь на других!.. Ради себя!.. Ненавижу таких эгоистов! Не думаете о благе остальных!.. Меня от вас тошнит! Он вцепляется пальцами в чужую глотку так крепко, что слышит, как хрустят кости. Даже после обращения в нечто, этот слабак — все еще человек в своем истоке. Не успевает; рука Дюллахан ложится сверху, с силой сжимает запястье. Отводит в сторону. — Не бери такой грех на себя. Ты еще юн. Уже и так слишком запачкался. Перехватывает в руке гарпун поудобней… Произносит несколько слов на незнакомом ему языке. Только сейчас Гон может рассмотреть гарпун внимательней: выточенный из стали и неизвестных костей, с зазубринами — следами прошедших охот на эфирных китов. Настоящее оружие смерти, прошедшее огонь и воду. Он даже не морщится, когда тяжелое лезвие пробивает чужую голову, словно спелый арбуз; лишь делает шаг назад, стоит крови коснуться его сапог. Но это продолжается минуту от силы, следом, словно нагнав наконец ход времени, тело градоначальника начинает рассыпаться прахом, не способное вынести долгих столетий, пролетевших на считанные секунды. Лишь одежда остается, и он отворачивается назад, решив, что погребение праха труса — уже не его дело. Пусть Дюлалхан делает все, что захочет. Пусть даже культура Китового острова говорит, что он должен помочь… Тут нет его богов. Значит, он волен делать все, что пожелает. Когда он подбирает тело Двойки вновь, слышит далекий голос Дюллахан: — Это конец Кер-Иса. — Джайро может попрощаться с очередной игровой площадкой, — недобро хмыкает Киллуа, но Гон думает: нет. Такой человек, как Джайро, найдет еще сотни Кер-Исов, пока не добьется желаемого. Значит, надо убить его раньше.□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
Когда они покидают ратушу, в городе стоит мертвая тишина. Скорее всего, предполагает Гон, остальные жители отправляются на тот свет следом за своим мучителем. Жаль. Он вспоминает ребят из бара, монстров из канализаций, жителей деревень… Умерли ли все? Что с пленниками градоначальника, пойманными ранее? А те солдаты, что не суются в зал с предводителем, где сейчас прячутся они? Все ли чудища канализации свободны теперь гулять так, как вздумается?.. Столько вопросов, но на ответы Гону плевать. Все они могут делать все, что угодно. Его это совершенно не касается. Он в последний раз поднимает взгляд на острые крыши Кер-Иса, замершие в своем мертвом монументальном величии, и осознает лишь одно — он чертовски сильно устал. Сначала надо похоронить двойника. Он выкапывает яму недалеко от ратуши; лопаты рядом нет, приходится работать руками. Аккуратно кладет туда тело, обмотанное тканью, несколько секунд тупо на него смотрит. Ты мог быть на его месте, Гон. Все могло быть иначе, тебя спасает лишь то, что для Джина ты — прототип. Не будь рядом Мито-сан, каким бы он мог вырасти? Полным двойником Джина, стремящимся лишь потешить себя, опасным убийцей вроде Джайро?.. Или же безвольной куклой в чьих-то грандиозных планах? Но все это и не важно, впрочем. Сейчас он свободен и принадлежит лишь себе. А такой, как Двойка… Скорее всего есть еще клоны. И, вероятно, Гон встретится с ними в будущем. Перспектива убивать подобных себе выглядит безумной, но… Нет. Он посмотрит. Если они будут чуточку разумней, чем Двойка, то, может быть, он перетянет их на свою сторону. Он не как Джин, не бросит такое наследие. В этом их главное различие, поэтому он ставит условие на карту «Перемещения» на Острове Жадности — друзья. Гон заводит друзей, а Джину они не нужны. Позади доносятся осторожные шаги, и он оборачивается. На него с легкой озабоченностью смотрит Киллуа, поджимает губы. Затем взгляд его опускается на свежо зарытую яму. — Ты как? — Да нормально, — Гон скептически фыркает. — ты думаешь, я настолько сильно расстроюсь из-за такого? Тоже мне. — Блин, дружище, не каждый день ты убиваешь своих двойников. — Ну, я сам такой же… — он опускает взгляд вниз, на могилу. — Но я слишком плохо его знал. Вообще мог оставить его в том зале, но, знаешь… Захотелось. Считай это моей причудой. — Если тебе нужно поговорить, не стесняйся. Я-то знаю, как иногда могут тяготить вещи. В ответ Гон насмешливо вскидывает бровь. — Ого? Это что такое? Ты ведешь себя не как первая пиписка на деревне? — Пошел в жопу! — Но спасибо за предложение, дружочек. Они вновь косятся на землю. Киллуа, подозревает Гон, скорее всего прекрасно понимает, что двойник не один. И неизвестно, сколько они встретят в будущем. Даже если Киллуа убьет одного, Гон злиться не будет. Глупо! Это же не он их создает, вся вина только на Джайро. Но все равно… Как-то это неуютно. Они ведь не плохие люди, их просто используют. Надо подумать о том, как перевоспитать таких; с Двойкой, к сожалению, у Гона слишком мало времени для импровизации. Они садятся на мелкий заборчик рядом, ему протягивают салфетку и воду. Пока Гон отмывает руки от земли, Киллуа не отводит взгляда от могилы. Затем слегка хмурится. — Что будешь делать с этим выводком цыпляток? — Для начала подумаю, как избавиться от них самым мирным путем. — Типа, перетащить на свою сторону? Гон мугыкает в знак согласия. Киллуа некоторое время раздумывает, потом причмокивает. — А если не выйдет? — Тогда им всем одна дорога, — кивок вперед, — в могилу. И я лично об этом позабочусь. Но пока… Давай сначала доставим Леорио обратно к Чидль со всеми добытыми материалами, а потом уже подумаем. Для начала я бы хотел разобраться с маленькой проблемой, а не размышлять о спасении всего мира. Он терпеливо вытирает руки и выковыривает грязь из-под ногтей, и все это время за ним наблюдает Киллуа. Затем кривит губы. — Я думал, когда мы начали охотиться на муравьев… Ты изменился, потому что у тебя забрали Кайто. Но потом тот вернулся, и ты вроде бы стал как прежде… Но это не так. Ты изменился, Гон. Раньше ты бы ни за что не думал такими парадигмами. И не вел бы дружбу с кем-то вроде Бенджамина, Морены или Бизеффа. Да, думает Гон. Это так. Ничто не стоит на месте. Но вместо ответа он лишь вежливо улыбается, не произнося более ничего.