□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
Морена сидит перед ним в своем великолепии: на плечах накинута кожанка с меховым отворотом, на ногах — тяжелые берцы, будто она вовсе и не та дамочка, что бегает по Киту в узком темном платье. Впрочем, Гону плевать. Он приходит сюда исключительно за информацией, и внешний облик Морены его волнует меньше всего: в конце концов, он и сам привыкает больше к стилю, который можно обозвать как легкое «я у мамы работаю на ЧВК», только мамы у него нет, а своим отцом, как все солдаты, Гон Бенни не считает. Они сидят в небольшом баре, потому что… ради богов, он уже выясняет — бары это вроде маленьких фонтанов жизни, тут всегда происходит что-то, и ничего удивительного, что Морена тащит его в такой, где-то в глубине новенького Гойсана. Тот растет просто колоссальными страшными темпами, серьезно, это почти пугает. Но тут миленько: даром, что вокруг них куча бандитов, из чего Гон делает вывод — он сделал верный выбор, когда решил связаться именно с Мореной. Если Бизефф и ему подобные вертятся на верхних эшелонах темного рынка, где пожимают руки видным политикам, то Морена ближе ко дну, то есть — к его цели. Владелец явно использует свое заведение для мест переговоров, потому тут строгое правило — не драться, а еще приходится отваливать не столько за выпивку, сколько за сам факт нахождения в этом чудесном местечке. Морена закуривает сигарету. В воздухе повисает противный синтетический запашок. — Да, я слышала про твоего двойника. Хотя это тоже не совсем корректно: я его, скажем, видела. — И как? — безучастно фыркает Гон, хотя вопрос просто наитупейший. — Думаю, с первого взгляда человек, незнакомый с тобой, и не поймет, что это не ты, — Морена затягивается и тут же струшивает пепел в опустошенный стакан, где когда-то было пиво. — Но остальные мгновенно почуют, что что-то не так. Что-то в методах… Плюс он действует не один, но ты с такими никогда не работал. — Думаешь, это могут быть люди Джайро? — Думаю, — обрывает его Морена, — это могут быть другие двойники. Понимаешь, я видела все мельком, но возраст был схож. Там точно был блондинчик… Если Джайро нашел способ клепать клонов Джина Фрикса, то, поверь, он использует это на полную катушку. Черт, это довольно хреново! Гон все же надеялся, что пока обойдется одним, но если их целый выводок, то точно стоит поспешить. Хотя, проносится унылая мысль, куда? Вообще-то это даже не его проблема, а мировая, потому что Джайро — это, ну, Джайро. У Гона есть свои хотелки, и он вообще-то планирует вновь отправиться вглубь Темного Континента на поиск местечка из рассказов Дюллахан. Он барабанит пальцами по столу, откидываясь в кресле назад. Чуть отвлекается на дерьмовую музыку на фоне. — Ладно, я вижу, что ты что-то знаешь об этих парнях, признавайся. Если за это мне не придется оказывать услугу твоим боссам, кстати, как там делишки с «КИНОВАРЬЮ»? — Я больше не работаю с «КИНОВАРЬЮ», — фыркает Морена. Гон бросает на нее Взгляд. — Что, предала их? — Скажем… наши пути немного разошлись, в том числе и взгляд на них, — она невинно пожимает плечами, будто это нечто невинное, хотя Гон уверен на все сто, что там очередная мутная и грязная история, от которой на голове волосы зашевелятся. — Теперь я работаю на людей более уважаемых и чистых. Им был нужен представитель в Гойсане, а я имела некоторые связи с их подчиненными. — Не тяни резину, кому теперь служишь? — Слышал когда-нибудь о семье Риэн? В эту секунду Гон непроизвольно дергается. Ну разумеется он слышал об этой сраной семье. Воспоминание Хисоки всплывает само собой: поместье, мать с кино-афиш, старик-патриарх. И старший брат, который должен был умереть, но почему-то все еще жив. Но он растерян: знает про темные делишки этого клана, но чтобы те лезли на Темный Континент? Зачем? В чем смысл? — Нико? — ошалело спрашивает он, хотя скорее пробалтывается. Морена сужает глаза, но кивает. — Да, Риэн Никошинван. Поразительно, ты и его знаешь? — Я… э… знал его… — скажешь что-нибудь о Хисоке, и ты труп! — … мать? Типа, она актриса, Хоши Морро. Кино явно не слишком интересует ее, и Морена задумчиво причмокивает, скорее из вежливости. — Может быть, — потом поднимает палец, назидательно качая им из стороны в сторону. — Я дам тебе информацию, какую знаю, но в обмен — небольшая работа на моего нового босса. Но я знаю, что все это слишком растянется, если мы будем работать со всеми формальностями, так что я дам тебе информацию сейчас, и, если ты пошлешь Никошинвана к черту, то за тобой останется должок. — Не боишься? Что я на него забью? Морена очаровательно улыбается. — Ты хороший мальчик и так делать не станешь. Ой, ладно!.. Понимая, что особого выбора у него и нет, Гон судорожно выдыхает, после чего хватает Морену за руку, пожимает. Сложно сказать, что в принципе может попросить Нико, но если что-то безумное или связанное с убийством кучи детей — ну уж нет! У Гона еще есть принципы! Но с Мореной приятно иметь дело, как бы странно это не звучало — в отличие от своего бывшего патрона, Церредриха, она умеет вести себя адекватно. Откидываясь в кресле назад, он чешет затылок. — Как думаешь, что он может попросить? — Это небольшое дельце, и тебе даже не придется покидать Гойсан ради него, если я верно знаю некоторые… обстоятельства, — Морена растягивает губы в тонкой улыбке. — Все складывается в твою пользу, не так ли? — Ну так себе… Так что там по двойнику? На стол ложится небольшая визитка с адресом. На ней выведено название «Алый Бриз»… о нет, только не говорите, что это очередной бар! — Это клуб, — строго замечает Морена. — Подпольный, пропуск только по визиткам. Просрешь мою — я тебе уши откручу. Тут, — она стучит ноготком по ней, — собирается весь сок Гойсана, целое множество преступников. Ну и не совсем, в общем, местечко используется корректировщиками местных ассоциаций и банд для разного рода договоров. Тут твой близнец и ошивается. Гон задумчиво потирает подбородок. — Он был с кем-то? — По-разному. Но часто его видели обсуждающим дела с ребятами из «Ржавых Крыс». — Это что еще такое? — Изгнанники из вольных охотников, решившие попытать счастья в новом обществе. Если твой рассказ про них был верен, то ты и сам понимаешь — просто так оттуда не выгоняют. Весь цвет нации, собственно, собирается в этом местечке. Это в Переулке Сновидений, там улица борделей, если не ошибаюсь, там рядом что-то вроде мелкой кафешки, где готовят первоклассную кислоту. Ты легко найдешь вход, а уж внутри отыщешь и своего ненаглядного. … сложно поверить, что Гон скучает по грязному и воняющему мусором Метеору.□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
Морена оказывается права — отыскать указанный клуб действительно легко отыскать. По пути Гону приходится преодолеть череду борделей, где за решетками сидят красивые женщины и мужчины, они манят его руками к себе и призывно стонут, отчего уши у Гона краснеют до цвета, близкого к насыщенной томатной пасте; он понятия не имеет, что Хисока находит в таком веселого, что строит весь свой образ на легком вечном флирте и двусмысленных словечках, потому что нет в этом ничего очаровательного! Но путь пройден, визитка на входе срабатывает, и Гон прячет ее за пазуху, чтобы не дай боги не потерять — собственные уши ему все еще невероятно важны. Музыка в этом месте получше, чем можно себе вообразить: он видит диджея, который доблестно отгоняет советчиков от пульта и ставит только любимое самим, широкую барную стойку, даже танцпол. Взгляд цепляется за закрытые кабинки, в которых, скорее всего, сейчас происходит договорняк. Но это лишь первый этаж, самая малость: оказывается, есть подземный ярус, вид на который открывается с первого этажа, будто с балкона — а там какой-то нелепый широкий подиум. Прямо сейчас там стоит человек в выглаженном костюме с невероятно гаденькой улыбкой, он широко разводит руки в стороны и оглашает информацию: сначала на родном языке Гона, затем на ишвальдском: продажа детей. Беспризорники и сиротки на любой вкус. От зрелища сразу блевать хочется, но ничего не попишешь — он послушно спускается вниз, ближе к подиуму. Тут недалеко еще один бар, и к нему Гон уже подходит, опираясь торсом и заказывая легкий коктейль. Попросить что-то без градуса — все равно что помахать красной тряпкой перед быком, идиотизм. Эти тонкости он, к сожалению, усваивает хорошо. Косится по сторонам: видит кучу людей. Те, что одеты богато и безвкусно, окружают подиум с детьми; банда в кожанках сидит чуть подальше и громко выпивает, игнорируя неодобрительные взгляды со стороны; полно прочего сброда. Они не вызывают интереса у Гона, они — из старого мира, слышно по акцентам и языку, но потом его взгляд падает рядом, где около барной стойки стоит несколько человек, говорящих на чистом ишвальдском. Это не интуиция… Скорее предчувствие, как у хищника, что чувствует за собой слежку. Они гладят на него с легким вежливым любопытством, на голове у них похожие на Дюллахан искажения, из чего Гон делает вывод — скорее всего это «Ржавые Крысы». В целом, несмотря на предостережения, выглядят они не как полные ублюдки… Хотя, может, уровень оценки Гона настолько падает, что он не может нормально сказать, кто ненормален, а кто нет! Вот до чего общение с «Пауками» доводит! Когда на него глазеют уже слишком откровенно, Гон выразительно смотрит в ответ. Его тут же окружает небольшая толпа, пытаются приветствовать на ломанном языке старого мира, но Гон дает понять, что может и на ишвальдском, отчего на лице у новых знакомых — облегчение. — Ты не выглядишь, как местные. Уж звиняй, что пялились! Аура другая! Некоторые слова они глотают или произносят чудно, но в целом Гон понимает. — Это потому что я работал с вашими, — решает он не уточнять, какими именно. Пролетает восхищенный ропот. — О-о-о! И в каких землях? — Я особо далеко не ходил, пока в Такетнане. — Что, на китов охотился? — Замочил старину Астерия. В этот раз взгляд недоверчивый, и Гон пожимает плечами. — Можете спросить Дюллахан, если не боитесь. — Значит, не с нашими, а с вольными. Это другое, парень! — Для меня вы все одни, а на плохих и хороших я никого не делю, — врет Гон, как дышит. — Сдавать вас тоже не собираюсь, если что. А вот это уже чистая правда. — Ладно, негодяи, признавайтесь, что тут есть интересного. Меня не было тут больше полутора лет! Налаживание связей даже с самыми отпетыми гадами — первый шаг на пути к выгодному сотрудничеству и более трезвому взгляду на ситуацию, за исключением Джайро, разумеется, пошел он нахер. И Церредрих. Потому Гон довольно быстро узнает, что тут проводятся подпольные аукционы на все подряд: начиная от работорговли, самой распространенной, и заканчивая продажей всякой всячины из глубин Темного Континента, что госпожа «Ржавые Крысы» воруют у своих более мирных сородичей. Но это так, пустяк, заявляют ему, самый главный аукцион подполья будет проводиться через полгода в местечке краше, и туда прибудут даже господа прямо из озера Мебиус, которые втихую рулят изнанкой Гойсана. В общем говоря, празднество переносится из Йоркшина сюда, что довольно очевидно — во-первых, тут больше всякого нового товара, во-вторых — новых покупателей, в-третьих… Гон не бывает в родной земле уже давно, но уверен на все сто, что Йоркшин пылесосит правительство из-за всего инцидента с Джайро и ИТЦ, и подолью там особо не развернуться. Это вам не старые-добрые бойни мафии и Редана прямо на улицах, не-е-ет, Джайро бьет больно и по всем. Так что, полагает Гон, скоро он увидит тут Зепайла. Если того пропустят, конечно. Продажа людей звучит супер отвратительно, до этого не скатывается даже Йоркшин (пусть и торгует останками), но светить в таком месте болящим чувством справедливости неразумно, потому Гон решает его ненадолго заткнуть, кое-как давя улыбку, когда «Ржавые» рассказывают ему о продаваемых тут цыпочках разного происхождения, от бывшей Ишвальды до точно такого же сгинувшего Горуто. Но болтать с мелочью — себе дороже, нужен кто-то важнее, кто сто процентов видел тут двойника. Потому Гон покупает новым знакомым алкоголя, за что они благодарственно машут ему ручкой, и бредет дальше. Греет уши. Важное умение любой ищейки, вообще-то. И довольно скоро это дает свой результат, потому что Гон вновь слышит болтовню на ишвальдском, которая привлекает его внимание: — … ищем новичков в свою банду. Человек, что говорит, напоминает скалу. Или папашу Киллуа — такой же высокий, мускулистый и огромный. На нем белая рубашка, которая чуть ли не трещит от мускулов, в зубах — крупная сигара, но не это привлекает внимание Гона: у мужчины глаза с черной склерой, прямо как у Годивы, из чего он предполагает, что, возможно, они из одного клана. Не о них ли говорила Дюллахан, не они ли те самые легендарные Юйту? — Но в последнее время отбор почти никто не проходит: сосунки из Мебиуса не знают настоящей жизни и дохнут на первом же задании. Как тут работать? Ума не приложу. Баритон у незнакомца низкой, рычащий, он походит на Кона в бешенстве — такая же гора ярости и опасности. Гону бы насторожиться и бочком-бочком прочь уйти, но, в самом деле, когда он адекватно реагировал на такое? Кон, Хисока, Гентру… Неферпитоу… Он и сам признает — нет, не порядочек с головой, у него магнит на всякое опасное. Проблема в том, что, несмотря на умение греть уши, Гон делает это не так хорошо, как можно было бы, и его попытку замечают. А может, у неизвестного просто чутье до таких высот развито, что любая попытка даже покоситься в его сторону обернется встречным взглядом. Отворачиваясь от собеседника, громила уставляется Гону прямо в глаза и, не убирая с губ наглой ухмылки, гулко бросает: — А что насчет тебя, сопля? Раз уж пришел подслушивать. Это такое вежливое приглашение к ним за столик, что Гон и делает — садится рядом, быстро склоняет голову, и затем скороговоркой бормочет: — Я только недавно вернулся! — В Гойсан обычно не возвращаются, а приезжают. — Ну а я — вернулся, — с вызовом замечает он. — Потому что путешествовал вглубь Тем… э… старых земель Ишвальды. — И что же ты там делал? — Охотился на эфирных китов, очевидно. Хотя ничего это не очевидно, но Гон произносит это так, будто нет вещи понятней. Громила же многозначительно переглядывается со своим собеседником, щуплым мужчиной в маске, разобрать выражение лица которого невозможно — только губы видно, потому что он ее приподнимает для алкоголя. Как он в ней видит без вырезов для глаз… вопрос, на который Гон дать ответ не способен. К нему наклоняются ближе. От громилы с черными глазами пахнет сильным одеколоном, опасностью, волоски на руках встают дыбом. Давно забытое ощущение, как при первой встрече с Хисокой — настолько далекое, но вместе с этим такое же родное. С трудом Гон сдерживает взбудораженную ухмылку. — Любопытно… — незнакомец ухмыляется еще шире. — Я думал, местные зассут. — Да что там страшного? Подумаешь!.. Кашалот. — Потому что это в природе людишек из Мебиуса — страшиться опасностей. Я помню лишь парочку отчаянных, прыгнувших в пасть дракону, — задумывается на мгновение. — Меня зовут Юйди из клана Юйту. — Гон Фрикс. Прозвище клана жутко походит на личное имя, и это очень… странно, почти неказисто, но раз его так зовут — вероятно, ничего страшного? Но он угадывает, значит, он из той семьи, из которой потом выходят Золдики. Ничего удивительного, что он ассоциируется с Сильвой — они буквально одной крови! А Годива? Она тоже из Юйту? С другой стороны, она же потомок Зигга… Но может быть ребенком, рожденным от межкланового брака: Зигга и женщины из Юйту, это объяснит необычные глаза. Если их нет у Киллуа, значит, это особенность конкретно основной ветви. Э, дело закрыто. Наверное. Не то, что Гон что-то там расследовал. — Выглядишь интересно, поц. Ты тут по делу? — Смотрю, — вежливо замечает тот. — Смотрит он. Хе! А про «Ржавых Крыс» слышал, слышал? Если спрашивает — скорее всего из их числа. Тут даже гадать не надо. Дюллахан говорит, что все Юйту ублюдки, потому удивляется родословной Киллуа, но если даже из ублюдков выгоняют этого Юйди… Кто же он такой? Что сотворил? Но на эти вопросы Гон решает, что ответов пока не хочет. Ему еще договариваться, выяснять, а со знанием, что стоит за людьми… Чаще всего работать становится сложнее. Потому он просто жмет плечами. — Это типа какой-то клан кочевников? В Такетнане не слыхал. Да и мне не до слухов было — охотился на легендарного кашалота. — Видимо, не нашел, раз живой сидишь тут. — Я убил Астерия. В отличие от других вольных охотников, мне плевать на ваши традиции, потому я просто швырнул ему бомбу в глотку. Некоторое время Юйди смотрит на него жутко подозрительно, явно не веря. Чужая аура накрывает с головой, но не тягучая, как у Хисоки, она напоминает резкий мороз — даже покалывает. Но Гон стойко выдерживает испытание, потому что он не врет — и нет оружия лучше, чем правда. Лишь пригубливает все еще недопитый стакан с алкоголем и лукаво глядит в ответ, когда Юйту разводит руки в стороны, заметно впечатленный. — Не могу поверить! Оказывается, среди выходцев с Мебиуса есть кто-то с яйцами! Не слыхал, не слыхал! — потом еще раз наклоняется. — Но больно рожа у тебя знакомая, скажи-ка, ты тут не бывал? Либо из-за двойника, либо из-за Джина. Но Гон честно качает головой. Они оба оборачиваются назад, когда на подиум выходит новый человек, ведущий, очевидно, самый ценный лот, на который слетаются будто мухи люди со всех сторон. Молодая девушка, красивая, лицо бесстрастно. Думается Гону, что проплакала она много. Его так и тянет броситься и разрушить тут все, но ради убийства Джайро, ради выхода на него… придется чем-то пожертвовать. Он мысленно просит прощения у бедолаги и дает себе обещание, что запомнит покупателя, чтобы потом найти его и убить. Потому что это идет против его идеалов справедливости, потому что… Неважно. Но его гнев явно не открывается от Юйди. Тот откидывается на спинке стула назад, вальяжно, и тот под ним жалобно скрипит. Затягивается и струшивает пепел в выемку на столе, после чего указывает сигарой на Гона: — Тебе это явно не по душе. Это не вопрос. Гон пожимает плечами, но затем кивает. Юйди кивает, многозначительно, затем затягивается… — Даже Ишвальда страдала этим варварством… Неважно, где человек — всегда продаст своего собрата ради выгоды. В этом вся наша суть. Ты так не думаешь? — Я и сам не ангел, так что не могу особо возмущаться, — фыркает Гон и барабанит пальцами по столу. Вскидывает серьезный взгляд на Юйди. — Ишвальда, говоришь? Ишвальды уже сколько веков нет. А болтаешь, будто застал. Я встречал ребяток возрастом в пару столетий, но самая древняя помнила Ишвальду еще ребенком. То есть не помнила вообще. — Я живу достаточно долго, чтобы это помнишь. — В смысле? — Гон моргает, и Юйди ухмыляется. — Секретная техника. Не спрашивай, все равно не расскажу: это не повторить. Считай как реинкарнация. А ведь Дюллахан рассказывает ему что-то такое, про гипноз и так называемое переселение душ — точнее, что чушь это все, и что по факту ребенку просто промывают мозги, записывая основные воспоминания того самого главы-основателя… Выходит, Юйди такой? Глава клана? Но почему он тут, среди «Ржавых»? Или он совершает нечто такое, за что его лишают статуса? Гон хорошо помнит семью Киллуа, их страсти: Дюллахан считает это детскими игрищами. Значит, Юйту еще хуже… Но что вообще можно сделать, чтобы даже они посчитали это страшным?! Они вновь смотрят вниз, на торги. Светловолосый оратор в дурацких очках на размер больше, прямой челкой и волосами по плечи принимает ставки, бодро крича что-то в микрофон. — Кто поставляет товар? — Хочешь убить его? — со смехом переспрашивает Юйди, и Гон морщится. — Если бы я хотел, то не сидел бы тут, а уже разнес тут все к чертям. Просто хочу понять, не знакомый ли это человек. — Из Мебиуса людей поставляет Сальков. … и Гон понятия не имеет, кто это такой. Ну, э, собственно вот. Но надо порыскать, надо… Он продолжает смотреть на ужимки ведущего, пока тот не запрокидывает голову назад и не объявляет что-то. Его голос… Нельзя сказать, что он знаком, но Гон слышал собственную речь на записи и примерно может ее воспроизвести. Эта крохотная схожесть и лицо, озаряемое наконец софитами, вынуждает его тут же распахнуть глаза — потому что под нелепой прической и дурашливыми очками скрывается его собственное лицо с поправкой на эмоции, которые Гон никогда в жизни не проявит — вроде этой поганенькой сальной улыбочки. Он выглядит скорее как Хисока, в рубашке и цветастом пиджаке поверх с закатанными рукавами. Но это не парень с розыскного плаката, кто-то другой. Значит, еще один клон! Вскакивая с места, Гон виновато улыбается Юйди. — Прости. Приятно было поболтать, но у меня тут срочное дело. Юйди удивленно на него смотрит, но Гон не дожидается вопроса: он бросается вперед и за несколько мгновений ныряет в толпу у подиума, после чего выскакивает прямо на него, будто черт из табакерки. Ведущий непроизвольно дергается назад, испуганно смотря на новое лицо рядом с собой, а Гон же поднимает взгляд. Он больше не сдерживается: убийственно смотрит на двойника и ощущает, как губы непроизвольно растягиваются в хищном оскале, столь знакомом у совершенно иного человека. Некоторые привычки перенимаются сами собой. Зал позади начинает шуметь, но сейчас для них с двойником существуют лишь они двое. Гон угрожающе хрустит кулаками. — Ну здравствуй, братец.